му что развлекался во всех остальных местах и меня от этого воротило. Больше всего я нуждался в таком уголке, где мог сосредоточиться на своих горестях, притихнуть, переживать. Меня изводила хандра, но когда играла моя команда, я мог выпустить ее на свет Божий, позволив ей немного подышать.

Как я получил двойной подарок

?Арсенал? против ?Ньюкасла? 17.04.71

     Немного позже в тот же год обстоятельства стали меняться. Моя любимая команда по-прежнему не хватала с неба звезд и играла без особого жара, но внезапно ее стало трудно победить. В 1970 году завершилась унылая семнадцатилетняя погоня за финальным призом, когда ?Арсенал? взял Европейский кубок (?Кубок Ярмарок?) и, что удивительно, - не без некоторого шика. Выбив ?Аякс? Иохана Круифа и победив в полуфинале, мы одолели в финале бельгийский ?Андерлехт? со счетом 4:3. А когда ?Арсенал? выиграл на ?Хайбери? 3:0 во втором туре, взрослые мужчины танцевали и плакали от радости. Меня там не было: мне не разрешили в середине недели вечером пойти на стадион одному.
     Тысяча девятьсот семьдесят первый год - annus mirabilis  ?Арсенала?. Команда завоевала Кубок Футбольной ассоциации и выиграла чемпионат Лиги. Такого успеха в двадцатом столетии удавалось достичь всего три раза. ?Арсенал? взял призы в течение одной недели: вечером в понедельник выиграл чемпионат в Тоттенхэме, а в субботу - Кубок, переиграв ?Ливерпуль? на ?Уэмбли?. Я там не был. Не был в Тоттенхэме, потому что мне все еще не разрешали ходить на футбол среди недели одному. Не был на ?Уэмбли?, потому что, несмотря на обещание, отец не появился с билетами, и даже сейчас, через двадцать лет, я не в силах избавиться от горечи.
     Я не был нигде (даже на параде в Айлингтоне в воскресенье после финала Кубка - пришлось ехать в Вулвич навещать тетю Ви). Я пропустил все. И поскольку эта книга скорее о восприятии футбола, чем о самом футболе, я не стану писать о том годе двойной победы - лучшем сезоне ?Арсенала? в двадцатом столетии, - потому что какой уж тут импрессионизм? Да, я ликующе грохнул карманное радио о стену спальни, когда в Тоттенхэме раздался финальный свисток; у меня от счастья буквально кружилась голова, когда Чарли Джордж забил решающий гол в финале Кубка и упал на спину с раскинутыми руками. Я топтался у школы, представляя, что буду унижать своих одноклассников точно так же, как два года назад они унижали меня, но вместо этого лишь блаженно улыбнулся, и смысл моей улыбки поняли и товарищи, и учителя. Все ведь знали, что я - фанат ?Арсенала? и имею право на торжествующую радость.
     Но сам я думал иначе. Я заработал право на боль во время игры против ?Суиндона?, но в триумф двойной победы не внес никакого вклада (если не считать посещения дюжины игр Лиги, изнемогающий под весом всевозможных значков школьный пиджак и вырезок из журналов). Те, кто достали билеты на финал и отстояли пятичасовую очередь в Тоттенхэме, могут рассказать гораздо больше.
     Поэтому перехожу к другому событию: как за две недели до славы я оказался в центре двойного репортажа. В день моего рождения мы с отцом отправились на встречу ?Арсенала? с ?Ньюкаслом? (не повезло - ужасная игра), и я прижимал к груди карманный приемник, который он мне подарил (тот самый, что я разбил о стену 3 мая) - незаменимая вещь для субботних послеобеденных репортажей. ?Лидс? находился в лидирующей группе и в тот день встречался на своем поле с ?Уэст Бромом?, занимавшим пятое место с конца и за весь сезон не выигравшим ни одного матча на выезде. Был такой смешной комикс про Билли Бутса - захудалого хозяина, превратившегося в суперзвезду благодаря волшебным сапогам. Вот и мое радио стало для меня своего рода волшебной палочкой, по воле которой третьестепенная встреча превратилась в драматическое событие. Когда вскоре после начала второго тайма я включил приемник, ?Уэст Бром? вел в счете. Когда я снова включил радио, счет увеличился. Громкоговорители объявили результат, и зрители обезумели. Гол Чарли Джорджа принес ?Арсеналу? победу в Кубке, а поражение ?Лидса? вывело мою любимую команду на первое место в Лиге.
     В тот день я получил бесценный подарок - нечто вроде всеобщего мира на Земле или ликвидации бедности, нечто такое, что не купишь и за миллион фунтов, если только отец не подкупил судью в Лидсе за миллион фунтов, иначе как объяснить некоторые решения рефери? По всеобщему мнению, один из голов ?Уэст Бром? забил из положения ?вне игры? в сотню ярдов. Болельщики выскочили на поле - в результате ?Лидсу? запретили проводить несколько встреч нового сезона на своем поле. Помнится, вечером в программе ?Матч дня? Барри Дэйвис произнес свое знаменитое: ?Люди совершенно сбесились и имели на это полное право?. В те дни телекомментаторы предпочитали поощрять беспорядки - высокопарные призывы к восстановлению всеобщей воинской повинности не пользовались популярностью. Если ты, папочка, в самом деле сбил судью с пути истинного, большое спасибо - прекрасная идея! Разве ?Лидс? продул бы ?Уэст Брому? на своем поле, если бы не мой день рождения? А игра ?Арсенала? с ?Ньюкаслом? закончилась бы, как водилось, по нолям? Разве мы бы заняли первое место в Лиге? Очень сомневаюсь.

Другой город

?Чепси? против ?Тоттенхэма?. Январь 1972 года

     Я стал истинным поклонником ?Арсенала? - часто бывал мрачным, замкнутым, подавленным, любил поспорить, - а отец предпочитал атмосферу ?Стэмфорд Бридж?. ?Челси? - искрометная и непредсказуемая - была из тех команд, на которые трудно положиться. Отец любил красные рубашки, театральные галстуки, а я, строгий моралист, полагал, что он мог бы вести себя с большим постоянством (как сказал бы Джордж Грэм, отцовство - это марафон, а не спринт). Но каковы бы ни были причины, отец неизменно получал удовольствие от походов на ?Стэмфорд Бридж?, а не от наших совместных экспедиций на ?Хайбери?. И можно понять почему. Как-то мы засекли, как из туалета северной трибуны стадиона ?Челси? выходил Томми Стил (или это был Алдертон?), а до игры мы забежали в итальянский ресторанчик на Кингз-роуд. В другой раз завернули в челсийский магазинчик, где я купил последний альбом ?Лед Зеппелин? и подозрительно принюхался к сигаретному дыму (я был педантичен, как полузащитник ?Арсенала?).
     В ?Челси? играли Осгуд, Хадсон, Кук, отличавшиеся напористостью и чутьем - их футбол был совсем не таким, как у ?Арсенала? (одна из лучших игр, которую я видел, полуфинал Кубка, окончилась со счетом 2:2). Но еще важнее было то, что ?Стэмфорд Бридж? и его окрестности представляли собой другой, хотя и знакомый вариант Лондона. Знакомый, потому что мальчик из среднего класса, выросший в пригороде, всегда его знал. Он ничем не отличался от того Лондона, куда мы ходили в музеи или смотреть кино и пантомимы - шумного, расцвеченного огнями большого города, уверенного, что он и есть центр мира. И люди в те дни в Челси были средоточием мирового народонаселения. Футбол - модной игрой, а ?Челси? - модной командой. Модели, актеры, молодые администраторы хотели приветствовать ?синих? с удобствами и превратили ?Стэмфорд Бридж? (по крайней мере трибуны) в изысканнейше экзотическое место.
     Но я приходил на футбол не за этим. ?Арсенал? и его округа казались мне намного экзотичнее, чем все, что я когда-либо видел на Кингз-роуд, полной блеска старомодных зануд. Футбол привлек меня своей непохожестью. Улочки террасами вокруг ?Хайбери?, Финсбери-парк, ожесточенные, но законопослушные продавцы подержанных машин... - разве это не экзотика? Лондон, которого не знал ученик классической школы из долины Темзы, сколько бы раз ни отправлялся в ?синераму? в казино. Мы хотели разного - отец и я, и чем сильнее он стремился к тому, что олицетворял собой Челси, впервые в жизни получая возможность удовлетворять желания, меня все больше и больше тянуло в другую сторону.

Айлингтонский мальчик

?Рединг? против ?Арсенала? 05.02.72

     Англичанин или англичанка из среднего класса с белого юга страны - существа без каких-либо корней. Они с таким же успехом могли бы принадлежать любому сообществу мира. У ланкаширцев, йоркширцев, шотландцев, ирландцев, черных, богатых, бедных и даже у американцев и австралийцев всегда найдется нечто, с чем заявиться в паб или в бар, о чем всплакнуть, о чем попеть, во что можно вцепиться и держать, если очень захочется, а у нас нет ничего, по крайней мере ничего такого, что мы пожелали бы. Это и порождает насмешки над принадлежностью к какому-либо сообществу, чье прошлое искусственно и заботливо взлелеевается, чтобы создать видимость приемлемой культурной самобытности. Помните, как кто-то пел: ?Я хочу быть черным?? В названии сказано все. Каждый встречал людей, у которых было такое желание: в середине семидесятых в Лондоне молодые, образованные белые, обладающие во всех других отношениях нормальным самосознанием, начали перенимать выговор выходцев с Ямайки, что, откровенно говоря, им совершенно не шло. Как мы все хотели превратиться в выкормышей Чикаго Проджектс, или гетто Кингстона, или скверных улиц Северного Лондона и Глазго! В этаких глотающих букву ?эйч? и мямлящих гласные панк-рокеров с образованием государственной средней школы! В гемпширских девчонок с бабушками и дедушками из Ливерпуля или Брома! Харфордширцев, распевающих ирландские песни протеста! Еврофилов, которые утверждали, что хотя их матери живут в Ригейте, сердцем они все равно неразрывно связаны с Римом. Пока я не подрос и не понял, что значит быть мальчиком из предместий, мне хотелось происходить откуда-нибудь еще, лучше всего из Северного Лондона. Я начал проглатывать ?эйч? везде, где только получалось, зато выговаривал там, где не нужно - в определенном артикле, и это въелось в него так, что не выкинешь никакими силами. И еще я никогда не согласовывал глаголы с единственным числом существительных. Этот процесс начался незадолго до моего первого посещения ?Хайбери?, продолжался, пока я учился в классической школе в предместье, и угрожающе
усилился после того, как я поступил в университет. Зато моя сестра, у которой были те же проблемы с происхождением, пошла совершенно иным путем и в колледже заговорила как девонширская герцогиня. Когда мы представляли друг друга своим друзьям, их брала оторопь. Незнакомцы сразу начинали гадать, кто из нас приемыш: то ли сестра, когда у нее наступили тяжелые времена, попала в нашу семью, то ли это мне так сильно повезло. А наша мать родилась и выросла в юго-западной части Лондона, но больше сорока лет прожила в предместье, и это снивелировало ее произношение.
     В определенном смысле никого из нас нельзя судить: мямлящих, придуряющихся ирландцами и черными или псевдослоунов. Закон об образовании 1944 года, первое лейбористское правительство, Элвис, битники, Битлы, Стоунзы, шестидесятые... у нас не было иного пути. Я ненавижу ?одиннадцать плюс?. До войны родители, наверное, наскребли бы денег и устроили бы нас в маленькую частную школу. Там мы получили бы дрянное, убогое классическое образование и отправились бы на работу в банк. Экзамен ?одиннадцать плюс?, призванный установить систему отбора, снова сделал государственные школы допустимыми для приличных семейств. И мы, послевоенные ученики классических, оказались в культурном вакууме. Так что приходилось срочно чего-то набираться. А что это вообще за штука - послевоенная культура среднего класса предместий? Джеффри Арчер и мюзикл ?Эвита?, ?Фландерз энд Суонн?, ?Гуны?, ?Адриан Моул энд Мерчант Айвори?, ?Френсис Дурбридж презенте? и нелепые выходки Джона Клиза. Неудивительно, что мы все хотели стать Мадди Уотерсом или Чарли Джорджем.
     Встреча ?Рединга? и ?Арсенала? в четвертом раунде Кубка 1972 года стала первым и самым болезненным опытом подобного рода. ?Рединг?была ближайшей ко мне командой Лиги - нелепый и непоправимый географический казус: ведь ?Хайбери? находился от моего дома в тридцати с лишним милях, а ?Элм-парк? - всего в восьми. У болельщиков ?Рединга? было беркширское произношение. Но что самое странное, это их ничуть не волновало - они даже не пытались подражать лондонцам. Я стоял в окружении местных болельщиков - съездить в Рединг и достать дефицитный билетик было куда проще, чем тащиться в Северный Лондон. И пока я ждал начала игры (привычных для меня девяноста минут), со мной завели разговор болельщики ?Рединга? - целая семья: отец, мать и сын - все в бело-голубых шарфиках и с розетками (розетками!).
     Они стали задавать вопросы о моей команде, стадионе, шутили, подумайте только, - крестьяне, а туда же! - по поводу прически Чарли Джорджа, предлагали галеты, программки, газеты. Беседа начинала мне нравиться. На мой, как мне казалось, безупречный кокни они отвечали отвратительным заднеязычным "р", и наши отношения все больше напоминали приятную картину: ?городской хлыщ повстречался с деревенщиной?.
     Все пошло наперекосяк, когда они спросили о школе: они что-то слышали о лондонских единых общеобразовательных школах и вознамерились узнать, правда ли это. Я плел, как мне показалось, целую вечность всякую околесицу о подвигах полудюжины мелкой шпаны из классической школы. И, видимо, настолько убедил себя самого, что Северный Лондон - это что-то вроде деревни между Холлоуэем и Айлинг-тоном, что когда отец семейства поинтересовался, где я живу, я ответил правду.
     - Мейденхэд? - изумился он. - Так ведь Мейденхэд в четырех милях дальше по дороге!
     - В десяти, - уточнил я. Но лишние шесть миль не произвели на него впечатления. Я понял, что у него на уме, и покраснел.
     А он повернулся и окончательно меня добил:
     - Тебе не следует болеть за ?Арсенал?, - сказал он. - Тебе нужно болеть за нашу местную команду!
     Это был самый унизительный момент моего отрочества. Искусно придуманный, стройный мир внезапно рухнул, и его осколки упали к моим ногам. Я надеялся, что за меня отомстит ?Арсенал? - разнесет команду третьего дивизиона в пух и прах и покажет, что к чему, ее тупоголовым болельщикам, но мы выиграли всего 2:1 (во втором тайме решающий гол забил крученым ударом Пэт Райc), и в конце игры редингский папаша взъерошил мне волосы и сказал, что по крайней мере мне недалеко добираться домой.
     Однако печальный опыт меня не остановил: прошло не больше двух недель, и я реконструировал Мейденхэд как район Лондона, но зарекся ездить на выездные игры, проводившиеся поблизости, - только куда-нибудь подальше, где мне непременно поверят, что в моей обители в долине Темзы есть своя станция метро, уэст-эндская диаспора и ужасные, неразрешимые социальные проблемы.

Счастье

?Арсенал? против ?Дерби? 12.02.72

     Чтобы игра по-настоящему запомнилась, чтобы по дороге домой все внутри звенело от удовлетворения, необходимы следующие условия: смотреть игру вместе с отцом; до начала встречи забежать с ним в кафе, но сидеть за столиком только вдвоем; занять места обязательно на верхней западной трибуне между проходом и северными скамьями (потому что оттуда виден тоннель, из которого появляются игроки, и можно первым поприветствовать команду на поле); хорошая игра ?Арсенала? и победа двумя чистыми голами; стадион должен быть полным или почти полным - это подразумевает, что противник сильный; нужно также, чтобы игру снимали для телевидения - лучше Ай-ти-ви для субботней передачи ?Большой матч?, чем для би-би-сишной ?Матч дня? (я любил предвкушение); и чтобы отец был тепло одет (он часто приезжал из Франции без пальто, забывая, что в субботу может быть минусовая температура, и так ерзал на стадионе, что я стеснялся уговаривать его посидеть до финального свистка. Но всегда уговаривал. И он так замерзал, что когда мы шли к машине, едва мог говорить. Мне было совестно, но ненастолько, чтобы я рискнул пропустить забитый на последних минутах гол).
     Очень много условий, поэтому неудивительно, что полное совпадение их случилось только один раз, когда в 1972 году ?Арсенал? играл с ?Дерби? и, вдохновляемый Аланом Боллом, победил чемпиона Лиги со счетом 2:0 - оба гола забил Чарли Джордж (один с пенальти, а второй после блестящего удара головой). В кафе нам достался отдельный столик, судья не проморгал, как снесли Болла, и отец не забыл пальто. Вероятно, я выдумал эту игру: она стала олицетворять для меня все на свете, превратилась в навязчивую идею. Хотя неправда: ?Арсенал? был на самом деле хорош, голы Чарли Джорджа очень зрелищными, стадион переполнен и болельщики радовались успеху своей команды... 12 февраля стал именно таким счастливым днем, каким я его описал. Но сегодня важна нетипичность этой даты. Жизнь никогда не была сплошной победой 2:0 над лидером Лиги после обеда рыбой с гарниром из чипсов.

Моя мама и Чарли Джордж

?Дерби Каунти? против ?Арсенала? 26.02.72

     Я просил, умолял, ныл, и однажды мама сдалась и разрешила мне ездить на игры, проводившиеся на чужих полях. В то время я ликовал, а сейчас возмущаюсь: о чем только она думала? Неужели никогда не смотрела телевизор и не читала газет? Не слышала о хулиганах? Совершенно не представляла, что такое эти печально известные специальные футбольные поезда, которые везли болельщиков через всю страну? Меня же могли убить!
     Когда я начинаю размышлять об этом сегодня, роль матери кажется мне абсолютно загадочной. Она не хотела, чтобы я тратил деньги на записи ?Лед Зеппелин? или на билеты в кино, это понятно, не приходила в восторг, если я покупал книги. Но нисколько не возражала, чтобы я чуть ли не каждую неделю ездил в Лондон, Дерби или Саутгемптон, рискуя напороться на банду каких-нибудь полудурков, что со мной однажды и приключилось/Она никогда не препятствовала проявлению моей футбольной мании; более того, это она купила мне билет на кубковую игру с ?Редингом? - поехала в мороз по заснеженной магистрали А4 и стояла в очереди, пока я был в школе. А как-то через восемь лет, вернувшись домой, я обнаружил на обеденном столе невероятно дефицитные билеты на финал Кубка между ?Вест Хэмом? и ?Арсеналом?, которые она купила у сослуживца (за двадцать фунтов - у нее и денег-то таких никогда не было).
     Отчасти это имело отношение к понятию мужественности, но только не подумайте, что мать поощряла - чаще всего молчаливо, но иногда и активно - мою любовь к футболу ради меня. Она делала это ради себя. Теперь мне кажется, что по субботам мы разыгрывали некую пародию на поведение семейной пары: мать провожала меня на станцию, я ехал в Лондон, делал там свои мужские дела и звонил из автомата на стадионе - сообщить, когда вернусь, чтобы она меня встретила и подвезла домой. Она накрывала на стол, я ел и рассказывал, как провел день. Мама задавала мне вопросы, хотя не имела о предмете разговора почти никакого представления, но ради меня старалась проявить интерес. Если день не заладился, мы ходили вокруг да около, но когда все складывалось хорошо, моя радость переполняла столовую. В Мейденхэде все проводили так вечера с понедельника по пятницу, а мы, в отличие от других, только на выходные.
     Мне могут возразить: играть роль собственного отца со своей матерью не лучший способ сохранить в будущем психическое равновесие. Но признайтесь, все мы когда-нибудь этим забавлялись.
     Игры на поле соперника - сродни задержке на работе, и впервые это произошло в моей жизни во время встречи в пятом раунде Кубка в Дерби. В те дни на железной дороге не было таких ограничений, как сегодня (когда отменены специальные поезда болельщиков). Мы могли прикатить в Сент-Панкрас, взять билет дешевле грязи и погрузиться в древний, раздолбанный поезд, в котором коридоры патрулировали полисмены со сторожевыми собаками. Большая часть поездки проходила в темноте - лампочки били сразу же, как только их вставляли в патроны. Поэтому читать было нелегко, но я все равно брал с собой книгу и невероятно долго искал вагон, где сидели мужчины среднего возраста, не горевшие особым желанием привлекать внимание восточноевропейских овчарок.
     На станции нас встречали сотни и сотни полицейских и сопровождали на стадион таким маршрутом, чтобы центр города оставался в стороне; и вот тут-то прорывались на свет мои городские хулиганские фантазии. Я был в полной безопасности - под охраной не только власти, но и собратьев-болельщиков. Так по