но, почему - уже успело порядком
стемнеть, а она этого как-то даже не заметила. Паренек тут же жестами
дал понять, что им пора расставаться.

- Ладно, до утра! - проговорила она, пускаясь бежать.

- Ильяна!!!

Мать требовала, чтобы она шла домой. Против воли матери не пойдешь, тем
более, если она еще и ворожея! Наверное, умеет читать чужие мысли. И
девушка, мчась сквозь кусты, думала:

- Я иду! Вот я! Я иду! - Ей хотелось, чтобы именно это мать и поняла.

Но вообще как странно получается - целый год ждать, когда появится он на
несколько недель...

И домой приходить затемно...

Ильяна домчалась до берега реки, где темнели на песке вытащенные
наполовину на берег лодки. Девушка позволила себе оглянуться
напоследок. Светлая фигура друга выделялась на фоне леса. Последнее, что
видела Ильяна - большая белая Сова, которая садилась на его согнутую
руку...

Потом все исчезло.

Девушка со всех ног бросилась вдоль берега к своему дому. Из окон
бревенчатой избы сочился слабый свет. Чуть поодаль, на взгорке, темнела
изба дяди Саши. Ильяна птицей взлетела на высокое резное крыльцо и
отворила осторожно дверь в сени и проскользнула в дом.

МАть как раз, подняв руки с закатанными рукавами, поправляла свои
растрепавшиеся косы. В одной руке она держала большую ложку, которой
помешивала варево в горшке, что стоял в устье большой печи.

- Извини, я припозднилась! - сказала девушка виновато, - может,
поставить пока воду, чтобы потом посуду помыть быстрее? Или ты уже
поставила ее?

- Уж лучше ступай позови отца! Он что-то там с лошадьми задержался! -
тут она раздраженно взмахнула ложкой, - да что это такое! Приготовишь
ужин, и нет никого! А потом приходят по одному, только успевай
разогревать!

- Мам, ты что...

- А пойдешь, посмотри, нет ли дяди там где... Он, наверное, поел уже...

- Сейчас! - Ильяна на бегу подхватила собранное из дубовых клепок ведро
и помчалась с крыльца мимо огорода и бани к колодцу, одновременно
посматривая, нет ли где дяди Саши. Затем Ильяна направилась к конюшне.
Отец был там - он чинил покосившиеся ворота, и все три лошади - вороной
Волхи, каурая Лада и кобыла самой Ильяны Пестрянка довольно хрупали
овсом. Возле отца пристроился большой черный кот.

- Там мама зовет, говорит, ужин стынет! - позвала Ильяна, и отец резко
повернулся.

- Твоя мать всегда не вовремя! - заворчал отец, постукивая молотком, -
кстати, сегодня твоя Пестрянка потоптала репу в огороде! Ты ее совсем
распустила! Нужно смотреть за лошадью, коли она твоя!

- Даже не знаю, как она успела!

- Не нужно зевать! - наставительно заметил отец и снова застучал
молотком, - ну ладно, что ни говори, а доделать работу нужно!

Ильяна тем временем, сходив к колодцу, налила в корыта лошадям свежей
воды. Отец наклонился к ведру и плеснул воды себе в лицо. Ильяна,
наблюдая за его мускулистыми руками, подумала, что она ни разу не
видела, как ее друг закатывает рукава.

Когда Ильяна снова направилась к колодцу, чтобы набрать воды уже для
дома, то из-за темноты наступила прямо в грязь, которая всегда была
возле колодца.

- Я воду сам отнесу! - подступил отец сзади, - а ты лучше ноги вытри о
траву! Наследишь в комнате - мать заругает!

Ну понятно, мать любила поворчать. Ильяна вылила воду в ведро и стала
поливать из колодезной бадейки на пучок травы, которым она вытирала свои
башмачки.

- А где это ты была столько времени? - вдруг спросил отец, и сердце
девушки упало.

- Я-то, - протянула она, лихорадочно соображая, чтобы такое сказать
поубедительнее, - я гуляла! Что-то задумалась, и даже не заметила, как
стемнело!

- Но к реке ты не ходила, да?

- Нет! - соврала она, презирая себя за эту ложь.

- Ты знаешь, что мать за тебя очень беспокоится! Не попадись!

- Беспокоится? Она всегда беспокоится!

- Завтра, кажется, будет хорошая погода! Может, возьмем дядю и
покатаемся на лошадях?

Тут одна из лошадей всхрапнула - то ли почуяла, что завтра можно будет
хоть немного побегать, то ли просто от сытного ужина... Итак, ездить
верхом... Неделю назад Ильяне просто до смерти хотелось прокатиться. Но
им было как-то недосуг - то отец чинил крышу в конюшне, потом дядя Саша
что-то прилип к своим книгам, потом дождь зарядил на три дня... В общем,
только теперь дошла очередь до езды верхом.

- Я... Я не могу! - с отчаянием пролепетала она.

- Не можешь? Но какие же у тебя могут быть дела?

- Нужно бы маме помочь! - отговорка была слишком уж неправдоподобная,
Ильяна это и сама знала. Просто она сказала то, что ей первым делом
пришло в голову. И тут же она подхватилась, - что это мы тут стоим, пора
бежать, накрывать на стол! Мама уже точно начнет браниться! - и девушка
во весь опор побежала к дому.

*****************

Петр Кочевиков наблюдал, как его дочь проворно бежит к дому. Ему
казалось, что он чего-то не расслышал или недопонял: ведь еще неделю
назад дочь постоянно надоедала ему:

- Папа, ну можно, я возьму Пестрянку? Я же нормально езжу на лошадях, ты
знаешь! И не нужно беспокоиться - со мной ничего страшного не случится!

Вообще-то он и сам знал, что дочь привычна к верховой езде, к тому же
она знакома с волшебством, магическая сила тоже должна помочь ей в
случае чего, поэтому отпускать ее одну было не так уж страшно. Но все
равно было как-то не по себе от мысли, что она будет скакать сломя
голову на почти необъезженной лошади, которой в голову может взбрести
что угодно. Ведь дочь - это его плоть, его кровь...

Впрочем, Петр Кочевиков имел все основания для беспокойства за свою дочь
- она вся пошла в него, и в молодости он не отличался кротостью нрава и
большим послушанием. Впрочем, и от Эвешки, матери, ей тоже кое-что
досталось. Но мать кляла его, Петра, за то, что он слишком распускает
дочь. Когда Ильяна была совсем маленькая, то она непостижимым образом
забралась на крышу бани и восторженно кричала подбежавшим перепуганным
родителям, что сейчас достанет с неба пушистое облако, чтобы на нем
можно было спать зимой, а потом верхом на Волхи ускакала в лес. Конь
заплутал там, она же вернулась. Потом она постоянно канючила, требуя у
родителей собственную лошадь, и те не удержались, преподнесли ей потом
жеребенка. И с тех пор она заладила:

- Когда я буду ездить на своей лошади? - Она так долго ждала, когда
наступит момент...

И теперь она собирается помочь матери? В чем?

Проклятье!

Саша быстрым шагом вошел в ворота и столкнулся с Петром. Он сразу
заметил, что тот как-то странно смотрит в сторону.

- Ты чего туда уставился? - поинтересовался Саша удивленно.

- Ничего, так...

- А чего это у тебя ведро в руке?

Черт возьми, он совсем забыл про это проклятое ведро! И в самом деле,
глупо! Он даже не заметил, как веревка больно врезалась в пальцы.
Наконец Петр, поняв, что камень за пазухой лучше не держать, выложил:

- Саша, ты знаешь, с Ильяной что-то происходит не то!

- Что?

- Я даже не знаю!

- Но с чего ты взял это?

- Просто мне так кажется...

*******************

Иногда логика Петра была просто убийственна. Иногда она не казалась
столь убедительной. Сейчас ему просто передалось беспокойство Эвешки - та
давно заметила, что с дочерью что-то не все в порядке. Впрочем, думал
Саша, это можно понять - если бы у Петра был сын, то он заметил бы
неладное первым. Вообще-то Петр всегда был сорвиголовой. Саша отлично
помнил, как Петр блистал своей удалью в Войводе. Задира, азартный игрок,
любитель хмельных медов, говорили, что не было в Войводе женщины, с
которой Петр Кочевиков не был бы близок когда-то. А когда Петр немного
остепенился, женился, то ему страстно захотелось иметь сына. Но Бог-то
он есть на небе - очевидно, он решил, что сын от такого отца все равно
ничему хорошему не научится и потом послал ему дочь.

В общем, Петр Кочевиков с тех пор совсем приутих. У него была
жена-ведунья. Ведун - тот, кто ведает, знается с добрыми силами, в
отличие от злых сил, с которыми связан колдун. У Петра была
пятнадцатилетняя дочь, которая все же имела настоящий мальчишеский
характер. Все ее интересовало, все ей было нипочем. Эвешка постоянно
ворчала, что Ильяна вся в отца пошла. Но зато сам Петр стал куда тише.
Может быть, просто возраст давал о себе знать.

Пока что с Ильяной за эти пятнадцать лет ничего страшного не случалось.
Она с младых ногтей отличалась разумностью, а потому не совалась куда не
нужно. В лесу знала все тропки, все повадки зверей и птиц. Нашла бы
дорогу домой с завязанными глазами. Людей можно было не бояться - тут
была лесная глушь, а если бы какой недобрый человек и пожаловал, то
Эвешка с ее волшебством быстро приструнила бы непрошенного гостя.
впрочем, все боятся колдунов ли, ведунов ли, и потому гости не
обременяли Кочевиковых своим присутствием.

- Наконец-то, - проворчала Эвешка, когда Петр наконец ступил в горницу, а
за ним и Саша. Сначала она обратилась к Саше, - садись, дорогой, туда, в
красный угол, под иконы! А ты, - посмотрела она на мужа и вдруг заохала,
- опять не снял сапоги!

- Да постой кудахтать, сниму сейчас! - бросил Петр и, прислонившись к
стене, стал стаскивать сапоги.

- Да ладно, не надо! Щи стынут, а ты сейчас руки испачкаешь! Что там,
проходи уж так!

Мужчины сели. Эвешка проворно сновала от стола за перегородку, где
находилось все ее кухонное хозяйство, и обратно. Саша с усмешкой смотрел
на нее, хотя и отдавал должное - Эвешка была образцовой хозяйкой. Сам
Саша мало интересовался достатком и домашним уютом - он постоянно
возился со своими книгами. И книги Эвешка все время ставила ему в упрек
- что, мол, за мужик, возится с книжками, словно монах в монастыре. Он
проводил за книгами почти все свое свободное время - хотя Эвешка, когда
заходила к нему домой, указывала ему на слой пыли то на подоконнике, то
на столе. В конце концов, не выдерживая его спокойного безразличия,
женщина принималась вытирать пыль сама. Петр напоминал ему и о кобыле,
что уже давно застоялась в конюшне. Получает столько сытного корма, но
не бегает! Саша парировал, что корм если кобыла и получает, то
заслуженно, но соглашался, что жиреть лошади давать нельзя.

Петр в сердцах советовал ему бросить книги в печь. Единственная от них
польза - разжигать огонь зимой. Нельзя же быть таким безразличным к
жизни! Неужели приятно до самой смерти прожить бобылем? Но Саша только
или отмалчивался, или отвечал какой-нибудь шуткой.

И сейчас Петр и его жена опять затянули свои старые песни. Но Саша
ответил на нападение нападением - лучше бы за дочерью приглядывали,
говорил он, хорошо еще, что она только наполовину ведунья, не занимается
волшебством, тогда бы вообще удержу не знала! Саша вдруг задумался -
сегодня с утра на него напало какое-то странное настроение. Словно он
что-то предчувствовал, а что - сказать не мог. Даже не знал, хорошее это
что-то или плохое.

Саша любил этих людей - он чувствовал себя членом их семьи. И они тоже
были сильно привязаны к нему. Эвешка, когда принималась стряпать пищу,
обязательно готовила и на его долю, и сердилась, если он не приходил.
Иначе, говорила она, Саша не заметит, как отощает и Богу душу отдаст.
Впрочем, так оно в действительности и было - у Саши в доме была своя
кухонька, но там все просто заросло грязью, а его стряпня была такого
качества, что приготовленными кушаньями было только врагов травить. Он
даже зимой огонь не всегда разводил в печи, погружаясь в чтение. В
общем, как говорили его родственники, летал в облаках, словно утка по
осени.

А этот дом всегда был живым - там постоянно горел огонь, постоянно
звучали голоса.

- Вкусно! - сказал он, пробуя щи.

Довольная Эвешка засветилась улыбкой.

- Вкусно! - тут Петр словно вспомнил, что жену нужно хвалить. Он сидел
за столом, словно потерянный, погруженный в размышления. Его лицо было
сумрачным.

Да, подумал Саша, не все в жизни так гладко. И у людей семейных полно
проблем - волнуйся, переживай за своих домочадцев. Нет, уж лучше так,
как он - сидишь, обложившись книгами и ни о чем не думаешь. Саша почти
каждый день ходил сюда есть, эти люди были его семьей, но даже от них у
него были секреты - вычитав в одной книге о существовании леших, он
узнал там же о том, как можно сблизиться с ними. Саша был от природы
очень любознателен, и потому в самом деле вскоре действительно обзавелся
друзьями в среде этих самых леших.

Саша, закончив с едой, выпил большую кружку хмельной настойки из трав.

Скоро должны начаться дожди - все приметы указывали на это. А дождливые
дни долгие, неприятные. Неужели ягод в этом году будет мало? Это как раз
больше всего занимало хозяйственную Эвешку, которая при одном упоминании
о непогоде начинала греметь посудой. Да и Ильяна тоже, наверное,
загрустила от этого.

Но существовало одно строгое правило - за столом, во время еды не
говорить о бедах и напастях. Как правило, раздавались реплики, типа
"подай хлеб", "передай соль", "достойно есть!" и тому подобное.

И наконец Петр сказал:

- Саша, завтра мы, наверное, можем отправиться верхом!

- Но может быть, дождь пойдет! - живо вмешалась Эвешка, - куда вам
ехать!

- А ты что, дождь накликала?

- Дожди сами идут, чего их накликать!

- Ну тогда чего зря болтать! Лошади застоялись, пора их размять!

- Можно и потом...

- Ну точно, дождь накликала, - вздохнул Петр.

Петр налил себе в кружку настойки и залпом выпил. После чего он отлил
немного в мисочку и поставил за печку - для домового. Он каждую неделю
делал так, чтобы задобрить духа.

И сразу все почувствовали, что исчезла какая-то внутренняя напряженность
- видимо, домовой благосклонно принял подношение.

Саша, облокотясь на стол, задумчиво жевал хлеб. Тут он обратил внимание,
что это хлеб не их помола - мука более мелкая. Ну конечно, ведь Петр
плавал и вниз по течению, чтобы там поторговать, чем можно. Он
пользовался тем, что на реке были пороги, и потому далеко не каждый
торговец отваживался плыть на лодке или корабле вверх. Скот у них был,
потому не переводилось молоко и масло, рыба не сходила со стола - Петр
был отменным рыбаком, а вот охоту не слишком жаловал. Занимался он и
бортничеством - собирал мед диких пчел. Так что на жизнь было просто
грех жаловаться. Только почему-то в этой семье не любили домашнюю птицу.
И никогда не держали ее. Однажды, когда Ильяне было семь лет, они
приютили раненого лебедя, но птица оказалась в высшей степени
неблагодарной - за все время она так и не подпустила к себе никого, и
постоянно норовила ущипнуть даже руки, кормившие ее. А однажды этот же
лебедь повалил подошедшую к нему Ильяну, которая принесла ему зерно. На
том вся их любовь к птицам и закончилась.

Кстати, лебедя потом выпустили из амбара, когда он поправился.

Ильяна вообще росла девчонкой смышленной. Но иногда в ней проскальзывало
что-то такое, что ставило ее родителей в тупик.

Родители не раз подумывали, стоит ли рассказывать ей то, чего она не
знала - к примеру, все про ее деда, которого звали Уламец, а также про
ворона, и еще...

Но Петр понимал, что в таких делах лучше слушать жену. Саша, вставая
сейчас из-за стола, тоже вспомнил это, и решил как-нибудь поговорить с
Петром и Эвешкой об этом, если с Ильяной действительно уж что-то не то
происходит.

Иногда Ильяна спрашивала про своих дедушек и бабушек, но Петр старался
отмалчиваться - ему почему-то казалось неудобным признаваться, что он
круглый сирота.

Только тут Саша понял, почему вдруг Петр поставил наливку за печку, и
почему в доме была такая напряженная обстановка - ведь с Ильяной
действительно что-то было неладно!

Ильяна вышла, и тут Эвешка и Петр заговорили наперебой. Начали с
огорода, перешли на заготовку дров к зиме, а потом решили, что неплохо
было бы как-нибудь свозить дочь вниз по реке, чтобы она посмотрела, как
живут там люди. В самом деле, пора, ведь девке уже шестнадцатый год
пошел...

Вообще-то сам Саша знал, что ему не всегда удается понять людей, хотя он
ничем, в сущности, от них не отличался. В прошлом он и сам вел довольно
разгульную жизнь, знал он и пьяные драки в кабаках, и шумные пиршества,
и многое другое... Но он, кажется, никогда не одобрял чересчур сильную
опеку Эвешки над дочерью. Она, наверное, и понятия не имела о том, что
ей когда-то нужно будет выходить замуж, и что ей придется заботиться о
муже...

Это в двенадцать лет Ильяна загорелась: хочу лошадь! Ее тогда не убедили
ни доводы родителей о цене лошади, угрозы, что ей самой придется
ухаживать за конем, поить-кормить его, выносить навоз, особенно зимой...
Ильяна осталась тверда - давайте лошадь!

Иногда Саша думал - и в самом деле, пора отправить девушку вниз по реке.
Там она познакомится с ровесниками, подружится. А то в лесу совсем
одичать можно. Надо бы поговорить об этом с Петром, даже завтра утром.
Почему бы, к примеру, не сплавать в Змивку...

- Чем ты занимался весь день? - спросил Петр вдруг.

- Что?... А-а-а-а, как обычно, читал..., - вздрогнул от неожиданности
Саша, выходя из раздумий.

- Но ты хочешь поехать завтра со мной?

Вообще-то больше всего ему хотелось и завтра просидеть за книгами. Но,
может, и в самом деле поехать с Петром? Там не будет Эвешки, можно будет
спокойно поговорить о ребенке, с глазу на глаз.

- Да, почему бы не поехать? - повел книжник плечами, - я согласен!

- Ну тогда решили! - сказал Петр, пытливо глядя на него с другой стороны
стола.

*****************

Эвешка расчесывала свои густые волосы. Муж ее все время говорил, что
никого еще не знал, кто бы так носился со своими волосами. Но она
чувствовала, что Петру нравится, когда ее волосы в порядке. Только что
она закончила рассовывать по углам избы мешочки с пахучими травами и
сушеными цветами, чтобы там стоял приятный запах. Вот и сейчас Петр
подошел к ней. Он наклонился и поцеловал жену. Эвешка даже глаза закрыла
от удовольствия.

Наконец она и сама обняла его. И тут же разразилась потоком слов -
просила прощения за свое немногословие за ужином, за непочтительность и
грубость. Так все получилось, говорила она быстро, прямо весь день все
из рук валилось. А вечером еще хлеб подгорел...

- Хлеб был вкусным! - тихо сказал Петр.

- Если бы так! - вздохнула она. Петр ничего не ответил - он знал, что
при стряпне жена пользуется и своими знахарскими рецептами! Но вот с
волшебством у нее было строго - она, конечно, учила каким-то хитростям и
дочь, но старалась, чтобы хитрости в основном были по хозяйственной
части.

Эвешка, кладя голову на плечо мужа, тихо спросила:

- А когда ты собираешься по реке вниз, в Анатольевку?

- Даже не знаю! Все зависит от погоды! Может, дня через три-четыре... А
что, все уже готово?

Впрочем, этого вопроса можно было не задавать - Эвешка  была отличной
хозяйкой, и она наверняка уже давно все подготовила, что нужно. Еще с
поздней весны изба наполнялась ароматами трав и цветов, которые она
сушила для продажи. Тут были разные целебные снадобья. Такие вещи всегда
пользуются большим спросом, и потому на плохую торговлю оснований
жаловаться не было. Но теперь Петр что-то не видел ее упаковывающей
травы и коренья. Возможно, именно поэтому он как-то не думал о сроках
отплытия. Погода в этом году подвела, и из-за нее начались разные
бедствия.

- Поплыву, когда скажешь! - улыбнулся Петр, чтобы как-то польстить жене
- она вон сколько работает, а ему иногда даже невдомек оценить плоды ее
трудов, - там у нас муки еще на месяц хватит? Если нет, то там должно
зерно лежать. Или, вот что... Может, вы с Ильяной со мной тоже
поплывете? Саша может присмотреть за этим всем, если с нами не поплывет!
Он уже давно мне предлагал так сделать!

- Я посмотрю, как все будет..., - пробормотала она, лежа на его плече.

- Послушай, у тебя ничего не болит? Ты здорова? - спросил Петр, хотя
знал, что ведуны и колдуны никогда не болеют, не говорят, сколько им
лет, и им не свойственны многие вещи, которые так досаждают обычным
людям. Но зато они болели другими болезнями. Им куда больше, чем
простому люду, были присущи боязливость