ни, Учитель, и возможно, не прочел
ни единой твоей страницы. Сверх того, при жизни он  не  был  ни
врагом,  ни  сторонником  благодати,  и  когда он явился в ваши
края, разум его, должно быть, снедали тревожные  мысли  о  том,
где ему предстоит провести вечность. Он по-прежнему среди вас?
     -- Он  сидит в стороне, прикрыв ладонью глаза, и поднимает
главу, лишь когда долгими зелеными вечерами  Казелла  поет  для
нас,  или  ветер  доносит  к нам из чистилища хор, составленный
некиим Палестриной.
     -- Учитель, я провел год в городе, в котором была вся твоя
жизнь. Прав ли я, покидая его?
     -- Будем кратки. Это мир, где Время томит меня. Сердце мое
едва опять не забилось -- о ужас! Знай же,  докучливый  варвар,
что я прожил жизнь в великом заблуждении -- полагая, что Рим, а
с  ним  и  род Августа, вечен. Ничто не вечно, кроме Небес. Рим
существовал  до  Рима,  и  когда  Рим  обратится   в   пустыню,
воздвигнется  новый  Рим,  и  не  один.  Ты  же ищи себе город,
который молод. Смысл в том, чтобы строить город, а не вкушать в
нем покой. Когда же отыщешь такой, упивайся иллюзией,  будто  и
он  вечен. Что говорить, я о твоем городе слышал. Его основания
возносятся выше наших кровель, а тень от  башен  его  лежит  на
сандалиях  ангелов.  И  Рим  был  когда-то велик. О, в пору как
город твой в славе его также начнет порождать великих людей, не
забудь о моем. Но когда же иссякнет  в  сердце  моем  любовь  к
этому  городу?  Мне не взойти на Сион, пока я не забуду Рим. --
Отпусти же меня мой друг, умоляю тебя.  Эти  никчемные  чувства
изнуряют меня... (Внезапно поэт осознал, что вокруг Средиземное
море.)  О,  сколь прекрасны эти воды. Взгляни! За многие годы я
почти позабыл, каков этот мир. Он прекрасен! Прекрасен!  --  Но
нет!  сколько  ужаса,  сколько  боли! И ты еще жив? Ты жив? Как
можешь ты это сносить? Все твои мысли -- догадки, в теле  твоем
трепещет  дыхание,  чувства твои неверны и разум вечно наполнен
парами какой-нибудь страсти. О, что за мука -- быть  человеком.
Поспеши умереть!
     -- Прощай, Вергилий!
     Мерцающий  призрак  растаял чуть раньше звезд, и двигатели
подо мной нетерпеливо забились, стремясь  к  новому  берегу,  к
последнему, величайшему из всех городов.