ельмож, был до безумия влюблен в
молодую  Леонору де  Сеспедес.  Жениться на  ней  он  не  намеревался:  дочь
простого дворянина была,  по его мнению,  неподходящей для него партией.  Он
хотел только стать ее любовником.
   С  этой целью он  всюду преследовал ее  и  не  упускал случая взглядами
выразить ей  свою страсть,  но  ему не  удавалось ни  поговорить с  ней,  ни
написать ей,  потому что  она находилась под неусыпным наблюдением строгой и
бдительной дуэньи по  имени Марсела.  Граф де Бельфлор приходил в  отчаяние;
препятствия еще больше разжигали его желания,  и  он только и думал,  как бы
обмануть Аргуса, оберегавшего его Ио{37}.
   С другой стороны,  Леонора,  заметив оказываемое ей графом внимание, не
могла устоять против него, и в сердце ее незаметно стала разгораться сильная
страсть.  Я  не  разжигал ее  моими обычными соблазнами,  потому что колдун,
державший  меня  тогда  в   неволе,   запретил  мне   исполнение  всех  моих
обязанностей;  но довольно было и того,  что вмешалась сама природа.  Она не
менее опасна,  чем я; вся разница между нами в том, что она обольщает сердца
мало-помалу, а я соблазняю их мигом.
   Так обстояли дела, когда Леонора и ее неизменная дуэнья как-то утром по
дороге в церковь встретили старую женщину, перебиравшую самые крупные четки,
какие только могло смастерить ханжество. Старуха подошла к ним с приветливым
и кротким видом и обратилась к дуэнье.
   - Да хранит вас небо,  -  сказала она, - святой мир да пребудет с вами.
Позвольте спросить, не вы ли госпожа Марсела, добродетельная вдова покойного
сеньора Мартина Росет?
   Дуэнья отвечала утвердительно.
   - О,  как кстати я вас встретила,  -  воскликнула старуха, - должна вам
сообщить,  что у меня гостит престарелый родственник,  который желает с вами
поговорить.  Он  несколько дней тому назад приехал из  Фландрии;  он близко,
очень близко знал вашего мужа и  хочет вам передать нечто крайне важное.  Он
бы и сам пошел к вам,  если бы не заболел: бедняга при смерти. Я живу в двух
шагах отсюда. Будьте добры, пойдемте вместе со мной.
   Дуэнья была не глупа и очень осторожна;  боясь сделать ложный шаг,  она
не  знала,  на  что  решиться;  но  старуха  угадала причину ее  колебаний и
сказала:
   - Милая госпожа Марсела,  можете вполне положиться на меня.  Меня зовут
Чичоной.  Лиценциат Маркое  де  Фигероа и  бакалавр Мира  де  Мескуа  охотно
поручатся за меня,  как за родную бабушку. Я приглашаю вас к себе ради вашей
же пользы.  Мой родственник хочет возвратить вам деньги, которые ему некогда
ссудил ваш муж.
   При слове "деньги" госпожа Марсела сейчас же приняла решение.
   - Пойдем,   дочь  моя,  -  сказала  она  Леоноре,  -  пойдем  проведаем
родственника этой доброй дамы; навещать болящих - долг человеколюбия.
   Они скоро пришли к  дому Чичоны;  та ввела их в  комнату нижнего этажа,
где лежал человек с седой бородой; на вид он казался тяжело больным.
   - Вот,  братец,  - обратилась к нему старуха, представляя дуэнью, - вот
та мудрая госпожа Марсела,  с которой вы хотели поговорить; это вдова вашего
покойного друга сеньора Росет.
   При этих словах старик чуть приподнял голову, кивнул дуэнье и сделал ей
знак приблизиться, а когда та подошла к нему, слабым голосом сказал:
   - Дорогая госпожа Марсела,  я  благодарю небо за то,  что оно дозволило
мне дожить до этой минуты. Вот единственное, чего я желал; я боялся умереть,
не  доставив себе радости вас  видеть и  отдать вам  в  собственные руки сто
дукатов,  которые одолжил мне  ваш покойный муж,  мой бесценный друг,  чтобы
выручить меня из беды,  когда была поставлена на карту моя честь; это было в
Брюгге. Он вам никогда не рассказывал об этом?
   - Увы,  нет!  -  отвечала Марсела. - Он никогда не говорил мне об этом!
Царствие ему небесное! Он был так великодушен, что забывал услуги, оказанные
друзьям,   и  не  только  не  походил  на  тех  бахвалов,   которые  кичатся
несовершенными благодеяниями,  но вообще ничего не говорил мне,  когда делал
кому-нибудь одолжение.
   - У него была действительно прекрасная душа,  -  сказал старик.  -  Я в
этом  убедился лучше,  чем  кто-либо,  и,  чтобы доказать это,  расскажу вам
историю, из которой он меня выручил. Но мне придется говорить о вещах, очень
близко касающихся памяти покойного,  поэтому мне хотелось бы сообщить о  них
только его скромной вдове.
   - Если так,  оставайтесь наедине и рассказывайте, - сказала Чичона, - а
мы с молодой госпожой тем временем пройдем ко мне.
   С  этими словами она  оставила дуэнью с  больным,  а  Леонору увлекла в
другую комнату, где без дальнейших околичностей сказала:
   - Прекрасная Леонора,  время слишком дорого, чтобы тратить его попусту.
Вы  знаете в  лицо графа Бельфлора;  он  давно влюблен в  вас  и  умирает от
желания вам  в  этом признаться,  но  строгость и  бдительность вашей дуэньи
лишали его  до  сих  пор  этого  счастья.  В  отчаянии он  прибегнул к  моей
изобретательности;  я  согласилась помочь ему.  Старик,  которого вы  сейчас
видели,  -  молодой лакей графа,  а все сказанное мною вашей воспитательнице
придумано нами, чтобы обмануть ее и завлечь вас сюда.
   При  этих словах граф,  прятавшийся за  занавесью,  вышел и  бросился к
ногам Леоноры.
   - Сударыня,  -  воскликнул он,  -  простите  эту  хитрость влюбленному,
который не может более жить,  не поговорив с  вами.  Если бы этой услужливой
особе не посчастливилось все это устроить, я впал бы в полное отчаяние.
   Эти слова, произнесенные растроганным голосом, притом мужчиной, который
отнюдь не  был  ей  противен,  смутили Леонору.  Некоторое время она  была в
замешательстве, не зная, что ответить; наконец, оправившись от смущения, она
гордо взглянула на графа и сказала:
   - Быть может,  вы  полагаете,  что весьма обязаны этой услужливой даме,
которая так  для вас постаралась;  но  знайте:  вам не  извлечь ни  малейшей
выгоды из ее услуги.
   С этими словами она направилась в залу. Граф ее остановил.
   - Не уходите, обожаемая Леонора, - вскричал он, - благоволите выслушать
меня одну минуту. Моя страсть так чиста, что не должна вас пугать. Согласен,
вы  имеете  повод  возмущаться  обманом,   к  которому  я  прибегнул,  чтобы
поговорить с вами;  но ведь до сих пор я сделал для этого столько бесплодных
попыток!  Уже полгода хожу я  следом за  вами -  в  церковь,  на гулянье,  в
театры.  Я  тщетно искал случая сказать вам,  что вы  меня очаровали.  Вашей
жестокой, вашей неумолимой дуэнье всегда удавалось помешать мне. Увы! Вместо
того  чтобы  считать  хитрость,   к   которой  я  вынужден  был  прибегнуть,
преступлением,  пожалейте меня, прелестная Леонора, за долгие муки ожидания.
Вам известно,  как вы очаровательны,  судите же о смертных муках,  которые я
терплю.
   Бельфлор проговорил все  это с  тем жаром убеждения,  каким столь ловко
умеют обольщать красивые мужчины; он даже пролил несколько слезинок. Леонора
была  взволнована;  невольно  сердце  ее  начинало  наполняться нежностью  и
жалостью.  Но  она не поддавалась слабости и  тем сильнее рвалась уйти,  чем
больше чувствовала себя растроганной.
   - Все ваши речи бесполезны,  граф,  -  воскликнула она, - я не хочу вас
слушать!  Не  удерживайте меня;  дайте  мне  уйти  из  этого дома,  где  моя
добродетель подвергается опасности,  или  я  криком  созову соседей,  и  все
узнают о вашей дерзости.
   Она  сказала  это  так  решительно,   что  Чичона,   имевшая  основания
остерегаться судебных властей,  просила графа не настаивать на своем.  Графу
пришлось подчиниться намерению Леоноры. Она высвободилась из его рук и, чего
до сих пор не случалось еще ни с одной девицей,  приглянувшейся графу, вышла
из комнаты такой же, какой вошла.
   Она поспешила к дуэнье.
   - Пойдемте,   дорогая,  -  сказала  она,  -  прекратите  этот  вздорный
разговор; нас дурачат; уйдемте из этого опасного дома.
   - Что такое,  дочь моя?  -  удивилась Марсела.  -  Отчего вы хотите так
внезапно уйти?
   - Я вам все расскажу,  -  отвечала Леонора.  -  Пойдемте скорее; каждая
минута, проведенная здесь, причиняет мне новые мученья.
   Как  ни  хотелось дуэнье  сейчас  же  узнать  причину столь  внезапного
бегства,  ей  это  не  удалось;  пришлось  уступить настояниям Леоноры.  Они
поспешно ушли,  оставив Чичону,  графа и его лакея такими же смущенными, как
бывают смущены актеры после представления пьесы, освистанной партером.
   Едва  Леонора очутилась на  улице,  как  сейчас же  стала  взволнованно
рассказывать наставнице все,  что произошло в комнате Чичоны. Дуэнья слушала
ее очень внимательно и, когда они пришли домой, сказала:
   - Признаюсь,  дочь моя,  я крайне удручена тем,  что вы мне рассказали.
Как  я  могла  дать  этой  старухе  так  ловко  меня  одурачить!  Я  сначала
колебалась,  идти  ли  за  ней.  Зачем я  изменила себе!  Мне  не  следовало
доверяться ее  кроткому и  честному виду -  это непростительная глупость для
такой опытной женщины,  как я.  Ах,  почему вы не открыли мне этот обман там
же,  в ее доме?  Я бы вывела ее на чистую воду,  я бы осыпала графа бранью и
сорвала бы  бороду с  мнимого старца,  который плел мне  всякую чушь.  Но  я
сейчас же вернусь туда и  возвращу деньги,  полученные якобы в уплату долга.
Если я их застану, они ничего не потеряют от того, что немного подождали.
   С этими словами она опять накинула мантилью,  которую только что сняла,
и отправилась к Чичоне.
   Граф находился еще там;  он  был в  отчаянии от неудачи своей проделки.
Другой на  его месте отказался бы  от  своего намерения,  но он не унимался.
Среди  многих хороших качеств у  графа было  одно  мало  похвальное:  он  не
признавал никакой узды  в  волокитстве.  Когда  он  бывал  влюблен,  то  уже
чересчур страстно добивался благосклонности своей  дамы;  будучи по  природе
порядочным человеком,  он тем не менее мог в подобных случаях нарушить самые
священные права,  лишь  бы  добиться исполнения своих желаний.  Он  пришел к
выводу,  что  без  помощи Марселы не  достигнет поставленной цели,  и  решил
ничего не жалеть для того,  чтобы привлечь ее на свою сторону.  Он рассудил,
что дуэнья,  при всей кажущейся строгости,  не  устоит против более крупного
подарка,  и не ошибся.  Если воспитательницы остаются верными долгу,  значит
любовники недостаточно богаты или недостаточно щедры.
   Когда Марсела пришла к  Чичоне и увидела трех человек,  на которых была
так зла,  уж  и  дала же  она волю своему языку!  Она осыпала бранью графа и
Чичону и  швырнула лакею полученные от него деньги.  Граф терпеливо переждал
грозу,  затем,  опустившись на  колени перед  дуэньей,  чтобы  придать сцене
больше  трогательности,  стал  умолять ее  взять  назад  брошенные деньги  и
предложил ей  прибавку в  тысячу пистолей,  заклиная ее  сжалиться над  ним.
Никто еще так убедительно не  молил ее о  сочувствии,  поэтому она уступила.
Дуэнья перестала браниться и,  сопоставив предложенную сумму  с  тем  жалким
вознаграждением,  какое давал ей дон Луис де Сеспедес,  нашла,  что выгоднее
совратить Леонору с  пути  истинного,  чем  стараться удержать ее.  Поэтому,
поломавшись немного,  она взяла обратно кошелек, приняла предложенную графом
тысячу пистолей и,  пообещав помочь ему в  его любовных делах,  ушла,  чтобы
тотчас же приняться за исполнение обещанного.
   Зная Леонору за  девушку добродетельную,  она  и  виду не  подала,  что
сговорилась с графом,  опасаясь, как бы та не уведомила об этом своего отца,
дона Луиса.  Ей хотелось совратить девушку как можно искуснее, и вот что она
сказала ей, вернувшись:
   - Леонора,  мое возмущенное сердце удовлетворено.  Я  застала этих трех
плутов.  Они  еще  не  оправились от  смущения,  в  которое  поверг  их  ваш
мужественный уход.  Я  пригрозила Чичоне гневом вашего батюшки и  строгостью
правосудия,  а графа отчитала так, как только подсказала мне злоба. Надеюсь,
что этот щеголь больше не отважится на подобные покушения и  мне не придется
охранять вас от его ухаживаний. Хвала небу, что вы благодаря своей твердости
избегли расставленной вам ловушки;  я просто плачу от радости! Я в восторге,
что  его  хитрость не  удалась,  потому что  для вельможи соблазнять девушек
просто забава.  Даже большинство тех, кто кичится своей честностью, не видит
в этом ничего предосудительного: как будто бы не бесчестно позорить семью. Я
вовсе не  говорю,  что  граф именно такой человек и  что он  намеревался вас
обмануть. Грех подозревать ближних в дурном; почем знать, может быть, у него
намерения вполне честные.  Хотя  по  своей знатности он  вправе притязать на
самые блестящие партии при  дворе,  ваша  красота могла внушить ему  желание
жениться на вас. Когда я его упрекала, он, оправдываясь, кажется, намекал на
это.
   - Да что вы,  дорогая!  -  прервала ее Леонора.  -  Если бы у него было
такое намерение, он давно бы попросил моей руки у отца, и отец не отказал бы
столь знатному человеку.
   - Это вы  верно говорите,  я  с  вами согласна,  -  ответила дуэнья.  -
Поведение графа подозрительно,  или,  вернее,  у него нехорошие намерения; я
готова опять идти браниться с ним.
   - Нет,  моя  милая,  -  сказала Леонора,  -  лучше забыть происшедшее и
отомстить презрением.
   - Правда!  - ответила Марсела. - Я думаю, что это будет лучше всего: вы
благоразумнее меня.  Но,  с другой стороны,  не ошибаемся ли мы относительно
чувств графа?  Кто знает,  не поступает ли он так из-за деликатности?  Может
быть,  прежде  чем  просить согласия вашего батюшки,  он  желает оказать вам
разные услуги,  понравиться вам,  покорить ваше сердце,  чтобы союз ваш имел
больше прелести? А если это так, дочь моя, будет ли великим грехом выслушать
его?  Откройте мне ваше сердце, привязанность моя к вам известна: питаете ли
вы склонность к графу, или же мысль выйти за него замуж вам противна?
   При   этом  лукавом  вопросе  слишком  доверчивая  Леонора,   заливаясь
румянцем,  опустила глаза и призналась, что отнюдь не чувствует отвращения к
графу. Но скромность не позволяла ей высказаться более откровенно, - поэтому
дуэнья продолжала уговаривать питомицу ничего не утаивать от нее, пока та не
поддалась, наконец, этим ласковым настояниям.
   - Милая моя,  -  сказала Леонора,  -  если вы хотите,  чтобы я  с  вами
говорила откровенно, то знайте, что Бельфлор мне кажется достойным любви. Он
так красив,  и  я  слышала о  нем так много хорошего,  что не могла остаться
равнодушной к  его ухаживанию.  Неутомимая бдительность,  с  какой вы  этому
противодействовали,  подчас огорчала меня, и, признаюсь, я иногда жалела его
и потихоньку вознаграждала вздохами за причиненные вами муки. Скажу вам, что
даже и сейчас,  вместо того чтобы ненавидеть его за эту дерзкую выходку, мое
сердце невольно извиняет его и приписывает его поступок вашей строгости.
   - Дочь моя, - сказала воспитательница, - раз вы даете мне повод думать,
что  его  сватовство  вам  было  бы  приятно,   я  придержу  для  вас  этого
влюбленного.
   - Я вам очень признательна за ту услугу, которую вы хотите оказать мне,
- ответила растроганная Леонора.  -  Если бы граф и не принадлежал к высшему
придворному кругу,  а  был бы простым дворянином,  то и тогда я бы предпочла
его всякому другому;  но не будем обольщать себя: Бельфлор - вельможа, самой
судьбой предназначенный для  какой-нибудь богатейшей наследницы королевства.
Нельзя ожидать, чтобы он удовлетворился браком с дочерью дона Луиса, которая
может принести ему весьма скромное приданое.  Нет, нет, чувства его не столь
лестны для  меня,  он  не  считает меня достойной носить его имя,  он  хочет
только опозорить меня.
   - Ах,  отчего вы  не  допускаете,  что  он  вас любит настолько,  чтобы
жениться?  -  прервала ее дуэнья.  -  Любовь частенько делает еще и не такие
чудеса.  Послушать вас,  так  небо  положило между графом и  вами  бездонную
пропасть.  Будьте справедливее к  себе,  Леонора;  он отнюдь не уронит себя,
соединив свою судьбу с  вашей:  вы из старинного дворянского рода,  и ему не
придется краснеть за союз с вами.  Раз вы к нему расположены,  -  продолжала
она,  - я должна с ним поговорить: я хочу хорошенько разузнать, какие у него
виды, и, если они таковы, как полагается, я чуть-чуть обнадежу его.
   - Сохрани вас Бог это делать!  -  воскликнула Леонора.  -  Я  совсем не
хочу,  чтобы вы к нему ходили;  если он только заподозрит, что я дала на это
согласие, он перестанет уважать меня.
   - О,  я  ловчее,  чем вы думаете,  -  возразила Марсела.  -  Я  начну с
упреков,  что он хотел вас соблазнить.  Он, конечно, станет оправдываться, я
его  выслушаю,   и  он  выскажется.  Словом,  предоставьте  мне,  дочь  моя,
действовать, я буду охранять вашу честь, как свою собственную.
   С  наступлением темноты дуэнья вышла из дома.  Бельфлор повстречался ей
возле дома  дона  Луиса.  Она  передала ему  свой разговор с  Леонорой и  не
преминула похвалиться,  как ловко вырвала она у своей воспитанницы признание
в  любви к  нему.  Граф был несказанно обрадован этим известием;  он изъявил
Марселе живейшую благодарность, а именно посулил вручить ей завтра же тысячу
пистолей;  теперь он был уверен в успехе своей затеи, ибо знал, что девушка,
расположенная к поклоннику,  уже наполовину побеждена.  Затем граф и Марсела
расстались, весьма довольные друг другом, и дуэнья вернулась домой.
   Леонора,  с  беспокойством ожидавшая ее,  спросила,  какую  новость она
принесла.
   - Самую приятную!  -  сказала дуэнья.  -  Я  видела графа.  Как я вам и
говорила,  преступных намерений у него нет; единственная его цель - жениться
на вас;  в  этом он мне клялся всем,  что есть самого святого.  Я,  конечно,
сдалась не сразу.  "Если таково ваше намерение, - сказала я ему, - отчего бы
вам не обратиться прямо к дону Луису?" -  "Ах,  милая Марсела,  - отвечал он
мне,  нисколько не смутясь этим вопросом,  - разве вы бы меня одобрили, если
бы я,  не зная,  как ко мне относится дочь,  и следуя только влечению слепой
страсти,  пошел бы к отцу,  чтобы получить Леонору против ее воли?  Нет,  ее
покой мне дороже моих пламенных желаний, и я слишком честен, чтобы причинить
ей горе".  Пока он так говорил,  - продолжала дуэнья, - я наблюдала за ним с
величайшим вниманием и  пустила в ход всю свою опытность,  чтобы прочитать в
его глазах,  действительно ли он настолько влюблен, как говорит. Что сказать
вам?  По-моему,  страсть его непритворна;  я  так этому обрадовалась,  что с
трудом сдержала свое чувство,  но,  убедившись в искренности графа,  решила,
что, для того чтобы удержать такого знатного вздыхателя, не мешает намекнуть
и о ваших чувствах к нему.  "Сеньор,  - сказала я ему, - Леонора не питает к
вам  отвращения,  я  знаю,  что она вас уважает,  и,  насколько могу судить,
сердце ее  не возмутится,  если вы попросите ее руки".  -  "Великий боже!  -
воскликнул он  вне  себя  от  радости.  -  Что  я  слышу?  Возможно ли,  что
прелестная Леонора столь благосклонна ко мне?  Как я  вам обязан,  добрейшая
Марсела,  что вы положили конец томительной неизвестности!  Я  тем более рад
этому известию,  что  это вы  мне его сообщили,  вы,  которая так долго меня
мучила,  негодуя на мою любовь! Но довершите мое счастье, дражайшая Марсела,
позвольте мне поговорить с божественной Леонорой;  я хочу внушить ей доверие
ко мне и поклясться ей перед вами, что буду принадлежать только ей".
   - К  этим словам,  -  продолжала гувернантка,  -  он добавил еще немало
других,  еще более трогательных. Наконец, дочь моя, он так настойчиво просил
меня устроить тайное свидание,  чтобы поговорить с  вами,  что  я  не  могла
отказать ему.
   - Ах!  Зачем вы  ему  это обещали!  -  воскликнула Леонора с  некоторым
волнением.  -  Целомудренная девушка -  твердили вы  мне постоянно -  должна
решительно избегать подобных разговоров - они крайне опасны.
   - Не отрицаю,  что говорила так, - возразила дуэнья, - это превосходное
правило,  но  в  данном случае вы можете им пренебречь,  считая графа как бы
своим мужем.
   - Н