ысяч лет.
   Серебряные глаза смотрели  на  него  доброжелательно,  но  холодновато.
Может быть, Александру лишь показалось это, но он заново и довольно  остро
ощутил интеллектуальную дистанцию, отделяющую его от этой девушки.
   - Да-да, - пробормотал он, - я понимаю.
   У него вдруг пропал аппетит:  меканы  были  слишком  сладкими,  крем  -
неприятно зеленым, у  сока  он  обнаружил  легкий,  но  приметный  привкус
плесени. Гирин нехотя пожевал уже просто для  приличия  и  поблагодарил  -
сыт! Девушка поглядывала на него сочувственно, однако  же  и  с  некоторым
лукавством.
   - Вы на меня обиделись? - спросила вдруг она.
   Врать Александру не хотелось, он ведь и в самом деле  обиделся.  Но  на
кого? Или на что? Разобраться в  этом  было  нелегко.  Нечто  подобное  он
испытал однажды, случайно попав в компанию асов парашютного спорта,  среди
которых  были  чемпионы  мира  и  континента.  К  нему,   перворазряднику,
отнеслись доброжелательно, но разговор все время шел как-то мимо него - он
не сразу  понимал  шутки,  намеки,  его  реплики  выслушивали  с  каким-то
подчеркнутым вниманием. Гирин вдруг почувствовал себя чужим  и  ушел,  его
ухода не заметили или посчитали нужным не заметить. Он обиделся тогда,  но
не на мастеров-парашютистов.
   - Я обиделся на себя, - сказал он Дийне.
   Она удивилась:
   - За что?
   - За то, что я такой отсталый.  За  то,  что  у  меня  большая  инерция
мышления. - Он посмотрел на девушку  и  постарался  придать  своим  словам
шутливый оттенок. - И за то, что  способен  представить  себе  грядущее  в
одном лишь урбанизированном варианте.
   - Это я виновата, - со вздохом  покаялась  Дийна.  -  Не  сердитесь!  Я
иногда делаю глупости, но мне простительно - у меня ведь еще нет аттестата
зрелости?
   Она заразительно рассмеялась и поднялась на ноги.
   - Однако нам пора в лагерь. - Она  покосилась  на  Гирина  и  вкрадчиво
спросила: - Ведь вы не против - научиться  летать?  Летать  свободно,  как
птица! Без всех этих нелепых механизмов и машин?
   Александр неуверенно улыбнулся:
   - Опять шутите?
   - Никаких шуток и  розыгрышей:  честное  слово!  Хотите?  Тогда  сидите
спокойно и не мешайте. - В голосе Дийны появился оттенок таинственности. -
Я сотворю для вас незримые крылья.
   Из подсумка на своем широком поясе девушка достала что-то и, положив на
раскрытую ладонь, показала Гирину. Это  был  шарик  величиной  с  вишневую
косточку, тускло сияющий перламутром.
   - Жемчужина?
   Дийна отрицательно качнула головой:
   - Протоформа. Я могу сделать из нее все, что захочу: вездеход, авиетку,
лагерный домик.
   - А океанский лайнер?
   - Для этого нужно много протоформ и много времени. А незримые крылья  я
сделаю за десять минут, не больше. - Жестом предложив Гирину оставаться на
месте, Дийна отошла на  десяток  шагов.  Опустившись  на  колени,  девушка
очистила от крупных стеблей травы небольшую площадку, положила в центр  ее
жемчужину-протоформу и накрыла ладонью. В позе и выражении девушки не было
ничего театрального,  но  сразу  можно  было  заметить,  что  она  глубоко
сосредоточилась, полностью отключившись от окружающего, ушла в себя.  Веки
у нее были опущены, Александр только теперь заметил, какие длинные  у  нее
ресницы. Долгую, полновесную минуту длилась эта пауза сосредоточенности  и
отрешенности. Потом Дийна вздохнула,  точно  пробуждаясь  от  сна,  устало
провела рукой по лицу и поднесла к лежавшей на  земле  протоформе  зеленый
камень своего  перстня.  Мягко  сжались  пальцы,  и  протоформа  вспыхнула
неярким  серебристо-розовым  светом,  точно  в  траве   зажгли   маленький
волшебный костер. Свет  колебался,  клубился.  Дийна  несколько  мгновений
вглядывалась в сердцевину этого  странного  бесшумного  пламени,  а  затем
поднялась на ноги.
   - Вот и все, - с некоторой грустью сказала она Александру.
   Но тех мгновений, когда розоватый свет смягчил четко прописанные  черты
лица Дийны, придавая им больше теплоты и душевности, оказалось достаточно.
Дийна была похожа на Нину!



   14

   Нина работала врачом-терапевтом в полковом лазарете. Гирин познакомился
с ней во время медицинского осмотра.  Она  замерила  ему  давление  крови,
пульс,  а  потом  почему-то  долго  выслушивала  сердце.  Так  долго,  что
Александр забеспокоился - пилоты ничуть не меньше  пенсионеров  пекутся  о
своем здоровье, забеспокоился и спросил:
   - Что-нибудь не в порядке?
   Она подняла на него строгие серые  глаза  и  вдруг  улыбнулась,  отчего
сразу  похорошела  и  помолодела,  превратившись  из  официального   врача
неопределенного, с точки зрения  Александра,  возраста  в  молодую,  милую
женщину:
   - Нет, просто очень хорошо стучит. Приятно слушать!
   - Тогда слушайте! - великодушно разрешил Гирин, выпячивая  грудь.  -  Я
могу специально заходить, чтобы доставить вам удовольствие.
   - Заходите, - сказала она после паузы.
   Они оказались одногодками и сразу  как-то  по-простому,  по-товарищески
понравились друг другу. Официальные встречи врача и пациента, а  случались
они не так уж редко, неизменно заканчивались разговором на  общие  темы  -
чаще  шутливым,  иногда  доверительным.  В  их  отношениях  не   было   ни
расчетливого флирта, ни бездумной фривольности, не было ничего похожего  и
на постепенно зарождающуюся серьезную любовь.  Ясные  и  чистые  отношения
родственных душ, которые не  столько  сознают,  сколько  следуют  велениям
этого внутреннего родства. Кто знает, как было с Ниной, но  Гирин  над  их
отношениями просто не задумывался, тем более  что  знал  -  такие  вещи  в
авиационных полках всегда известны: Нина замужем.
   Однажды в городском парке  Александр  нос  к  носу  столкнулся  с  этой
супружеской парой, и Нина познакомила его со  своим  мужем.  Он  тоже  был
врачом - крупный холеный мужчина с начинающей седеть головой, уверенный  в
себе и насмешливый. В голосе и манерах Нины, когда она  знакомила  мужчин,
было нечто странное, похожее  на  замешательство  или  смущение.  Сразу-то
Александр не обратил на это внимания, все это всплыло в его памяти  позже,
когда,  возвращаясь  из  парка  домой  неспокойный  и  встревоженный,   он
восстанавливал случайную встречу по отдельным штрихам, по каплям.  И  ведь
ничего, ну ничего не произошло! Но,  пожимая  мягкую  и  сильную,  истинно
докторскую руку мужа Нины, Александр вдруг ощутил непонятный,  тупой  укол
ревности.  Ему  неприятно  было  смотреть  и   на   самодовольного,   явно
молодящегося врача, по-хозяйски  придерживавшего  жену  за  локоть,  и  на
притихшую, будто  испуганную  Нину.  Александр  смял  ничего  не  значащий
разговор и ушел.
   А наутро обнаружил, что видеть Нину ему не хочется. Не хочется,  и  все
тут! И он всячески избегал случайных встреч, подальше обходя и санчасть  и
лазарет. И на очередной осмотр ему идти не хотелось, но тут уж  ничего  не
поделаешь - идти все-таки пришлось. Нина изо всех сил старалась  держаться
непринужденно, но это плохо у нее получалось. И разговор, их  традиционный
дружески-шутливый разговор не  клеился.  Взгляды,  движения,  самый  голос
Нины, который раньше так нравился Александру,  -  все  раздражало  Гирина!
Неожиданно для самого себя он сказал ей какую-то колкость, а в ответ на ее
несколько растерянную реплику - другую. С  удовольствием  отметив,  что  у
Нины дрогнула рука, державшая  стетоскоп,  и  от  обиды  порозовели  щеки,
Александр подчеркнуто галантно распрощался и  ушел.  А  потом  целый  день
ходил хмурый и "собачился", как определили его состояние друзья.
   С той  поры  их  взаимоотношения  приобрели  прохладный  и  официальный
характер. Встречаясь, они здоровались, не глядя  друг  на  друга.  Однажды
Александр заметил, как Нина, чтобы не  встречаться  с  ним,  пошла  другой
дорогой. Он мысленно посмеялся над ее дамскими выкрутасами, но в следующий
раз, издали приметив Нину, вдруг и сам свернул на  тропинку  и  обошел  ее
стороной. Как-то случай свел их в автобусе.  Они  поздоровались  и  десять
минут простояли рядом как истуканы, не сказав друг другу ни слова.  Но  на
выходе Нина вдруг  обернулась,  и  Гирину  показалось,  что  в  ее  глазах
блеснули слезы. Мало ли что может показаться! Но, засыпая, Александр ясно,
точно на фотографии, снова увидел ее грустное, в полуобороте  лицо,  прядь
пепельных волос на лбу и слезы в серых глазах. Сердце у Гирина  сжалось  и
заныло. Полчаса он ворочался с боку на бок  и,  что  бывало  с  ним  очень
редко, никак не мог уснуть. А потом отбросил  одеяло,  сел  на  подоконник
открытого окна и сидел там, слушая сверчков, до тех пор,  пока  не  пришел
его сосед по комнате Колька Баралов, пилот из братской  эскадрильи,  шумно
удивившийся тому, что Александр, точно девица, мечтает у окна.
   Через  несколько  дней  на  праздничном  вечере  в  честь  Дня  авиации
Александр  увидел  Нину  в  гарнизонном  Доме  офицеров.  Она  грустно   в
одиночестве стояла у стены и отказывала всем, кто приглашал ее  танцевать.
Отказывала с такой милой улыбкой, что на  нее  не  сердились.  Было  в  ее
одиночестве нечто отдалявшее ее от случайных собеседников:  перебросившись
с ней несколькими фразами, они отходили. У  Гирина  екнуло  сердце.  Боясь
передумать, он подошел и, пряча за  холодной  вежливостью  свое  волнение,
пригласил ее на танец. Его не пугал возможный отказ,  какой-то  половинкой
души он даже желал его -  все-таки  это  был  выход  из  неизвестности,  с
которой, он только теперь понял это, больше не  было  никакой  возможности
мириться. Но Нина не отказала, только посмотрела на  него  виновато,  даже
испуганно.
   Добрую половину танца они молчали, избегая смотреть друг  на  друга.  А
потом их взгляды встретились, и  отчужденность  разом  пропала,  точно  ее
никогда и не было. Перебивая друг  друга,  сердясь  и  смеясь,  ничего  не
говоря о любви  прямо,  они  признались,  что  любят  и  не  могут  больше
мучиться, не могут не быть вместе. Потом Нина вдруг заплакала,  уткнувшись
лицом в его плечо, и пришлось выйти из зала  на  свежий  воздух,  где  так
банально, точно в кино, светила полная луна. Стоя в тени  старого  тополя,
они поцеловались. Притянув Александра за шею рукой,  Нина  поцеловала  его
еще раз и прогнала, сказав, что ей нужно прийти в себя и успокоиться.
   Взъерошенный и счастливый, Гирин послушно вернулся в зал и  пребывал  в
некой прострации до тех пор,  пока  к  нему  не  подошел  Колька  Баралов.
Здоровяк Колька скептически оглядел Александра,  неопределенно  хмыкнул  и
предложил пойти в  буфет  -  откушать  шампанского.  Выстрелив  пробкой  в
потолок, Баралов молча наполнил бокалы.
   - За что? - спросил Александр.
   - За легкокрылую удачу! -  плутовато  улыбнулся  Колька  и,  ставя  уже
пустой бокал, казавшийся в  его  лапище  скромной  рюмочкой,  присовокупил
коротко: - Молодец!
   - Ты о чем?
   - Да ладно тебе! Правильно, что объяснился, сколько можно было мучить и
ее и себя? Отличная будет подруга. Завидую!
   У Александра опустились руки: всегда так  -  все  и  все  знали  о  его
сердечных делах, только сам он не знал  ничего!  Гирин  был  и  благодарен
другу за эту поддержку, и злился на него за то, что он совался не  в  свои
дела. А тот, снова наполняя бокалы, как бы мимоходом сказал:
   - А если ее дражайший супруг будет вякать, скажи мне - я его быстренько
приведу в порядок.
   - Ты что, спятил?
   Колька поморщился и повел пудовыми плечами:
   - Не  о  физическом  воздействии  я  глаголю,  брат  мой.  Он  немножко
нехороший, этот Леонид Аркадьевич.
   - Как это немножко нехороший?
   - Сволочь, проще говоря. Известный бабник! Я его засекал несколько раз.
Нина все равно уйдет от него рано или поздно. - И Баралов со своей доброй,
плутоватой улыбкой поднял бокал с игристым вином:
   - За вас обоих!
   Все должно было решиться  на  свидании,  назначенном  на  восемь  часов
вечера. А свидание не состоялось.



   15

   Александр так задумался, что его вернул к действительности  лишь  голос
Дийны:
   - О чем вы размечтались, Саша?  -  Девушка  усаживалась  напротив  него
возле "обеденного стола".
   Гирин заколебался - говорить ей или нет  о  ее  загадочном  сходстве  с
Ниной? Конечно, случай сам по себе очень любопытный, но ведь особый  смысл
и цену он имеет лишь для Александра! Какое дело Дийне до молодой  женщины,
которую любит Гирин и которая живет так далеко  отсюда  -  за  восемьдесят
тысяч световых  лет?  Что  по  сравнению  с  этим  чудовищным  расстоянием
сказочные "за  тридевять  земель"?  А  сходство  было!  В  этом  Александр
убедился  еще  раз,  разглядывая  сейчас  Дийну  вблизи.   Это   было   не
сестринское, не родственное сходство, когда лица отливаются в одной, и той
же, но  каждый  раз  как-то  по-особому  видоизменяемой  форме.  Это  было
сходство другое, не столь внешне заметное, но  духовно  глубокое,  которое
проявляется, несмотря на различия  в  прическе,  цвете  кожи  и  отдельных
чертах лица. Два разных слепка с одной и той же духовной  сущности  -  вот
что такое были Нина и Дийна. И никакие восемьдесят тысяч световых лет  тут
были ни при чем!
   - Вы разглядываете меня как музейный экспонат! - Дийна облокотилась  на
пень, в свою очередь приглядываясь к Гирину. - Что такое стряслось с вами?
   Близко заглянув в неземные, серебряные глаза Дийны, Гирин  окончательно
решил ничего не говорить пока о ее странном сходстве с Ниной.
   - Я думаю о том, что сейчас там происходит. - Гирин кивнул на сказочный
розоватый костер, отблески которого ложились на траву и  на  листву  низко
расположенных ветвей.
   - Протоформа превращается в крылья, на которых вы  полетите  вместе  со
мной в лагерь. Только и всего!
   - А можно я поближе рассмотрю эту самую протоформу?
   - Пожалуйста.
   Девушка достала из подсумка серебристый  шарик  и  положила  Гирину  на
ладонь. Протоформа  и  правда  походила  на  жемчужину,  но  была  гораздо
тяжелее, точно налита ртутью. Перекатывая этот весомый  шарик  на  ладони,
Александр снова как-то ненароком, по инерции обратился мыслями  к  далекой
Земле, к Нине. Гирин видел настоящий жемчуг всего один раз  в  жизни  -  в
Кремле, в Оружейной палате. Увидел  и  страшно  разочаровался:  жемчужины,
украшавшие древние изделия и царские одежды, были тусклыми и  невзрачными,
будто потухшими. Честное слово, тот дешевенький поддельный жемчуг, который
Александру доводилось видеть на девичьих шейках, был куда ярче и красивее!
Позже Александр узнал, что жемчуг совсем как человек -  живет,  красуется,
сверкает, а потом стареет, тускнеет и умирает,  превращаясь  в  невзрачные
округлые камешки. И чтобы  жемчуг  жил  дольше,  надо  не  прятать  его  в
шкатулки, шкафы и сейфы, а носить так, чтобы он касался теплом  и  дышащей
человеческой кожи. И с тех пор, как Александр узнал об этом,  жемчуг  стал
ему  как-то  по-особому  дорог,  стал  понятнее  и  роднее   всех   других
драгоценных камней. Он решил, что, как только Нина станет  его  женой,  он
тотчас купит ей пусть маленькую, но все-таки настоящую ниточку жемчуга.  И
пусть она носит ее не по праздникам, а всегда - каждый день.
   - Очень сложный, универсальный продукт вашего производства,  -  услышал
Гирин конец фразы  Дийны,  поднял  на  нее  глаза  и  с  некоторым  трудом
сообразил, о чем она говорит.
   - Эта жемчужина?
   - Эта протоформа! - поправила девушка. - Я могу превратить ее  в  любую
вещь, в любую конструкцию, которую могу представить мысленно с достаточной
полнотой.
   Гирин покосился  на  бесшумный,  понемногу  угасающий  костер,  перевел
взгляд на серебристо-перламутровый шарик.
   - Каким же образом?
   Дийна смотрела на него доброжелательно, но снисходительно.
   - Это очень, очень сложное искусство! Нас обучают ему с самого  раннего
детства, так же как ваших детей учат рисованию и грамоте.
   Дийна оживилась, лицо ее приобрело важное  и  вместе  с  тем  несколько
наивное выражение Она стала похожей на увлеченную старшеклассницу, которой
не терпится поделиться  с  окружающими  только  что  усвоенными  знаниями,
представляющимися ей исключительно важными и интересными.
   - Любая четкая мысль, Саша, оформляется  либо  словесно,  либо  в  виде
зрительных образов - рисунков, объемов, чертежей и формул. Но, кроме того,
она  отражается  всем  телом,  особенно  лицом  и  руками,  пальцами;  это
неудивительно: ведь именно руки - древнейшее  орудие  труда  и  воплощения
мыслей. Колдуны, ясновидящие, гадалки -  все  они  наделены  даром  чтения
телесных мыслей, умеют наблюдать за лицом и руками, берут за руки и держат
их в ладонях.
   - Это правда, - согласился Гирин, вспоминая об опытах Вольфа  Мессинга,
о которых он, правда, лишь читал в журналах.
   - Наши ученые, - продолжала Дийна увлеченно,  -  расшифровали  телесный
язык через микротремор мускулов,  колебания  электрического  и  магнитного
потенциалов ладони и целую кучу других показателей. А конструкторы создали
протоформу, - автономное саморазвивающееся устройство,  похожее  на  живую
клетку, ну, как, допустим, самолет походит на птицу - функции одинаковы, а
пути реализации разные. Понимаете?
   - Пока понимаю.
   - В протоформу вмонтировано универсальное программное  устройство,  как
бы генотип, а генотип  этот  снабжен  приемником  телесного  языка.  Чтобы
использовать протоформу, ее накрывают пальцами. - Дийна взяла жемчужину  у
Александра и показала, как это делается. - Мысленно включают  приемник,  а
потом шаг за  шагом  представляют  создаваемую  конструкцию.  По  обратным
сигналам эта конструкция как бы высвечивается в  голове,  неудачное  можно
стирать и формировать заново, в созданное можно вносить исправления. Когда
конструкция  готова,  подается   сигнал   "стоп",   а   затем   протоформа
стимулируется внешним импульсом энергии  -  можно  использовать  перстень,
можно подержать протоформу над пламенем костра. Вот и  все!  В  протоформу
вмонтирован собственный микрогенератор энергии, а вещество она  заимствует
из окружающей среды.
   - Вот и все, - пробормотал Гирин, жестом попросил у девушки  протоформу
и бережно принял весомый шарик на  ладонь.  -  Ну  а  если  нужно  создать
что-нибудь сложное, громоздкое - космический корабль,  подводную  станцию,
целый завод? Неужто и такие вещи можно целиком удержать в голове?
   Дийна кивнула, соглашаясь с его сомнениями.
   - Вы правы, есть, конечно, предел  для  мысленного  моделирования.  Для
создания очень сложных и громоздких конструкций производятся протоформы не
с универсальным, а со специализированным генотипом, в  который  введена  и
схема  будущего  конкретного  творения,  скажем  космического  корабля,  и
программа его формирования. Такие  специализированные  протоформы  большой
мощности называют прототипами, их развитие обеспечивают внешние  источники
энергии, так удобнее.
   Перекатывая   на   ладони   тяжелый    перламутровый    шарик,    Гирин
полюбопытствовал:
   - А она у меня, случаем, не заработает?
   Дийна засмеялась:
   - Нет. Приемник запускается четырехзначным цифровым кодом, а вы его  не
знаете.
   - Из какого-то шарика - целый корабль или завод.  Чудеса!  -  Александр
передал протоформу девушке.
   Пряча протоформу в подсумок на поясе, Дийна снисходительно улыбнулась:
   -  Вы,  Саша,   мыслящий   человек   -   продукт   развития   крохотной
оплодотворенной клетки. И это чудо достигнуто в  ходе  стихийной  эволюции
материи! Неужели корабль сложнее человека, а разум слабее стихийных сил? И
потом, разве ваши телевизоры, самолеты и автомобили не  чудеса  для  людей
каменного века?
   - Уговорили. Но откуда берутся  протоформы,  с  помощью  которых  можно
творить чудеса-нечудеса?
   - Ту, -  Дийна  кивнула  головой  через  плечо,  -  из  которой  сейчас
формируются ваши крылья, я собрала сама.
   - Как собрала?
   Девушка засмеялась и пошевелила в воздухе своими загорелыми пальцами:
   -  Руками.  Сборка  протоформ  из  подручных  материалов  предусмотрена
программой испытаний. Ну а