Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
гул рвущихся снарядов, треск
пулеметов, как тиканье стенных часов. Смотришь на обугленные дома, на
умирающих или умерших людей так же равнодушно, как на рисунок своих обоев.
В конце концов война - не большая бессмыслица, чем все остальное.
_Анна-Мари_ (смотрит на него). Я легко допускаю: ваш надменный и
скучающий вид не оставляет вас даже тогда, когда кругом смерть. Да, теперь
вам есть что порассказать Беттине.
_Георг_. Я ничего не рассказываю Беттине. У меня не хватает духу
подолгу бывать с ней. Я не знаю, как сделать, чтобы она не заметила моего
сострадания. Вам я охотно буду рассказывать, Анна-Мари. Что вы делаете
сейчас, когда Томас в казарме?
_Анна-Мари_. Просто живу.
_Георг_. Я теперь провожу много времени на фабрике.
_Анна-Мари_. Прежде вы ненавидели свою контору. И любили свой дом.
_Георг_. Теперь я ежедневно хожу в контору. Я бываю там от одиннадцати
до часу. (Встает.) Не зайдете ли вы ко мне, Анна-Мари?
_Анна-Мари_. Хорошо, я приду. Как-нибудь.
Георг уходит.
_Анна-Мари_. Неужели я дурной человек? Неужели все мы дурные люди?
Раскаюсь я потом? (В порыве возмущения.) Почему он так суров со мной,
почему в нем столько презрения ко мне, словно я отверженная? Пусть бы он
дал мне утопиться тогда. Когда он смотрит на меня, точно на какой-то
отброс, и молчит - я чувствую, что вся моя любовь уходит. Я - нечто такое,
за что он должен бороться, сказал он однажды. Но я - не "нечто". Я не
объект для опыта.
Томас, ведь я люблю тебя. Почему ты всегда задаешь мне твои проклятые
задачи, такие трудные, что на меня нападает страх, словно в школе, когда я
не знала урока? (Взвешивая.) Томас? Георг?
_Господин Шульц_ (входит). А, фрейлейн Анна-Мари! Любуетесь красивым
видом? Давненько мы не виделись с вами. Знаменательные у нас были встречи:
Красная вилла, отель "У пляжа". Я по-прежнему ваш искренний поклонник.
Моему ожиревшему сердцу приходится серьезно остерегаться вас. А как
поживает уважаемый маэстро? На некоторое время - не у дел? Должен
довольствоваться идиллиями, элегиями, размышлениями? Или он пламенно
воспевает кайзера и отечество?
_Анна-Мари_. Томас в армии.
_Господин Шульц_ (раскрывает от удивления рот). А? Гром среди ясного
неба. Как же так? Кто же так поступает?
_Анна-Мари_. Его нельзя было переубедить.
_Господин Шульц_. Почему же вы не пришли ко мне, малютка? Мы ведь с
вами старые знакомые. Мы бы просто за его спиной устроили ему
освобождение. Люблю его, вашего Томаса. Пробуждает возвышенные
воспоминания: Вильгельм Телль, Толстой, Армия Спасения. Обераммергау. Это
дело надо обмозговать, фрейлейн Анна-Мари. Хотите, займемся вместе? За
бутылочкой шампанского? (Подмигивая.) Помните, какие превосходные марки
вин у меня там, наверху? Итак, если есть время и охота, приходите к
людоеду, словно молящая о помощи принцесса. (Придвинувшись ближе,
интимно.) Хотя я и лью пушки, но, право же, я не такой страшный. Разве
каннибализм не бледнеет, когда открывается столько возможностей для
сравнения? Так, стало быть, пусть мой проект обежит прелестные извилины
вашего мозга. До свидания. Et on revient toujours... [начало французской
пословицы, соответствующей примерно русской: "Старая любовь не ржавеет"]
(Уходит.)
_Анна-Мари_. Я дала ему договорить до конца. Его жадные глазки так и
шарили по мне. И я его не задушила. Что же я такое? Кто я? Неужели моя
неблагодарность заглушила во мне голос сердца? "Делай все, что хочешь, -
сказал он однажды, - но не предавай самое себя". Трудно быть
неблагодарной. Трудно взвешивать. Трудно выбирать. (Взвешивая.) Томас?
Георг? (Решительно, с сияющим лицом.) Георг.
3
Здание школы, превращенное в казарму. Комната.
На полу тесно положены соломенные тюфяки. Вечер.
_Солдаты_, смертельно усталые, валяются в изнеможении на тюфяках.
Некоторые чистят форму. Двое играют в карты.
_Томас_ лежит, закрыв глаза.
_Первый_. Я спрашиваю: почему? Я спрашиваю: ради чего? И небо не
обрушится. И бог не накажет виновных.
_Второй_. Ну, этого от него не дождешься: бог убрался в Швейцарию.
_Первый_. Но ведь какой-нибудь смысл должен в этом быть.
_Третий_. В кино я видел картину "Оборотень". Знаешь ты, что такое
оборотень?
_Четвертый_. Это - который кровь сосет? Вот вы, Вендт, ведь вы
образованный: скажите, бывают на самом деле оборотни?
_Томас_ (лежит неподвижно на своем тюфяке). Чепуха.
_Третий_. Нет, не чепуха. В афише приводится мнение авторитетов.
_Томас_ (про себя). Они верят в оборотня, которого показывают в кино.
_Третий_. До чего жутко было. Одно удовольствие. Возле меня сидела одна
кухарка, так она прямо потела от страха. Но я ее так ущипнул, что у нее
сразу страх пропал.
_Четвертый_. Кто это воздух испортил? Сил нет!
_Третий_. Ничего удивительного при нашей жратве.
_Второй_. К вони надо привыкать. В братской могиле еще не так воняет.
Эй, ты, балагур, спой нам куплеты о свинье и младенце.
_Четвертый_. Я зверски устал. Все кости болят.
_Второй_. Ты разве костями поешь? Или спой нам "Мумия и сыр".
_Третий_. В казарме саперов теперь в ходу такая песенка:
Бог, родина... все ерунда!
Закон войны таков:
Стоим горой за богачей,
Стреляем в бедняков.
_Многие_ (шумно). Замечательно. Очень хорошо.
Стук в дверь.
_Первый_. Пришла дама, которая к Вендту ходит.
_Томас_. Можно ей войти?
_Голоса_. Да. Конечно. Да, разумеется.
_Анна-Мари_ (входит; робко). Здравствуйте! (Подходит к Томасу.) Добрый
день, Томас.
_Томас_. Зачем ты пришла?
_Анна-Мари_. Поговори со мной, Томас. Нехорошо будет, если ты со мной
не поговоришь.
_Томас_. О чем мне с тобой говорить? Если ты не видишь сама, то слова
не сделают тебя зрячей.
_Первый_. Вы слушали, как трепался майор, когда отправляли на позиции
третий эшелон?
_Третий_. С души воротит от их красивых речей. Пусть сами подставляют
под пули голову, если это такое удовольствие издохнуть за отечество.
Велика радость - вместо правой ноги принести домой Железный крест?
_Анна-Мари_. Ты не чувствуешь, как мне страшно, Томас? Неужели ты
вытащил меня из воды для того, чтобы я теперь задохнулась?
_Второй_. Выгружали первый эшелон, и вдруг - комбинированная воздушная
атака. Троих убило, семерых ранило - еще до того, как они попали на фронт.
_Первый_. Я наверняка буду убит. Трижды мне снилось, будто я еду в
каком-то открытом вагоне, лежу и не могу сдвинуться с места, а с обеих
сторон на меня сыплется угольная пыль, все сильнее, сильнее. А я никак не
могу пошевельнуться.
_Анна-Мари_. Георг Гейнзиус возвратился с фронта. Он бы тебя без
всякого труда освободил.
_Томас_. Все та же песня.
_Анна-Мари_. Я предприняла кое-какие шаги. Тебя отпустят. Надо лишь
захотеть.
_Томас_. Я не хочу.
_Анна-Мари_. Я кое-что привезла тебе. Шоколад.
_Томас_. Благодарю. У других тоже нет шоколаду.
_Анна-Мари_. Ты можешь дать и другим. Эхо Беттина посылает.
_Томас_ (берет). Беттина? Так.
_Анна-Мари_. Ты не проводишь меня немного? Здесь не поговоришь.
_Томас_ (устало встает). Ты меня мучаешь.
_Второй_. Это жена его или любовница?
_Четвертый_. Не знаю. Но, по-видимому, она ему гекупак.
_Третий_. Не гекупак, а гекуба. Это греческое слово. Означает: "на
черта она мне сдалась".
_Четвертый_. Спасибо, господин почтовый ящик.
_Второй_. Только из-за того, что здесь Вендт, они над нами так
измываются.
_Третий_. Как странно, что ему не скажешь "ты".
_Четвертый_. "Величие и достоинство служат преградой к сближению" - как
сказал Шиллингер.
_Третий_. Ему дьявольски трудно. Но он не увиливает, не жалуется, а
стискивает зубы и молчит.
_Первый_. Иногда мне кажется, что он-то и мог бы сказать - зачем, чего
ради?
_Второй_. Пока что от него только и есть пользы, что из-за него к нам
придираются.
_Совсем молоденький солдатик_ (яростно). Придираются? К вам? Ко мне
придираются! Из всей роты только ко мне одному.
_Четвертый_. Погляди-ка. Грудной младенец раскрыл рот. Еще в утробе
матери, а уже лопочет.
_Третий_. За что это к тебе придираются, сосунок?
_Молоденький солдат_. Могу вам сказать. За то, что я однажды застал
фельдфебеля в офицерском нужнике, когда он там примерял монокль.
_Четвертый_. Вот еще обезьяна, вот еще проклятая образина!
_Второй_. Лезет в офицеры.
_Третий_. А тебе что там понадобилось, в офицерском нужнике?
_Молоденький солдат_. Чистить мне его велели. И вот с тех пор он ко мне
придирается. (Кричит.) Не могу я больше. Сил нет. Я застрелюсь. Лучше
сразу на тот свет, чем так вот медленно подыхать.
Общее замешательство.
_Второй_. Ну, ну, друг, успокойся.
_Первый_ (раздумывая, тихо). По-моему, надо было бы сказать об этом
Томасу Вендту.
_Молоденький солдат_. Вендт сам уже кое-что заметил. Он как-то так
взглянул на меня, пожал мне руку. Я понял, что он все знает. Я - из
деревни. Хоть разок бы еще взглянуть на поля, на землю, на деревья и небо,
а отпуск я не получал ни разу. Никогда. Может быть, в это воскресенье...
Да нет, ничего не будет. (Пауза.)
_Четвертый_. Тут у меня стихотворение.
_Второй_. Смешное что-нибудь? Вроде "Мумия и сыр"?
_Четвертый_. Ну, нет, не смешное. Это Вендт писал.
_Первый_. Вендт?
_Многие_. Вендт?
_Четвертый_. Называется "Песня павших".
_Второй_ (разочарованно). Ну, значит, уже не смешное.
_Голоса_. Заткнись!
_Четвертый_.
Мы здесь лежим, желты, как воск,
Нам черви высосали мозг.
В плену могильной немоты
Землей забиты наши рты.
Мы ждем...
_Первый_ (про себя). Мы ждем... Да, мы ждем!
_Четвертый_.
Плоть наша - пепел и труха,
Но как могила ни глуха,
Сквозь немоту, сквозь сон, сквозь тьму
Вопрос грохочет: - Почему? -
Мы ждем...
_Первый_ (вскакивает). И он, значит, тоже спрашивает? И он, значит,
тоже спрашивает?
_Многие_. Не мешай. Читай дальше!
_Второй_. Да это совсем не смешно.
_Четвертый_.
Пусть скорбный холм травой зарос,
Взрывает землю наш вопрос...
_Томас_ (вернулся). Что это? Почему вы замолчали? Вы говорили обо мне?
Ну и продолжайте.
_Третий_. Он прочел ваше стихотворение.
_Томас_. Стихотворение? Вот как? Со стихотворениями далеко не уйдешь.
Между прочим, друзья, почему вы со мной на "вы"? Читай дальше.
_Первый_. Пусть он читает. Он сам. Вы должны прочесть.
_Молоденький солдат_. Читай, друг. Прошу тебя.
_Томас_ (читает, без особой выразительности, со скрытой злобой).
Пусть скорбный холм травой зарос, -
Взрывает землю наш вопрос...
Он, ненасытен и упрям,
Прорвался из могильных ям.
Мы ждем.
Мы ждем. Мы только семена,
Настанут жатвы времена.
Ответ созрел. Ответ идет.
Он долго медлил. Он грядет.
Мы ждем.
Тишина.
_Молоденький солдат_ (тихо, робко). Чего ж они ждут? Скажи нам.
_Первый_ (настойчиво). Растолкуй нам, Томас Вендт, непременно. Зачем
это - война и все такое. Видишь, ведь и мы все спрашиваем. Видишь, ведь и
мы умираем. Ты должен нам растолковать, Томас Вендт.
_Фельдфебель_ (с шумом распахивает дверь). Что здесь такое?
Солдаты стоят навытяжку.
_Фельдфебель_. Почему вы все скучились, как овцы перед грозой?
(Молчание. Молоденькому солдату.) Эй, ты, сопляк. Что это тут опять за
свинарник? Не положено, чтобы тюфяк виднелся из-под одеяла. Неряха. Чтобы
этого больше не было.
_Молоденький солдат_ (боязливо). Честь имею доложить, господин
фельдфебель, одеяло слишком короткое. Я по-всякому старался.
Фельдфебель. Что? Противоречить? Вшивый мальчишка! Вот я тебя проучу!
Твой воскресный отпуск - пиши пропало.
_Томас_ (тихо, но очень ясно). Вы придираетесь к этому солдату,
господин фельдфебель.
_Фельдфебель_. Что? Кто посмел?
_Томас_ (негромко). Вы придираетесь к этому солдату, господин
фельдфебель.
_Фельдфебель_. Ах, вы? Конечно, вы. Я вас подведу под военный суд.
Бунтовщик. Скотина чертова. (Выходит, хлопнув дверью.)
_Томас_ (тихо).
Он долго медлил. Он грядет.
Мы ждем.
4
Сад на вилле Георга. Поздняя осень. Вечер.
Издалека доносятся песни играющих детей. _Беттина_. _Анна-Мари_.
_Анна-Мари_. Ваши руки на солнце совершенно прозрачны, Беттина.
_Беттина_. Да, мои руки не изменились. Ты прелестно одета, Анна-Мари.
Белое платье и флорентийская шляпа очень тебе идут.
_Анна-Мари_. Я собираюсь в Мариенклаузе.
_Беттина_. И Георг туда, кажется, поехал верхом.
_Анна-Мари_ (нерешительно). Вот как.
_Беттина_. Что с Томасом?
_Анна-Мари_. Завтра будто бы отправляют на фронт.
_Беттина_. И ты только теперь говоришь мне об этом?
_Анна-Мари_. Я все сделала, чтобы его удержать. С ним не сговоришься.
Он и не смотрит на меня. Может быть, все было бы по-иному, если бы он со
мной поговорил.
_Беттина_. Чего хотят эти ребята у решетки?
_Анна-Мари_. У мальчика мяч залетел в сад. Он не решается войти.
_Беттина_. Открой ему, пожалуйста, калитку.
Анна-Мари идет.
_Беттина_ (напевает.)
Играй, душа моя, и пой
Чудесной летнею порой.
Анна-Мари входит с маленьким мальчиком.
_Мальчик_. Тетя, это невеселая песенка.
_Беттина_. Подойди ко мне, маленький Иозеф.
_Мальчик_. Ты не можешь спеть что-нибудь веселое?
_Беттина_. Что, например?
_Мальчик_ (поет, точно петушок).
Птички лесные
Поют так чудесно
В родимом краю.
_Беттина_. Чего только не умеет маленький Иозеф? Как поживает мама?
_Мальчик_. Она получила письмо.
_Беттина_. От отца? С фронта?
_Мальчик_. Папа пишет, что там - настоящий свинарник. И ему не дают
отпуска. А дядя Стефан рассмеялся и сказал: вот видишь, этого хочет бог и
кайзер. И схватил маму вот так, крепко. И, должно быть, ей было больно. А
то она не ревела бы целую ночь.
_Беттина_. Кто это дядя Стефан?
_Мальчик_. Это кучер из пивоварни, где такие чудные лошадки. Иногда он
мне позволяет покататься верхом - гоп-гоп! Но раз он не хотел меня снять,
и я так испугался и закричал. А дядя Стефан смеялся и не снимал меня. А на
руке у него красивые синие рисунки. Но я его не люблю. Оттого, что мама
меня всегда высылает вон, когда он приходит. Что это с тетей?
Анна-Мари с трудом овладевает собой.
_Беттина_ (смотрит на нее; тихо). А, вот что!
_Мальчик_. Дядя Стефан говорит, что папу убьют.
_Беттина_ (гладит его по волосам). Маленький Иозеф.
_Мальчик_. Ребята играют. Слышишь: "Заяц белый, куда бегал?" И я хочу с
ними. Мне здесь не нравится. Тетя сейчас заплачет, а ты тоже невеселая.
_Беттина_. Иди, иди, Иозеф. В следующий раз, как придешь, получишь
конфет.
Мальчик убегает.
_Беттина_ (тихо). Вот, значит, как. Вот как.
_Анна-Мари_. Этого вы мне никогда не простите, Беттина?
_Беттина_. Тебе?
5
У Анны-Мари.
_Георг_. Ты была с господином Шульцем в кабаре?
_Анна-Мари_ (вызывающе). Да.
_Георг_. С Шульцем!
_Анна-Мари_. Мне захотелось света, вина, танцев. Ты ведь не мог пойти
со мной. Или не хотел.
_Георг_. Вчера вечером, когда мы читали с тобой новый том стихов, ты
чувствовала малейшую шероховатость. На прошлой неделе, когда мы говорили о
Томасе Вендте, у тебя были такие глаза, что я не смел до тебя дотронуться.
А потом ты идешь с Шульцем в кабаре.
_Анна-Мари_. Я и сегодня с ним пойду, если будет охота. Ты что,
запретишь мне?
_Георг_. Да.
_Анна-Мари_. А я все-таки пойду. Это и разлучило нас с Томасом, что я
не всегда оставалась такой, какой он меня впервые увидел. Оставаться
завтра такой же, как сегодня? Нет.
_Георг_. Анна-Мари...
_Анна-Мари_. Я не позволю производить над собой опыты. Бери меня такой,
какая я есть. Я не позволю себя "лепить".
_Георг_. Кто же ты? Сегодня ты чувствуешь себя больной от дерзкого
взгляда, а завтра ты бежишь с Шульцем на танцы.
_Анна-Мари_. Да. И это хорошо. И я не хочу, чтоб было иначе.
_Георг_. Прощай, Анна-Мари. (Уходит.)
_Анна-Мари_ (одна, медленно, тихо, упрямо). И это хорошо. И я не хочу,
чтоб было иначе.
6
Сад на вилле Георга. Начало лета.
_Беттина_ (одна, вздрагивает). Кто там?
_Георг_ (входит). Это я. Я шел по траве. (Целует ей руку, тихонько
гладит по волосам.) Беттина.
_Беттина_. Ты вернулся?
_Георг_. Долго я отсутствовал?
_Беттина_. Для меня время тянулось долго. Очень было тяжело
расставаться с ней?
_Георг_. Сегодня можешь лепить из нее все что угодно, а завтра все
опять распадается. (После паузы, резко.) Ему следовало оставить ее такой,
какой она была: тупой, довольной. Теперь она мечется от одного чувства к
другому, бросается из одной крайности в другую; у нее нет точки опоры.
Ужасно подумать, кому она сейчас бросилась на шею.
_Беттина_. Быть может, она была для него только образом. Ведь он во
всем видит только образы. Быть может, она была для него только образом той
косной массы, которой он хочет помочь.
_Георг_. Он сеет несчастье всюду, где появляется. Он одержимый,
меченый.
_Беттина_. Разве тебе не жаль его? Подумай только, он валяется в
какой-нибудь яме, под огнем, ожесточенный, безмолвный; вокруг - ни единой
души, которая бы поняла его.
_Георг_. Он этого хотел. И ты еще защищаешь его, Беттина, после всего,
что он причинил тебе.
_Беттина_. Он страдает больше, чем те, кого он заставляет страдать.
7
Воронка, вырытая снарядом. Знойное солнце.
Группа солдат, из них некоторые ранены. _Томас_.
_Первый_ (раненый). Пить! Пить!
_Второй_. Тебе нельзя пить. Не то взвоешь от боли.
_Третий_. Хоть бы стрелять начали. Эта тишина невыносима.
_Четвертый_. А там они сидят теперь по разным кафе. Играет музыка.
Газетчицы выкрикивают названия газет. Перед кино - давка. Молодые люди
слоняются, курят и бегают за первыми вечерними проститутками, дежурят у
служебных входов в универмаги, поджидают продавщиц.
_Первый_. А тут лежи и подыхай. Хороша справедливость. Ведь должен быть
какой-нибудь смысл в том, что происходит.
_Второй_. Почему должен быть?
_Третий_. Вот и я так думаю. К черту эти розовые бредни. Надо быть
трезвым. С девчонками фасон держать не штука. Вот когда каждую минуту тебя
может прихлопнуть - тогда держи фасон.
_Второй_. Этого ввек не забыть: лежишь и ждешь смерти, а над тобой само
небо горит.
_Четвертый_. Вы видели, какой смешной был лейтенант?
_Третий_. Хороший парень. Не слишком мозговитый. Жалко, что его так
сразу накрыло.
_Четвертый_. Он упал навзничь. А монокль остался в глазу. Очень смешно.
_Томас_ (глядя перед собой, со злобой, тихо). Выжечь все это у себя в
мозгу. Запечатлеть в глазах, в ушах. Всосать в кровь.
_Второй_. "Пупсик, звезда моих очей". Я так люблю музыку. До смерти
хочется вспомнить какой-нибудь хороший мотив. Не выходит. Все точно ветром
сдуло. Только все та же избитая, глупая песенка. "Пупсик, звезда моих
очей..." На зубах навязло.
_Первый_. Пить, пить, товарищи! (Стонет. Что-то бессвязно лепечет.)
_Второй_. Что с тобой, друг? Кончаешься? Может, сказать что-нибудь
хочешь?
_Первый_. Что сказать? (Судорога проходит.) Чепуха. Если ты запомнишь,
что я скажу, а я уже буду падалью, то что мне с того? Дружба? Ерунда.
Любовь? Чушь. Отечество? Обман. Все это - бумажные деньги, сплошной обман.
_Молоденький солдат_ (ранен). Когда мы были на отдыхе, я пошел к
проститутке. Первый раз в жизни. Она разделась, она была тугая, круглая. У
меня дыхан