е, утешил и, словно палочка-выручалочка, примирил меня с окружением.

Мальчики и девочки

?Арсенал? против ?Лестер Сити? 02.04.77

     Но в тот год я не только смотрел футбол, трепался и слушал музыку - у меня появилось новое увлечение: до колик в животе я запал на девчонку из педагогического колледжа. Мы оба сразу расчистили плацдармы (в первые недели она успела обзавестись несколькими поклонниками, а у меня осталась девушка дома) и в течение следующих трех или четырех лет много времени проводили вместе.
     Она часть моего рассказа. И во многих смыслах. Для начала, она моя первая подружка, которая посетила ?Хайбери? (на пасхальные каникулы во время нашего второго семестра); к тому времени все обещания, что наступил сезон новой метлы, развеялись в воздухе: ?Арсенал? побил свои же клубные рекорды по продолжительности полосы неудач - команда умудрилась проиграть подряд ?Манчестер Сити?, ?Миддлсбро?, ?Вест Хэму?, ?Эвертону?, ?Ипсвичу?, ?Уэст Брому?, ?Куинз Парк Рейнджерз?. Но девчонка обворожила команду, как обворожила меня, и в первой четверти игры мы вели 3:0. Первый гол забил дебютировавший Грэм Рикс, а два других на протяжении десяти минут Дэвид О'Лири, который в течение следующей декады добивался успеха еще полдюжины раз. И снова ?Арсенал? умудрился так удивить меня, что я запомнил не только наш поход на стадион, но и сам матч.
     Было необычно сидеть рядом с ней. Руководствуясь ложно понятой галантностью - полагаю, она предпочла бы стоять, - я купил места на нижней западной трибуне. До сих пор помню, как она реагировала на каждый гол. Ряд дружно вскакивал, приветствуя победу (словно этот процесс, как чиханье, происходил совершенно непроизвольно), а она оставалась сидеть и все три раза, когда я опускал на нее глаза, тряслась от хохота. ?Так забавно?, - объясняла она, и я понимал, что кажется ей забавным. Раньше мне никогда не приходило в голову, что футбол в самом деле смешная игра: очень многое, что производит впечатление до тех пор, пока в это веришь, при взгляде с тыла (а она со скамьи смотрела как раз на уровне мужских тылов, по большей части уродливых) начинает казаться нелепым, как голливудские декорации с изнанки.
     Наши отношения - впервые для обоих нечто серьезное, продолжительное, с любовью всю ночь, знакомством с родными и разговорами, что когда-нибудь надо завести детей - стали первым открытием собственного двойника среди особей противоположного пола. У меня, естественно, и до нее были подружки, но мы с ней вышли из одного окружения, получили одинаковое образование, отличались схожими подходами и интересами. Наши расхождения были огромными, но они проистекали главным образом из различия полов. Если бы мне выпало родиться девчонкой, я хотел бы родиться именно такой девчонкой, как она. И, наверное, поэтому меня занимали ее вкусы, интересы и причуды, а ее вещи пробуждали во мне восхищение девчоночьими комнатами, которое не угасало до тех пор, пока девчонки имели комнаты (сейчас мне за тридцать, и у них больше нет комнат - у них дома и квартиры, и зачастую они делят их с мужчинами. Печальная потеря).
     Ее комната помогла мне понять, что девчонки умнее ребят (болезненное открытие). У нее был сборник стихов Евтушенко (кто такой, черт возьми, этот Евтушенко?) и необъяснимая подвинутость на Анне Болейн и Бронте; она любила всех чувственных певцов и бардов и была знакома с идеями Жермен Грир, немного разбиралась в живописи и классической музыке - знания явно сверх программы экзамена повышенного уровня. Откуда что взялось? И что мне было противопоставить? Две книжонки Чандлера в мягких обложках? Первый альбом ?Рамонес?? В девичьих комнатах есть множество ключей к их характерам, воспитанию, вкусам. А мальчишечьи, напротив, одинаковы, будто эмбрионы, за исключением разве что приклеенных там и сям плакатов (у меня висел Род Стюарт, отмеченный, как мне казалось, агрессией, подлинностью и уверенностью в себе). А сами комнаты были безликими, как утроба.
     Справедливости ради надо заметить, что большинство из нас отличается количеством и интенсивностью интересов. У одних ребят круче записи, а другие лучше разбираются в футболе. Одни увлечены машинами, другие - регби. Мы не личности - нами управляют страсти, предсказуемые и поэтому неинтересные; они не отражают и не озаряют нас, как в случае с моей подружкой, и в этом главное различие между мужчинами и женщинами.
     Я знал женщин, которые любили футбол и несколько раз за сезон ходили на стадион, но до сих пор не встречал ни одной, решившейся на поездку субботним вечером в Плимут. Я знаю женщин, которые любят музыку и даже отличают на собственных полках Мэвис Стейплз от Ширли Броунз, но ни разу не слышал, чтобы хоть одна из них постоянно пополняла и истерически систематизировала коллекцию музыки. Женщины вечно теряют записи или взваливают заботу о своих дисках на других: на брата, дружка либо соседа (обычно мужского пола), и те приводят все в надлежащий порядок. Мужчина никогда такого не позволит. (Среди своих знакомых болельщиков ?Арсенала? я замечаю, как люди дергаются, когда им говорят о клубе, который они не знают, - укол нашим душевным силам, подобно грядущему изменению фасона рубашек для других.) Я не утверждаю, что не существует женщин с систематическим складом ума, но их гораздо меньше, чем таких же мужчин. И если уж женщина подвержена мании, эта мания направлена на людей или постоянно видоизменяется.
     Вспоминая студенческие годы, когда все ребята казались такими же бесцветными, как вода из крана, я прихожу к мысли, что мужчины развивают в себе способность систематизировать факты и собирать футбольные программки, чтобы как-то компенсировать отсутствие характерных отметин. Но это не объясняет, почему один обыкновенный смышленый тинейджер стал интереснее другого обыкновенного смышленого тинейджера только благодаря своему полу.
     Неудивительно, что моя подружка решила пойти на стадион: а что во мне еще найдешь? (Ну да, она слушала мой альбом ?Рамонес?.) Что такого, чего бы я в себе еще не открыл и не вытащил на свет Божий? У меня было нечто мое: мои друзья, отношения с мамой и отцом, моя сестра, моя музыка, моя любовь к кино, мое чувство юмора - но ничего, что составило бы индивидуальность, как составляло все, что принадлежало ей; но вот моя единственная и сильная привязанность к ?Арсеналу? и все, что ее сопровождало (комканье гласных приобрело неоперабельный характер)... пусть хоть такая изюминка, пара своих черточек к носу, глазам и рту.

Женщина как женщина

?Кембридж Юнайтед? против ?Эксетер Сити? 24.04.78

     Мой приезд в Кембридж вызвал к жизни два самых удачных сезона в краткой истории ?Юнайтед?. В первый год команда с большим отрывом победила в четвертом дивизионе. На следующий - в третьем дивизионе пришлось труднее, и только в последнюю неделю сезона случился решающий прорыв. В ту неделю ?Юнайтед? играл два матча на ?Эбби?: во вторник - с лучшим коллективом дивизиона, ?Рексхэмом?, и выиграл 1:0; в субботу - с ?Эксетером?. И чтобы подняться выше, требовалась только победа.
     За двадцать минут до финального свистка ?Эксетер? вел в счете, и моя девушка, которая пришла на стадион со своей подружкой и ее приятелем - и все они хотели вживе испытать головокружительное чувство триумфа - повела себя так, как, по моему мнению, ведут себя все женщины в кризисных ситуациях: ей сделалось дурно, и подружка вывела ее в санчасть Святого Иоанна. А мне тем временем не оставалось ничего другого, как молиться о том, чтобы счет сравнялся. И Господь внял моим просьбам: через минуту ?Юнайтед? вышел вперед. Но только после того, как игроки выстрелили в ликующую толпу последней пробкой шампанского, мне сделалось неловко за мое безразличие к подружке.
     Недавно я прочитал книгу ?Женщина-скопец?, и она произвела на меня глубокое, непроходящее впечатление. И тем не менее разве стоит так уж сильно трепыхаться по поводу угнетения женщин, если на них нельзя положиться, когда надо выстоять последние десять минут перед неминуемо близким триумфом? И как в таком случае быть с человеком, который, вместо того чтобы позаботиться о любимой, молит, чтобы его команда забила гол другой команде из третьего дивизиона Футбольной лиги? Неимоверно безнадежная загадка!
     Через тринадцать лет я по-прежнему испытываю стыд за свою неспособность и нежелание помочь, и причина моего непроходящего смущения частично кроется в сознании, что я нисколько не переменился. Я не хочу ни о ком заботиться во время игры. И я не способен ни о ком заботиться во время игры. Я пишу эти строки примерно за девять часов до того, как ?Арсенал? схватится с ?Бенфикой? в борьбе за Европейский кубок - одна из самых важных игр на ?Хайбери? за последние годы. Моя девушка пойдет со мной; но что будет, если она невзначай упадет? Хватит ли мне воспитанности, зрелости и здравого смысла, чтобы как должно о ней позаботиться? Или я, не переставая орать на бокового судью, отпихну обмякшее тело в сторону, надеясь, что к концу девяностой минуты (конечно, если не назначат дополнительное время или не потребуются пенальти) моя ненаглядная еще будет дышать?
     Я прекрасно понимаю, что причина этого беспокойства - все еще живущий во мне мальчуган, которому позволительно буйствовать на трибунах и который уверен, что женщины во время матчей неизменно падают в обморок, что они слабы и их присутствие на стадионе приводит к сумятице и катастрофическим результатам; и все это, несмотря на то, что моя теперешняя подруга смотрела игры на ?Хайбери? сорок или пятьдесят раз и никогда не теряла сознания (наоборот, случались мгновения, когда за пять минут до окончания кубкового матча напряжение настолько возрастало, что я сам бывал близок к обмороку: грудь давило и от головы отливала кровь, если такое состояние физически возможно; или еще: когда наши забивали гол, я видел звезды - в буквальном смысле слова; маленькие, размытые пятнышки света - я не шучу, а это не свидетельствовало о моей физической стойкости). Ничего не поделаешь: так на меня действовал футбол. Превращал в человека, который не способен позаботиться о своей даме, даже если бы у нее внезапно начались роды (кстати, я часто воображал, что будет, если мне суждено стать отцом в день финального матча на Кубок). Во время игры я ощущаю себя одиннадцатилетним сорванцом. И когда описываю футбол как способ замедления развития, говорю вполне искренне.

?Уэмбли? III - ужас возвращается

?Арсенал? против ?Ипсвича? (на ?Уэмбли?) 06.05.78

     Всем известно, что распределение билетов на финал Кубка - настоящий фарс: болельщики прекрасно знают, что оба играющих клуба получают не больше половины мест и, таким образом, от тридцати до сорока тысяч билетов достаются людям, которые непосредственно не заинтересованы в данной игре. Футбольная ассоциация возражает: мол, финал Кубка для всех, а не только для фанатов играющих команд, и это правда: я полагаю, вполне разумно приглашать на стадион в самый великий футбольный день года судей, игроков-любителей и секретарей местных лиг. Существуют разные способы смотреть игру, в том числе эмоционально-нейтральный.
     Но эти безупречные служители игры неизменно решают, что их старания лучше окупятся, если они не поедут в Лондон, а позвонят знакомым ?жучкам?; девяносто процентов тех, кто получает билеты таким образом, загоняют их спекулянтам, и в конце концов билеты попадают в руки болельщиков, которым они поначалу не достались. Нелепый процесс - скандальный пример идиотизма Футбольной ассоциации: все понимают, что происходит, но никто ничего не предпринимает.
     На матч с ?Ипсвичем? отец достал мне билет по своим каналам, но можно было раздобыть его и в университете, поскольку ?синие? традиционно посылали на финал с полдюжины своих. (А в следующем году у меня образовалось два билета: один от соседа по общежитию, имевшему связи с очень большим клубом на северо-западе Англии - тем самым, у которого возникли крупные неприятности с Футбольной ассоциацией из-за бесцеремонного растранжиривания билетов; сосед написал в клуб, рассказал обо мне, и клуб прислал билет персонально для меня.) Хотя наверняка нашлись бы более достойные претенденты, которые целый сезон разъезжали по стране, а не прохлаждались в колледже. Но я по крайней мере был пылким болельщиком одной из команд-финалистов и хотя бы таким образом заслужил место на трибуне.
     Моим окружением оказались любезные, доброжелательные мужчины среднего возраста - около сорока, совершенно не представлявшие, что значил для нас тот день. Для них это был обычный выходной, а на стадион они пришли просто ради развлечения. Уверен, разговорись я с ними потом, они бы не вспомнили, какой был счет и кто забил мячи. В перерыве они обсуждали политику кабинета, а я слегка завидовал их равнодушию. Мне могут возразить: отдавать билеты на финал Кубка фанатам - все равно что добавлять юности молодым; а эти люди знали о футболе ровно столько, сколько требовалось, чтобы увлечь их на стадион, и они радовались представившейся возможности: наслаждались драматизмом, шумом, движением, а я ненавидел каждую минуту, как всегда во время финалов Кубка с участием ?Арсенала?.
     Я болел за ?Арсенал? уже десять сезонов - чуть меньше половины всей моей жизни. И за это время команда всего два раза выигрывала Кубок. Еще два раза ?Арсенал? выходил в финал и с треском проваливался. Но и эти победы, и эти поражения пришлись на первые четыре года моего увлечения. Тогда мне было пятнадцать, и я вел одну жизнь, а теперь, в двадцать один год, жизнь моя сделалась совершенно иной. Как газовые фонари и экипажи на конной тяге или как спирографы, ?Уэмбли? и чемпионаты начинали восприниматься явлениями ушедшего в прошлое мира.
     Когда в 1978 году мы выиграли в полуфинале Кубка Футбольной ассоциации, появилась надежда, что после хмурых ноябрьских дней наконец проглянуло солнце. Ненавистники ?Арсенала? забыли или просто не хотят признавать, что эта команда могла демонстрировать блестящий, даже захватывающий футбол: Рикс и Брейди, Стэплтон и Макдональд, Сандерленд и лучший из всех только в одном сезоне Алан Хадсон... Целых три месяца нам казалось, что они способны осчастливить настолько, насколько можно испытывать счастье на футболе.
     Если бы я писал роман, ?Арсенал? выиграл бы Кубок 1978 года. Победа оправдана ритмически и тематически, а очередное поражение на ?Уэмбли? раздражает читателя и противоречит чувству справедливости. Единственным оправданием мне может служить то, что Брейди не вписался и фактически не играл, а Супермак, который отпускал журналистам свои типичные, отнюдь не умные замечания насчет того, что он сделает с четвертым защитником ?Ипсвича?, был хуже некуда. (Он уже совершал ту же самую ошибку четыре года назад, когда расхвастался перед матчем с ?Ньюкаслом?, но ничего из обещанного не выполнил.) После фиаско с ?Ипсвичем? ?Гардиан? задала вопрос спортивной викторины: ?Что каждый раз захватывают на финал Кубка, но никогда не используют?? Ответ предполагался - ленты для проигравшей команды: не было случая, чтобы их привязали к ручкам Кубка. Но какой-то острослов написал: ?Малкольма Макдональда?. Игра шла в одни ворота. И хотя ?Ипсвич? добился успеха только однажды во втором тайме, мы даже не приближались к штрафной противника и продули 0:1.
     Теперь мои проигрыши на ?Уэмбли? составляли три из трех, и я был убежден, что больше никогда не увижу ?Арсенал? на этом стадионе. Но поражение 1978 года я перенес легче, потому что меня окружали люди, не ощущавшие никакой боли - даже человек с красно-белым шарфиком, впрочем подозрительно чистым, будто только что купленным у входа. Странный парадокс: каждый фанат испытывает личное горе - не сомневайтесь, оно настоящее, и любой из нас считает, что у него оно глубже, чем у остальных, - но переживать он должен на людях, которые проявляют горе иначе, чем он.
     Многие злятся - злятся на свою команду и на болельщиков противника и выражаются настолько крепко, что это искренне меня огорчает. Мне никогда не хотелось следовать их примеру. Хотелось остаться одному, затаиться в норке и набраться сил, чтобы начать все сначала. А окружавшие меня на этот раз деловые типы выражали дружелюбие, но были абсолютно бесчувственны. Они предложили выпить, я отказался, пожимали мне руку и соболезновали, и тут я сбежал. Для них это была всего лишь игра; так что, может быть, к лучшему, что я провел время в компании тех, для кого футбол - легкое развлечение, вроде регби, крикета или гольфа. Один раз это хорошо - интересно и поучительно: надо же, бывает и такое.

Сахарная мышка и пластинки ?Баззкокс?

?Кембридж Юнайтед? против ?Ориента? 04.11.78

     А случилось вот что: Крис Роберте купил у Джека Рейнолдса (в ?Короле рока?) сахарную мышку, откусил ей голову, но прежде чем принялся за туловище, уронил на Ньюмаркет-роуд, и проезжавшая машина раздавила останки сахарного зверька. В тот же день ?Юнайтед?, которому до того момента во втором дивизионе жилось отнюдь не сладко (две победы за весь сезон: одна на своем поле, другая - на чужом), обыграл ?Ориент? 3:1, и так родился ритуал. Перед каждой домашней игрой мы заваливались в кондитерскую лавку, покупали сахарных мышек, выходили на улицу, откусывали им головы так, словно выдергивали чеку из гранаты, и швыряли туловище под колеса проходящих машин. А Джек Рейнолдс стоял в дверях, наблюдал за нами и горестно качал головой. Благодаря нашей опеке ?Юнайтед? месяцами избегал поражений на ?Эбби?.
     Я прекрасно понимаю, что выгляжу глупо, но с самого начала своего увлечения футболом придерживаюсь всевозможных ритуалов. И не я один. В детстве я всегда брал на стадион замазку, кусок липучки или другую дрянь и нервно мял в руках всю игру (да в придачу курил - курильщиком я стал в совсем юном возрасте). Еще я покупал программки всегда у одного и того же торговца и входил на ?Хайбери? через один и тот же турникет.
     Сотни подобных мелочей должны были гарантировать победу одной из двух моих команд. В 1980 году, во время затянувшегося нервотрепательного полуфинального сражения ?Арсенала? против ?Ливерпуля?, я выключил радио в середине второго тайма. ?Арсенал? вел 1:0, а в предыдущей игре противник сравнял счет на последних секундах, и я не хотел этого слышать. Вместо трансляции матча я слушал ?Баззкокс? (сборный диск этой группы из альбомов ?Синглз? и Тоуинг стеди"), зная, что не успеет проиграть одна сторона, как раздастся финальный свисток. Мы выиграли матч, и я настоял, чтобы мой сосед, в то время работавший в секции грампластинок, ровно в четыре двадцать в день финала завел ту же самую запись. Не помогло. Подозреваю, сосед забыл о моей просьбе.
     Я старался использовать любые возможности: провоцировал ?курительные голы? (однажды ?Арсенал? забил мяч, когда трое из нас одновременно закуривали сигареты); в определенные моменты первого тайма заглатывал сырно-луковые чипсы; не записывал прямые трансляции (складывалось впечатление: если я включал видак, команде не везло); надевал счастливые носки, счастливые рубашки, счастливые шляпы, смотрел игру со счастливыми друзьями и избегал тех, кто, по моему мнению, приносил клубу несчастье.
     Но не помогало ничего (кроме сахарной мышки). Однако что нам оставалось делать, если мы были настолько слабы? Мы посвящали часы каждый день, месяцы каждый год, годы всю свою жизнь тому, что нам не подчинялось; неудивительно, что приходилось прибегать ко всяким странным обрядам, чтобы доказать себе, что мы кое-что можем; так поступают все примитивные существа, если сталкиваются с глубокой и явно непроницаемой тайной.

?Уэмбли? IV - катарсис

?Арсенап? против ?Манчестер Юнайтед? (на ?Уэмбли?) 12.05.79

     До двадцати шести или двадцати семи лет у меня вообще не было никаких устремлений, а потом я решил зарабатывать на жизнь писаниной, завязал с работой и - вот потеха - принялся ждать, когда мне позвонят издатели или продюсеры из Голливуда. Друзья в колледже могли бы спросить, что я намерен делать дальше - ведь шел уже последний семестр, - но будущее все еще казалось мне интересным и невообразимым, как в четыре или в пять лет, и поинтересуйся они моими планами, я не знал бы, что