Эх, вы.  Последняя  капля
человечности заглохла в вас под толстым слоем жира и сытости.
   _Господин Шульц_. Вы  полагаете,  что  эти  четыреста  марок  следовало
предложить ей в конверте?
   _Томас_. Ей надо было предложить нечто иное, сударь, нечто большее, чем
деньги. Каплю человечности.
   _Господин Шульц_. Вы  говорите  о  человечности?  Красивое  словцо  для
юбилейных речей, для партийных программ, для разговоров за  чайным  столом
или для сцены. Но в практической жизни - ломаного гроша не стоит. Может ли
девчонка уплатить врачу и аптекарю вашей человечностью?
   _Томас_. Но в воду она бросилась именно потому, что вы не могли ей дать
ничего, кроме денег.
   _Господин Шульц_. Четыреста марок - это нечто реальное. С ними  открыта
дорога во всем  мире,  от  Капштадта  до  Гельсингфорса  и  от  Парижа  до
Иокогамы. За четыреста марок можно найти что пожрать и в пустыне Гоби. А с
человечностью  можно  подохнуть  с  голоду  на  углу  Унтер-ден-Линден   и
Фридрихштрассе.
   Я вношу предложение, молодой человек: от  меня  она  получит  четыреста
марок, от вас - порцию человечности.
   Стаканчик мадеры? Не желаете?
   _Томас_. Богач, вы самый нищий из всех, кого я знаю.


        5

   Комната Томаса.

   _Томас_ (один; перед ним рукопись). Готово.  Какое  бремя  свалилось  с
плеч. Теперь - в путь, мое творенье. Буди! Разрушай! Действуй!
   Был ли я честен до конца? Творил ли я ради  красоты?  Или  успеха?  Или
ради себя? Нет, я был честен и строг. Я  подавил  в  себе  все,  что  мило
сердцу. Я написал не то, что хотел, а что повелевал мне внутренний  голос.
Да, это хорошо.
   _Анна-Мари_ (быстро входит). Я была в бассейне. Плавала. Чудесно  было.
Я так довольна. А аппетит у меня! (Накрывает на стол, кипятит  чай;  вдруг
весело рассмеялась.) Знаешь, эта старая галицийская еврейка Маркович  тоже
была в бассейне. Помнишь ее? На последнем собрании? Вот потеха. Что у  нее
за ноги. Волосатые, косматые. Право, ей бы следовало завивать эту шерсть у
парикмахера.
   _Томас_. Нехорошо смеяться над  ней,  Анна-Мари.  Она  всю  свою  жизнь
отдала делу. Молодость, состояние - все.  Семь  лет  просидела  в  тюрьме.
Нехорошо смеяться над ней.
   _Анна-Мари_ (с виноватым видом).  Не  буду.  Знаешь,  я  уговорилась  с
Эльзой посмотреть сегодня вечером новую танцовщицу в "Эспланаде".
   _Томас_. А на собрание ты не пойдешь со мной?
   _Анна-Мари_. О, я и забыла. Ты  ведь  собирался  выступить  сегодня.  В
первый раз. Если бы только эти люди не были так уродливы, угрюмы,  грязны.
И этот табачный смрад. Завтра у меня весь день голова  будет  болеть.  Чай
сейчас поспеет. Садись к столу. Ты сегодня опять много работал?  Как  твоя
пьеса?
   _Томас_. Готова.
   _Анна-Мари_ (ликуя). Готова! И ты - молчишь! (Бросается к нему на шею.)
Томас, почему ты мне сразу не сказал? Я побегу  к  Кристофу.  Мы  разопьем
бутылку вина. Ведь это надо отпраздновать.
   _Томас_. Нет, Анна-Мари. Не так.
   _Анна-Мари_. Прости. Я глупая. Я ведь знаю. Поверь, ты не напрасно меня
учишь уму-разуму. Я понимаю тебя, Томас, хоть иногда и прорывается старое.
Я пойду сегодня на собрание. Конечно, пойду. А для Маркович  куплю  яблок,
она их очень любит. (С бурным раскаянием.) Верь мне! Я хочу стать  другой,
хочу помогать людям. Верь мне, Томас, если даже мне случится сказать,  или
сделать какую-нибудь глупость.
   _Томас_ (с прояснившимся лицом). Благодарю тебя, Анна-Мари.


        6

   Задняя комната в кабачке. Собрание революционеров.

   _Чахоточный парикмахер_. Буржуа каждый день бреется, и  всегда  подавай
ему чистое полотенце.  Рабочий  может  бриться  только  по  субботам.  Это
справедливо?
   _Добродушный_ (толстый,  кроткий,  флегматичный  человек).  Бомбы  надо
бросать.
   _Еврейка из Галиции_. Идея должна призвать на помощь динамит.  Об  этом
можно пожалеть, но факт остается фактом:  другого  средства  нет.  В  мире
царит насилие. Еще немного насилия - и воцарится идея.
   _Кристоф_. Надо рассуждать трезво. Все, что здесь говорилось, хорошо  и
правильно. Но слишком общо и не ведет к конкретному решению.
   _Анна-Мари_. Мне страшно, Томас. Ты такой тихий и добрый. Что общего  у
тебя с этими людьми? Здесь все какие-то неистовые, кровожадные.
   _Конрад_ (высокий, рыжебородый, с  тяжелым  черепом,  рассудочный).  Не
будем уклоняться, товарищи. Вопрос стоит так: голосовать ли на выборах  за
социал-демократов,  выдвинуть  ли   собственного   кандидата   или   вовсе
воздержаться от участия в выборах?
   _Томас_. Братья! Один буржуа совершил преступление, и я пошел к нему  и
говорил с ним. А он сидел передо мной жирный, сытый,  и  ничто  в  нем  не
шевельнулось, и не было у него других слов, кроме слов о деньгах.  Братья!
Мир погряз в лени и равнодушии.
   _Чахоточный парикмахер_. Почему рабочий может  себе  позволить  бриться
только по субботам? Это справедливо?
   _Добродушный_ (кротко). Бомбы надо бросать.
   _Конрад_ (деловым тоном). Главное - за кого голосовать.
   _Томас_. Вы спрашиваете, за кого  голосовать.  Мир  не  стал  лучше  от
болтовни в парламентах. В мире не прибавится ни доброты, ни разума оттого,
что депутатские оклады получат не восемьдесят,  а  сто  социал-демократов.
Братья! Люди отравлены, люди насквозь прогнили. Два тысячелетия  мечтатели
проповедовали  любовь,  учили  состраданию  и  смирению.  Поймите:  любовь
обанкротилась. И от Христова учения осталась лишь одна мысль,  годная  для
современности: я несу меч!
   Слова больше не доходят до этих людей, ибо  душа  их  обросла  жиром  и
ленью.  Словами  не  расшатать  железные  решетки,  за  которыми  спрятана
последняя капля их человечности. Ни горы убитых, растерзанных в клочья  во
имя того, чтобы эти люди купались в роскоши,  ни  калеки,  превращенные  в
полуживотных по милости их корыстолюбия, - ничто не откроет им глаза:  они
слепы   ко   всему.   Это   -   раскормленные,   холеные   господа.    Они
забаррикадировали   свою   совесть   благотворительными   учреждениями   и
социальными законами.
   К ним не проникает ни один вопль, ни один луч света. Здесь поможет лишь
железная метла. Братья, мы должны стать этой железной метлой.

   Движение одобрения.

   _Томас_. Революция,  братья!  Мы  загремим  у  них  над  ухом  тяжелыми
снарядами. Мы будем щекотать их штыками до тех пор, пока они не  наскребут
горсточку  человечности  изо  всех  углов  своего  разжиревшего  существа.
Выборы? К черту! Революция, братья!
   _Многие_. Вы - наши уста! Вы - наш голос!
   _Конрад_ (деловым тоном). Итак, большинство за то,  чтобы  воздержаться
от выборов.
   _Томас_. И если бы даже я сгорел, как факел, сжигаемый с обоих  концов,
- не надо жалеть. Мы - лишь искры. Но от них загорится дорога, по  которой
мы идем.
   _Многие_. Томас Вендт. Наш вождь. Наш голос. Томас Вендт.
   _Добродушный_ (спокойно, кротко). Я всегда говорил: надо бросать бомбы.


        7

   Небольшой зимний сад на вилле Георга Гейнзиуса. Георг и Беттина.
   Георг - тридцати пяти лет, сумрачный, элегантный.
   Беттина - его жена, 26 лет, высокая, белокурая, красивая.

   _Георг_. Первый теплый день. Я велел запрягать. Поедем в Гейнихендорф?
   _Беттина_. Томас Вендт обещал зайти.
   _Георг_. Кто?
   _Беттина_. Молодой человек, которого я недавно  встретила  у  директора
театра.
   _Георг_. Моя Беттина опять откопала гения.
   _Беттина_. Если бы ты его видел, ты бы не смеялся.
   _Георг_. Прости. Социализм - очень  распространенная  и  дешевая  мода.
Поневоле становишься скептиком.
   _Беттина_. Не думаю, чтобы  для  Томаса  Вендта  социализм  был  чем-то
случайным. Томасом Вендтом руководит какой-то внутренний закон.
   _Георг_. Он повинуется закону смены времен.  Культ  личности  сменяется
культом массы, как лето зимою. После Цезаря пришел Христос, после  Борджиа
- Лютер, после Ницше - социализм. Огонь, которым Томас Вендт горит,  -  не
случайность. Случайность - то, кого этот огонь пожрет.
   _Беттина_. В нем нет противоречий, он весь из одного куска.
   _Георг_. Как тепло звучит твой голос. Достаточно тебе заговорить - и ты
уже права.
   _Беттина_ (улыбаясь). Неужели я кажусь тебе настолько  глупой,  что  со
мной и спорить нечего? Вместо доводов ты говоришь мне  комплименты.  Разве
не следовало его приглашать?
   _Георг_. Конечно, следовало. В том-то и беда, что я заинтересовался им.
Твой рассказ возбудил во мне живейшее любопытство.  Таковы  уж  мы.  Рубят
дерево, на котором мы сидим, а мы восхищаемся топором.
   _Слуга_ (докладывает). Господин Томас Вендт. (Вводит его.)
   _Беттина_. Сердечно рада вам. (Представляет.) Мой муж.
   _Георг_. Говорят, вы написали хорошую пьесу.
   _Томас_. Хороша ли она, не знаю. Да это и безразлично. Я написал ее  во
имя нашего дела.
   _Георг_. Какого дела?
   _Томас_. Мы с вами противники. Нам с  вами  бессмысленно  толковать  об
этом. У вас фабрика, рабочие, рабы. (Беттине.) Надеюсь, вы меня понимаете?
Вы понимаете, что искусство - ничто, если оно не преображает людей.
   _Беттина_. Вы несправедливы к  Георгу.  Каждое  произведение  искусства
преображает его.
   _Томас_. Я не верю в это преображение.
   _Георг_. Вы - художник, господин Томас Вендт.  Неужели  это  назойливое
выпячивание социальной темы не бывает  порой  в  тягость  вам  самому.  Вы
мечтаете о благе народа? Прекрасно. Но надо ли непременно  щеголять  своей
человечностью? Ведь в конце концов человечность - дело  частное,  надо  ли
кричать о ней?
   _Томас_. О, этот ваш проклятый такт! Народ должен прятать свою  нищету;
он должен  подыхать  в  темноте,  таясь,  чтобы  его  раны,  его  гной  не
оскорбляли ваше эстетическое чувство; чтобы его вопли не помешали вам пить
чай.
   _Георг_. Тридцать лет тому назад открыли  личность.  Теперь  раскрывают
объятия массам. Теперь обнаружили, что мир полон страданий, и уже не видят
голубого неба.
   _Томас_. За вашим парком дымят ваши заводы. Там нет голубого неба,  нет
весны.
   _Беттина_. Это  не  так,  господин  Вендт.  Вы  только  не  хотите,  вы
отказываетесь видеть весну. Бываете вы когда-нибудь  веселы?  Смеетесь  вы
когда-нибудь?
   _Томас_. Мир полон несправедливости. Она лезет вперед, она нагло шагает
среди бела дня и никого не стыдится. Она везде. Как  ни  закрывать  глаза,
как ни затыкать уши - от нее все равно не скроешься.  Она  словно  пеленой
тумана застилает синее небо. Как же верить в весну, как смеяться?
   _Беттина_. Вы достаточно одаренны, чтобы  видеть  страдание  и  все  же
верить в весну. Научитесь смеяться, Томас Вендт.


        8

   Комната Томаса. Ночь. _Анна-Мари_ и _Кристоф_ входят.
   Анна-Мари зажигает свет.

   _Кристоф_. Кто бы мог подумать? Это превосходит все ожидания.
   _Анна-Мари_. Как они ликовали. Незнакомые дамы  вскакивали  на  кресла,
кричали, махали платками.
   _Кристоф_. Директор вспотел от счастья. Теперь Томас будет зарабатывать
массу денег.

   Томас входит, окруженный роем молодых людей: тут - студенты,
   молодые девушки, репортер, молодой преподаватель литературы.

   _Голоса_. Вы - наша гордость. Вы - наш поэт. Вы - поэт завтрашнего дня.
   _Молодой  преподаватель_.  Сегодня  начинается  новая   глава   истории
германской литературы.  Она  называется  "Томас  Вендт".  Стриндберговская
одержимость идей, шиллеровская риторика, гуманизм  Герхардта  Гауптмана  -
все это живет  в  произведении  Томаса  Вендта.  Дайте  мне  все,  что  вы
написали, незаконченные вещи,  все.  Я  проведу  семинар,  где  вас  будут
изучать, я организую постановку ваших произведений на сцене, чтение  их  с
эстрады, я добьюсь того, чтобы о вас и вашем  произведении  написали  горы
статей, брошюр: критика, антикритика. Мои студенты займутся  психоанализом
каждой вашей строчки - всего, что вы  написали,  будь  то  даже  ответ  на
записку кредитора.
   _Голоса_. Томас Вендт - наша гордость. Томас Вендт - наш поэт.
   _Репортер_. Я должен взять у вас интервью  для  "Нейе  Винер  Цейтунг".
Когда родились? Забавные анекдоты  из  школьного  периода?  Собак  любите?
Кошек? Какое-нибудь редкое животное? Хамелеона или что-нибудь в этом роде?
Читателю это нравится. (Обходит  его  кругом.)  Угловат,  несколько  груб.
Молчалив, мрачен. Так.  К  сожалению,  ничего  особенного  в  костюме.  Не
занимаетесь ли каким-нибудь оригинальным спортом?  Может  быть,  разводите
рододендроны или что-нибудь в этом роде?  Ваше  мнение  о  Будде?  Что  вы
скажете о новом чемпионе по теннису?  Автомобильная  езда  не  содействует
вашему поэтическому вдохновению?
   _Один из студентов_. Какой пламенный язык. Какое дыхание. Видишь  новый
мир.
   _Голоса_. Томас Вендт - наш. Это наш поэт.

   Томас стоит неподвижно.

   _Кристоф_. Благодарю вас. Благодарю вас сердечно от имени моего  друга.
Вы видите, он еще не пришел в себя от множества впечатлений.  Извините  уж
его сегодня.
   _Хор голосов_. Томас Вендт - наша гордость. Томас Вендт - наш поэт.  Да
здравствует Томас Вендт. (Уходят.)

   Томас стоит неподвижно.

   _Анна-Мари_. Томас, какой успех. И  деньги  у  нас  теперь  будут.  Как
хорошо, Томас. Скажи же хоть слово.
   _Томас_. Я хотел сделать людей зрячими, я хотел преобразить мир. (Тихо,
с озлоблением.) Вместо этого - у меня "успех".
   _Анна-Мари_. Я тебя не понимаю.
   _Кристоф_. Надо быть справедливым, Томас. Большего ведь и ждать  нельзя
было.
   _Томас_ (горько). Нет, большего, конечно, я не мог ждать.


        9

   Отдельный кабинет в очень дорогом ресторане.
   _Георг_ во фраке. _Беттина_ в вечернем туалете.

   _Беттина_.  Сегодня  этот  спектакль  производит   такое   же   сильное
впечатление, как в первый раз.
   _Георг_. А я сегодня как-то особенно болезненно ощущал  тенденциозность
пьесы. Сам Томас, право же, не  придает  теперь  этой  тенденции  прежнего
значения.
   _Беттина_. Ты всеми силами стараешься отнять все  лучшее,  что  у  него
есть, Георг.
   _Георг_. Неужели это лучшее, что у него есть?
   _Беттина_. У него есть все то, чего ты лишен.
   _Георг_ (улыбается). Это верно. У него молодость и не тронутая критикой
любовь к массам. А я стар и скептичен, как черепаха.
   _Беттина_ (умоляюще). Георг!
   _Томас_ (входит, во фраке). Меня сильно задержали. Прошу извинить.
   _Беттина_. Какой успех, Томас! На сотом представлении такой же,  как  и
на первом.
   _Георг_. Меня радует, что  вы  снова  включили  эту  прелестную  сцену,
которую выкинули в премьере.
   _Томас_. Это - измена.
   _Беттина_. Измена?
   _Томас_. Измена моему делу. Какое отношение имеет эта любовная сцена  к
борьбе духа с грубой силой? Что общего у нее с моей целью?
   _Беттина_. Но это - искусство.
   _Томас_ (устало). Незачем спорить. Вы меня сломали.  Как  противен  был
мне вначале мой успех. И эти люди, эти эстеты! Зрелище силы тех, кого  они
боятся, приятно возбуждает их похоть. Они  щекочут  себе  нервы  призраком
опасности, от которой лишились бы чувств, стань она  действительностью.  А
теперь? Успех мне нужен, я упиваюсь им. Я привык к его  яду.  Я  привык  к
вам.
   _Георг_. А где Анна-Мари?
   _Томас_. Она устала, капризничает. Послезавтра собирается  в  Ниццу,  и
нужно кое-что подготовить к отъезду.
   _Георг_ (с легкой иронией). Она тоже привыкла к успеху.
   _Томас_. Да. Она была на верном пути. Теперь она ускользает от меня.
   _Беттина_. Не судите поспешно, Томас.
   _Томас_. Успех. Какая чепуха. Задумал изменить  мир.  Я.  Изменило  мир
изобретение пороха, железной дороги, воздухоплавания. А  что  значу  я  со
своими несколькими лоскутками полотна и горсткой загримированных молодцов?
Я, право, получаю по заслугам. Вместо того чтобы таять от звуков Лорелей в
исполнении певческого квартета, обыватель у меня черпает  смазочное  масло
для своего сердца. Моя  физиономия  ухмыляется  со  страниц  журналов  для
семейного чтения. Пламенем и сталью хотел я быть, а чего я  достиг?  Сытый
обыватель за недорогую цену массирует свою совесть.
   Почему вы не смеетесь, Георг? Люди вашего круга ведь сильнее меня.
   _Господин Шульц_ (входит). Прошу  извинить  за  неожиданное  вторжение,
сударыня. (Целует руку Беттине.) Услышав, что господин Вендт здесь у  вас,
я не хотел  упустить  случая  принести  мои  поздравления  по  поводу  его
грандиозного успеха. Превосходная вещь, честное слово! Когда  в  последнем
действии эти парни висят распятые на кресте... Да, замечательно. Вообще-то
я не охотник до серьезных драм. Я больше за оперетку. Но эти вот  распятые
- это, скажу вам, нечто сказочное, клянусь честью.

   Георг наполняет для него бокал.

   _Господин Шульц_ (пьет). Ваше здоровье, господин Вендт. За вторую сотню
представлений вашей пьесы. Кстати, кругленькую сумму приносит  пьеска,  а?
Знаете ли вы, что я положительно горд нашим соседством. Я вижу уже, как  у
ворот вашего домика прибивают доску: "Здесь творил Томас Вендт"  -  и  так
далее. Не премину и свою лепту внести на такое дело. А потом  перед  вашей
мемориальной доской - англичане со своими  бедекерами.  Ужасно  интересно.
Помните ваш неожиданный ранний визит  ко  мне?  Как  вы  тогда  в  частном
порядке прочитали мне  лекцию  о  морали?  Испортили  мне  тогда  отличный
завтрак. Впрочем,  впоследствии  вы,  наверно,  были  благодарны  мне,  а?
Малютка расцвела в прелестную бабенку. Да, старый бог жив  еще,  и  добро,
которое делаешь людям, приносит проценты. Не буду  вас  больше  обременять
своим  присутствием,  господа.  Еще  раз  -  мои  искренние  поздравления.
(Уходит.)
   _Георг_. Вы все еще думаете, что это стоит труда - стараться переделать
человека?
   _Томас_. Вы богаты. У вас доменные печи, заводы. У вас тысячи  рабочих.
Вы владеете людьми, в ваших руках власть. Я не доверяю вам.
   _Георг_. Не прячьтесь за  возражениями;  они  для  вас  слишком  мелки.
Сегодня, сейчас, вы так же хорошо, как и я, чувствуете,  что  лучше  месяц
жизни посвятить искусству, чем целую жизнь  политике.  Жизнь,  наполненная
лозунгами и пламенными речами, жизнь, когда постоянно снисходишь к  другим
и нарочито принижаешь себя самого, когда вечно общаешься с плохо пахнущими
телами и непроветренными душами, - чего можете вы достичь  таким  образом?
Массе свойственна косность. Если  ее  растормошить,  она,  может  быть,  и
проснется, может быть, вы и переделаете ее. Но только на  час.  Через  час
она снова будет храпеть, и, когда люди разойдутся по домам, господин Губер
снова станет господином Губером, а господин Мюллер - господином  Мюллером.
Я не верю в человека. Я изучил историю человечества за пять  тысяч  лет  и
научился не верить в человека.
   _Томас_. Как можно жить, если не веришь в человека?
   _Георг_. Я  верю  в  закон,  лишенный  всякой  сентиментальности:  люди
пожирают друг друга и на  тысячу  звероподобных  существ  с  человеческими
лицами приходится один человек.
   Откажитесь от деяний, Томас Вендт. Деяния забываются. Деяния  толкуются
превратно, а результаты их  обращаются  в  собственную  противоположность.
Единственное, что вечно, - это творчество.
   _Томас_. Вы согласны с ним, Беттина?
   _Георг_. Действие - это часть целого, знание  -  это  часть  целого,  и
единственно, что  цельно,  -  это  искусство.  И  вы,  вы,  рожденный  для
искусства, хотите оставить эту сферу ради политики?
   _Томас_. Вы никогда  не  знали  лишений.  Ваша  философия  -  философия
сытости.
   _Георг_. Сытость мыслит логичнее, чем голод.
   _Томас_ (настойчиво). Вы согласны с ним, Беттина?
   _Беттина_. Вы поедете с  нами  в  деревню,  Томас.  И  там,  на  покое,
напишете новую драму, не думая ни о каких социальных теориях, думая только
о своих стихах и образах.

   Кристоф и Конрад входят.

   _Томас_. Вы? Вы здесь?
   _Кристоф_. Мы писали тебе. Ты, видно, не получил наших писем?
   _Томас_. Не знаю. В последнее время я так много писем не распечатывал.
   _Конрад_. Дело срочное. Поэтому нам ничего  другого  не  осталось,  как
повидать вас.
   _Георг_. Кто эти господа?
   _Томас_. Мои друзья. Они занимаю