машет руками, скачет на месте и кричит:
   - Ух ты! Где Элен?!
   Колесо дергается и снова приходит в  движение.  Сиденье  качается,  и
сумочка Элен скользит  по  пластмассе  и  почти  падает  вниз,  но  Элен
успевает ее подхватить. В сумочке так и  лежит  серый  камушек.  Дар  от
ковена Устрицы. Элен успевает спасти сумку, но  ее  ежедневник  все-таки
срывается вниз, раскрывается в воздухе, шелестя страницами, и  падает  в
опилки. Мона бежит к нему и поднимает.
   Она бьет ежедневником о бедро, чтобы стряхнуть с него пыль и  опилки,
и поднимает его над головой, чтобы мы видели, что все в порядке.
   Элен говорит:
   - Благослови, Господи, Мону.
   Я говорю: Мона мне говорила, что ты собираешься меня убить.
   А Элен говорит:
   - А мне она говорила, что ты хочешь убить меня.
   Мы смотрим друг другу в глаза.
   Я говорю: благослови, Господи, Мону.
   А Элен говорит: купишь мне воздушной кукурузы в карамели?
   Внизу, на земле -  которая  все  дальше  и  дальше,  -  Мона  листает
страницы ежедневника. Ежедневно - имена жертв Элен.
   Сквозь цветные мигающие огоньки мы смотрим на черное небо. Теперь  мы
чуточку ближе к звездам. Мона однажды сказала, что звезды  -  это  самое
лучшее, что есть в жизни. На той стороне, куда мы уходим, когда умираем,
звезд не бывает.
   Думай о безграничном  открытом  космосе,  о  пронзительном  холоде  и
тишине. О небесах, где награда за все - тишина.
   Я говорю Элен, что мне надо  вернуться  домой  и  доделать  кое-какие
дела. Причем надо вернуться как можно скорее, пока все не сделалось  еще
хуже.
   Мертвые манекенщицы. Нэш. Полицейские детективы и  все  такое.  Я  не
знаю, где и как он раздобыл баюльные чары.
   Мы поднимаемся выше и выше, дальше  и  дальше  от  запахов,  от  гула
дизельного мотора. Мы поднимаемся к  холоду  и  тишине.  Мона,  читающая
ежедневник, становится все меньше и меньше. Толпы людей,  их  деньги,  и
локти, и ковбойские сапоги - все становится  меньше.  Киоски  с  едой  и
туалетные кабинки. Крики и музыка - меньше.
   На самом верху. Колесо дергается и  замирает.  Кабинка  качается  все
слабее и замирает тоже. Здесь, наверху, ночной ветер играет  с  розовыми
волосами Элен. Неоновый свет, жир и грязь - отсюда, сверху, все  кажется
совершенным. Совершенным, надежным и безопасным.  Счастливым.  Музыка  -
просто приглушенный ритм. Бум-бум-бум.
   Вот так и надо смотреть на Бога. Глядя вниз на  вертящиеся  карусели,
на взвихренные огоньки и крики, Элен говорит:
   - Я рада, что ты узнал обо мне всю  правду.  Наверное,  я  все  время
надеялась, что кто-то меня раскроет. - Она говорит:
   - И я рада, что это ты.
   Ее жизнь не такая уж и плохая, говорю я. У нее есть драгоценности.  У
нее есть Патрик.
   - И все-таки, - говорит она. - Хорошо, когда  есть  человек,  который
знает все твои тайны.
   Сегодня на ней голубой костюм, но голубой не как обычное яйцо дрозда,
а как яйцо дрозда, которое ты находишь в лесу и переживаешь,  что  никто
из него не вылупится, потому что птенец  уже  мертвый.  А  потом  птенец
все-таки вылупляется, и ты переживаешь, что делать дальше.
   Элен кладет руку поверх моей руки и говорит:
   - Мистер Стрейтор, а имя у тебя есть?
   Карл.
   Я говорю: Карл. Карл Стрейтор.
   Я спрашиваю, почему она тогда сказала, что я средних лет.
   А Элен смеется и говорит:
   - Потому что так оно и есть. Ты средних лет, я средних лет, мы оба.
   Колесо снова дергается, и мы начинаем спускаться вниз.
   Я говорю ей: твои глаза. Я говорю: они голубые.
   Вот - моя жизнь.
   Мы опускаемся до  самого  низа,  и  служитель  поднимает  перекладину
безопасности. Я встаю и подаю руку Элен, помогая ей  спуститься.  Опилки
мягкие и сыпучие, и мы пробираемся сквозь толпу,  спотыкаясь  на  каждом
шагу и обнимая друг друга за талию. Мы подходим к Моне,  которая  так  и
читает ежедневник.
   - Пойдем искать воздушную кукурузу, - говорит  Элен.  -  Карл  обещал
купить.
   Мона держит в руках раскрытый ежедневник.  Она  поднимает  глаза.  Ее
губы слегка приоткрыты. Она быстро моргает - раз,  второй,  третий.  Она
вздыхает и говорит:
   - Гримуар, который мы ищем... - Она говорит:
   - Кажется, мы его нашли.
 
Глава тридцать четвертая 
 
   Ведьмы, когда записывают заклинания, часто  используют  руны,  особые
символы тайного кода. По словам Моны,  иногда  заклинания  записывают  в
обратную сторону,  чтобы  их  можно  было  прочесть  только  в  зеркале.
Заклинания записывают по спирали, начиная от центра листа и  раскручивая
к краям. Их записывают, как таблички-проклятия в  Древней  Греции:  одну
строку - слева направо, вторую - справа налево,  третью  -  опять  слева
направо, и так далее. Такой способ письма называется  "бустрофедон",  от
греческих слов bus - "бык" и strepho  -  "поворачиваю",  потому  что  он
повторяет движения быка, впряженного  в  плуг,  который  ходит  по  полю
туда-сюда. Существует и способ письма, копирующий движение  змеи,  когда
каждая строчка пишется "змейкой" и строчки как бы расползаются в  разные
стороны.
   Единственное правило - заклинания должны быть запутанными. Чем больше
путаницы  и  недомолвок,  тем  сильнее   будет   заклятие.   Заморочить,
закружить, сплести чары  -  этим  и  занимаются  ведьмы.  Само  по  себе
кружение на  месте  -  очень  сильное  магическое  действие.  Бога-мага,
покровителя ведьм и колдунов,  Гефеста  изображают  со  сплетенными  или
скрещенными ногами.
   Чем больше путаницы  и  неясностей  в  заклинании,  тем  сильнее  оно
воздействует на намеченную жертву.
   Собьет ее с толку. Отвлечет внимание. Жертва растеряется. Застынет  в
недоумении. У нее собьется сосредоточенность.
   Похоже на приемы Большого Брата с его песнями и плясками.
   Все то же самое.
   На гравиевой стоянке,  на  полпути  между  выходом  из  луна-парка  и
машиной Элен, Мока поднимает ежедневник  над  головой,  так  чтобы  огни
луна-парка светили сквозь одну страницу. Сначала видно  только  то,  что
Элен записала на этот день: дата, имя -  капитан  Антонио  Кэппелл  -  и
напоминания  о  встречах  по  делам  агентства.  Но  потом  на  странице
проступает бледный узор из букв -  красные  слова,  желтые  предложения,
синие абзацы, - в зависимости от того, какой отсвет ложится на лист.
   - Невидимые чернила, - говорит Мона, все еще держа страницу на свету.
   Бледные, как водяные знаки. Призрачные письмена.
   - Меня переплет навел на мысль, - говорит Мона.
   Переплет  из  темно-красной  кожи,  почти  черной  из-за  того,   что
ежедневником пользуются постоянно.
   - Это человеческая кожа, - говорит Мона.
   Элен говорит, что нашла эту книгу в доме Бэзила  Франки.  Симпатичная
старая книга, только пустая. Она купила ее вместе с домом. На обложке  -
черная пятиконечная звезда.
   - Пентаграмма, - говорит Мона. - Это была чья-то татуировка.  А  этот
маленький бугорок. - Она прикасается пальцем к точке на корешке. -  Этот
сосок.
   Мона закрывает книгу, отдает ее Элен и говорит:
   - Потрогай. Прислушайся к ощущениям. - Она говорят:
   - Это даже не древняя, это гораздо старее.
   Элен  открывает  сумочку,  достает  пару  кожаных  белых  перчаток  с
пуговичками на манжетах и говорит:
   - Нет. Держи ее ты.
   Мона смотрит на книгу, раскрытую  у  нее  в  руках,  и  перелистывает
страницы туда-сюда. Она говорит:
   - Если бы знать, что они использовали вместо чернил, я смогла  бы  ее
прочитать.
   Если писали уксусом или жидким аммиаком, говорит она, то надо сварить
красную капусту и протереть страницу отваром - буквы проявятся малиновым
цветом.
   Если писали спермой, то написанное можно прочесть под  флюоресцентным
светом.
   Я перебиваю: люди записывают заклинания спермой?
   И Мона говорит:
   - Только самые сильные заклинания.
   Если писали раствором кукурузного крахмала, надо  протереть  страницу
йодом.
   Если писали лимонным соком, говорит Мона, нужно нагреть  страницу,  и
тогда буквы проступят коричневым.
   - А ты лизни, - говорит Элен. - Если кислое, значит, лимонный сок.
   Мона резко захлопывает книгу.
   - Это книга заклятий, который  тысяча  лет,  книга,  переплетенная  в
человеческую кожу и, возможно, написанная чьей-то древней спермой. - Она
говорит Элен:
   - Так что ты ее оближи.
   И Элен говорит:
   - Ладно, я все поняла. Постарайся быстрее ее прочитать и перевести.
   И Мона говорит:
   - Это не я таскала ее с собой десять лет. Это не я ее уничтожала,  не
я писала поверх всего. - Она держит книгу обеими руками и сует  ее  Элен
под нос. - Это древняя книга. Она  написана  на  архаичном  латинском  и
греческом. Плюс к тому - древние руны, теперь утраченные. - Она говорит:
   - Мне нужно время.
   - Вот. - Элен открывает сумку, достает сложенную бумажку,  отдает  ее
Моне и говорит:
   - Вот баюльная песня. Один человек, Бэзил Франки,  ее  перевел.  Если
сличить ее с заклинанием из  книги,  тогда  будет  проще  перевести  все
остальные заклятия на том же языке. - Она говорит:
   - Как на Розеттском камне.
   Мона протягивает руку, чтобы взять листок.
   Но я вырываю листок у Элен и говорю: почему  мы  вообще  затеяли  эту
дискуссию? Говорю, что я думал сжечь книгу. Я разворачиваю  листок.  Это
страница 27 из библиотечной книжки.  Я  говорю:  надо  сперва  подумать.
Подумать как следует.
   Я говорю Элен: ты уверена, что хочешь  так  поступить  с  Моной?  Это
заклинание сломало жизни нам обоим. И потом, говорю я, что  знает  Мона,
узнает и Устрица.
   Элен надевает белые  перчатки.  Застегивает  пуговички  на  манжетах,
протягивает руку и говорит Моне:
   - Отдай мне книгу.
   - Но я могу ее расшифровать, - говорит Мона.
   Элен трясет рукой и говорит:
   - Нет, так будет лучше. Мистер Стрейтор прав. Для тебя все изменится,
все.
   Ночь искрится цветными огнями и дрожит криками. И Мона говорит:
   - Нет, - и прижимает книгу к груди.
   - Видишь, - говорит  Элен,  -  оно  уже  началось.  Когда  есть  хоть
какая-то власть, даже возможность власти, тебе сразу хочется большего.
   Я говорю Моне, чтобы она отдала книгу Элен. Мона поворачивается к нам
спиной и говорит:
   - Это я ее нашла. Я - единственная, кто может  ее  прочитать.  -  Она
оборачивается, смотрит на меня через плечо и говорит:
   - А ты... ты хочешь ее уничтожить, чтобы состряпать статью для  своей
газеты. Хочешь, чтобы все разрешилось, чтобы можно было об этом писать.
   И Элен говорит:
   - Мона, котик, не надо.
   Мона оборачивается через другое плечо, смотрит на Элен и говорит:
   - А тебе хочется власти над миром. Чтобы править единолично. Для тебя
главное - власть и деньги. - Она обнимает книгу обеими руками,  выставив
плечи вперед, кажется, что она обнимает ее всем телом.  Она  смотрит  на
книгу и говорит:
   - Я - единственная, кто понимает, кто ценит ее за то, что  она  собой
представляет.
   Я говорю ей: послушай, Элен.
   - Это Книга Теней, - говорит  Мона,  -  настоящая  Книга  Теней.  Она
должна быть у настоящей ведьмы.  Дайте  мне  перевести  ее.  Я  вам  все
расскажу, что удастся понять. Обещаю.
   Я складываю страничку с баюльной песней и убираю ее в задний  карман.
Делаю шаг в направлении Моны. Смотрю на Элен, и она кивает.
   По-прежнему спиной к нам, Мона говорит:
   - Я верну Патрика. - Она говорит:
   - Я верну всех малышей.
   Я хватаю ее сзади за талию и приподнимаю  над  землей.  Мона  визжит,
колотит меня каблуками по голеням и все извивается,  пытаясь  вырваться,
но книгу она держит крепко, и я пропускаю  руки  у  нее  под  мышками  и
вцепляюсь в книгу, в мертвую человеческую кожу.  Прикасаюсь  к  мертвому
соску. К соскам Моны. Мона орет благим матом и впивается ногтями  мне  в
руки, мягкая кожа у меня под руками. Она впивается ногтями мне в руки, и
я хватаю ее за запястья и резко дергаю  ее  руки  вверх.  Книга  падает,
Мона, брыкаясь, случайно отпинывает ее ногой, и никто этого не  замечает
- на темной стоянке, под аккомпанемент воплей из луна-парка.
   Это - жизнь, которая есть у меня. Это - дочка, которую  я  знал,  что
когда-нибудь потеряю.  Она  меня  бросит  ради  бойфренда.  Ради  дурных
пристрастий. Ради наркотиков. Почему-то  все  всегда  происходит  именно
так.
   Борьба за власть. Не важно, каким замечательным и прогрессивным отцом
ты себя почитаешь, все равно все когда-нибудь кончится именно так.
   Убить тех, кого любишь, это не самое страшное. Есть вещи страшнее.
   Книга падает на гравий, подняв облако пыли.
   Я кричу Элен, чтобы она взяла книгу.
   Мона все-таки вырывается, и мы с Элен отступаем. Элен держит книгу, я
оглядываюсь по сторонам, нет ли кого поблизости.
   Сжимая кулаки, Мона бросается следом за нами,  ее  красные  с  черным
волосы падают ей на лицо. Серебряные  цепочки  и  амулеты  запутались  в
волосах.  Оранжевое  платье  все  перекручено,  ворот  с  одной  стороны
разодран, так что видно голое плечо. Когда она брыкалась, у нее  слетели
босоножки, так что теперь она босиком. Ее глаза за  темными  скрученными
волосами.  В  ее  глазах  отражаются  цветные  огни  луна-парка,   крики
отдыхающих вдалеке могли бы быть эхом  ее  собственных  криков,  которые
звучат и звучат - навсегда.
   Вид у нее свирепый. Свирепая ведьма. Колдунья.  Злая  и  разъяренная.
Она больше не моя дочь. Теперь она - кто-то, кого мне никогда не понять.
Чужая.
   Она цедит сквозь зубы:
   - Я бы могла вас убить. Вас обоих.
   Я провожу рукой по волосам. Поправляю галстук и заправляю  выбившуюся
рубашку в штаны. Я считаю - раз, я считаю -  два,  я  считаю  -  три,  и
говорю ей: нет, но мы  можем  убить  тебя.  Я  говорю,  что  она  должна
извиниться перед миссис Бойль.
   Это то, что теперь называется суровой любовью.
   Элен стоит, держа книгу в руках в перчатках, и смотрит на Мону.
   Мона молчит.
   Дым от дизельных генераторов, крики, рок-музыка и цветные огни делают
все, чтобы разбить тишину. Звезды в ночном небе молчат.
   Элен оборачивается ко мне и говорит:
   - Со мной все в Порядке. Пойдем. - Она  достает  ключи  от  машины  и
отдает их мне. Мы с Элен отворачиваемся от Моны  и  идем  к  машине.  Но
когда я оглядываюсь, я вижу, что Мона смеется, прикрывая лицо руками.
   Она смеется.
   Она видит, что я на нее смотрю, и  перестает  смеяться.  Но  она  все
равно улыбается.
   И я говорю ей: чего ты дыбишься? С чего бы ей лыбиться, черт побери?
 
Глава тридцать пятая 
 
   Я за рулем. Мона сидит сзади, сложив руки на груди. Элен сидит  рядом
со мной на переднем  сиденье,  держит  на  коленях  открытый  гримуар  и
периодически подносит его к окну, чтобы рассмотреть страницы на свет. На
переднем сиденье между нами трезвонит ее мобильный.
   У нее дома, говорит Элен, еще сохранилась вся  справочная  литература
из поместья Бэзила Франки. В том числе словари греческого, латинского  и
санскрита. Книги по древней клинообразной письменности. По всем  мертвым
языкам.  Это  может  помочь  в  переводе  гримуара.  Используя  баюльное
заклинание как ключ от шифра, как Розеттский камень, она, может быть,  и
сумеет перевести все.
   Ее мобильный так и звонит.
   В зеркале заднего вида Мона ковыряет в носу  и  скатывает  козявку  в
плотный темный шарик. Она медленно поднимает глаза и упирается  взглядом
в затылок Элен.
   Мобильный Элен так и звонит.
   Мона щелчком отправляет козявку в розовые волосы Элен.
   Мобильный  так  и  звонит.  Не  отрывая  глаз  от   гримуа-ра,   Элен
подталкивает телефон ко мне. Она говорит:
   - Скажи им, что я занята.
   Это могут звонить  из  Государственного  департамента  США,  с  новым
заданием. Это могут звонить от любого  другого  правительства,  по  делу
"плаща   и   кинжала".   Нужно   срочно   нейтрализовать   какого-нибудь
наркобарона. Или отправить на бессрочную пенсию какого-нибудь мафиози.
   Мона открывает свою Зеркальную книгу,  свой  ведьминский  дневник,  и
что-то там пишет цветными фломастерами.
   На том конце линии - женский голос.
   Это твоя клиентка, говорю я, прижав трубку к груди. Она говорит,  что
вчера ночью у них по лестнице катилась отрубленная голова.
   Не отрываясь от гримуара, Элен говорит:
   - Это особняк в  голландском  колониальном  стиле.  Пять  спален.  На
Финей-драйв. - Она говорит:
   - Она докатилась до самого низа или исчезла еще на лестнице, голова?
   Я спрашиваю у женщины в телефоне.
   Я говорю Элен: да, она исчезла где-то на  середине  лестницы.  Жуткая
окровавленная голова с хитрой усмешкой.
   Женщина в трубке что-то говорит.
   И с выбитыми зубами, говорю я Элен. У нее очень расстроенный голос.
   Мона пишет с таким нажимом, что фломастер скрипит по бумаге.
   По-прежнему не отрываясь от гримуара, Элен говорит:
   - Она исчезла. Какие проблемы?
   Женщина в телефоне говорит, что такое происходит каждую ночь.
   - Пусть позовут священника, чтобы он изгнал бесов,  -  говорит  Элен.
Она подносит очередную страницу к свету и говорит:
   - Скажи ей, что меня нет.
   Мона не пишет, а рисует картинку. На картинке -  мужчина  и  женщина,
пораженные молнией. Потом - те же мужчина  и  женщина,  размазанные  под
гусеницами танка. Потом - те же мужчина  и  женщина,  истекающие  кровью
через глаза. Мозги текут у них из ушей. На женщине - облегающий костюм и
много-много украшений. У мужчины синий галстук.
   Я считаю - раз, я считаю - два,  я  считаю  -  три...  Мона  вырывает
листок с рисунком и рвет его на тонкие полоски.
   Мобильный снова звонит, и я опять отвечаю. Прижимая трубку к груди, я
говорю Элен, что это какой-то парень. Говорит, у  него  из  душа  вместо
воды хлещет кровь.
   Держа гримуар на свету, Элен говорит:
   - Дом на шесть спален на Пендер-корт.
   И Мона говорит:
   -  На  Пенден-ллейс.  На  Пендер-корт  -  отрубленная  рука,  которая
вылезает из мусорного бака. - Она чуть-чуть приоткрывает окно и  сует  в
щелку обрывки рисунка. Обрывки мужчины и женщины.
   - Нет, отрубленная рука - на Палм-корнерс, - говорит  Элен.  -  А  на
Пендер-плейс - кусачий призрачный доберман.
   Я говорю в телефон, чтобы мужчина на том конце линии не вешал трубку,
и нажимаю на кнопку HOLD.
   Мона закатывает глаза и говорит:
   - Кусачий призрак - в испанском особняке на  Милстон-бульвар.  -  Она
что-то пишет у себя в  книге  красным  фломастером,  начиная  от  центра
страницы и раскручивая слова по спирали к краям.
   Я считаю - девять, считаю - десять, считаю - одиннадцать...
   Элен щурится на страницу, которую прижимает к стеклу. Она говорит:
   - Скажи им, что я уехала по делам. -  Проводя  пальцем  под  бледными
строчками, она говорит:
   -  В  той  семье,  которая  на  Пендер-корт,  у  них  дети-подростки,
правильно?
   Я спрашиваю у мужчины в трубке, и он отвечает: да. Элен оборачивается
к Моне как раз в тот момент, когда Мона кидает  ей  в  волосы  очередную
скатанную козюлю, и говорит:
   - Скажи ему, что кровь из душа - это самая мелкая из его проблем.
   Я говорю: может быть, просто поедем дальше? Мы могли бы объехать  еще
несколько  библиотек.  Увидеть   что-нибудь   интересное.   Какой-нибудь
памятник архитектуры. Или живописный пейзаж. Может, еще  раз  сходить  в
луна-парк.  Мы  вполне  можем  слегка  расслабиться  и  доставить   себе
удовольствие. Когда-то мы были семьей, и мы опять можем стать семьей. Мы
по-прежнему любим друг друга. Разумеется, гипотетически. Я  говорю:  как
вам мое предложение?
   Мона подается вперед и вырывает у меня  клок  волос.  Потом  вырывает
несколько тонких прядей у Элен.
   Элен наклоняется над гримуаром и говорит:
   - Мона, мне больно.
   У нас в семье, говорю я, мама, папа и я - в общем, у нас в  семье  мы
решали почти все споры за партией в парчис .
   Мона вырывает страницу с красной спиральной надписью и заворачивает в
нее каштановую и розовую пряди.
   И я говорю Моне, что не хочу, чтобы она повторила мою  ошибку.  Глядя
на нее в зеркало заднего вида, я говорю, что, когда  мне  было  примерно
столько же, сколько  ей  сейчас,  я  перестал  разговаривать  со  своими
родителями. Я не разг