тся политикой.
   _Кристоф_, Мы не беспокоили бы тебя, не будь наше дело так  срочно.  Мы
давно тебя не видели, Томас. Без тебя наши собрания точно без души.
   _Конрад_. То, что вы написали для театра, может быть, и  прекрасно,  но
вряд ли принесло какую-нибудь пользу. Богатые смотрят спектакль,  а  потом
возвращаются домой как ни в чем не бывало.
   _Кристоф_. То, что ты нам говорил, было частью твоей жизни. Не могло же
все вдруг стать для тебя второстепенным, незначительным.
   _Томас_ (с измученным видом). Что случилось? Чего вы хотите?
   _Конрад_. Я бы предпочел разговаривать о нашем деле где-нибудь в другом
месте, не в присутствии этих господ. Этот ресторан и  то,  что  мы  должны
сказать вам, как-то не вяжутся.
   _Кристоф_. Не сердись на Конрада за резкость. Мы три дня ищем тебя.
   _Томас_. Эти господа - мои друзья. У меня нет тайн от них. Говорите.
   _Конрад_. Нам  предложили  крупную  сумму  на  организацию  газеты  при
условии, что мы найдем подходящего кандидата на пост редактора. Кроме вас,
у нас никого нет.
   _Томас_. А если мы этих денег не возьмем?
   _Конрад_. Они разойдутся по мелочам, на всякие благотворительные  дела,
ими воспользуются трусливые мещане и соглашатели.
   _Томас_. И я должен...
   _Конрад_. Вы должны говорить сотням тысяч то, что вы говорили трем  или
четырем сотням людей. Ежедневно.
   _Беттина_. Вы собирались покинуть город. Вы уже почти обещали поехать с
нами в деревню. Вы хотели сосредоточиться, писать.
   _Конрад_. Вы не имеете права жить для себя. Вы не имеете права  творить
для нескольких чувствительных душ. Вы, Томас Вендт, принадлежите нам.
   _Кристоф_. То, что ты делаешь, не может  быть  неправильно,  Томас.  Но
сказать тебе мы были обязаны. Не правда ли?
   _Конрад_. Если мы  упустим  этот  случай,  то  останемся  разрозненными
одиночками, утопистами, дураками. Все в ваших  руках.  Вы  должны  сделать
выбор, Томас Вендт: жить для человечества или для искусства.
   _Беттина_. Вы собирались завтра ехать с нами, Томас.
   _Томас_. Нет, завтра я не уеду. Я вообще, вероятно, не смогу  приехать.
Я должен остаться здесь.
   _Беттина_. Томас!
   _Георг_. Вы в самом деле хотите?..
   _Томас_. Вы желали мне добра, Беттина. И вы, Георг. Но мне не по пути с
вами. Примите мою благодарность, друзья мои, и будьте счастливы. Мой  путь
(указывает на Конрада и Кристофа) - с ними.


        10

   Редакция. _Томас_. _Кристоф_. _Конрад_.

   _Томас_ (в руках газета; возбужденно). Кто это писал?
   _Кристоф_. Что ты предпримешь?
   _Томас_. Я спрашиваю, кто это писал?
   _Конрад_. Не все ли равно, кто писал, раз это уже напечатано.
   _Томас_ (стучит кулаком по столу). Кто писал  эти  гнусности,  желаю  я
знать.
   _Кристоф_ (пожимая плечами). Веннингер.
   _Томас_.  Ну,  разумеется,  Веннингер.  (Звонит   курьеру.)   Попросите
господина Веннингера.
   _Конрад_. Раньше всего успокойтесь. Учтите его мотивы.  Выслушайте  его
спокойно.
   _Кристоф_. Надо трезво рассуждать. Если ты примешь во внимание...
   _Томас_. Я ничего не желаю принимать во внимание. Я его вышвырну вон.

   Веннингер входит. Тщедушный человек, 35 лет, в пенсне; нерешителен.

   _Томас_ (Кричит на него). Статью о Георге Гейнзиусе вы писали?
   _Веннингер_ (нерешительно). В известной степени.
   _Томас_. Что это значит - в известной степени? Вы писали или не вы?
   _Веннингер_. Стиль, во всяком случае, обрабатывал я.
   _Томас_. Как вам не стыдно? Такой человек, как Георг  Гейнзиус!  Вы  не
хуже моего знаете, насколько он лично заслуживает всяческого  уважения.  И
против  него  вы  затеваете  такую  мерзость.  Вы  пользуетесь   болтовней
уволенного портье, помоями, взятыми с черной лестницы. Вы мараете этим мою
газету. Вы обдаете грязью Беттину Гейнзиус, которая даже не  поймет  ваших
пошлых инсинуаций.
   _Веннингер_. Георг Гейнзиус  -  представитель  системы,  для  борьбы  с
которой основана наша газета. Вы знаете, какие безобразия творятся на  его
заводах. Вы знаете, с какой радостью мы приветствовали  бы  забастовку  на
его предприятиях, как мы подчеркиваем малейшую его  несправедливость,  как
разжигаем возмущение. Я не  могу  провести  черту  между  предприятиями  и
предпринимателем. Целясь в Гейнзиуса, мы попадаем  в  его  заводы.  Всякий
смыслящий в политике человек одобрит мою статью.
   _Томас_. Я уж не раз говорил  вам:  пишите  против  системы  заработной
платы на заводах Гейнзиуса, против действий  его  директоров,  против  его
мировоззрения, призывайте к стачке,  саботажу  -  сколько  угодно.  Но  ни
словом не задевайте Гейнзиуса-человека. Я не борюсь такими средствами, как
клевета. Я не потерплю у себя людей, пользующихся отравленным оружием.  Вы
уволены, господин Веннингер.
   _Кристоф_. Но послушай, Томас...
   _Конрад_. Господин Вендт!
   _Веннингер_. Можно, значит, идти?
   _Томас_. Да.
   _Веннингер_ (глядя исподлобья; язвительно). Что ж, это не  трудно  было
предположить. Ваш дружок, этот чистоплотный господин Гейнзиус, - табу,  он
неприкосновенен, хотя бы все принципы полетели при этом к черту.
   _Томас_. Замолчите!
   _Веннингер_. И не подумаю. Я буду говорить, громко говорить, чтобы  все
меня услышали. Вы были мне противны, Томас Вендт, с первого  мгновения;  я
не доверял вам, я видел вас насквозь. Вам нужен  социализм  с  удобствами:
сначала бражничать с эксплуататором, спать с его женой,  гладкой,  холеной
дамой, а затем, в поисках острых ощущений,  из  любопытства,  втереться  в
доверие к пролетариям, провозгласить себя  мессией,  несущим  освобождение
рабочему классу. И при этом всегда - чистые  руки,  спокойная  совесть.  А
если кто-нибудь откроет рот против дорогого дружка...
   _Томас_. Вон!
   _Конрад_. Хватит, Веннингер. Ступайте.
   _Веннингер_. Я иду. Но я сорву с вас  маску,  Томас  Вендт.  Пусть  все
видят ваше настоящее лицо. Я разоблачу вас, знайте это. (Уходит.)
   _Конрад_. Вы повредили себе и делу. Сенсация нам необходима. Деньги  на
исходе. Нужны новые читатели. Я не знаю других средств пропаганды.
   _Томас_. Если успех  нашего  дела  невозможен  без  такой  низкопробной
пропаганды, тогда не стоит за него драться.
   _Кристоф_. Вряд ли он сделал это со злым умыслом.
   _Томас_.  Он  завистлив.  Это  человеконенавистник,  он  хотел  бы  сам
очутиться на месте Георга.
   _Конрад_. Чего вы добились? Вместо  Веннингера  надо  посадить  другого
редактора. И опять все повторится сызнова. Если вы  хотите,  чтобы  газета
читалась, вам не обойтись без личных нападок.
   _Томас_. Я веду борьбу против идей, а не против личностей.
   _Конрад_. Вам всегда  придется  попадать  в  людей,  если  вы  намерены
поразить идею. Вы должны творить несправедливость во  имя  справедливости,
Томас Вендт. Вы хотите одними идеями вершить политические дела? Или  вести
газету? Вы хотите одними идеями побудить рабочих к стачке?
   _Томас_. Да. Да. Да. Я этого хочу. Я потерял бы всякую веру в человека,
если бы мне это не удалось.
   _Конрад_. В таком случае теряйте вашу веру в  человека.  А  я  пойду  и
постараюсь как-нибудь обезвредить нападки Веннингера.
   _Кристоф_  (убеждая).  Томас,  надо  рассуждать  трезво.  Не  парить  в
облаках, Томас. Оставаться на земле. (Уходит.)
   _Томас_  (один).  Творить  несправедливость  во   имя   справедливости.
Пользоваться низкопробными средствами,  чтобы  больше  никогда  никому  не
пришлось прибегать к ним. Оставлять за собой  кучу  грязи,  чтобы  будущие
поколения могли жить в чистоте. (Опускает голову.)
   _Господин Шульц_ (входит). Добрый день, господин Вендт. Как живете? Вид
немного  утомленный,  измученный,  побледнели.  Вполне  понятно.  Отчаянно
работаете, а?
   _Томас_. Что вам угодно, господин Шульц?
   _Господин Шульц_. Носятся слухи, что вы немного засыпались. Капитал  на
исходе. Затруднения с типографией и так  далее.  Я  рассчитал  так:  Томас
Вендт и я - добрые старые знакомые, соседи, и  потом  все  это  невероятно
благородно... Короче говоря: если вы пожелаете, то  пятьдесят,  шестьдесят
тысяч к вашим услугам.
   _Томас_. Вы предлагаете мне...
   _Господин  Шульц_.  Рассчитываю,  разумеется,  что  ваша  газета  будет
вестись в том же духе, что и раньше. Если, к примеру  сказать,  вы  имеете
что-нибудь против меня, валяйте во всеуслышание. Но, пожалуйста, не лично,
а как-нибудь поизящнее, в порядке общего вопроса. Ударение - на  идее,  на
принципе. Короче говоря: писать  должны  вы  сами,  а  не  этот  господин,
например... как его? Веннингер, кажется.
   _Томас_. Вы так думаете?
   _Господин Шульц_ (доверительно). Против  Георга  Гейнзиуса  пусть  себе
пишет ваш  господин  Веннингер.  Это  пожалуйста.  Великолепная  статейка,
просто замечательная. Стачка на предприятиях конкурента всегда желательна.
   _Томас_. Почему вы мне предлагаете деньги?
   _Господин Шульц_. Младенец вы! Более выгодного помещения капитала я  не
представляю себе. Собственно, вам бы следовало предложить  государственную
дотацию. Ибо кто является надежнейшей опорой трона и  алтаря?  Капитал.  А
кто является надежнейшей опорой капитала? Вы.
   _Томас_. Я?
   _Господин Шульц_. Тут  простой  расчет.  Когда  революция  пускается  в
дипломатию, когда она идет на компромиссы, на соглашения, когда  выдвигает
умеренные требования, вот тогда она опасна. Но делать революцию  так,  как
это делаете вы, почтеннейший, - благородно, в порядке общих  идей,  -  вот
это  славно,  это  хорошо.  Против  такой  деятельности  никто  не   будет
возражать, за нее и я подниму обе руки. На такие статьи, как ваши, мы  все
одинаково реагируем - восторг и аплодисменты от Мааса  до  Мемеля.  Да  вы
знаете это гораздо лучше меня.
   _Томас_. Так вы не боитесь идей, их распространения?
   _Господин  Шульц_.  Идей?   (Прыскает   со   смеху.)   Но,   дражайший,
почтеннейший. Кто носится с идеями, тот не бьет. Бьет тот, кто голоден,  у
кого есть кулаки и, по возможности, винтовка.
   _Томас_. Зачем, по-вашему, я издаю газету?
   _Господин  Шульц_.  Зачем?  (Смеется.)  Вот   еще!   У   каждого   есть
какая-нибудь страсть. У меня - это мои фабрики, моя  вилла,  мои  женщины,
мои маленькие удовольствия. У вас - ваши драмы, ваша  газета,  ваша  идея.
Вам всегда нравилось, чтобы о  вас  шумели.  Вы  подумываете  о  небольшом
мандатике депутата рейхстага. (Фамильярно подталкивает его в  бок.)  Между
нами, девушками: разве это не так?
   Стало быть, если понадобятся деньги, повторяю:  к  вам  и  вашим  идеям
чувствую огромное почтение. В благородных  начинаниях  всегда  готов  быть
компаньоном. До шестидесяти тысяч, как сказано. До свиданья, почтеннейший.
И пишите. Да покрепче валяйте. В девяносто лошадиных сил. (Уходит.)

   Томас один. Сидит опустив плечи.

   _Кристоф_. Пришли Георг Гейнзиус с женой.
   _Томас_ (встрепенувшись). Они уже читали?
   _Кристоф_. Не знаю. (Уходит.)

   Георг и Беттина входят.

   _Беттина_. Мы хотели проведать вас.
   _Георг_. Беттина считает, что вы  не  только  народный  трибун,  но  до
некоторой степени и Томас Вендт.
   _Беттина_. И наш друг. Так, значит, здесь вы работаете. И пишете теперь
исключительно для вашей газеты. И все ваши прекрасные планы...
   _Томас_ (с раздражением). Я забросил их. У меня более важные дела.
   _Беттина_. У вас плохой вид, Томас. Я от души была бы рада, если бы  вы
разрешили мне...
   _Томас_. Спасибо, Беттина. Мне ничего не нужно.
   _Георг_. Как поживает Анна-Мари? Я слышал, она все еще у моря?
   _Томас_. Она пишет редко. Я не знаю,  как  она  живет.  (Вспылив.)  Это
невыносимо. Я ничего не могу прочесть на ваших вежливых лицах.
   _Георг_. Что с вами, Томас?
   _Беттина_. Мы пришли проведать вас. Ведь  мы  были  когда-то  друзьями,
Томас. Мы никак не думали, что вы нас так примете.
   _Томас_. Простите, Беттина. Приди вы вчера,  я  был  бы  очень  рад.  А
сегодня между нами выросла преграда. Уходите. Прошу вас,  уходите  раньше,
чем вы узнаете. Спасибо за то, что вы пришли, но в глаза  вам  я  не  могу
смотреть.
   _Беттина_. Успокойтесь, Томас.
   _Георг_. Какая преграда? То, что ваша газета подстрекает к  забастовке?
Так ведь это не новость.
   _Томас_.  Нет.  Гораздо  серьезней.  (Скороговоркой,  запинаясь.)  Один
журналист,  работник  нашей  газеты,  написал  вздорную,   злопыхательскую
статью.
   _Георг_. Против меня?
   _Томас_. Против вас. Вот. Вам все равно ее покажут. Может быть,  лучше,
если вы узнаете все от меня. (Стоит, отвернувшись.)

   Георг и Беттина читают.

   _Георг_ (побледнев). Это, во всяком случае, недостойно.
   _Беттина_ (тихо). Это нехорошо, Томас.
   _Томас_. Разумеется, я уволил этого  человека.  Но  статья  напечатана,
связана с моим именем, и я пойму  вас,  если  вы  в  будущем  презрительно
скривите губы при упоминании обо мне.

   Георг и Беттина молчат.

   _Томас_ (вспылив). Отчего вы  не  набрасываетесь  на  меня?  Ругайтесь.
Кричите. К черту ваш проклятый такт, вашу ненавистную вежливость. Ведь  вы
правы. Что же вы молчите? Начинайте. Вот я. Я готов. Я слушаю.
   _Георг_. Мне жаль вас, Томас, жаль, что вы вынуждены бороться  за  свои
идеи подобными средствами.
   _Томас_ (со злобой). Дело от этого не тускнеет, дело остается чистым  и
прекрасным, хотя бы поборник его по горло увяз в грязи.
   _Конрад_ (быстро входит). Неприятная новость, Веннингер умер.
   _Георг_. Веннингер?
   _Конрад_.  Автор  статьи,  да.  Говорят,  что  он  застрелился.  Точных
сведений пока нет. (Томасу.) Он оставил вам письмо.
   _Томас_. Оно у вас?
   _Конрад_. Вот оно.
   _Томас_ (читает). "Я умираю  от  ненависти  к  вам,  Томас  Вендт.  Мне
пришлось выстрелить, чтобы  заставить  мир  насторожиться  и  узнать  ваше
подлинное лицо. Письмо это, конечно, будет напечатано в газетах.
   Вы бражничали за столом богачей и не утолили свой голод, вы проникли  в
души бедняков  и  не  насытили  свое  любопытство.  Вы  -  апостол?  Вы  -
избавитель? Вы не знаете разве, что  избавитель  должен  быть  скромным  и
непритязательным?  А  вы  надменны,  Томас  Вендт.   Вы   высокомерней..."
(Прерывает чтение, садится, проводит  рукой  по  лбу,  протягивает  письмо
Конраду.) Читайте, Конрад.
   _Конрад_. В присутствии ваших гостей?
   _Беттина_. Мы уходим.
   _Томас_. Нет, оставайтесь. Вы имеете на это право.
   _Конрад_ (читает). "А вы надменны, Томас Вендт. Вы высокомерней  любого
богача, против которого ведете борьбу. Вы хотите вытащить людей из болота,
а сами боитесь грязи. Вы  хотите  уничтожить  проказу,  а  сами  брезгаете
швырнуть комком грязи. Вы дурак. Вы сентиментальный позер. Вы как обезьяна
подражаете спасителю,  рядясь  в  одеяние  бедности.  Вы  себе  самому  не
признаетесь, что все ваши чувства, вся  ваша  человечность  -  это  только
румяна и беллетристика. Я понял, что просто высказать свое мнение о вас  -
мало, никто не станет меня слушать. Поэтому я предпочел так его  изложить,
чтобы пуля, пробившая мне висок, всех убедила в его неопровержимости".
   _Томас_. Он - мертв?
   _Конрад_. Да.
   _Беттина_. Бедный Томас! Что за мир окружает вас!


        11

   Бар в дорогом отеле в окрестностях Трувилля.
   Время - после полуночи. Слышна музыка.
   Несколько мужчин во фраках и один морской офицер. Анна-Мари.

   _Первый господин_. О чем вы думаете, Анна-Мари?
   _Анна-Мари_. Я вспоминаю об одном купанье в море, ночью,  в  Бордигере.
Волны поднимались нам навстречу, черные, загадочные, бесшумные.  Мы  плыли
куда-то в неизвестность, в ночь.
   Я вспоминаю об одной автомобильной поездке полгода назад. Авто  пожирал
шоссе. Мы продрогли, несмотря на полуденный зной,  и  полчаса  мы  мчались
сквозь аллеи серебристых маслин.
   _Морской офицер_. В Тунисе арабские кокотки  занимают  целую  улицу.  У
каждой свой домик. Они сидят в цветных  коротких  рубашках,  каждая  около
своего домика, и ждут.
   _Господин Шульц_ (шумно  входит).  Наконец-то  я  вас  нашел,  господа.
Почему никто не был сегодня на благотворительном балу? Только не  сдавать,
когда речь идет о развлечениях. Не оправдываться усталостью. Посмотрите на
меня. Я старше вас, а всегда свеж и вечно подвижен, как счетчик такси.
   _Первый   господин_   (представляет).   Разрешите,   господин    Шульц,
представить вам фрейлейн...
   _Господин Шульц_. Что вы, что вы, ведь мы знакомы.  Давно.  Мне  да  не
знать фрейлейн Анну-Мари. (Нахально.) Мы даже  очень  близко  знакомы,  не
правда ли? Ведь вы встречались с Томасом Вендтом и его товарищами.
   _Первый господин_. Томас Вендт, известный анархист? Правда ли, что он с
головой ушел в политику и не пишет ни строчки стихов?
   _Господин Шульц_. Он  совсем  свихнулся.  Вообразите:  человек  мог  бы
зарабатывать сотни тысяч, а живет, как беднейший  пролетарий.  Купил  себе
жалкий домишко на  городской  окраине  и  окружил  себя  грязным,  вонючим
сбродом. Можете вы это понять?
   _Морской офицер_. В  известных  кварталах  Тулона  есть  одна  девушка,
большая патриотка. Она такая пламенная почитательница Антанты, что  велела
вытатуировать у себя  на  спине  портрет  царя,  а  на  животе  -  портрет
Пуанкаре.
   _Первый господин_. Что с вами, Анна-Мари? Вы сегодня на себя не похожи.
Скажите: о чем вы думаете? Вспоминаете Германию?

   Анна-Мари молчит, он после паузы прибавляет:

   Вспоминаете Томаса Вендта?

   Анна-Мари роняет голову на сложенные на столе руки, всхлипывает.


        12

   Комната в маленьком отеле. Буднично, голо.
   _Господин Шульц_. _Незнакомец_.

   _Незнакомец_. Правительство очень заинтересовано в том,  чтобы  газеты,
находящиеся под вашим влиянием, выжали из этого случая все, что можно.
   _Господин Шульц_.  Понятно,  ваше  превосходительство.  Исконный  враг,
оскорбленное национальное  чувство,  "слава  тебе,  в  венце  победителя",
бронированный кулак. Ручаюсь, что  население  именно  в  этом  духе  будет
реагировать.
   _Незнакомец_. Мы  полагаемся  на  вашу  испытанную  ловкость.  (Как  бы
мимоходом.) Кстати, господин Шульц, вы хорошо сделаете,  если  примете  на
вашем заводе соответствующие меры в связи с назревающими событиями.
   _Господин Шульц_.  Вы  считаете,  что  спорный  вопрос  будет  разрешен
вооруженной силой?
   _Незнакомец_. Правительство, господин Шульц, ничего по этому поводу  не
считает. Но мое личное мнение...
   _Голос из соседней комнаты_  (неразборчиво).  Горе  вам,  непокорным  и
нечестивым, горе тебе, град безумный! Ваши князья -  львы  рыкающие,  ваши
судьи - волки ночные, ни одной кости не оставляют они на утро.
   _Незнакомец_. Что это?
   _Господин Шульц_. Не знаю. Какой-нибудь постоялец в  комнате  рядом.  В
такой третьеразрядной гостинице трудно избежать подобных неожиданностей. Я
предложил это место для нашей встречи, чтобы  избежать  огласки  и  всяких
кривотолков.   Ваше   превосходительство   считает,   стало   быть,    что
бронированный кулак...
   _Незнакомец_. Умный человек страхует себя на всякий  случай.  Я  бы  на
вашем месте,  дорогой  господин  Шульц,  поступал  так,  словно  ожидаемое
событие произойдет еще в нынешнем году. Это, как уже сказано,  только  мое
личное мнение. Правительству придется тогда закупать боеприпасы  там,  где
оно их найдет, и по тем ценам, которые за них запросят.
   _Господин Шульц_ (настороженно). Вы, стало быть, полагаете, что...
   _Незнакомец_  (углубившись  в  свои  бумаги,  как  бы  мимоходом).   Я,
например, если вы уже  сейчас  приняли  бы  необходимые  меры  в  связи  с
надвигающимися событиями, без всяких разговоров купил бы от четырехсот  до
пятисот ваших акций.
   _Господин Шульц_ (сияя). Буду от  души  рад,  ваше  превосходительство,
если вы позволите приобрести для вас акции в частном порядке: на бирже  вы
за них неизбежно переплатите.
   _Незнакомец_. Весьма признателен, господин Шульц, весьма признателен.
   _Голос  из  комнаты  рядом_  (несколько   отчетливей).   Ваши   пророки
легкомысленны, ваши мужи  -  вероломны,  ваши  жрецы  осквернили  святыню,
оскорбили законы. Я истребил народ