Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
смехом, Отсмеявшись вдоволь, сказал доверительно, будто даже не
подозревая, что я мог догадаться о чем-нибудь:
- А это - наше оружие, Иван Иванович. Камни нужно заготовить заранее.
Когда придет время, их голыми руками враз не выколупаешь.
- Так, так! - говорю. -Значит, если в вашем отряде, предположим, 500
человек, и каждому надо заготовить по 2-3 камня, то, пожалуй, придется
изрыть всю мостовую. А охранники такие глупые: будут ходить по вырытым
камням и ни о чем не догадываться...
Черный поднял на меня глаза:
- Так, Иван Иванович, что-то делать надо!
- Надо, конечно. Что, если с места работы, например, "организовать"
несколько ломиков и надежно их припрятать? А время придет - камней можно
наковырять быстро...
Василий Цуцура с готовностью подхватывает:
- Будет сделано, Иван Иванович, - и тут же косит глазом на командира,
как бы спрашивая, можно ли сказать: - А ломики, между прочим, у нас уже
есть.
И тогда все мы понимающе улыбаемся.
- А еще прошу вас, товарищи, - наставляю я, где только можно
заготавливайте топоры и лопаты. Эти предметы можно пустить в ход как оружие,
ими же в нужный момент можно перерубить колючую проволоку. Причем,
разъясняйте людям: если рубить проволоку посередине между столбами, то она
спружинит и не порвется, если ударить около столба, то она ломается. Ну, а в
остальном думайте сами, что еще можно добыть и припрятать. Не хочу
напоминать, какой опасности вы подвергаете себя при этих заготовках. Будьте
предельно осторожны и хитры. Хитрее врага во всяком случае!
Нет, решительно ни Черный, ни Цуцура ничего не поняли! Они и сейчас при
моих словах делают попытку вытянуться по стойке "смирно" и чуть ли не
козырнуть, как старшему начальнику. Неужели повторять все сначала? Лучше
удалиться, тем более что Ленька Крохин и Жора Остапчук подают мне знаки от
крыльца блока. Это сигнал кончать беседу. Напоследок только предупреждаю:
- Помните, теперь за вами десятки людей. За безопасность каждого
отвечаете вы.
Мысль добыть оружие овладевала группами. Об этом думали даже те, кто,
казалось, был в стороне от наших планов или, по крайней мере, близко не
соприкасался с нами.
Однажды Ленька привел ко мне незнакомого человека. Был он костляв,
невысок, с плутоватым лицом. Звали его Генкой (а настоящее имя, как я узнал
потом - Вениамин Щелоков). Генка с любопытством разглядывал меня и мял
какой-то сверток в грязной тряпице.
- Слыхал я, -сказал он, - что в лагере есть советский подполковник. У
него редкие волосы, и холодную погоду он мерзнет в тонком митцене. Вот я и
сшил для него теплый митцен. Носите на здоровье, Иван Иванович, когда будет
холодно, - он развернул тряпицу и подал мне подарок-полосатую бескозырку с
теплой подкладкой.
Не зная, как отнестись к этому, я вопросительно посмотрел на Леньку.
Тот утвердительно кивнул головой:
- Берите, Иван Иванович. Это я заказал. Только Генка сам захотел
вручить подарок.
Генка поспешил объяснить;
- Я работаю в портновской мастерской. Починяю обноски, - Генка
усмехнулся: - На обноски кладу заплаты из обносков. - Вдруг Генка
посерьезнел: Не удивляйтесь, Иван Иванович, что я вам еще скажу. У нас в
мастерской кучи всякого тряпья, а я кладовщик над всем этим. В тряпье можно
спрятать все, что нужно. Место надежное: эсэсовцы к тряпью и близко не
подходят-боятся заразы. Если нужно будет - учтите. Я уже кое-что там
спрятал...
Моему удивлению не было предела.
- Что же ты там спрятал? - спрашиваю.
- А пистолет. Ребята пронесли в лагерь. И еще кое-что передали... Все
надежно укрыто.
Я ушам своим не верил. Пистолет! Это уже не камни, вывороченные из
мостовой! А Ленька сказал с ухмылкой на круглом курносом лице:
- А чего вы удивляетесь, Иван Иванович, у многих ребят припрятаны
пистолеты.
- И у тебя есть? - говорю.
- И у меня, конечно. Да и для вас найдется.
Вот это открытие! Тут я не мог удержаться:
- Покажи!
Выбрав время, когда на блоке никого не было, Ленька позвал меня в
спальное отделение и выложил на нары в темном уголке два пистолета системы
"Парабеллум".
- Вот. Один пистолет для вас, другой будет моим. Хранить буду я. Когда
потребуется - спросите, через минуту доставлю.
От волнения я не мог говорить. Зажал в руке холодную рукоятку пистолета
и пытался унять противную дрожь. В эту минуту я забыл о всякой
предосторожности, вечное опасение, что охранники могут накрыть, услышать,
увидеть, молчало во мне. Я стоял в полосатых штанах арестанта, в грубых
деревянных колодках и вдруг увидел себя молодым, полным сил и легкости в тот
момент, когда из рук командира полка принимал награду-револьвер с
посеребренными частями и грамоту, подписанную командующим войсками Особой
Краснознаменной Дальневосточной армии Василием Константиновичем Блюхером. На
рукоятке револьвера были выгравированы слова: "Доблестному бойцу РККА И. И.
Смирнову от РВС СССР". Я только что вернулся тогда в Сретенск после событий
на КВЖД. Там с дивизионом бронепоездов прорывался с боями, овладевал
железнодорожными станциями, действовал на сотни километров впереди частей
Красной Армии - от самого командующего получил приказ прорываться на Хайлар.
И вот оценка моих действий - этот револьвер и грамота. С револьвером я не
расставался и все последующие годы. И только незадолго до плена, после одной
из рукопашных схваток обнаружил, что револьвера со мной нет. В этот бой я
шел с винтовкой, а револьвер засунул за ремень, чтоб он в любое время был
наготове. В горячке штыковой атаки я не заметил, как он выпал, а шнур
оказался перебитым, видимо, пулей. Это была горькая для меня потеря... А
грамота? Грамоту я оставил дома, и если Вере удалось спасти что-нибудь из
документов, она, конечно, спасла и грамоту.
Теперь я держу пистолет, и моя рука перестает дрожать, она тверда
по-прежнему и знает, куда и как направить выстрел. Враг у меня тот же самый.
Его имя фашист. И за это время я лучше узнал и понял его и научился больше
презирать и ненавидеть. Ох, как я хорошо знаю теперь, что такое фашизм! Нет,
моя рука не дрогнет, когда придет время разрядить пистолет в эсэсовских
молодчиков, которые теперь так свободно, по-хозяйски расхаживают по лагерю!
- Спасибо, Леня. Ты тоже солдат и понимаешь, что значит для меня
оружие. Только хранить его надо так, чтоб никто не знал. Если что случится -
капут всему блоку!
Ленька подмигнул:
- Об этом не беспокойтесь, Иван Иванович. Не только эсэсовцы, но и бог,
и черт не обнаружит, если спрячет Ленька Крохин...
Ох, этот Ленька! Хват парень!
Его тайник был придуман действительно хитроумно: он снимал верхнюю
доску подоконника и укладывал пистолеты в паклю, а доску снова прибивал.
Поди догадайся!
Подозреваю, что таких тайников по лагерю немало. Да разве можно
дознаться о всех?! Придет время - и каждый такой пистолет выстрелит. И не
один раз! Теперь я в этом уверен.
Но откуда берется в лагере оружие?
О, только об этом можно написать целую книгу, и то всего не
расскажешь!!!
Оружие в лагере стало появляться задолго до нас. Еще в 1939 году
немецкие подпольщики делали первые попытки обзавестись хотя бы пистолетами.
После разгрома фашистов под Москвой немецкое подполье решило - настал момент
всерьез заняться оружием.
Австриец Франц Вер, работавший в оружейной кладовой комендатуры, сумел
сделать так, что из кладовой исчезли два пистолета. Пистолеты пронесли в
лагерь и замуровали в ходе отопления котельной.
Потом запас пополнился еще одним пистолетом. Это было личное оружие
начальника лагерного гестапо Леклера. Однажды после ночной пирушки Леклер
забыл пистолет в гардеробной. Этого было достаточно, чтобы
уборщик-заключенный, пришедший раньше всех, "прибрал" портупею с револьвером
так, что никто уж найти не сумел. Через несколько дней этот пистолет тоже
был переправлен в лагерь...
От случайных удач немецкие коммунисты перешли к хорошо продуманным
операциям. Бухенвальд был рабочим лагерем. С 1942 года его заключенные
использовались на военных заводах. Мастерские одного из заводов ДАУ стояли
прямо на территории лагеря. Одиннадцать корпусов "Густлов-верке"
расположились невдалеке От центральных ворот, на южном склоне горы
Эттерсберг. Оружием с этих заводов и пополнялись подпольные (в прямом и
переносном смысле "подпольные") арсеналы Бухенвальда.
В цехе карабинов на "Густлов-верке", тоже стоящем на территории лагеря,
работал капо немецкий коммунист Ганс Кемпнер. Он получил задание подпольного
Центра - добывать для лагеря карабины. Это было очень трудно: эсэсовцы и
представители вермахта глаз не спускали с заключенных-рабочих, каждый
карабин имел свой порядковый номер. И все-таки через некоторое время Ганс
Кемпнер доложил Центру, что 24 карабина у него уже есть. Их тщательно
упаковали и зарыли под полом одного из больничных бараков.
Вторую партию из 24 карабинов замуровали в стене маленького крематория,
где сжигали трупы животных экспериментального блока. Вскоре в этот тайник
положили еще 12 карабинов.
Даже когда цех карабинов был вынесен за ворота лагеря, немецкие
коммунисты ухитрились пополнить свой арсенал. У Ганса Кемпнера было
припасено еще более 30 карабинов. Он упаковал их в ящик длиной 3-4 метра и,
когда с завода в лагерь отправляли грузовик, попросил шофера-эсэсовца
подбросить и ящик, якобы с трансмиссией. Шофер согласился. В лагере наготове
стояло четверо подпольщиков, они сгрузили ящик и тут же на тележке увезли
его в надежное место. Таким же путем немцам удалось "организовать" и патроны
к карабинам...
Уже к середине 1944 года, когда мы только приступили к добыванию
оружия, у немецких антифашистов были солидные запасы, если считать еще и 16
ручных гранат, которые попали в лагерь с эсэсовского оружейного склада,
несколько десятков гранат самодельных, много бутылок с горючей жидкостью и
большое количество всякого холодного оружия, сделанного в цехах ДАУ.
И частью запасов они поделились с нами...
Мне было известно, что Вальтер Бартель, человек, почитаемый всем
лагерем, руководитель Интернационального комитета, сказал Николаю Симакову:
- У нас есть оружие, но мало людей военных. У вас много надежных
бойцов, но нет оружия. Часть своего оружия мы передадим вам. Остальное
добудете сами.
24 карабина, боеприпасы к ним, несколько гранат и пистолетов были
перенесены ночью в 7-й барак и скрыты в тайнике под полом.
Нам предстояло теперь регулярно пополнять арсенал... конечно, за счет
эсэсовцев.
Многие наши ребята были в командах, которые работали на ДАУ и
"Густлов-верке". По заданию подпольной организации и по велению собственной
совести они всяческими способами срывали военное производство. Портили
детали, искривляли незаметно стволы винтовок, выводили из строя ценное
оборудование, приборы, станки. Конечно, надзиратели и мастера были тоже не
круглыми идиотами и кое-что понимали в технике. Приходилось пускать в ход не
только свои знания, но и хитрость, ловкость, смелость.
На ДАУ, например, наши заключенные додумались, что медицинские шприцы,
кроме своего назначения, могут пропускать серную кислоту внутрь
чувствительных приборов и механизмов. Снаружи все выглядело вполне
исправным, а через некоторое время оборудование приходило в полную
негодность.
На "Густлов-верке" действовал наш "специалист" Леня Орлов (а
по-настоящему Леонид Иосем). Он оказался виртуозом по производству брака и
добыче оружия.
Леня Иосем попал в плен под Смоленском. Побывал в лагере
Острув-Мазовецки. Работал батраком у немецкого барона. Среди своих товарищей
- таких же рабов, как и он сам - вел "вольные" речи против фашистов. Был
предан одним отступником и попал в руки гестаповцев, а от них - в
Бухенвальд. Здесь едва не погиб в штайнбрухе, но был вызволен оттуда,
подкормлен и отправлен на "Густлов-верке".
Имея техническое образование, Леня сумел втереться в доверие мастеров,
стал даже бригадиром пистолетного цеха. И тут развернулся вовсю!.. В
соседнем цехе изготовлялись десятизарядные винтовки-полуавтоматы. Кто не
знал, что оружие шло на Восточный фронт, значит, против своих?! Как сделать,
чтобы эти винтовки не стреляли?
С таким вопросом Леонид обратился к одному парню, москвичу Анатолию
Скобцеву.
Тот придумал: добавлять в смазочное масло соляную кислоту. На
испытаниях винтовки стреляли, а потом выходили из строя. 25 тысяч
забракованных полуавтоматов фирма получила обратно. Фашистские мастера
неистовствовали в цехе, но так и не дознались, почему не стреляло оружие...
В одной из мастерских "Густлов-верке" с огромными предосторожностями
установили уникальный расточный станок. Нужно было вывести его из строя.
Леонид поручил это Василию Дубровину. Немцы допустили его работать к станку,
потому что мастер Адольф Френцель рекомендовал его как
высококвалифицированного токаря. С тех пор Василий Дубровин не проходил мимо
осколков стекла, чтобы не подобрать их. Это стекло он перетирал в порошок и
добавлял его в смазку. Месяца через два станок потерял точность, и заказы
перестали поступать.
Во всех цехах ДАУ и "Густлов-верке" заключенные саботировали и вредили
производству. Русские, немцы, французы, чехи, поляки - все, ежеминутно
рискуя головой, придумывали способы, чтобы где-нибудь что-нибудь сорвать или
испортить. Ретивые служаки и убежденные нацисты, как ищейки, принюхивались
ко всему в цехах, в мастерских, но ни на что серьезное и подозрительное не
могли напасть.
А значительная часть суточного производства винтовок, пистолетов и
другого вооружения по-прежнему шла в брак...
К тому же часть оружия теперь регулярно переправлялась в лагерь.
Леонид Иосем имел право подбирать рабочих на разные операции. Конечно,
он подбирал только надежных, проверенных ребят. Кое-какие детали, якобы
бракованные, испорченные, удавалось утаивать от мастера. Их прятали в
заранее приготовленных местах, а потом проносили в лагерь.
Конечно, по законам конспирации даже я, руководитель боевых групп, не
всегда знал, кто и когда идет в лагерь с оружием, кому что удалось
"организовать". Все детали и подробности стали нам известны потом.
Но вот так бывало...
Наступает вечер. Конец рабочего дня. Я стою недалеко от кантины,
лагерной лавчонки, и смотрю на ворота. Слышится дробный перестук деревянных
колодок, громкая команда, и первые ряды заключенных вливаются на аппельплац.
На сей раз я знаю, что колонна идет с "Густлов-верке" с "начинкой". Леня
Орлов предупредил нас. В условном месте приготовились наши, чтобы принять
то, что принесут. Я смотрю на лица заключенных - они серые от усталости,
равнодушные, вялые, похожие одно на другое. Хоть бы один энергичный взгляд!
Только перестук колодок да быстрый взмах сотен рук, когда громкоговоритель
бросает команду: "Mitzen ab!" Глядя на них, эсэсовцы, наверное, думают: "О
чем могут мечтать эти существа? Как бы добраться до куска хлеба и миски
вонючей баланды! Как бы скорее кинуться на нары, вытянуть уставшие кости!"
Но у доходяг, оказывается, совсем другое на уме! "Сегодня немецкие
подпольщики предупредили - обыска не предвидится. Такто оно так... Но всякое
может случиться. Только бы пронесло!"
"Только бы пронесло!" - думает первая пятерка, идущая цепочкой впереди
колонны. В случае опасности они подадут сигнал в задние ряды. А там идет
пятерка, и у каждого в потайных карманах, в полых подметках колодок части
для пистолетов и гранат. Если по цепи пронесется сигнал опасности, они еще
успеют выбросить свой груз.
"Только бы пронесло!" - думает каждый из них.
"Только бы пронесло!" - думаю я.
Только бы пронесло!
Но, кажется, сегодня все в порядке. Ряд за рядом заключенные входят в
лагерь и растекаются по широкой площади...
А перед самым сигналом отбоя мне докладывают, какими деталями и в каком
количестве пополнился наш арсенал.
Крупные части оружия доставлялись через ворота на тележках, на которых
возят трупы в крематорий. Не будут же эсэсовские охранники ворошить трупы,
чтобы посмотреть, нет ли чего на дне тележки! На это мы и рассчитывали. И
они действительно не ворошили трупы. А кроме того, в лагерь переправлялись
обратно пустые бачки, в которых на завод возили баланду для заключенных.
Разве нельзя было приспособить двойное дно? Можно!" И делалось это очень
искусно. Сколько эсэсовские солдаты ни заглядывали в бачки, ни разу у них не
пало подозрение, что тут что-то неладно. Только у возницы в эти минуты
сердце готово было выпрыгнуть от страха. Но этого, к счастью, тоже никто не
замечал...
Из деталей и деталюшек оружие собиралось по ночам где-нибудь в
умывальной или вещевом складе лазарета. А потом переправлялось на тайные
склады.
Тайные склады! Много у нас забот было с этими тайниками. Один раз мы с
ужасом обнаружили, что в склад под полом 7-го блока натекла весенняя вода.
Сколько трудов и риска было вложено в этот склад! И все, казалось, пропало!
Может, не все? Пришлось по ночам выделять людей, чтобы вытаскивать карабины,
по штучке сушить их, смазывать и замуровывать снова в более надежное место.
Другой раз, уже позднее, после крупной бомбежки, пожар подбирался к нашему
тайнику. А там хранились совсем готовые к делу гранаты. Вот был бы гром,
если бы огонь охватил склад! Но ветер словно понял нашу отчаянную тревогу и
увел огонь в другую сторону.
Был случай, когда эсэсовцы устроили обыск именно в том блоке, где под
полом пряталось оружие. Они во многих местах поднимали доски пола, они
ходили по тем половицам, которые прикрывали тайник, но до винтовок не
добрались!
К концу лета 1944 года в лагере было уже изрядное количество оружия у
немцев, русских, чехов, поляков, французов. Эсэсовцы подозревали, что оружия
не может не быть в лагере, если рядом стоят военные заводы, но ни разу им не
удалось подтвердить свои подозрения. Два раза всех заключенных, идущих в
лагерь через ворота, раздевали догола, но всякий раз немецкие подпольщики
узнавали о намерениях комендатуры и предупреждали заключенных. За все время
один только парень попался с пистолетной пружиной, но отделался 25 палками:
такие пружины были на многих форточках в бараках, эсэсовцы об этом знали и
не придавали большого значения этой "невинной" краже.
А наше оружейное "предприятие" все расширялось. От сборки мы переходили
к самостоятельному изготовлению гранат и бутылок с зажигательной смесью,
ковали кинжалы, ножи, крючья...
Почти одновременно с немецкими подпольщиками, но те и другие
самостоятельно, мы искали способ изготовления самодельных гранат. Мастер
нашелся - лейтенант-артиллерист Павел Лысенко. Он пристроен на работу в
парфюмерную мастерскую варить зубную пасту, ваксу, мыло. Попутно думает над
тем, как приготовить взрывчатку. Кое-кто знает о его опытах. Густав Вегерер,
австрийский коммунист, помогает советами. Способ доступен, кажется, один -
обработать вату кислотами. Наш оружейник Борис Сироткин разрабатывает схему
корпуса гранаты.
Теоретически все должно произойти