Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
от решенья не отступается. Жаль тебя,
он ей плачется, топить ведь везу. А не вез бы, она ему, шельма ветхая, совет
подает, сколь годов, оглянись, вместе отбыто. Да вот тот-то и оно, Зимарь
сетует, столь годов, что терпеть тебя ни дня более не могу, опостынула. Но
прошу, продолжает, в положенье мое войди и зла на олуха не держи особенно.
Что уж там, она ему отпускает грех, вольному воля, охулки на руки не клади,
только и ты, дружочек, не обессудь: вероятно, обеспокою порой. Не
обязательно, говорит, еженощно жди, ну, а все-таки, нет-нет да и загляну
постращать. Мастера про Петра: что с Федором? И никто ничего не знает как
следует, все с концами забыли, фефелы халатные. Один я почему-то, средь них
в декабре стоящий, все в памяти удержал. Заводили, стало быть, счетоведа
сидни насчет повеситься -- де, не храбрый ты, хоть и Егорий. Разобиделся он
на бражников, удаль его, видите ли, поставили под вопрос, -- и вскорости
косу покинул, дабы в эту же синеву доказать, что с ним подобные номера не
проходят. И спроворил что надо где следовало, и завис без истерик на дратве
вощеной и скрученной в восемь раз, знаменитую ту балясину перебросив с сосны
на другую на правильной высоте. И находят его сторожа охот в независимом
таком положении, и выписывают того ли фельдшера из Городнищ: окажи, надо
помощь. Притащился, ему показали -- врачуй. Фельдшер им: лично я
свидетельствую удушие. А мы думали, просто не климатит ему тут, ну, а быть,
быть-то будет? Чего не обещаю -- того не обещаю, им лекарь сказал. Медицине
видней, говорят, отзвенел, видать, горемыкалка одинокая, откуковал.
Приласкала, правда, дама его эта под самый конец, но и то рябам на смех -- с
пятницы на четверг, салом, словно бы, по сусалам. С кем, забавно бы
выяснить, со следующим она побудет теперь, кого осчастливит, а кого, гадали,
осиротит. Так гадали мелкоплесовские сторожа в районе села Вышелбауши, а она
уже, надо думать, наметила тайно, кто именно. Выяснилось потом, в теченье
поминок по Федору, куда в сравнительно недалеких видах физкультурной зимы не
погнушались зазвать и меня. Оттаранили его мы на Выгодощи, посовещались и
тризну постановили вынести на общий простор, на Кабацкой Зари острова, о
которых с таким почтением отзывался всегда отчаливший. Нет, может быть,
местечка на целой Волчьей годящее, нежели те земляные клочки. С первого
взгляда -- гряда как гряда: моховина, болотина, ну березка мелькнет, ну
рябина. Но проскучаешь с неделю там, порыбалишь да поваляешься с ватагой
ушкуйников в мураве, на облака тучевые дивясь, и промолвишь навзрыд
тихохонько: Господи, хорошо нам здесь быть с тобой. Веришь ли, как вода мимо
нас идет -- как пишет, идет -- как стоит; купол небесный так неприметно
крадется всю ночь к утру, и Царствие само Небесное так грядет-не грядет. А
присмотришься резче -- летит, летит всей плотью плавной Итиль. Чудно бы,
честное слово, окачуриться на этих привольных клочках. Отойти мечтается в
пору ягод, чтоб пригоршней земляники уста себе усладить и в Жизнь Вечную с
тем и выйти. Право, Господи, не лишнего ли звеню, и вообще -- что забыл тут,
чего не видел, к кому пришел? Или точила шершавого не видал? Нет, не надо
мне ничего, ничего не забыл я тут, и любому дяде троюродный я плетень. Где
ты, смертная година, чего замешкалась в отдаленье, подай мне знак. Но
вернешься на материк и разом за суетохой забудешь резоны свои, снова терпишь
и лямку тянешь в отличие от Петра и других удалых калек, что лямке веревку
надежную предпочли. Да, не рисковая, не лихая мы косточка, не высокого мы,
на поверку, парения.
Крылобылка, змей вещий, на поминках рассветом как-то восстал, весь от
костра светозарный, весь в травинках и мурашах, и объявил в полный голос,
чтобы у прочих огней, в том числе и блудящих, на его и на остальных
островах, спящие пробудились: братрия возлежащая, ныне провожаем в
пакинебытие такого вежду окрестных охот, как Федора, Егора, Петра. Его мы
все знали, затем-то нам и печально, поэтому и беспробудничаем столь
бессонно. Помянем же усопшего по-человечески, возвестим каждый всякому,
какой он здоровский жителин слыл. Зашумело в тот понедельник по островам
гуще прежнего, стали званые и незваные удавленника добром поминать, и алкать
завелись по следующей. При затменьи во вторник настал мой черед, и
докладываю, что, не скрою, виновник наших невеселых торжеств клиент был
достойный, и что ножи ему беговые или булатные я точил регулярно и остро, со
ссылкой на прейскурант. В среду почтарь один сизокрылый слово берет. В
Федоре, признается, души я не чаял, почту всегда доставлял ему в разумные
сроки, писем его из чистого любопытства не распечатывал, но если и
распечатывал, то запечатывал заподлицо. А в четверг погребалыцик
разговорился. Незаменимый, уверяет, покойник наш был верховет, но и я же не
промах -- покои ему сварганил на-ять. Прокураты они, погребалыцики,
невозможные. Дам пример. Пробовали вы в морозные поры лопатой землю долбать?
Слишком уж механически получается, невпротык. Наломались, намаялись и
быгодощенские на копке сперва ледяной. И приелась им таковская канитель,
прекратили по холоду ковырять, летом и осенью роют, впрок. То есть, прикинут
примерно, сколько на круг по окрестности публики за сезон отойдет -- столько
ямин и сделают, даже гака не ленятся прихватить, а в дальнейшем лишь
подровнять там да сям, и надзор. И учитывая, что с середины четвертого
квартала до середины второго платы взимают по мерзлому ценнику, то
становится очевидно и завидно -- зима задается у них непыльная. А затесался
меж нами Калуга по прозвищу Кострома, харей мордатый и матерой, до того
матерой -- что аж шеи нет. Суету деревенскую не уважал, сидел на острове, в
бочке, оброс и властей недолюбливал ни в какую. В воскресенье приплыл на
плоту в нашу заводь и замечает: нечего было Петру с этой бабой идти.
Интересно, куда ты денешься, волчатнику возразили, не ты же ее выбираешь --
наоборот. Все одно, отвечал, нечего было ему идти, не сходил бы -- не
сбрендил бы из-за нее и с сиднями бы в чекушку не лез, а не лез бы -- со
всеми нами бы нынче гулял. Берегись, Крылобыл Калуге предрек, как бы чаша и
до тебя не дошла. В тот же день при закате солнца просыпается Кострома не в
себе: кто это меня из осоки сейчас поманил? Да никто тебя не манил. Нет,
манили, пойти поглядеть. Он в осоку юркнул точеную и пропал, а когда
обернулся на третьей заре, обступили, расспрашивали: ну? Он сказал им: она.
Сладко было? Не спрашивайте. Сам лыбится, как в родимчике. Берегись,
Крылобыл остерег, как бы горько не сделалось. В среду ягоды волчьей Калуга
поел; умирая наказывал: будьте бдительны; сыздетства на нее я зарился, но
терпел, а сегодня увидел куст -- и не вытерпел, крушина спелая, крупная да и
кручина моя велика -- побаловались, она велела, и позабудь. И се, пощупайте,
копыта уж -- лед. И задумался. Ты гляди, не фартит как, сетование
распространилось по островам, самый лещ по ручьям на нерест пошел, сети
рвет, а у нас -- то поминки, то похороны. Отвлекусь я. Догадываетесь, кто
дама эта, Фомич. Раз дремал в катухе я дремном -- приснились яйца. Кто-то
явится, так и знай. Пробудился и выхромал помолиться на двор. Пала звезда
бирюзовая, остыла Волга, поредели други мои и друзья, и заборы все в инее, и
сам я не более, нежели имя на скрижалях Ее. И смешливый, и невелик аз есмь,
неразумный. Ночь -- как ямина долговая: когда еще вытащат. Но Ты -- кто бы
ни был. Ты -- не покинь. Так молился. И тут голос мне сразу же: посетит
особа некая ваши места и пойдет через пень-колоду все здесь. Я потек,
упредил; сомневаются. Что такое рассказываешь нам, что еще через пень-колоду
может у нас пойти. Как желаете. И препожалует раз в знакомое вам кубарэ
непреклонных лет человек Карабан. На пороге споткнулся и сосуд небольшой
прозрачный в виде чекушки -- вдрябезги. Будет вам бражничать, в треволнении
отрубил. Тихо образовалось, как у глухонемых. Преподнесли ему. Выкушал.
Отдыхал я, повествует, под ильмами, возле банного пепелища, у портомойных
мостков. Ночь как ночь, только в зелень ударяет из-за звезды, и луна как
луна, только рыжая. И по рыжей дороге лунной, как по мосткам, от Гыбодощи
сюда, к Городнищу, близится плесом неторопясь непонятная незнакомая. Собою
-- бывалая, битая, но и телом щедрым подстать -- бедовая, тертая, словом --
раскрасива до слез. Грешным делом решил -- тетка просто помыться надумала,
забыла, что сгорело порхалище наше давно. Как вдруг пригляделся, а это
Вечная Жизнь уже. Села рядом, и мы с ней нежничали, но не прямо-таки, а
будто бы заказал нам кто -- полегонечку. Побаловались -- пошла себе, легка
на помине. В общем ясно, посетила она, посетила, Карабан заключил. Приняли
мы тогда, зажевали. Не хлещем, говорит, но лечимся, и не как-нибудь, а как
простипомы.
-==11. ОПЯТЬ ЗАПИСКИ==-
-==ЗАПИСКА XIX==-
*Портрет знакомого егеря*
Март хрустящ и хрустален
И сосулькой звенит,
И дыханьем проталин
Через фортку пьянит.
В сумрак, настом подбитый,
Настом, как наждаком,
Ты выходишь, небритый,
Штаны с пиджаком.
У тебя есть ботинки,
Но не в этом ведь суть,
Можно ведь полботинки
Смастерить да обуть.
Труд сей, право, не сложен,
Зашла коли речь:
Надо лишние кожи
От ботинок отсечь.
Ты -- бродяга, ты -- странник,
Лохмотник хромой.
Странен край твой на грани
Меж светом и тьмой.
Вон идет коромысло
О ведре лишь одном,
Ну да в этом-то смысла
Боле, чем в остальном.
Ты -- заядлый волшебник,
Ты кудесник хоть плачь,
Но не плачь, есть решебник
Всех на свете задач.
Ты -- обходчик, ты -- егерь,
Пальцев -- пять на руке:
Отпечатки на снеге,
Оттиски на песке.
В этом хвойном заречье,
В деревянной глуши,
Раскудряв и беспечен,
Живешь на шиши.
Жизнь твоя -- дуновенье,
Ветерок заводной
И бобылки сопенье
Благосклонной одной.
А живешь ты в сторожке,
Есть-имеются где
И гармошка, и плошка,
И ружье на гвозде.
На газетной бумаге
Сообщение есть:
Стерляди в Стерлитамаке
И в томате -- не счесть.
А еще ты -- гуляка,
Помалу не пьешь,
Оттого-то собаку
Свою волком зовешь.
Побеги ж на пуантах
К родимой реке,
Сыт и пьян, сыт и пьян ты,
И нос в табаке.
Спотыкнулся, свалился
И веселой гурьбой
По щеке покатился --
Уж ты, милый ты мой.
-==ЗАПИСКА XX==-
*Баллада о городнищенском брандмайоре*
Снова жадаешь луку во сне,
А на зимниках -- жижа, зажоры.
Только мжица дожрет этот снег,
На пожарку прибудут стажеры.
Удалые прибудут, бодры --
Нараспашку душа, в разлетайках,
Коротайках, угрях, таратайках,
Худосочные -- прямо одры.
Дупелиных полян знатоку
В газырях и в мерцающей каске --
Не лупить глухарей на току,
Но давать горлопанам натаску.
Брандмайор -- человек при усах,
Но презрев почечуй и одышку,
Он в апреле взойдет при звездах
На свою каланчу, или вышку.
Козыряет дозорный стажер,
Газырям говоря про пожары,
Что они -- над районом Ижор,
Разумея лукаво Стожары.
Не у нас, отмахнется службист,
И глядит в направлении дельты,
Где прожег свою многую лету,
На брандвахте варя брандыхлыст.
Поглядит -- и утратит покой.
А на утро, со злобой какой-то,
У брандмауэра стажеров строй
Брадмайор обдает из брандспойта.
-==ЗАПИСКА XXI==-
*Вышелбауши
(венок записок)*
-==1==-
Безвременье. Постыдная пора.
От розыгрышей уши, лбы пылают.
Был спрошен: Вышелбауши бывают?
Ответствовал: то хутор в три двора.
-==2==-
Достойно ли вести, как детвора,
Глумясь над всем, подобно стае бестий,
Не почитая завтра и вчера
И позабыв о совести и чести.
-==3==-
И я хорош -- доверился, простак.
Неужли было трудно догадаться,
Что выше лба ушей не может статься,
А хутор Вышелбауши -- то так.
-==4==-
Развесил уши -- и попал впросак.
Ползут по местности невыгодные слухи,
Что я, Запойный, олух и чудак,
И голова садовая два уха.
-==5==-
Безвременье, постыдная пора,
Достойно ли вести, как детвора,
И я хорош -- доверился, простак,
Развесил уши и попал впросак.
-==ЗАПИСКА XXII==-
*Прощание городнищенского лудильщика*
Шуга отошла. И на пристани
Защелкал на счетах кассир.
Всмотрись в обстоятельства пристальней
И валень повесь на блезир.
Хромая и как бы случайная
Весна забрела на Валдай.
Скажи -- прощевай, наша чайная,
Холера тебя забодай.
Послали козу за орехами,
Пустили козла в огород --
Лудить самовары за реками
Артель направленье берет.
Прости-прощевай, наша чайная,
До белых сыпучих путей,
Местечко отнюдь не скучайное,
Уют слепаков и культей.
За реками луда блестящее,
Там гуще и щи, и камыш,
В лузях с балаболкой ледащею
Поладишь -- в лузях и лудишь.
Вольготная жизня за реками,
Но ярче бы тульских полуд --
Остаться мне было б с калеками,
С гуляками на лето тут.
Прощай, Городнище, товарищи,
Махни, говорит, мне крылом,
Сойдемся Бог знает когда еще
За нашим всегдашним столом.
Да брось ты возиться с прорухами,
Не терпится в путь посошку,
Плесни, дорогая старуха, мне
Стопездесят грамм портвешку.
Имеется график на пристани,
А на пароходе -- кафе.
По-графски важнецки и пристально
Буфетчик стоит в галифе.
-==ЗАПИСКА XXIII==-
*Портрет перевозчика*
Пой, перевозчик,
Ушкуйник ушлый,
Рыж-конопат,
Пой, раздобарщик,
Ушкуй твой утлый
И конопать.
Воспой обводы,
Уключин крепость
И якорек,
И наши годы,
Всю их нелепость,
Ёк-макарек.
Люблю я, друг мой,
Когда корявый,
Живой, как ртуть,
Зачинишь вдруг ты
Не ради славы
Чего-нибудь.
Стучит в апреле,
Манит на волю
Твой молоток.
И в самом деле,
Пройтицца, что ли,
Под вечерок.
Пропахла сечкой,
Портянкой, свечкой
Вся сторона,
Чудной чумичкой
Глядит с отвычки
Мадам Весна.
Из дальней дали
Меня заметив,
Глаз-ватерпас,
Забудь печали
И, ликом светел,
Достань припас.
Не жмись, щербатый,
Открой, как душу,
Свой бардачок.
Я ж, тороватый,
Тащу покушать
На пятачок.
Катятся воды
Сами собою,
Своим путем,
Уходят годы,
А мы с тобою
Себе живем.
-==ЗАПИСКА XXIV==-
*Меж собакою*
Меж собакою и волком
У плакучих ив
Потерял мужик иголку,
Дырку не зашив.
Он в траве руками шарил,
В молодой траве,
И нашел какой-то шарик
В этой мураве.
И тогда зовет он: братцы,
Чего я нашел!
Те пришли -- и ну играться.
Было хорошо.
Шарик то они подбросят,
То поймают, а
Между тем уж пали росы
Прямо на луга.
И туманы выползали
Из реки Итиль,
В избах люди зажигали
Ламп своих фитиль.
А туманы выползали
И лизали кил,
В лампах было мало сала,
И фитиль коптил.
Проходили пароходы,
Баржи волокли,
Волоклюи и удоды
Сватались вдали.
Пароходы проплывали
С баржами и без,
И неясно волки али
Псы промчались в лес.
Неожиданно от шара
Свет пошел -- да-да,
Пригляделись -- то Стожаров
Главная звезда.
И на той звезде туманной,
Взорами горя,
Много правды необманной
Знают егеря.
Там туманы выползают
Из реки Итиль,
В избах люди зажигают
Ламп своих фитиль.
Там собакою и волком
У плакучих ив
Потерял мужик иголку,
Дырку не зашив.
-==ЗАПИСКА XXV==-
*Портрет разъездного
(Второе воспоминанье о городе)*
Что значит разъездной? То значит,
Что по делам чужой удачи,
Мечтая свет переиначить,
Один чудак по свету скачет;
То род призванья -- разъездной.
Он холост. Тщетной головой
Черемух ветви задевая,
И ей вопросы задавая --
Что значит, скажем, разъездной --
Носки заштопать забывая,
И дым глотать не оставляя,
И бицеклет терзая свой,
Он мельтешит, как заводной.
Он беден, глуп, ему не спится.
Не спится, няня, что со мной?
Он, если стар, то молодится,
А если молод -- вскоре стар.
Он бредит: у него катар
Путей дыхательных. Бодрится:
Побриться ль? Няня, помазок!
Да что же на ночь-то, сынок?
Молчи, стряпуха, мне Жар-Птица
Вчера привиделась во сне
И предрекла нам пожениться.
И хоть порезаться боится,
Все правит бритву при луне.
Крутясь в такой-сякой стране,
В провинции или в столице,
Он поражен, как мир вертится
И возмутительно дробится,
Являя случаи и лица
Почище всякого кино:
Там маскерад, там ловят львицу,
Здесь -- полуголая девица,
А тут -- извольте насладиться --
Полуподвальная мокрица.
А мать твердит через окно:
Заклей-ка на зиму окно.
Зиме конец -- весне случиться.
И разъездной на слякоть злится,
Которой улица стремится
Ему заляпать ягодицы,
Употребляя в дело спицы
Великосветских колесниц и
Кабриолетов и ландо.
Подобно крякве подсадной,
Под дулом крякать обреченной
И бельевою бечевой
С охотником соединенной,
Навряд ли знает разъездной,
Какой он мог бы быть иной,
Будь не заезжен он ездою,
Как утка -- службой подсадною,
Родись он только под звездою
Какой-нибудь не разъездною,
А утка -- не под подсадной.
(Apropos, вечером в реке,
Когда нельзя уж в бильбоке,
Когда поспели самовары
И на террасах тары-бары,
Когда, вязанье отложив,
Ваш дед *Над пропастью, во ржи*
Читает бабушке, когда
Та призадумалась, а сыр во рту держала,
Когда зацокали кресала,
И вот еще одно *когда* --
Когда пропали провода, --
Мы видим звезды в глубине:
Ведь подсадные все оне,
А остальные к ним с небес
Катят отрадою очес:
Загадывайте без промедленья.)
Но не дано. Судьбы решенье
Пересмотреть, alas, не нам.
Из некоторого учрежденья
Я тут привез пакет, мадам.
Позвольте, что опять за хлам!
Помилуйте, виднее вам,
Однако, распишитесь -- там.
И снова едет разъездной,
То прямо едет, то свернет.
Мил человек, ты кто такой?
Да я, папаша, сам не свой.
Собака гавкнет на него,
Дебило глянет и сглотнет,
Сглотнет и глянет, и икнет,
И носом клюнет,
А после сплюнет и затрет
Подошвой слюни,
И не с того да не с сего
Распустит нюни.
Настанет время -- все пройдет:
Народ ликует. Каплет мед,
Минуя високосный рот,
Пирующему на манишку,
И клянчит у пивной Удод
Рублишко на винишко,
А изнутри другой орет:
Винишка хочет -- ишь ты!
То соловей муку дает,
То мельница засвищет.
Крутясь в стране такой-сякой,
Стране немазаной, сухой,
Давно немытой головой
Себе вопросы задавая
И ею ж ветви задевая,
То мчит, то скачет разъездной,
А к утру, воротясь домой,
Мычит и плачет: Бо