ушку. -  Как
же так?
   - Встречаются и у нас такие индивиды, которые не  могут  ужиться  ни  в
своей  коммуне,  ни  в  других.  А  высокая  техника  предоставляет  таким
одиночкам разные и широкие  возможности.  Тот  же  Люци  делает  по-своему
полезное и нужное дело - думаете, так уж легко отлавливать животных?  Люци
- авантюрист, но в делах  ему  можно  доверять.  Сложнее  обстоит  дело  с
красными журавлями - эти птицы находятся под нашей охраной и защитой.
   Дийна  замолчала.  Может  быть,  обдумывала  какие-то   иные   варианты
телепортировки, может быть, колебалась, решая, в  какой  степени  ей  быть
откровенной, о чем говорить и о чем умолчать,  может  быть,  просто  ждала
вопросов Гирина. Но Александр ни о чем не стал спрашивать.
   - Я понимаю, - негромко сказал он. - Если так, обойдемся без Люци и без
красных журавлей.
   - Без красных журавлей? - переспросила Дийна, провела ладонью  по  лицу
и, отбросив какие-то свои невысказанные сомнения, лукаво улыбнулась, сразу
превратившись  из  серьезной   молодой   женщины   в   девчонку,   любящую
поозорничать. - Нет, без журавлей нам не обойтись.
   - Что ж, вам виднее, - после паузы и  некоторого  колебания  согласился
Александр.
   - Верно, - спокойно согласилась девушка, -  мне  виднее.  Пистолет  при
вас? Давайте его сюда, он вам не понадобится.
   Гирин передал ей  оружие.  Мельком  оглядев  пистолет,  Дийна  небрежно
швырнула  его  ко  входу  в  палатку.  Гирин  протянул  ей  и  красноносый
патрончик, но девушка сделала поспешный отстраняющий жест.
   - Нет! Оставьте на всякий случай, - и улыбнулась в ответ на  молчаливое
недоумение Александра. - На счастье! И на память обо мне.
   - Спасибо.
   Гирин не без удовольствия спрятал патрончик в карман - авиаторы, как  и
люди других профессий, в которых случай  и  везение  играют  не  последнюю
роль, любят счастливые приметы. Все знают, что  предрассудок,  но  что  из
того? В рискованных делах ценна любая мелочь, прибавляющая  уверенность  в
себе.
   - А теперь, Саша, внимательно меня выслушайте. Красного журавля поймать
можно только в небе.
   Александр приглядывался  к  девушке,  намеренно  сделавшей  паузу.  Ему
показалось, что она шутит.
   - В небе?
   - В небе, в полете. На земле это сделать невозможно! Ловцам доставались
лишь мертвые журавли, ни одного и никогда живого! Дело в том,  что  это  -
электрические птицы. - Видя, что Гирин не совсем понял ее, Дийна пояснила:
- На Земле живут электрические скаты, сомы, электрические угри, а  красные
журавли - электрические птицы. На клювах у них  разрядники,  они  способны
метать молнии. Мелких животных вроде крылатых лягушек эти разряды убивают,
человека один на один журавль, конечно, не убьет, но первым, самым сильным
разрядом с ног свалит. Если хотите, это птицы-громовержцы, Зевсовы птицы!
   - Надо же! Теперь я понимаю, почему они так строго охраняются.
   - Дело не в этом! - нетерпеливо, с досадой прервала Дийна,  но  в  чем,
объяснять не  стала,  а  просто  продолжила  рассказ.  -  Красные  журавли
отважны, дружны вплоть до самопожертвования, живут стаями, но  разбиваются
на пары и супружескую  верность  хранят  до  самой  смерти.  Строят  очень
удобные, можно  сказать,  многокомнатные  гнезда.  Попадая  в  безвыходное
положение, насмерть поражают молнией самих себя.
   - На земле?
   - И на земле и в полете. Последним зарядом электричества, как воин,  не
желающий сдаваться в плен, последней пулей.
   - Но вы сказали, что в небе их можно поймать!
   - Можно. Только в один  определенный  момент,  когда  птицы-громовержцы
пересекают грозовое облако. Теперь вы понимаете, почему их отлов опасен?
   Гирин кивнул. Грозовое облако - настоящий ад! Ураганные порывы ветра во
всех направлениях, тяжелые, ливневые капли дождя,  град,  грохот  и  блеск
молний многокилометровой длины. Во избежание катастрофы  вход  в  грозовые
облака запрещен всем типам летательных аппаратов, а, попав в грозу, экипаж
должен сделать все  возможное,  чтобы  покинуть  опасный  район  скорейшим
образом. И вот в таком аду Александр должен поймать легкокрылую птицу!
   - Почему обязательно в облаке?
   - Птицы впадают там в своеобразный транс, во  время  которого  за  счет
грозового электричества подзаряжают свои аккумуляторы. Да-да,  это  строго
установлено! Земные электрические рыбы располагают  батареями,  а  красные
журавли используют исключительно емкие аккумуляторы. Немало птиц гибнет во
время грозовой подзарядки, вся  жизнь  летающих  громовержцев  -  сплошной
риск. Чтобы  жить,  они  должны  буднично  играть  с  самой  смертью.  Это
прекрасно. Но это и ужасно!
   Лицо девушки было печальным. Гирин вдруг понял, что ему никак, ну никак
не хочется ловить  зевсовых  птиц!  Было  в  этом  лично  для  него  нечто
нехорошее, кощунственное, сродни тому, что  ударить  женщину  или  сделать
пакость товарищу, с  которым  летаешь  в  одной  паре.  В  судьбе  красных
журавлей было что-то общее с судьбой летчиков,  особенно  тех,  кто  ведет
неустанный воздушный бой на переднем фронте научного прогресса.
   - А без красных журавлей никак нельзя  обойтись?  -  осторожно  спросил
Александр.
   Секунду девушка смотрела на него, похоже не совсем понимая,  о  чем  он
завел речь, а потом озорно улыбнулась:
   - Можно. Но не нужно! Ваш путь домой через  красных  журавлей  -  самый
короткий путь.  Да  и  вообще,  ловить  журавлей  в  небе,  разве  это  не
интересно? - Она заговорщицки понизила голос. - Люци хитер, но ведь и мы с
вами, когда это нужно, можем стать хитрыми. Журавля мы  поймаем,  но  Люци
его насовсем не отдадим.
   - Каким же образом?
   - А это уж не ваша забота!
   Гирин задумался. Как это ни странно, а он был вовсе  не  против  надуть
лукавого оборотня! С полегчавшим сердцем он спросил:
   - И что мы будем теперь делать?
   - Завтракать. Отдыхать. И ждать. Как и земные перелетные птицы, красные
журавли придерживаются определенных маршрутов. Один из них проходит  прямо
через лагерь. Около полудня птицы будут здесь. - И Дийна показала рукой на
густо-синее небо,  которое  в  одном  месте  было  расплавлено  и  выжжено
яростным голубым солнцем.



   21

   Время тянулось лениво, как оно тянется в ожидании летной погоды,  когда
эта самая погода все устанавливается, устанавливается  и  никак  не  может
установиться.  Дийна  занималась  своими  делами,  не   совсем   понятными
Александру, непонятными прежде всего потому, что  он  не  обращал  на  них
сознательного внимания. Казалось,  предстоящая  операция  поимки  красного
журавля нисколько ее не волновала, а Александр не находил себе  места.  Он
еще и еще раз перебирал порядок своих действий: дождаться пролета  красных
журавлей, взлететь вслед за Дийной и все  время  держаться  рядом  с  ней,
особенно после входа в грозовое облако, а затем по ее сигналу  ринуться  к
красному журавлю и крепко ухватить рукой за длинный клюв, так чтобы он  не
мог  его  открыть.  В  трансе   подзарядки   птицы-громовержцы   полностью
отключаются от окружающего - кого им опасаться в чреве  грозового  облака!
Но иногда реагируют на прямые прикосновения. Поэтому и нужно принять  меры
предосторожности: журавли мечут свои молнии через полуоткрытый клюв, стоит
клюв зажать, как они лишаются своего  грозного  оружия.  О  Дийне  ему  не
следует беспокоиться ни при каких обстоятельствах, она уверила Александра,
что может создавать вокруг своего тела магнитную противозащиту разрядам  и
поэтому полная безопасность ей обеспечена. Он  должен  заботиться  лишь  о
деле и о самом себе!
   Еле слышный, но глубокий звук оторвал Александра от размышлений,  точно
вздохнуло само густо-синее небо. Гирин вскочил на ноги и крикнул  девушке,
рубашка которой голубела среди кустарника:
   - Журавли!
   Дийна вышла на поляну, посмотрела на солнце.
   - Вам показалось, рано. Они пролетят примерно через полчаса.
   - Нет, -  уверенно  возразил  Александр,  -  я  слышал.  Летят  красные
журавли!
   Дийна с сомнением взглянула на него,  прислушалась,  и  снова  глубокий
звук, словно вздох, опустился с неба на редколесье.
   - Они! Далеко вы их услышали.
   - Я ждал. И ждал совсем не так, как ждали вы.
   Девушка внимательно взглянула на него,  но  ничего  не  сказала.  Крики
журавлей  становились  яснее  и  звонче,  скоро  Дийна   заметила   птичий
треугольник и указала на него Александру.
   Птицы-громовержцы летели выше, чем в  прошлый  раз.  В  свете  голубого
солнца они казались не красными, а черными, лишь концы крыльев отсвечивали
тусклым багровым огнем. "Олла!  Олла"!  -  падал  на  редколесье  звучный,
зовущий крик.
   - Пора, - сказала Дийна, следя глазами за птицами.
   - Я готов.
   -  Пора,  -  повторила  девушка,  обращаясь   уже   непосредственно   к
Александру, и, мягко оттолкнувшись ногами, поднялась в воздух.
   Они летели с Дийной в полукилометре от журавлиного строя, лишь  немного
поотстав, в  правом  пеленге.  Скорость  была  большой,  около  семидесяти
километров в час, нещадно палило солнце, но  встречный  поток  воздуха  не
давал перегреться. Через  час  полета  Дийна,  подскользнув  к  Александру
вплотную, крикнула, перекрывая свист ветра:
   - Готовьтесь! И держитесь рядом со мной!
   Впереди по курсу небо стало туманиться, теряя прозрачность,  и  сереть,
понемногу  вырисовывались  очертания  лохматой   облачной   массы.   Круто
развернувшись влево, Дийна  зашла  в  хвост  журавлиному  строю  и  начала
сокращать дистанцию. В левом ряду было четыре журавля, в правом - семь.
   - Брать будете крайнего правого!
   - Понял!
   Облако было рядом, это было ощутимо и зрительно, и  по  резким  порывам
ветра, которые начали бесцеремонно швырять Александра  в  разные  стороны,
Дийна оказывалась то выше, то ниже.  Он  прилагал  большие  усилия,  чтобы
держаться рядом, следить за журавлями  стало  некогда,  пришлось  во  всем
положиться на свою спутницу. Гирин знал, что Длина решает  сейчас  сложную
задачу. Если поторопиться, то не успевшие впасть  в  транс  журавли  могут
заметить их  и  атаковать.  Если  немного  запоздать,  птицы  углубятся  в
грозовое чрево, молнии которого пострашнее журавлиных.
   - Руку!
   Александр послушно протянул руку, Дийна крепко обхватила  его  кисть  и
резко прибавила скорость. Пронзительно завыл ветер, выжимая из глаз слезы.
Через несколько мгновений они  окунулись  в  облачную,  дышащую  влагой  и
холодом массу, и тут же  Александр  ниже  и  впереди  себя  увидел  силуэт
большой птицы, мерно взмахивающей крыльями.
   - Вперед, Саша!
   Александр выпустил руку девушки и  нырнул  к  журавлю.  В  тот  же  миг
журавль повернул голову, и на Гирина строго взглянули  большие  серебряные
глаза. Клюв приоткрылся, и вспышка голубого пламени смяла Александра.
   - Дийна! - теряя равновесие, крикнул он.
   Но в ответ снова полыхнул огонь.
   - Нина!
   Очнулся Александр в свободном падении.  Он  летел  в  сером  и  влажном
облачном мареве, его крутило и вертело во  всех  трех  измерениях,  трудно
было даже разобрать, где небо, а где земля. Александру вдруг подумалось  о
том, что напрасно преисподнюю рисуют в огненно-черных тонах. Не говоря уже
о красном, даже в черном цвете  есть  нечто  утверждающее  -  пусть  через
отрицание. Настоящее небытие - это не утверждение и не отрицание, а  нечто
такое же вот серое и неопределенное, как эта облачная утроба.
   Земля!
   Она открылась не сразу, а  вырисовалась  постепенно.  Александр  ощутил
острый укол тревоги: он легко опознал район  своего  аэродрома  -  широкую
ленту автострады, голубую змею реки, лесной  массив,  а  на  его  западной
окраине озеро. Родной  аэродром  в  далеком  инозвездном  мире?  Это  было
непонятно, это тревожило, пугало. И сердце вдруг приостановилось на миг, а
потом зачастило, все время сбиваясь со  своего  здорового  мерного  ритма.
Трудно стало дышать, словно  лежал  Александр  не  на  веселой  и  озорной
встречной струе воздуха, а в темном и душном подвале.
   Александр падал лицом  вниз,  четко,  как  на  соревнованиях,  фиксируя
положение своего тела. Странное спокойствие овладело им. Он  понимал,  что
обречен. Через два-три десятка секунд его тело врежется в  летящую  землю,
превратится в противный мешок мяса и раздробленных костей. Не будет больше
на свете пилота Александра Гирина. "А  свидание?  -  вдруг  подумал  он  с
грустью и сожалением. - Напрасно будет  ждать  меня  Нина!"  Желание  жить
вспыхнуло с такой силой, что  Александр  еле  удержал  крик,  рвущийся  из
груди. Нет-нет, все это не может быть правдой!  Смерть,  такая  внезапная,
неотвратимая и грубая? Теперь, сейчас, когда за облаками так  ярко  светит
солнце, а на землю сеет мелкий теплый дождь?  Чепуха!  Просто  его  сморил
неожиданный тяжелый сон,  может  быть,  прямо  в  кабине  самолета.  Очень
просто, майор Ивасик взял управление, а он задремал.  А  может  быть,  его
зачаровала  неземная  среброглазая  девушка.  Ей  скучно  одной  на  чужой
планете, вот она и наслала на него этот удушливый морок. Сейчас злые  чары
рассеются, и настоящая жизнь снова пойдет своим чередом!
   Но ничего не менялось.  Надоедливо,  противно  свистел  воздух,  бьющий
прямо в лицо с растягивающейся вширь, обрастающей  деталями  земли.  Поток
срывал дыхание и мешал сосредоточиться  на  самом  главном,  на  том,  что
Александр обязан был вспомнить и никак не  мог.  Поздно!  Неужели  поздно?
Летящая навстречу, готовая смять и растерзать его тело  земля  -  жестокая
правда, а не тяжкий сон. Поздно? Нет, нельзя сдаваться! Надо искать  выход
- не может быть, чтобы судьба не подарила ему хотя бы малюсенький шанс  на
спасение. Ведь судьба всегда благосклонна к сильным духом!
   А озеро? Озеро, расположенное на опушке леса, разве это не шанс? Озеро!
Во время Отечественной войны какой-то морской  летчик-истребитель  остался
жив, упав с нераскрытым парашютом на заснеженный склон  оврага.  Озеро!  А
где-то  в  Америке  рисковые  парни  ныряют  в   море   чуть   ли   не   с
тридцатиметрового обрыва! Озеро! Самое  главное  -  точный  вход  в  воду.
Озеро!
   Придав телу наклонное положение, Гирин очутился над центром озера,  над
темным  пятном  больших  глубин,  которое,  растягиваясь  как   резиновое,
валилось на него. Он отчетливо представлял,  что  спасти  его  может  лишь
строго вертикальное положение тела.  Но  это  положение  нельзя  принимать
слишком рано - наберешь большую скорость.  И  Александр  выжидал  тягучие,
весомые доли секунд... Теперь пора! Гирин начал энергичный кувырок вперед,
на голову, стараясь вытянуть тело в единую линию,  зафиксировать  его  как
можно ближе к вертикали.
   Вот она, вода, рядом! Рвется в самые глаза!



   ЭПИЛОГ

   Рыбаки, их на озере всегда предостаточно, были среди них и  авиаторы  -
сюда весь  город  ездил,  видели,  как  с  неба  на  глубокие  места,  что
неподалеку от берега, упал человек. С десяток разных  лодок,  одни  сразу,
другие чуть  позже,  рванулись  к  месту  падения,  обозначенного  кругами
расходящихся  волн.  Тишина  сменилась  плеском  воды,  скрипом   уключин,
возбужденными голосами и криками. Нырять за Гириным не пришлось -  удар  о
воду вырвал из парашютного ранца  часть  купола,  она  плавала  теперь  на
поверхности воды. Ухватившись за мокрую  ткань,  Гирина  со  всеми  мерами
предосторожности втащили в лодку  -  операцией  руководил  врач,  случайно
оказавшийся среди рыбаков. Гирин не захлебнулся,  наверное,  при  ударе  о
воду ему на какое-то  время  сбило  дыхание.  Когда  Александра  осторожно
втащили в лодку, он вздохнул, ресницы у него дрогнули. Жив!
   Расстелив на мокрой траве плащ-палатку, Гирина уложили на самом  берегу
озера под раскидистой сосной. Врач не отходил от него  ни  на  шаг.  Гирин
несколько раз приоткрывал глаза,  пытался  сказать  что-то,  но  тело  его
оставалось странно неподвижным, и по-настоящему в сознание  он  так  и  не
приходил. Врач отирал лицо Александра  носовым  платком,  когда  к  берегу
озера, срывая дерн и разбрызгивая грязь, вывернула из-за  кустов  вишневая
"Волга".  Взвизгнули  тормоза,  и,  клюнув  носом,  машина   замерла   как
вкопанная. Хлопнув дверцей, из нее вышел Миусов, а за ним выскочил  техник
звена, который по поручению рыбаков-авиаторов дежурил у  тракта,  поджидая
полковые машины.
   Миусов был без фуражки, в  старой,  изрядно  потертой  кожаной  куртке,
волосы у него были спутаны, на загорелом лице начала пробиваться щетина  -
брился-то он часа в четыре утра. Но  врач,  поспешивший  к  машине,  сразу
разобрался, кто есть кто, и, обойдя щеголевато и  модно  одетого  техника,
вполголоса объяснил Миусову, что летчик жив, но  транспортировать  его  не
стоит: он обречен, жить ему осталось  считанные  минуты.  И,  задержавшись
взглядом на рубленом лице Миусова, торопливо добавил:
   -  К  сожалению,  это  тот  самый  печальный  случай,  когда   медицина
бессильна.
   Миусов  выдержал  паузу,  критически  разглядывая  докторскую   лысину,
неуклюжую рыхлую фигуру с заметно очерченным брюшком и неожиданно  сильные
длиннопалые руки.
   - Кто вы такой?
   - Врач. Я работаю в травматологии, у меня двадцатилетний  хирургический
стаж, - с некоторой обидой ответил доктор.
   - Где гарантии, что вы не ошибаетесь?
   - Глубокий шок, нитевидный  пульс,  который  едва  удается  прослушать,
больной за полтора часа ни разу не  пришел  в  сознание.  -  Доктор  пожал
рыхлыми покатыми плечами. - Самый факт падения в воду с большой высоты.
   Миусов кивнул в  знак  того,  что  принял  эти  слова  к  сведению,  и,
помедлив, тихонько направился к лежащему под сосной  Гирину.  Постояв  над
ним и поразившись тому, как  сильно  изменилось  его  лицо  с  момента  их
последней встречи на предполетной подготовке, Миусов опустился на  колени.
И помедлил, замялся, испытывая нечто вроде смущения: он не  знал,  не  мог
решить, как ему обратиться к юноше, которого он по-своему любил и пестовал
как пилота. Гирин? Миусову претило обращение по фамилии  в  такой  момент.
Саша? Но он никогда не называл его так. Крупные желваки вспухли и опали на
скулах Миусова.
   - Лейтенант, - негромко позвал он.
   При звуках этого приглушенного гнусоватого голоса веки Гирина дрогнули,
глаза открылись и понемногу приобрели осмысленное выражение.
   - Командир, - прозрачная тень улыбки легла на  лицо  Гирина.  -  Я  все
сделал, как надо... Как учили.
   Голос его звучал едва слышно, но отчетливо.
   - Я горжусь вами, лейтенант.
   Гирин  сделал  легкое  движение.  Миусов  сразу  понял,  что  он  хочет
приподняться, и покосился на хирурга, стаявшего  рядом.  Тот  отрицательно
покачал головой. Тогда Миусов склонился к самому лицу Гирина.
   - Нина, - прошептали губы. - Хочу видеть Нину.
   - Она придет. Сейчас!
   Встревоженное лицо Гирина обмякло, успокоилось. Он  пробормотал  что-то
неразборчивое, притих и вдруг отчетливо спросил:
   - Слышите?
   Миусов невольно прислушался, так требователен был этот короткий вопрос,
но, кроме приглушенного говора людей и  далекого  лая  собак,  не  услышал
ничего.
   - Слышите? - настойчиво переспросил  Гирин,  и  снова  прозрачная  тень
улыбки легла на его лицо. - Красные журавли!
   - Он бредит, - вполголоса сказал хирург.
   - Я не брежу, -  в  голосе  Гирина  звучала  странная,  снисходительная
уверенность. - Летят красные журавли! Скоро будет гроза.
   Кто-то уронил в воду весло.  Миусов  обернулся  на  плеск,  на  секунду
задержав тяжелый взгляд  на  смущенном  владельце  лодки,  а  когда  снова
перевел взгляд на Гирина, тот был  уже  мертв.  За  четверть  века  летной
службы Миусов повидал многое и разное, ему  не  нужно  было  свидетельства
врача о том, что Александр Гирин умер. Он умер  сразу  и  спокойно  с  еле
заметной, загадочной улыбкой на губах.
   Миусов поднялся с колен, зачем-то подтянул  "молнию"  своей  старенькой
куртки и прямо через расступившуюся толпу прошел на берег озера.  Постоял,
глядя вдаль, и сел на древний, уж