при мне.
   Порывшись в кармане, он вынул связку ключей, выбрал тот, который  был
ему нужен, и быстрыми шагами направился  к  исповедальням,  напоминавшим
игрушечные деревянные домики, - к этим ящикам для грехов,  ящикам,  куда
верующие сваливают мусор души.
   Он вошел в среднюю дверь и запер ее за собой, а г-жа  Вальтер  броси-
лась в одну из узких боковых клеток и  с  пламенной  и  страстной  верой
воскликнула:
   - Простите меня, отец мой, - я согрешила!
   Дю Руа, обойдя амвон, прошел в левый придел. Дойдя  до  середины,  он
увидел тучного лысого господина, - тот все еще спокойно прогуливался.
   "Что этому субъекту здесь нужно?" - подумал он.
   Господин тоже замедлил шаг и с явным желанием заговорить посмотрел на
Жоржа. Подойдя вплотную, он поклонился и изысканно вежливым тоном  спро-
сил:
   - Простите за беспокойство, сударь, не можете ли вы мне сказать, ког-
да был построен этот храм?
   - Право, не знаю, - ответил Дю Руа, - думаю, лет двадцать -  двадцать
пять тому назад. Впрочем, я в первый раз в этой церкви.
   - Я тоже. Мне не приходилось бывать здесь.
   Журналиста разбирало любопытство.
   - Вы, кажется, весьма тщательно ее осматриваете, - сказал  он.  -  Вы
изучаете ее во всех подробностях.
   - Я не осматриваю, сударь, я жду свою жену, - с унылым видом возразил
тот, - она назначила мне свидание, а сама запаздывает.
   И, помолчав несколько секунд, добавил:
   - На улице невыносимо жарко.
   Приглядевшись к его добродушной физиономии, Дю Руа нашел, что он  по-
хож на Форестье.
   - Вы не из провинции? - спросил он.
   - Да. Я уроженец Рена. А вы зашли сюда из любопытства, сударь?
   - Нет. Я поджидаю одну даму.
   Дю Руа поклонился и, улыбаясь, проследовал дальше.
   У главного входа он снова увидел бедно одетую женщину, - она все  еще
стояла на коленях и все еще молилась. "Вот так усердие!" -  подумал  он.
Но теперь она уже не трогала его и не возбуждала в нем жалости.
   Он прошел мимо и медленно двинулся к правому приделу, где должна была
ждать его г-жа Вальтер.
   Но еще издали он с удивлением обнаружил, что там, где он оставил  ее,
никого нет. Подумав, что это не та колонна, он дошел до конца и вернулся
обратно. Значит, она ушла! Это его поразило и взорвало. Но тут ему приш-
ло в голову, что она, наверно, ищет его, и он еще  раз  обошел  церковь.
Убедившись, что ее нигде нет, он вернулся и, в надежде, что она еще при-
дет сюда, сел на тот стул, на котором раньше сидела она. Он решил ждать.
   Какой-то шепот вскоре привлек его внимание. Однако в этом углу церкви
не было ни души. Откуда же долетал шепот? Встав со стула, он заметил ряд
дверей, которые вели в исповедальни. Из-под одной двери высовывался край
женского платья. Он подошел ближе, чтобы  получше  рассмотреть  женщину.
Это была г-жа Вальтер. Она исповедовалась!..
   Им овладело непреодолимое желание схватить ее за плечи и вытащить  из
этой клетки. Но он тут же подумал. "Ничего! Сегодня очередь  священника,
завтра - моя". И, посмеиваясь над этим приключением, в  ожидании  своего
часа преспокойно уселся против окошка исповедальни.
   Ждать ему пришлось долго. Наконец г-жа Вальтер встала, обернулась  и,
увидев его, подошла к нему. Лицо ее было холодно и сурово.
   - Милостивый государь, - сказала она, - прошу вас: не провожайте  ме-
ня, не ходите за мной и никогда больше не являйтесь ко мне  один.  Я  не
приму вас. Прощайте!
   Она с достоинством удалилась.
   Дю Руа не удерживал ее: он давно уже взял себе за правило не ускорять
ход событий. Когда же из своего убежища вышел слегка  сконфуженный  свя-
щенник, он подошел к нему и, глядя ему прямо в  глаза,  прошипел:  -  Не
будь на вас этой юбки, как бы я смазал вас по вашей гнусной роже!
   С этими словами он круто повернулся и, насвистывая, вышел из церкви.
   На паперти стоял, уже в шляпе, тучный господин  и,  заложив  руки  за
спину, с явно скучающим видом оглядывал широкую площадь и прилегающие  к
ней улицы.
   Они раскланялись.
   Журналисту больше нечего было здесь делать, и он отправился в  редак-
цию. Уже в прихожей по озабоченным лицам рассыльных он понял, что  прои-
зошло нечто необычайное, и сейчас же проследовал в кабинет издателя.
   Старик Вальтер, стоя, короткими фразами нервно диктовал  статью  и  в
промежутке между двумя абзацами давал поручения окружившим его  репорте-
рам, делал указания Буаренару и распечатывал письма.
   - Ах, как это кстати, вот и Милый друг! - при виде его радостно воск-
ликнул он, но вдруг осекся и, слегка смущенный, стал извиняться: - Прос-
тите, что я вас так назвал: я очень взволнован всем происшедшим. К  тому
же от жены и дочерей я только и слышу: "Милый друг, Милый друг", - поне-
воле привыкнешь. Вы на меня не сердитесь?
   - Нисколько, - со смехом ответил Жорж. - Это прозвище не обидное.
   - Отлично, стало быть, я тоже буду вас называть Милым другом, -  про-
должал старик Вальтер. - Итак, мы стоим перед  лицом  важных  событий...
Вотум недоверия министерству принят большинством трехсот десяти  голосов
против ста двух. Парламентские каникулы отложены, отложены на  неопреде-
ленное время, а сегодня уже двадцать восьмое июля. Испания злится на нас
за Марокко, - потому-то и слетел Дюран де Лен со  своими  приспешниками.
Заварилась каша. Сформировать новый кабинет поручено Маро. Портфель  во-
енного министра он предложил генералу Бутену д'Акру,  портфель  министра
иностранных дел - нашему другу Ларош-Матье.  Себе  он  оставляет  минис-
терство внутренних дел и пост председателя совета министров. Наша газета
становится официозной. В передовой статье я в общих чертах излагаю  наши
принципы и указываю путь новым министрам. Разумеется,  -  добавил  он  с
добродушной усмешкой, - тот путь, по которому они сами намерены идти. Но
мне нужно чтонибудь интересное по вопросу о Марокко,  что-нибудь  этакое
злободневное, эффектное, сенсационное. Как вы насчет этого?
   - Я вас понял, - подумав, ответил Дю Руа. - Наши колонии в  Африке  -
это Алжир посредине, Тунис справа и Марокко слева; так  вот  я  вам  дам
статью, в которой постараюсь осветить политическую обстановку в этих на-
ших владениях, изложить историю племен, населяющих эту обширную террито-
рию, и описать поход к марокканской границе, вплоть до огромного  оазиса
Фигиг, где еще не ступала нога европейца, а ведь он-то и явился причиной
нынешнего конфликта. Это вам подходит?
   - Как нельзя лучше! - воскликнул старик Вальтер. - Ну, а заглавие?
   - "От Туниса до Танжера".
   - Превосходно.
   Дю Руа пошел искать  в  комплекте  "Французской  жизни"  свою  первую
статью "Воспоминания африканского стрелка", - ей только надо  было  дать
другое название, кое-что изменить и подправить, а так  она  вся  целиком
могла сослужить службу, ибо в ней говорилось и о колониальной  политике,
и о населении Алжира, и о походе в провинцию Оран.
   В три четверти часа статейка была переделана, подштопана, приведена в
надлежащий вид, подновлена и сдобрена похвалами по адресу нового кабине-
та.
   - Чудесно, чудесно, чудесно, - прочитав статью, заметил  издатель.  -
Вы золото. Очень вам благодарен.
   К обеду Дю Руа, в восторге от проведенного дня, вернулся домой;  неу-
дача в церкви Трините его не смущала: он чувствовал, что выиграл партию.
   Мадлена ждала его с нетерпением. Когда он вошел, первыми  ее  словами
были:
   - Тебе известно, что Ларош - министр иностранных дел?
   - Да, в связи с этим я уже дал статью об Алжире.
   - Какую статью?
   - Ты ее знаешь, - первую, которую мы писали вместе: "Воспоминания аф-
риканского стрелка"; я ее просмотрел и выправил так, как  того,  требуют
обстоятельства.
   Мадлена улыбнулась.
   - Да, это именно то, что сейчас нужно, - заметила  она  и,  помолчав,
прибавила: - Я думаю о продолжении, которое ты должен был написать и ко-
торое ты тогда... бросил. Теперь нам есть смысл за него взяться. Из это-
го может выйти несколько отличных статей, подходящих к данному моменту.
   - Прекрасно, - сказал он и сел за стол, - Теперь нам уж никто не  по-
мешает, - ведь рогоносец Форестье на том свете.
   Это ее задело.
   - Твоя шутка более чем неуместна, и я прошу тебя положить  этому  ко-
нец, - сухо проговорила она, - Ты злоупотребляешь моим терпением.
   - Он собирался пустить ей шпильку, но в это время ему  подали  телег-
рамму, содержавшую всего одну фразу без подписи: "Я совсем потеряла  го-
лову, простите меня и приходите завтра в четыре часа в парк Монсо".
   Он понял, и сердце у него запрыгало от радости.
   - Больше не буду, моя дорогая. Это глупо. Сознаюсь, - пряча в  карман
голубую бумажку, сказал он.
   И принялся за суп.
   За едой он повторял про себя эти слова: "Я  совсем  потеряла  голову,
простите меня и приходите завтра в четыре часа в парк Монсо". Итак,  она
сдается. Ведь это означает: "Я в вашей власти, делайте со мной, что  хо-
тите, где хотите и когда хотите".
   Он засмеялся.
   - Что ты? - спросила Мадлена.
   - Так, ничего. Я встретил одного священника, и мне сейчас вспомнилась
его толстая морда.
   На другой день Дю Руа явился на свидание ровно в четыре. Все скамейки
в парке Монсо были заняты изнемогавшими  от  жары  буржуа  и  беспечными
няньками, которые, по-видимому, не обращали ни малейшего внимания на де-
тей, барахтавшихся в песке на дорожках.
   Госпожу Вальтер он нашел среди искусственных руин, возле источника. С
испуганным и несчастным видом она ходила вокруг небольшой колоннады.
   - Как здесь много, народу! - сказала она, прежде  чем  Дю  Руа  успел
поздороваться с ней.
   Он обрадовался предлогу:
   - Да, это верно. Хотите куда-нибудь еще?
   - Но куда?
   - Это безразлично, можно взять карету. Вы спустите штору и сразу  по-
чувствуете себя в полной безопасности.
   - Да, так будет лучше. Здесь я умираю от страха.
   - В таком случае ждите меня у выхода на внешний бульвар.  Через  пять
минут я подъеду в экипаже.
   И он помчался бегом.
   Как только они остались вдвоем в экипаже, г-жа Вальтер тщательно  за-
весила со своей стороны окошко.
   - Что вы сказали извозчику? - спросила она.
   - Не беспокойтесь, он знает, куда ехать, - ответил Жорж.
   Он велел извозчику везти их на Константинопольскую.
   - Вы себе не представляете, как я страдаю из-за вас, как я  измучена,
как я истерзана, - продолжала она, - Вчера, в церкви, я была с вами  су-
рова, но я хотела во что бы то ни стало бежать от вас. Я так  боюсь  ос-
таться с вами наедине! Вы меня простили?
   Он сжимал ее руки.
   - Конечно, конечно. Чего бы я вам не простил, - ведь я так люблю вас!
   Она смотрела на негр умоляющими глазами.
   - Послушайте, вы должны обещать мне, что  вы  меня  не  тронете...  и
не... и не... иначе мы видимся в последний раз.
   Сперва он ничего не ответил ей, но в усах  у  него  пряталась  тонкая
улыбка, которая так волновала женщин.
   - Я ваш покорный раб, - наконец прошептал он.
   Тогда г-жа Вальтер начала рассказывать, как она, узнав, что он женит-
ся на Мадлене Форестье, - впервые почувствовала, что любит его. Она при-
поминала подробности, даты, делилась с ним своими переживаниями.
   Вдруг она замолчала. Карета остановилась. Дю Руа отворил дверцу.
   - Где мы? - спросила она.
   - Выходите из экипажа - и прямо в этот дом, - ответил Дю Руа. - Здесь
нам будет спокойнее.
   - Но где мы?
   - У меня. Это моя холостяцкая квартира... я ее опять снял... на  нес-
колько дней... чтобы иметь уголок, где бы мы могли видеться.
   Госпожа Вальтер вцепилась в подушку.
   - Нет, нет, я не хочу! Я не хочу! - лепетала она в ужасе от предстоя-
щего свидания наедине.
   - Клянусь, что я вас не трону, - решительно проговорил он. -  Идемте.
Видите - на нас смотрят, вокруг уже  собирается  народ.  Скорей...  ско-
рей... выходите. Клянусь, что я вас не трону, - еще раз повторил он.
   На них с любопытством поглядывал содержатель винного погребка, стояв-
ший у дверей своего  заведения.  Ей  стало  страшно,  и  она  вбежала  в
подъезд.
   Она начала было подниматься по лестнице, но Дю Руа удержал ее за  ру-
ку.
   - Это здесь, внизу, - сказал он и втолкнул ее в свою квартиру.
   Заперев за собой дверь, он бросился на нее, как хищный зверь на добы-
чу.
   Она отбивалась, боролась, шептала: "Боже мой!.. Боже мой!.."
   А он страстно целовал ее шею, глаза, губы, так что  она  не  успевала
уклоняться от его бурных ласк: отталкивая его, пытаясь избежать его  по-
целуев, она невольно прикасалась к нему губами.
   Вдруг она перестала сопротивляться и, обессилевшая, покорная,  позво-
лила ему раздеть себя. Опытными, как у горничной, руками проворно и лов-
ко начал он снимать одну за другой принадлежности ее Туалета.
   Она выхватила у него корсаж и спрятала в нем лицо, - теперь она,  вся
белая, стояла среди упавшей к ее ногам одежды.
   Оставив на ней только ботинки, он понес ее к кровати. И тут она  чуть
слышно прошептала ему на ухо:
   - Клянусь вам... клянусь вам... что у меня никогда не было любовника.
   Так молодые девушки говорят о себе: "Клянусь вам, что я невинна".
   "Вот уж это мне совершенно все равно", - подумал Жорж.
 
 
   V
 
   Наступила осень. Супруги Дю Руа все лето жили в  Париже  и  во  время
непродолжительных парламентских каникул вели на  страницах  "Французской
жизни" решительную кампанию в пользу нового правительства.
   Положение в Марокко становилось угрожающим, и в связи  с  этим,  хотя
было еще только самое начало октября, обе палаты собирались  возобновить
заседания.
   Никто, в сущности, не верил в возможность танжерской экспедиции, нес-
мотря на то что в день роспуска парламента правый депутат, граф де  Лам-
бер-Саразен, в своей остроумнейшей речи, которой аплодировал даже центр,
предложил пари и, как это сделал когда-то знаменитый вице-король  Индии,
поставил свои усы против бакенбард председателя совета министров,  дока-
зывая, что новый кабинет неминуемо должен будет пойти по стопам прежнего
кабинета и в дополнение к тунисской  экспедиции  послать  экспедиционную
армию в Танжер - исключительно из любви к симметрии, подобно тому как на
камин ставят две вазы.
   "В самом деле, господа, - продолжал он развивать свою мысль, - Африка
- это камин для Франции, камин, в котором сгорают наши лучшие дрова, ка-
мин с сильной тягой, который растапливают банковскими билетами.
   Вы отдались на волю своей художественной фантазии  и  украсили  левый
угол камина тунисской безделушкой, которая обошлась вам недешево, -  те-
перь вы увидите, что и господин Маро, в подражание своему предшественни-
ку, украсит правый его угол безделушкой марокканской".
   Речь эта приобрела широкую известность и послужила Дю Руа  темой  для
десятка статей об Алжире - для той серии статей, которая была  прервана,
как только он поступил в редакцию. Он горячо  поддерживал  идею  военной
экспедиции, хотя в глубине души был убежден, что она  не  состоится.  Он
играл на патриотических чувствах и нападал на  Испанию,  пользуясь  всем
тем арсеналом насмешек, к которому мы обращаемся, когда  интересы  како-
го-нибудь государства не совпадают с нашими.
   "Французская жизнь" открыто поддерживала связь  с  правительственными
кругами, и это придавало ей особый вес. Она сообщала политические новос-
ти раньше других газет, даже самых солидных, и при помощи намеков давала
читателям возможность проникнуть в замыслы ее друзей-министров. Она  яв-
лялась источником информации для всех столичных и провинциальных  газет.
На нее ссылались, ее побаивались, с ней начинали считаться. Не внушавший
доверия орган шайки политических проходимцев  превратился  в  признанный
орган правительства. Ларош-Матье был душой газеты, Дю Руа - ее  рупором.
Старик Вальтер, бессловесный депутат и изворотливый  издатель,  умевший,
когда нужно, отойти в сторонку, затевал под шумок огромное дело, связан-
ное, по слухам, с марокканскими медными рудниками.
   Салон Мадлены сделался влиятельным центром, где каждую неделю  сходи-
лись некоторые из членов кабинета.  Сам  председатель  совета  министров
обедал у нее два раза. А жены государственных деятелей - те, что еще не-
давно не решались переступить порог ее дома, теперь гордились дружбой  с
нею и бывали у нее чаще, чем она у них.
   Министр иностранных дел держал себя здесь почти как хозяин. Он прихо-
дил в любое время, приносил телеграммы, всякого рода сведения и диктовал
то мужу, то жене информацию, как будто они были его секретарями.
   Стоило министру уйти, и Дю Руа, оставшись вдвоем с Мадленой, ополчал-
ся на этого бездарного выскочку: в голосе его появлялись угрожающие нот-
ки, каждое его замечание было полно яду.
   Но Мадлена презрительно поводила плечами.
   - Добейся того же, чего и он, - говорила она. -  Сделайся  министром,
тогда и задирай нос. А до тех пор помалкивай.
   Жорж крутил усы, искоса поглядывая на нее.
   - Еще неизвестно, на что я способен, - возражал  он,  -  быть  может,
когда-нибудь об этом узнают.
   - Поживем - увидим, - тоном философа заключала она.
   В день открытия парламента, пока Жорж одевался, собираясь идти к  Ла-
рош-Матье, чтобы еще до заседания получить у него информацию  для  завт-
рашней передовицы, в которой должны были быть изложены в официозном духе
истинные намерения правительства, Мадлена, еще лежа в  постели,  поучала
своего супруга.
   - Главное, не забудь спросить, пошлют ли генерала  Белонкля  в  Оран,
как это предполагалось вначале,  -  говорила  она.  -  Это  может  иметь
большое значение.
   - Не приставай, - огрызнулся Жорж. - Я не хуже тебя знаю, что мне на-
до делать.
   - Дорогой мой, ты всегда забываешь половину моих поручений к  минист-
ру, - спокойно возразила она.
   - Мне осточертел твой министр! - проворчал Жорж. - В конце концов, он
просто болван.
   - Он столько же мой, сколько и твой, - хладнокровно заметила  она.  -
Тебе он еще полезнее, чем мне.
   - Виноват, за мной он не ухаживает, - слегка повернув к  ней  голову,
сказал он с усмешкой.
   - За мной тоже, но с его помощью мы создаем себе положение, - нарочи-
то медленно сказала она.
   - Если б мне пришлось выбирать между твоими поклонниками, -  помолчав
несколько секунд, снова заговорил Жорж, - я уж скорее отдал бы  предпоч-
тение старому олуху Водреку. Кстати, что с ним такое? Я не видел его уже
целую неделю.
   - Он болен, - с невозмутимым видом ответила Мадлена, - он писал  мне,
что приступ подагры приковал его к постели. Не мешало бы тебе  навестить
его. Ты знаешь, что он тебя очень любит, - это ему будет приятно.
   - Да, конечно, - согласился Жорж, - сегодня же съезжу к нему.
   Он закончил свой туалет и, надев шляпу, еще раз проверил, не забыл ли
он чего-нибудь. Убедившись, что все в порядке, он подошел к кровати, по-
целовал жену в лоб и сказал:
   - До свиданья, дорогая, я вернусь не раньше семи.
   И вышел из комнаты.
   Ларош-Матье поджидал его; ввиду того что совет министров  должен  был
собраться в двенадцать часов дня, до открытия парламента,  он  завтракал
сегодня в десять.
   Госпожа Ларош-Матье не пожелала перенести свой завтрак на другой час,
и потому, кроме личного секретаря, у министра никого не было. Как только
все трое сели за стол, Дю Руа заговорил о своей статье; заглядывая в за-
метки, нацарапанные на визитных Карточках, он излагал ее основные  поло-
жения.
   - Что вы находите нужным изменить, дорогой министр? - спросил он  под
конец.
   - Почти ничего, дорогой друг. Пожалуй, вы с излишней  определенностью
высказываетесь по вопросу о Марокко. Лучше говорите об  экспедиции  так,
как будто она должна состояться, и одновременно дайте ясно  понять,  что
она не состоится и что вы меньше, чем кто-либо  другой,  в  нее  верите.
Сделайте так, чтобы публика вычитала между строк, что мы  не  сунемся  в
эту авантюру.
   - Отлично. Я вас понял и постараюсь, чтобы поняли и меня. Кстати, же-
на просила узнать, будет ли послан в Оран генерал Белонкль. Из того, что
вы мне сейчас сообщили, я сделал вывод, что нет.
   - Нет, - изрек гос