вообще-то протоформы и  прототипы  производятся
централизованно несколькими мастерскими-автоматами, которые  обслуживаются
бригадами численностью по десятку человек.
   - Мастерскими?
   - По своим размерам  -  мастерскими,  а  по  потенциальной  мощности  и
разнообразию продукции - колоссальными  комбинатами,  которые  сравнимы  с
земными промышленными районами.
   Гирин не без труда осмысливал услышанное, картина  технологии,  которую
рисовала Дийна, была совсем не похожа на сложившиеся у него  представления
о будущем.
   -  Переход  на  универсальную  продукцию  -  протоформы,  прототипы   и
сверхъемкие аккумуляторы энергии - избавил нас от  громоздких  заводов,  -
продолжала Дийна. - Сами собой рассосались  раковые  опухоли  городов.  Мы
перешли к здоровой, нормальной жизни, к вторичному слиянию с природой.
   - Раковые опухоли городов? - непонимающе переспросил Александр.
   - Конечно, это утрированная оценка, зато наглядная! Правильнее  назвать
города возрастной болезнью цивилизаций. Города - печальная  необходимость.
В  производство  любой,  даже   самой   обыденной   вещи   -   автомобиля,
радиоприемника или часов  -  у  вас  вовлечены  миллионы  людей.  Интересы
экономии и производства требуют, чтобы эти миллионы были  сконцентрированы
на крупных и сверхкрупных предприятиях, отсюда и безудержный рост городов,
этого социального зла, которое приходится терпеть до поры до времени.
   - Зла? Да земные города всегда  были  центрами  культуры  и  прогресса!
Нечего нам приписывать свои недостатки.
   - Но у нас нет городов, - спокойно и снисходительно возразила  девушка.
- Как можно приписывать несуществующее?
   - Совсем нет городов?
   - Есть, но это города-музеи, которые  мы  охраняем  так  же,  как  люди
охраняют дворцы, храмы и пирамиды.
   - Жизнь без городов? - Гирин никак не мог освоиться с  этой  мыслью.  -
Хоть убейте, не могу представить себе этого!
   - Инерция мышления, - хладнокровно констатировала Дийна.
   - Опять инерция?
   -  Опять.  Тысячелетиями  человечество  строит  и   разрушает   города,
разрушает и снова строит. Растет число городов, растут сами города, и  вам
уже кажется, что так будет всегда. Даже самое далекое будущее видится  вам
лишь в гипертрофированно-урбанизированном варианте. Но прогресс -  это  не
летящий снаряд, а качающийся маятник. Придет время,  и  если  человечество
справится с трудностями и уцелеет, то в ходе  строительства  коммунизма  и
космического расселения маятник  градостроительства  качнется  в  обратную
сторону. Города постепенно растают, исчезнут с лика планеты. Правда, -  по
губам  Дийны  скользнула  недоверчивая  улыбка,  в  которой  был   оттенок
мечтательности, - наши  социологи  говорят,  что,  когда  разумные  начнут
гасить и разжигать звезды, реконструировать галактики и осваивать соседние
субвселенные, они снова начнут собираться в огромные поселения.  Но  когда
это будет!
   Такое далекое будущее мало интересовало Александра, он думал о своем.
   - Рассеются города, что же останется?
   - Поселения-коммуны в несколько  десятков,  ну  сотен  человек  каждое.
Останутся коллективы, спаянные не только  трудом,  но  и  дружбой,  общими
интересами.  Люди,  которые,  помимо  высокого  творчества  и   созидания,
занимаются еще и древними, милыми сердцу, такими увлекательными  полезными
делами! Охотой, рыбной ловлей, коллекционированием, садоводством. В  таких
коммунах каждый человек на виду: он знает  каждого  и  каждый  знает  его.
Коммуны - единение собратьев и содругов, в коммунах крылатые слова "один -
за всех и все - за одного" не лозунг, не мечта, а сама жизнь. В таком мире
содружества люди преодолевают свои слабости,  ведут  себя  достойно,  если
даже кто-то или что-то соблазняет их и сбивает с правильного  пути.  Таким
миром правит не только личная свобода, но и общественная необходимость,  и
царит в нем не одно доверие, но и высокая ответственность. У нас нелегкая,
потруднее вашей, но зато такая интересная жизнь! Да ведь и  у  вас  ростки
духовного здоровья и новой морали пробиваются и  крепнут  прежде  всего  в
предтечах коммун - в экспедиционных и студенческих отрядах, на зимовках, в
молодежных бригадах, разве не так?
   - Так, - согласился Александр в  раздумье.  -  Но  что  же  получается,
назад, к природе? Голый  счастливый  человек  на  первозданной  земле?  Вы
думаете, земные чудаки не мечтали об этом? О "назад, к  природе"  написаны
многие тома, но это же пустые мечты, утопии!
   - Не назад, к природе, а вперед, к природе,  -  с  ноткой  усталости  в
голосе поправила девушка, может быть, ей надоел сам разговор, может  быть,
утомила непонятливость Гирина. - Мы вернулись к природе, но мы  отличаемся
от первобытных охотников с каменными  топорами  так  же  резко,  как  этот
охотник в эпоху своего господства отличался от диких зверей. -  Серебряные
глаза прямо взглянули на Александра. - Я одна  могу  сделать  больше,  чем
целый земной город. Могу перебросить через реку мост,  проложить  в  горах
дорогу, построить дворец или океанский корабль.
   - И разрушить город,  -  подсказал  Александр.  Ему  было  почему-то  и
грустно от той странной картины будущего, которую нарисовала ему  девушка.
- Разрушить большущий город вместе с копошащимися в нем в поисках  счастья
человечками!
   Серебряные  глаза  холодно  взглянули  на  Гирина,  но  голос   девушки
прозвучал с неожиданной, взрослой мягкостью:
   - Города сами умрут, когда пробьет их час. Не города нужно разрушить, а
создавать коммуны: отряды, бригады, поселения. И беречь как зеницу ока  их
особую, высокую мораль. В коммунах - ваше будущее. -  Дийна  поднялась  на
ноги. - Пойдемте, Саша. Ваши крылья уже готовы.



   16

   Гирин,  разумеется,  строил  самые  разные  предположения  насчет  того
летательного приспособления, которое Дийна несколько таинственно  называла
незримыми  крыльями.  И  во  всех  вариантах  ему   представлялось   нечто
неопределенное, эфемерное, собственно крылатое - вроде крылышек  стрекозы.
Но увидел он совсем иное - на месте сказочного костра  в  центре  большого
пятна увядшей, а по центру даже выгоревшей травы лежал широкий  золотистый
пояс, как две капли воды похожий на тот, что охватывал талию Дийны.
   - Это и есть незримые крылья? - Гирин смотрел то на пояс, то на девушку
недоверчиво и, пожалуй, иронически.
   - Они самые. Надевайте!
   Гирин не без опаски поднял пояс. Он был тяжелым, не  меньше  килограмма
весом, гибким и податливо-упругим, будто  сделанным  из  губчатой  резины.
Чувствовалось, что это не простая полоса кожи или плотной ткани,  а  нечто
заполненное жидкостью или пастой, какое-то  хитроумное  устройство.  Держа
пояс на ладонях, Александр вопросительно посмотрел на девушку.
   - Надевайте! - с улыбкой повторила Дийна.
   Гирин  накинул  пояс  и  несколько  замешкался  -  не  знал,  как   его
застегнуть. Дийна помогла - оказалось, что надо было попросту заправить  в
боковую щель массивной пряжки свободный конец.
   - А как снимать?
   - Поверните пряжку по часовой стрелке. Вот и все!  Теперь  застегнитесь
снова. И поверните пряжку против часовой стрелки.
   Когда Александр выполнял  эту  команду,  он  почувствовал,  что  пряжка
проворачивается не свободно, как в обратную сторону, а с заметным  усилием
и стрекотанием, точно он заводил большие часы с тугой пружиной.
   - Вот вы и готовы  к  полету!  -  весело  констатировала  Дийна.  -  Не
побоитесь?
   - Не побоюсь, - с некоторой заминкой ответил Александр.
   Конечно, он не боялся, как, скажем, люди боятся переходить пропасти  по
шатким мостикам без перил. Это было гораздо более сложное чувство, и Гирин
не сразу в нем разобрался. Это была не боязнь,  а  опасение,  естественная
настороженность классного пилота, привыкшего обязательно проверять технику
перед  полетом,  пусть  ее  готовили  самые   опытные   и   добросовестные
специалисты,  а  теперь  лишенного  этой  возможности.  Память   услужливо
подсказала ему, что пояс изготовила девчонка, еще не получившая  аттестата
зрелости. Поэтому он и заколебался, прежде чем ответить утвердительно, но,
ответив, тут же отбросил настороженность и сомнения. Это тоже была  летная
привычка:  приняв  решение,  уже  не  сомневаться.  Гирин  отлично  усвоил
афористический совет  многоопытного  и  хитроумного  Ассена  Джорданова  -
менять решение во время вынужденной посадки равносильно катастрофе.
   - Не боюсь, - уже уверенно повторил Гирин, чувствуя, что Дийна  смотрит
на него с сомнением.
   - Тогда дайте руку.
   Теперь они стояли рядом, взявшись за руки,  точно  дети  из  садика  на
прогулке. Дийна всего пальца на два была ниже Александра, а его бог ростом
не обидел. Ее сильные пальцы уверенно обхватывали запястье Гирина.
   - Расслабьтесь. Вот так. Спокойно, не делайте ненужных движений.
   В тот же миг, рассыпая волосы Александра, сверху  с  нарастающей  силой
подул ветер, а трава, кустарник, а потом и  деревья  начали  проваливаться
вниз. Сердце у Гирина сладко замерло, как это бывает  при  волшебно-легких
полетах во сне. Скорость подъема постепенно замедлилась, и на высоте около
двухсот метров, как это по привычке оценил Гирин, Дийна плавно перешла  на
горизонтальный полет. Сцепленные руки  были  отведены  назад,  они  летели
рядом, свободно лежа на мягкой подушке встречного потока воздуха. Скорость
полета была не так уж велика, километров  пятьдесят  в  час,  по  прикидке
Александра.
   - Все дело в поясе? - спросил он.
   - В поясе. И в умении!
   Ее волосы струились по  ветру,  словно  живые.  На  секунду  Александру
почудилось, что они и не  летят  вовсе,  а  плывут  в  почти  невесомом  и
прозрачном водяном потоке. Сердце Гирина, сердце юноши и летчика, не могло
остаться равнодушным к этому  волшебному  птичьему  полету.  Ему  хотелось
озорничать и делать глупости.
   - А могу я лететь сам, без вашей помощи?
   - Не побоитесь?
   - Ну! - возмутился Александр и попытался высвободить руку,  но  девушка
ее не выпустила, наоборот, крепче сжала пальцы.
   - Вы прыгали с парашютом?
   - Конечно! Я же летчик.
   - Тогда представьте себя в свободном падении и управляйте своим  телом.
Но падайте не вниз, не на землю, а вперед - на линию горизонта. Понимаете?
   - Как будто понимаю.
   - И не суетитесь! Я буду рядом.
   Александр сердито взглянул на девушку,  но  сказать  ничего  не  успел:
девушка разжала пальцы и отпрянула  в  сторону,  ободряюще  махнув  рукой.
Пролетев по инерции несколько десятков метров,  Гирин  начал  подниматься,
линия горизонта поползла вниз. Александр довольно легко  сумел  снизиться,
уменьшив угол наклона тела по отношению к набегавшему потоку. Так же легко
он справился с неожиданным нырком вниз и покосился  на  своего  необычного
инструктора.  Девушка  летела  справа,  отстав  метра  на  три.  Ободряюще
улыбнувшись  Гирину,  Дийна  покачала  кистями   рук   и   начала   плавно
поворачивать влево. С некоторым  трудом,  зарываясь  то  вверх,  то  вниз,
Александр последовал за ней. Потом они выполнили такой же плавный разворот
вправо. Приблизившись, Дийна похвалила:
   - Молодец! - не ноткой вызова добавила: - А ну-ка,  попробуйте  поймать
меня! - И резко увеличила скорость полета.
   "Быстрее!" - чисто машинально  пронеслось  в  сознании  Александра.  По
свисту в ушах и разом возросшему напору воздуха  он  понял,  что  скорость
послушно увеличилась. Он уже почти настиг девушку, но  в  самый  последний
момент она пошла на крутую горку... Трудно сказать,  сколько  времени  они
занимались воздушной акробатикой  и  каких  только  причудливых  фигур  не
пришлось  выполнить  Александру,  следуя  за  своим  неуловимым   лидером.
Конечно, сначала Дийна попросту, даже не скрывая этого,  играла  с  ним  в
поддавки. Но видимо,  Железный  Ник  не  случайно  аттестовал  Гирина  как
"пилота милостью  божьей"  и  недаром  Александр  имел  первый  разряд  по
парашютному спорту. Он учился премудростям  свободного,  дегравитационного
полета буквально на ходу, точнее, на  лету,  и  вскоре  воздушная  игра  в
"кошки-мышки" началась уже всерьез или почти всерьез. Гирин  не  на  шутку
раззадорился, даже рассердился. Несколько  раз  его  отделяли  от  девушки
считанные сантиметры, и всякий раз непринужденным пируэтом,  выходящим  за
рамки самых сложных фигур высшего пилотажа, Дийна неожиданно ускользала. И
все-таки в  один  из  таких  моментов,  непостижимо,  как  это  случилось,
Александр перехитрил ее и обхватил рукой. Совсем близко  он  увидел  пряди
волос, чистую загорелую  шею.  Серебряные  глаза  взглянули  на  него  без
улыбки, но вовсе не сердито, а по-товарищески спокойно. И все-таки впервые
за все время общения с Дийной Александр ощутил ее  не  ангелом-хранителем,
спасшим ему жизнь, не всесильной инопланетянкой, которая способна  творить
чудеса,  а  прежде  всего  девушкой.  Девушкой,  которая,  подобно  земным
девчатам, может смеяться и плакать, грезить  о  счастье  и  горевать.  Эта
новая Дийна, вдруг рожденная  воображением  Александра,  смутила  его.  Он
понял, как много разделяет  и  сближает  их.  Конечно,  сходство  Дийны  с
земными девушками всего лишь внешнее сходство, не более. Александр и Дийна
- порождения разных,  несхожих  субстанций,  дети  самостоятельных  очагов
жизни, вспыхнувших в разных точках галактики с разрывом во многие миллионы
лет. Но так  ли  безнадежно  глубока  разделяющая  их  пропасть?  По  мере
восхождения человека по ступеням разума люди  постепенно  становились  все
более терпимыми по отношению  друг  к  другу.  Они  учились,  и  это  была
нелегкая наука - не обращать внимания на различия в телосложении  и  цвете
кожи, на разницу в обычаях, верованиях и языке. Может  быть,  разные  расы
галактических сапиенсов тоже имеют право на сближение?
   Они теперь уже не держались за руки, летели рядом, бок о бок. Александр
перевел  взгляд  вниз  и  увидел  две  размытые  голубоватые  тени.  Будто
скованные незримой цепью, тени скользили по равнине, взлетали на  холмы  и
съезжали в лощины.



   17

   Лагерь  Дийны,  просторная  двускатная  палатка   из   голубой   ткани,
размещался  в  редколесье  неподалеку  от  широкой   и   спокойной   реки,
напоминавшей   Александру   Оку,   на   которой   прошло   его    детство.
Высокоствольные деревья с густо-фиолетовой корой и небольшими, но плотными
алыми  кронами  были  разделены  солнечными  полянами,  поросшими   низкой
желтенькой травкой, в которой были разбросаны  венчики  и  искорки  синих,
голубых и зеленых цветов. Над рекой кружили птицы,  оттуда  доносились  их
странные крики, чем-то похожие на гудки автомобилей.
   - А на озере птиц почему-то не было, - подумал вслух Гирин, разглядывая
излучину реки.
   - Это соленое озеро. В нем живет лишь два вида крупных  рыб,  птицам  и
животным делать там нечего.
   - А динотерий?
   -  Это  вечные  странники,  которых  можно  встретить  где  угодно.  Вы
садитесь, Саша.
   Возле палатки лежал древесный ствол, метрового диаметра,  тут  же  было
оборудовано место для разведения костра. Гирин потрогал гладкую фиолетовую
кору рукой - она пружинила, точно  резиновая  -  и  осторожно  сел.  Дийна
опустилась рядом. Хрустальный луч  солнца  серебрил  ей  волосы  и  ласкал
загорелую щеку, черты лица ее смягчились, и она  снова  стала  удивительно
похожей на Нину. Наверное, если бы не было полета, сблизившего  Александра
с этой девушкой, он бы промолчал, но теперь невольно произнес:
   - Как вы на Нину сейчас похожи! - Дийна подняла на него свои серебряные
глаза и улыбнулась. - Если бы не глаза, я бы мог  запутаться  и  подумать,
что это Нина прилетела сюда, чтобы меня навестить.
   Гирин спохватился  и  хотел  пояснить,  кто  такая  Нина  и  почему  он
заговорил о ней, но не успел.
   - Я и сохранила  свои  собственные  глаза,  чтобы  вы  окончательно  не
запутались, - спокойно сказала Дийна.
   Гирин не сразу понял смысл ее фразы, а когда понял, то растерялся.
   - Вы хотите сказать, что, -  он  запнулся,  -  что  вы...  ненастоящая?
Что-то вроде биоробота?
   Дийна весело рассмеялась.
   - Нет, я такая же настоящая, как и вы сами! Но это, - она  прикоснулась
кончиками пальцев к своему лицу, - не родной для меня облик.
   И снова Александр не сразу ее понял.
   - У вас что же, могут быть разные облики?
   - Могут.
   - Значит, вы умеете... перевоплощаться?
   - Умею.
   Гирин кивнул в знак понимания, но в голове  у  него  была  каша.  Дийна
поняла его состояние и будничным тоном, как будто  бы  речь  шла  о  самом
обычном деле, пояснила:
   - Это называется у нас метаморфозом. Сознательно управляя генотипом, мы
можем в известных пределах изменять свой фенотип, свой  внешний  облик.  -
Она  помолчала,  давая  возможность  Александру  осмыслить  услышанное,  и
продолжала:  -  Когда  копируешь  конкретную  личность,  о  которой   есть
подробные данные, время метаморфоза сокращается в десятки раз, да и  копия
получается полноценнее. Я торопилась: ведь был аварийный  вызов,  а  образ
Нины в цефалограмме вашей памяти был так ярок и так хорошо прописан! Вот я
и решила им воспользоваться: проще, быстрее, да и опыта метаморфоза у меня
еще маловато. Разве лучше,  если  бы  я  предстала  перед  вами  уродиной,
говорящей с таким акцентом, что сразу и не поймешь!
   И хотя Дийна закончила свои пояснения шуткой, Гирин остался  серьезным.
Он разглядывал теперь девушку, сидящую рядом с ним, и Нину и не Нину,  без
первой растерянности, снова и снова перебирая в голове ее слова.
   - Значит, через Нину вы и  получили  все  сведения  о  Земле,  о  наших
обычаях, языке и всем остальном?
   - Не совсем. Можно сказать, что через Нину я получила знание  множества
деталей и оттенков. И вообще, на все  земное  я  смотрю  как  бы  двойными
глазами - и своими, и глазами этой молодой женщины.  И  на  вас,  Саша,  я
отчасти смотрю ее глазами. - Дийна улыбнулась и без тени кокетства,  очень
просто добавила: - Но  без  ее  влюбленности,  конечно.  Земная,  семейная
любовь к нам вообще приходит очень поздно по земным меркам, лишь к  сорока
- сорока пяти годам мы расстаемся с  юностью  и  становимся  по-настоящему
взрослыми людьми. Я отношусь к вам, Саша, как к доброму товарищу.
   В другой ситуации Александра поразили и заставили бы  задуматься  слова
Дийны о такой долгой-долгой юности, но сейчас они прошли мимо его  ушей  -
его смутило, что Дийна все, конечно же, все знает о его любви. Гирина даже
в жар бросило.
   - Так вы и об этом знаете! - пробормотал он.
   - В самых общих чертах, - поспешила успокоить его девушка. - Без особой
необходимости такие тайны при чтении цефалограмм обходятся  стороной,  они
даже и фиксируются специальным, как у нас говорят, личностным кодом.
   Эти слова несколько успокоили Александра, но отнюдь не до конца: у него
было такое чувство, будто он некоторое  время  прогуливался  перед  Дийной
обнаженным и вот только теперь узнал об этом. Видимо, девушка понимала его
состояние, она продолжала разговор и вела его с тем спокойствием, с  каким
говорят о вещах не то чтобы неинтересных, но безличных.
   - Но я знаю Землю не только через Нину. Ваша планета, Саша, находится в
заповедном  секторе  галактики.  Человечество  -   единственная   развитая
цивилизация заповедника, поэтому вашу планету, историю, особенности  науки
и культуры изучают в наших школах подобно тому, как у вас изучают  Древний
Рим или Египет.
   Мысли Александра разом изменили свое направление, он вспомнил  разговор
с Люци  -  и  тот  говорил,  что  Земля  находится  в  заповедном  секторе
галактики!
   - Значит, Люци меня не обманывал, - заметил он в раздумье.
   -  Нет,  не  обманывал,  -  подтвердила  Дийна.  -  По-моему,  он  даже
позаботился о  вас,  правда  очень  уж  своеобразно.  Он  оставил  вас  не
где-нибудь, а на берегу озера Ку - в пустынном и безопасном  месте.  Визит
динотерия - это случайность.
   - Любопытно!
   Гирин перебрал по основным кускам свои взаимо