о он еще не муж мне,  -  возразила Леонора,  -  и  я не должна с ним
видеться, пока батюшка не примет его предложения!
   В  эту  минуту Марсела раскаялась,  что  воспитала девушку так  строго;
твердость ее  трудно было сломить.  Но  дуэнья хотела во  что бы то ни стало
добиться своего.
   - Милая Леонора,  меня радует,  что вы так осторожны,  - сказала она. -
Это  благодатные  плоды  моих  трудов!   Вы   хорошо  воспользовались  моими
наставлениями.  Я в восторге от своей работы;  но, дочь моя, вы идете дальше
того, чему я учила вас, вы преувеличиваете мои наставления; мне кажется, что
ваша добродетель уж чересчур сурова.  Как я ни строга, я не одобряю излишней
чопорности,  которая одинаково восстает против  порока и  против невинности.
Девушка  не   перестанет  быть  добродетельной,   если  поговорит  со  своим
возлюбленным,  когда она уверена в  чистоте его намерений.  Отвечать на  его
любовь так же  позволительно,  как и  сочувствовать ей.  Положитесь на меня,
Леонора,  я  слишком опытна и  слишком расположена к  вам,  чтобы  допустить
какой-нибудь ложный шаг с вашей стороны.
   - А где же хотите вы устроить это свидание? - спросила Леонора.
   - В вашей спальне,  -  отвечала дуэнья, - это самое безопасное место. Я
приведу его сюда завтра ночью.
   - Да  что  вы,  дорогая,  -  возразила  Леонора.  -  Чтоб  я  позволила
мужчине...
   - Да позволите,  - перебила ее дуэнья, - это не такая уж необыкновенная
вещь,  как вы думаете.  Это случается каждый день,  и дай Бог,  чтобы у всех
девушек,   которые  принимают  таких  посетителей,  были  столь  же  хорошие
намерения, как у вас. Да и чего вы боитесь? Ведь я буду при вас.
   - А если батюшка нас застанет? - спросила Леонора.
   - Не  тревожьтесь об  этом,  -  уговаривала ее Марсела,  -  ваш батюшка
спокоен насчет вашего поведения,  он знает мою преданность и вполне доверяет
мне.
   Леонора,  настойчиво подстрекаемая дуэньей,  с  одной стороны,  и своей
тайною любовью -  с другой,  не могла дольше противиться: она согласилась на
предложение Марселы.
   Граф незамедлительно был извещен об этом.  Он так обрадовался,  что тут
же подарил своей сообщнице пятьсот пистолей и  перстень не меньшей ценности.
Марсела,  видя,  что он точно исполняет свои обещания,  желала отплатить ему
тем же.  В следующую же ночь,  когда,  по ее расчету,  все в доме спали, она
привязала к балкону шелковую лестницу, которую ей дал граф, и впустила его в
комнату своей госпожи.
   Между тем юная дева пребывала во  власти тревожных мыслей.  Несмотря на
симпатию к  Бельфлору и на все доводы дуэньи,  она упрекала себя за то,  что
так легко согласилась на  это посещение,  не совместимое с  ее честью.  Даже
чистота ее намерений не успокаивала Леонору. Принимать в своей спальне ночью
мужчину,  не  получившего еще  согласия отца  на  брак,  мужчину,  настоящие
чувства которого ей  как-никак были неизвестны,  -  это казалось ей шагом не
только преступным,  но и заслуживающим презрения в глазах ее поклонника. Эта
последняя мысль особенно удручала Леонору,  и она была всецело поглощена ею,
когда вошел граф.
   Он  сейчас  же  бросился к  ногам  возлюбленной и  стал  благодарить за
оказанную ему милость.  Он,  казалось, был полон любви и уверял, что намерен
жениться на  ней.  Однако он не распространялся на этот счет так,  как бы ей
того хотелось; поэтому она сказала:
   - Граф, я верю, что у вас нет дурных мыслей, но все ваши уверения будут
мне подозрительны, пока их не освятит согласие моего отца.
   - Сударыня,  я  бы  давно испросил его  согласие,  если  бы  не  боялся
нарушить ваш покой, - ответил Бельфлор.
   - Я  вас не  упрекаю за то,  что вы этого еще не сделали,  -  возразила
Леонора,  -  я даже вижу в этом вашу деликатность; но теперь ничто вас более
не удерживает и  вы должны как можно скорее переговорить с  доном Луисом или
навсегда расстаться со мной.
   - Но  почему  же,  прекрасная  Леонора,  мне  с  вами  не  видеться?  -
воскликнул граф. - Как нечувствительны вы к радостям любви! Если бы вы умели
любить,  как  я,  вам  было  бы  приятно принимать втайне  мое  поклонение и
скрывать это,  пусть  на  время,  от  вашего отца.  Сколько прелести в  этом
таинственном общении двух тесно связанных сердец!
   - Может быть, это приятно для вас, - сказала Леонора, - но для меня это
было  бы  только  мукой.  Такие  ухищрения в  нежных  чувствах  не  подобают
добродетельной девушке. Не расхваливайте мне больше прелести этих преступных
отношений.  Если бы вы меня уважали,  то не предлагали бы мне этого,  и если
ваши намерения таковы, как вы хотите меня уверить, вы должны в душе осуждать
меня,  что я этим не оскорбилась.  Но - увы! - прибавила она, роняя слезы, -
только своей слабости должна я приписывать нанесенную мне обиду; я заслужила
ее, допустив то, что я для вас сделала.
   - Обожаемая  Леонора,   -  воскликнул  граф,  -  это  вы  наносите  мне
смертельное  оскорбление!  Ваша  непомерно  строгая  добродетель встревожена
совершенно напрасно.  Как!  За  то,  что я  удостоился счастья снискать вашу
благосклонность,  мне  перестать уважать вас?  Какая несправедливость!  Нет,
сударыня,  я  знаю  всю  цену ваших милостей,  они  не  могут поколебать мое
уважение к вам,  и я готов сделать то, чего вы требуете от меня. Я завтра же
переговорю с  сеньором  доном  Луисом,  я  употреблю все  усилия,  чтобы  он
согласился осчастливить меня. Но не хочу от вас скрывать: у меня мало на это
надежды.
   - Что вы говорите!  -  воскликнула изумленная Леонора.  - Как может мой
отец отказать человеку, занимающему такое высокое положение при дворе!
   - Ах! Из-за этого-то положения я и боюсь отказа, - возразил Бельфлор. -
Это вас удивляет? Вы сейчас перестанете удивляться.
   Несколько дней тому назад,  - продолжал он, - король объявил, что хочет
меня женить.  Он  не  назвал по  имени ту,  которая мне предназначается;  он
только дал мне понять,  что это одна из лучших партий при дворе и что сам он
желает этого брака.  Тогда мне еще не было известно ваше отношение ко мне, -
вы сами знаете,  что из-за вашей строгости я до сих пор не мог ничего узнать
о  нем;  поэтому я  не  выказал никакого сопротивления монаршей воле.  После
этого,  судите сами,  захочет ли  дон  Луис  рисковать навлечь на  себя гнев
короля, согласившись выдать за меня свою дочь?
   - О,  разумеется,  нет!  - сказала Леонора. - Я знаю батюшку. Как бы ни
было ему лестно родство с  вами,  он  скорее откажется от него,  чем решится
разгневать короля.  Но если бы отец и не противился нашему браку,  мы ничего
не  выиграли бы,  ибо как бы вы могли,  граф,  предложить мне руку,  которую
король хочет отдать другой?
   - Скажу вам откровенно,  я в большом затруднении,  сударыня,  - ответил
Бельфлор. - Однако надеюсь, что ввиду благосклонного отношения ко мне короля
мне удастся повлиять на него и предотвратить грозящее мне несчастье. Вы даже
можете помочь мне в этом,  прекрасная Леонора,  если находите меня достойным
быть вашим мужем.
   - Как  же  могу я  помочь расстроить брак,  предначертанный королем?  -
удивилась она.
   - Ах,  сударыня, - пылко возразил граф, - если вы не откажетесь от моей
любви,  я  сумею остаться вам верным,  не  навлекая на себя монаршего гнева.
Позвольте  мне,  прелестная Леонора,  -  прибавил  он,  став  на  колени,  -
позвольте мне  обвенчаться с  вами  в  присутствии госпожи  Марселы,  -  эта
свидетельница поручится за  святость нашего союза.  Тем  самым я  без  труда
избавлюсь от ненавистных уз, которыми меня хотят связать. Если и после этого
король  будет  настаивать,   чтобы  я  женился  на  особе,  которую  он  мне
предназначает,  я брошусь к ногам монарха и скажу ему, что давно люблю вас и
тайно с вами обвенчан.  Как бы ни желал он женить меня на другой, он слишком
добр,  чтобы  разлучить  меня  с  женщиной,  которую  я  обожаю,  и  слишком
справедлив,  чтобы нанести такое оскорбление вашей семье.  Как  ваше мнение,
благоразумная Марсела?  -  прибавил он,  обращаясь к воспитательнице.  - Что
скажете вы об этом плане, внушенном мне любовью?
   - Я  от  него в  восторге,  -  ответила госпожа Марсела,  -  до чего же
изобретательна любовь!
   - А ваше мнение,  прелестная Леонора?  - спросил граф. - Неужели вы так
недоверчивы, что отказываетесь одобрить этот план?
   - Нет,  -  отвечала Леонора,  - только посвятите в него батюшку, и я не
сомневаюсь, что он согласится, когда узнает, в чем дело.
   - Сохрани Бог открыться ему!  -  перебила подлая дуэнья. - Вы не знаете
сеньора дона Луиса:  он  так  щепетилен в  вопросах чести,  что не  допустит
тайные  любовные  отношения.  Предложение о  негласном браке  оскорбит  его,
притом он слишком осторожен и побоится союза,  который, по его мнению, может
расстроить планы короля.  Этим неосмотрительным поступком вы  только внушите
ему подозрение:  он  начнет неотступно следить за нами,  и  вы будете лишены
возможности встречаться.
   - Я  умру от огорчения!  -  воскликнул наш вздыхатель.  -  Но,  госпожа
Марсела,  -  продолжал он,  прикидываясь крайне  удрученным,  -  неужели  вы
действительно думаете, что дон Луис отвергнет предложение о тайном браке?
   - И не сомневайтесь в этом,  -  ответила дуэнья, - но предположим даже,
что он согласился:  он так строг и набожен,  что никогда не допустит,  чтобы
были обойдены церковные обряды; а если венчаться в церкви, то дело сейчас же
получит огласку.
   - Ах,  моя  милая  Леонора,  -  сказал граф,  нежно пожимая руку  своей
возлюбленной,  -  неужели для  того,  чтобы  удовлетворить пустые требования
приличия,  мы подвергнемся страшной опасности расстаться навеки?  От вас, от
вас  одной  зависит  быть  моею!  Согласие отца  вас,  может  быть,  немного
успокоило бы,  но ведь госпожа Марсела нам доказала, что нет никакой надежды
получить его; уступите же моим невинным желаниям. Примите сердце мое и руку,
а  когда  настанет время объявить дону  Луису о  нашем союзе,  мы  объясним,
почему мы от него все скрыли.
   - Хорошо,  граф,  - сказала Леонора, - я согласна, чтобы вы пока ничего
не  говорили моему  отцу.  Сначала  узнайте  осторожно о  намерениях короля,
поговорите с  ним прежде,  чем я  дам согласие на тайный брак;  скажите ему,
если  надо,  что  вы  со  мной  тайно обвенчались...  Попытаемся этим ложным
признанием...
   - О,  что касается этого,  сударыня,  -  возразил Бельфлор, - я слишком
ненавижу ложь,  чтобы  пойти  на  такое притворство;  я  не  могу  настолько
изменить себе.  Вдобавок у  короля крутой нрав:  если он узнает,  что я  его
обманул, он никогда в жизни мне этого не простит...
   - Я бы никогда не кончил,  сеньор дон Клеофас,  - продолжал бес, - если
бы стал повторять слово в слово все,  что говорил Бельфлор,  дабы соблазнить
эту молодую особу.  Скажу только, что он пустил в ход все те страстные речи,
которые я  подсказываю мужчинам в  подобных случаях.  Но напрасно он клялся,
что  постарается как можно скорее подтвердить перед людьми обещание,  данное
ей наедине;  напрасно он призывал небо в свидетели своих клятв,  - ему так и
не удалось восторжествовать над добродетелью Леоноры;  занималась заря, и он
вынужден был удалиться.
   На другой день дуэнья,  находя,  что честь ее,  или,  вернее,  корысть,
требует довести дело до конца, сказала дочери дона Луиса:
   - Не знаю теперь,  как с вами говорить,  Леонора.  Я вижу,  что страсть
графа  возмущает вас,  словно это  простое любовное похождение.  Может быть,
что-нибудь в нем самом вам не понравилось?
   - Нет,  дорогая, - отвечала ей Леонора, - никогда он еще не казался мне
таким милым, а разговор с ним открыл мне в нем еще новые прелести.
   - Если так,  -  возразила дуэнья,  -  то я вас не понимаю. Вы питаете к
нему сильную склонность и отказываетесь сделать шаг,  необходимость которого
вам ясно доказана.
   - Дорогая моя, - отвечала дочь дона Луиса, - вы, конечно, благоразумнее
и  опытнее меня,  но  подумали ли  вы  о  последствиях брака,  который будет
заключен без согласия отца?
   - Еще бы,  еще бы,  -  отвечала дуэнья, - я все обдумала и очень жалею,
что вы так упорно отвергаете блестящую партию,  которую посылает вам судьба.
Берегитесь,  как бы  ваше упорство не  утомило и  не  оттолкнуло поклонника.
Смотрите,  как бы  он  не  одумался и  как бы  расчет не  возобладал над его
страстью. Примите без колебаний любовь, которую он вам предлагает. Он связан
словом,  а  для  порядочного человека нет  ничего священнее;  к  тому  же  я
свидетельница,  что он  обещал жениться на вас.  А  вы разве не знаете,  что
такого свидетельства с моей стороны достаточно, чтобы суд осудил вероломного
любовника?
   Такими  речами  коварная Марсела  поколебала Леонору:  девушка  закрыла
глаза на угрожающую ей опасность и  несколько дней спустя доверилась графу в
его низких замыслах.  Дуэнья впускала его каждую ночь через балкон в спальню
своей госпожи и провожала на рассвете.
   Однажды  она  несколько опоздала  напомнить графу,  что  пора  уходить.
Начало уже  светать,  когда он  стал спускаться с  балкона,  и  ему пришлось
поспешить;  на беду он по неосторожности оступился и довольно тяжело упал на
землю.
   Дон  Луис  де  Сеспедес,  спальня которого помещалась над  комнатой его
дочери,  встал в  тот  день очень рано,  собираясь заняться спешными делами.
Услышав шум,  он отворил окно,  чтобы посмотреть,  что случилось,  и  увидел
какого-то  человека,  который с  большим трудом  поднимался с  земли,  а  на
балконе госпожу Марселу;  она отвязывала шелковую лестницу,  по которой граф
удачнее влез, чем спустился. Дон Луис протер глаза и принял было это зрелище
за  обман чувств,  но,  вглядевшись хорошенько,  он  понял,  что  это  самая
настоящая действительность и что свет зари,  хотя еще и слабый, даже слишком
ясно освещает его позор.
   В смятении от этого рокового открытия, исполненный справедливого гнева,
он идет в  халате вниз,  в  комнаты Леоноры,  держа в одной руке шпагу,  а в
другой свечу. Он ищет Леонору и ее дуэнью, чтобы принести их в жертву своему
негодованию; он стучит в дверь их комнаты и приказывает отворить. Они узнают
его голос и  с  трепетом повинуются.  Он  входит и,  указывая на  обнаженную
шпагу, в бешенстве говорит растерявшимся женщинам:
   - Я  пришел смыть кровью позор,  нанесенный отцу бесчестной дочерью,  и
наказать подлую дуэнью, которая так обманула мое доверие.
   Обе женщины бросились перед ним на колени, и дуэнья обратилась к нему с
такими словами:
   - Сеньор, прежде чем покарать нас, соблаговолите меня выслушать.
   - Ну,  хорошо,  несчастная,  -  уступил старик,  - я согласен на минуту
отсрочить мщение.  Говори,  расскажи мне все подробности моего несчастья. Но
что я  говорю:  "все подробности",  -  я не знаю только одной из них:  имени
злодея, который обесчестил мою семью.
   - Сеньор, это граф де Бельфлор, - отвечала дуэнья.
   - Граф де Бельфлор!  -  воскликнул дон Луис.  - Где увидел он мою дочь?
Каким путем удалось ему соблазнить ее? Не утаивай от меня ничего.
   - Сеньор,  я расскажу вам все и так чистосердечно,  как только могу,  -
возразила дуэнья.
   Тут  она начала с  необыкновенным искусством передавать все вымышленные
речи графа,  которыми она обманывала и  Леонору;  она расписывала его самыми
яркими красками:  это поклонник нежный,  чувствительный,  искренний. Так как
развязку нельзя было скрыть,  то дуэнье пришлось рассказать и о ней;  но она
особенно распространялась о  том,  что побудило их  заключить без его ведома
этот  тайный брак,  и  так  ловко повернула дело,  что  укротила ярость дона
Луиса.  Она это отлично заметила и,  чтобы окончательно утихомирить старика,
добавила:
   - Сеньор, вот все, что вы хотели знать. Теперь наказывайте нас, вонзите
вашу шпагу в  грудь Леоноры.  Да что я говорю?  Леонора невинна,  она только
последовала советам особы, которой вы поручили надзор за ее поведением: ваши
удары должны пасть на меня одну,  я впустила графа в комнату вашей дочери, я
связала  их  крепкими узами.  Я  закрыла глаза  на  безнравственность союза,
заключенного без вашего ведома, чтобы удержать для вас затя, покровительство
которого -  источник всех  придворных милостей.  Я  думала только о  счастье
Леоноры и о выгоде для всего вашего семейства; я преступила свой долг только
от чрезмерного усердия.
   Пока хитрая Марсела вела такие речи,  ее госпожа не скупилась на слезы;
у Леоноры был столь огорченный вид, что добрый старик не мог устоять. Он был
тронут: его гнев сменился жалостью. Дон Луис выронил шпагу и, отказавшись от
роли раздраженного отца, воскликнул со слезами на глазах:
   - Ах,  дочь моя,  что за пагубная страсть - любовь! Увы! Ты сама еще не
ведаешь  всего  значения того,  что  случилось.  Твои  слезы  вызваны только
стыдом, что отец застал тебя. Ты не предвидишь еще всего горя, которое тебе,
может быть,  готовит твой возлюбленный.  А вы,  опрометчивая Марсела, что вы
наделали?  В  какую  пропасть  толкает  нас  ваше  безрассудное  усердие!  Я
допускаю,  что  мысль  о  родстве с  таким человеком,  как  граф,  могла вас
ослепить, - и только это вас извиняет, но, несчастная, разве такой поклонник
заслуживает  доверия?   Чем  в  большей  милости  он  при  дворе  и  чем  он
влиятельнее,  тем  более его надо было опасаться.  Если он  не  постесняется
обмануть Леонору, что тогда мне делать? Прибегнуть к помощи закона? Человеку
его положения всегда удается избежать ответственности. Допустим даже, что он
останется верным своим клятвам и захочет сдержать слово, данное моей дочери.
Ведь король,  который,  по  его словам,  думает женить его на  другой особе,
может принудить его к этому своей властью.
   - О,  принудить его!  -  перебила Леонора.  - Этого можно не опасаться.
Граф нас заверил, что король никогда не пойдет наперекор его чувствам.
   - Я в этом убеждена!  -  сказала Марсела.  -  Не говоря уже о том,  что
монарх слишком привязан к  своему любимцу,  чтобы поступить с ним как тиран,
он так великодушен,  что не причинит смертельного огорчения доблестному дону
Луису де Сеспедесу, который отдал свои лучшие годы на служение отечеству.
   - Дай Бог, чтобы мои опасения были напрасны! - сказал, вздыхая, старик.
- Я  пойду к  графу и  объяснюсь с  ним;  родительский глаз проницателен;  я
загляну в самую глубь его души. Если он расположен поступить так, как я того
желаю,  я вам прощу все, что случилось, но, - прибавил он твердым голосом, -
если в его речах я замечу коварство,  вы обе отправитесь в монастырь,  чтобы
весь остаток дней оплакивать допущенную вами неосторожность.
   При этих словах он  поднял шпагу и,  предоставив женщинам оправиться от
испуга, ушел к себе, чтобы одеться.
   В этом месте студент прервал Асмодея:
   - История, которую вы мне рассказываете, очень увлекательна, но то, что
я вижу,  мешает мне слушать вас так внимательно, как мне хотелось бы. Я вижу
в  одном  доме  хорошенькую женщину,  которая  сидит  за  столом  с  молодым
человеком и  стариком.  Они,  видимо,  пьют  очень дорогие вина.  И,  покуда
престарелый волокита целует даму,  плутовка за его спиной дает целовать свою
руку молодому человеку; он несомненно ее любовник.
   - Совсем наоборот,  -  объяснил Хромой,  - молодой - ее муж, а старый -
любовник.  Этот  старик  -  важная  персона,  он  командир  военного  ордена
Калатрав{51}.  Он  разоряется ради  этой  дамы;  муж  ее  занимает маленькую
должность при  дворе.  Дама расточает ласки старому вздыхателю по  расчету и
изменяет ему с собственным мужем по любви.
   - Хорошенькая картинка! - заметил Самбульо. - Не француз ли муж?
   - Нет,  -  отвечал бес,  -  он испанец.  Но и  в стенах славного города
Мадрида немало покладистых мужей,  хотя их тут и  не такое множество,  как в
Париже, который прямо-таки кишит подобными людьми.
   - Извините,  сеньор Асмодей,  я перебил рассказ о Леоноре, - сказал дон
Клеофас,  - продолжайте, пожалуйста; он меня очень заинтересовал. Я нахожу в
нем такие тонкие оттенки обольщения, что они приводят меня