ужбу - всем спасибо.
  - Рады стараться, батюшка сыскной воевода! - тихо грянули герои. - А
что... это вот те самые, что Игната Дубова порвали и Петрушку Котова
башкой к бревнам приложили?
  - Да, те самые. В немецкую слободу этот мусор больше не повезем. Возьмите
дров из поленницы и сожгите все это к чертовой матери.
  - Слушаемся, - облегченно вздохнули стрельцы. - Стало быть, за своих мы
все ж таки отомстили, сделали богоугодное дело... Ну, вот так-то, будут
знать! Тащи дрова! У кого огонь? Гореть им на том свете, как на этом...
  Я вернулся в дом. Рассказал Яге, как и что, да она и сама все в окошко
видела.
  - Ох, Никитушка, двоих злодеев завалили, а как бы дальше-то худо не
было... Мы, вишь, все веточки рубим, а сам ствол - целехонек. Не нравится
мне это...
  - Мне тоже, а что поделать? Пока у нас на руках лишь разрозненные
подозрения. Помните рассказ стрельцов? Я убежден, что они действительно
видели упырей, охотящихся за Шмулинсоном. Когда убедились, что тот надежно
заперся в доме, они пошли следом за стрельцами к отделению. Видимо, хотели
попробовать счастья еще раз...
  - Так ты все считаешь, что им наш Митька нужен?
  - По рабочей версии - да. Вот он завтра проснется, я первым делом спрошу,
не слыхал ли он о других покупателях черной ткани. Почти уверен, что он
вспомнит тихого немецкого пастора. Но только вспомнит сам, без нашего
давления, как нечто настолько несущественное, о чем в донесении и
упоминать не стоило.
  - Совсем ты запутал меня, старую... Да разве ж охранники посольские
пастору подчиняются? У них, чай, свое начальство есть. Попробовал бы наш
поп Кондрат командовать, да вон хоть тем же Еремеевым. Где сел бы, там и
слез!
  - Вообще-то - да... Мне это тоже не дает покоя. Но других гипотез пока
нет. Может быть, они ему служили как духовному отцу? А может, он их
загипнотизировал как-то?
  - Чушь мелешь, участковый! - досадливо отмахнулась Яга. - Уж в этом-то я б
их сразу раскусила... Нет, они по иным причинам и после смерти его воле
послушны. Иное колдовство здесь кроется, сильное да страшное...
  - Ладно вам перед сном кошмары нагнетать, - зевая, попросил я. -
Давайте-ка спать пойдем. По комнаткам, на бочок, и баиньки. День завтра
тяжелый...
  - А когда он у тебя в последний раз легкий был, Никитушка? - улыбнулась
бабка. - Иди, иди, соколик, а насчет снов не беспокойся, уж я о том
озабочусь...

  Митька выздоровел! Это было первой новостью, порадовавшей меня в то утро.
Или нет, вернее, второй, первой было отсутствие петуха. Меня разбудил
заботливый стрелец, присланный Еремеевым, а не эта скандальная птица. До
определенного момента я не мог поверить в свалившееся на голову счастье...
Неужели петух повесился?! На деле все оказалось гораздо прозаичнее, я так
умотался за день, что утром просто проспал петушиный крик. Значит,
по-настоящему радостным остается все-таки одно событие - выздоровление
нашего младшего сотрудника. Причина, по которой Баба Яга скрепя сердце
позволила меня разбудить, - срочный вызов к царю! Горох в очередной раз
"страшно гневался на неуважительного участкового". В большинстве случаев
это делалось в уступку некоторым влиятельным боярам, до сих пор не
простившим мне "посягательства" па их древние права. Просто в деле о
шамаханском заговоре оказался изрядно замешан один очень родовитый
гражданин, столбовой боярин Мышкин, и мне, естественно, пришлось его
допрашивать, держать в порубе... Словом, обращаться без церемоний, как с
обычным подозреваемым. Для прочих это было началом конца света! Горох хотя
и всемерно меня поддерживал, но иногда "кидал кость" боярской думе,
устраивая шумные разносы всему управлению в моем лице. Что делать,
политика везде одинакова...
  - Никитушка, к царю-то пойдешь, меня не забудь, - застенчиво напомнила
бабка, пододвигая ко мне миску с варениками. Я только кивал, болтать с
набитым ртом трудновато, а готовила Яга отменно. - У меня, слышь, тоже
своя версия имеется. Да ты кушай, кушай, родной, не отвлекайся... Митю мы
опосля чая вызовем, да и расспросим с предосторожностями. Сейчас он во
дворе молодым стрельцам о своих подвигах бахвалится. Врет, будто бы с ним
даже двое упырей справиться не смогли... О чем это я? А, насчет версии...
Вот я что удумала, надо тебе к лесному дедушке сходить, посоветоваться.
Я-то сама уж не один годок в городе живу, нюх притупился, силы уже не те,
а леший, он с землей-матушкой навечно корнями связан... Если в нашем деле
какое чужедейное волшебство есть, он тебе на него сразу же укажет! А мне
сдается - есть оно. Шамаханцы-то что! Тьфу - и нет их Орды! Они же
язычники поганые, без Кощеева зелья ничего из себя не представляют... А
тут мы дело имеем с врагом серьезным. Сдается мне, за пастором этим такие
силы стоят, что и Кощей с ними за ручку поздороваться не погнушается. Вот
от царя вернемся - я тебя в лес свожу...
  - М... н... в лес!.. - отрицательно замотал головой объевшийся я. -
Давайте лучше вас туда командируем, у меня от общения с русалками еще
мурашки по коже бегают. А леший, я так полагаю, еще более крупный
авторитет? Нет уж, мы как-нибудь по старинке, методом дедукции...
  - Да ты не волнуйся, милый, я те все, что надо, обстоятельно расскажу.
Если вечером поедешь, то к утру уже назад обернешься.
  - А вы-то почему не хотите сходить?
  - Нельзя мне... - снова засмущалась бабка, да так, что щеки у нее стали
красными. - Дело тут такое... слишком уж личное. Сватался он ко мне
неоднократно. Я все отказывала, молодой была, глупой... Долго мы с ним не
виделись, и теперь уж что старое ворошить? Только опасение имею, приду в
лес - ну, как он вновь приставать начнет?
  - Да... но... - при мысли о том, кем надо быть, чтобы плениться
"прелестями" Бабы Яги, - мне едва не стало дурно. - Так... ведь он,
наверно, старый уже?
  - Старый, - подтвердила Яга. - Я-то еще в девчонках бегала, а он уже не
молод был. Теперь-то, видать, совсем стар, но рисковать не буду. Знаю я
вас, мужиков, седина в голову - бес в ребро!
  В конце концов она меня уговорила, пообещав с текущими делами отделения
управляться самолично. Да и за ночь что особенного может произойти? Если
бы днем - дело другое, а ночью... Бандиты тоже люди, им тоже спать надо. К
царю мы пошли все трое плюс еще четверо стрельцов в качестве охраны. День
как день... Народ занимался своими делами, никто не паниковал, об упырях
горожане не знали, и я почувствовал некоторую зависть к этим безмятежным
людям. Если верить Яге, то в Лукошкине свило гнездо какое-то страшное
колдовство, и хотя его цели пока не ясны, но намерения наверняка
преступны. Что можно такого взять с города? Зачем кому-то устраивать здесь
тайную резиденцию чужеродных темных сил? Во-первых, нам и своих хватает.
Во-вторых, я не уверен, что местный "криминал" потерпит конкуренцию. И все
ради чего?! Обложить Лукошкино данью? Требовать от жителей человеческих
жертв? Поменять власть? Установить свой порядок и свою религию? Чушь
какая-то... Это от нехватки настоящей рабочей информации всякая дрянь
лезет в голову. И все-таки где-то в глубине подсознания билась мысль о
том, что здесь есть рациональное зерно, надо только его разглядеть. Все
непременно встанет на свои места, как только мне станет понятной причина
кражи черной ткани... Цвет! Черный цвет... Видимо, все дело в нем. Дальше
мои умозаключения натыкались на железобетонную стену отсутствия фактов.
Гадать можно долго, но следствие держится только на голых фактах. Увы,
именно их категорически не хватает...
  У царского терема нас встречала представительная делегация бояр, немецкий
посол и двое его приближенных, включая пастора Швабса. Теперь, когда он
был у нас под подозрением, я постарался рассмотреть его попристальнее.
Увы, в этом человеке не было ничего, за что мог бы зацепиться взгляд.
Среднего роста, среднего телосложения, неопределенного возраста (где-то
после тридцати, но до семидесяти), блеклые глаза на тусклом и настолько
обыкновенном лице, что память отказывалась его фиксировать. Ни одной
особой приметы! Когда-то я читал, что люди именно с такой внешностью
становились кадровыми разведчиками и профессиональными шпионами. Он не был
похож ни на кого, но при этом на всех одновременно...
  Филимон шумно пригласил всех в зал боярской думы. Пока поднялись, пока
расселись, пока объявили о приходе царя... Горох прошествовал через весь
зал, как флагман на белых парусах, с ходу бухнулся на подушки трона и
оборвал начавшего дежурное перечисление титулов дьяка:
  - Цыц! Дел невпроворот, на охоту собираюсь, время на праздную болтовню
тратить не соизволяю. Значит, так, посол немецкий в третий раз жалобу
пишет на участкового нашего, воеводу сыскного Ивашова Никитку.
  - Наказать милиционера! В кандалы его! Дожили, иностранцы в нос тычут,
попрекают... - дружным хором отозвались боярские ряды.
  Горох недобро сощурился и продолжил:
  - Однако ж, первую и вторую жалобщину посол при мне разорвал с извинениями
серьезными.
  - Так и мы о том, наградить бы молодца! - с тем же пылом поддержала дума.
- Службу справно несет, своих не забижает, иностранцы, и те, опомнившись,
поклон ему бьют. Опять же для престижу российского зело полезно!
  - Вот только третью жалобу он сам мне в руки утречком и вручил. По его
словам выходит, что украл у него сыскной воевода ночью два трупа из
костела, да и надругался над прахом. На куски посек, в огне спалил, а
пепел по ветру развеял.
  - Казнить участкового!!! Христопродавец! Совсем страх Божий потерял! -
через секундное замешательство раздалось со всех сторон. - Нешто мы
язычники какие, чтоб к покойным уважения не иметь? Казни, государь,
отступника!
  Царь вскинул бровь, и в зале мгновенно повисла тишина.
  - Ну что, посол немецкий, тебе слово. Говори все как есть, что на душе
накипело... Уж мы выслушаем и без промедления будем суд вершить, скорый,
но справедливый.
  - Государь, - немец с достоинством шагнул вперед и поклонился так, что
"уши" завитого парика коснулись напольного ковра, - и вы, благородные
господа бояре, я прошу у всех вас прощения за то, что оторвал от важных
государственных дел. Только что, во дворе, мы переговорили с Никитой
Ивановичем, я получил исчерпывающие ответы и ни одной претензии в адрес
лукошкинской милиции не выдвигаю. Надеюсь, что и младший лейтенант Ивашов
извинит мне некоторую горячность ложных выводов. Благодарю за внимание...
  На этот раз тупое молчание висело гораздо дольше.
  - Че делать-то? - жалобно раздался наконец чей-то одинокий голос. - Опять
награждать, что ли?
  - А может, в кандалы? На всякий случай... А, государь? - участливо
поддержал второй.
  Царь демонстративно молчал. Бояре осторожно начали обсуждение, мало-помалу
увлеклись и вскоре кое-где уже переходили на "ты", хватали друг друга за
бороды, грозно размахивая резными посохами. Что ни говори, а времена не
так резко меняются... Душа, например, как была, так и осталась прежней. Мы
втроем неспешно считали мух... Митька ковырял лаптем узор на ковре, Яга
что-то пересчитывала па ладони (вроде камушки, а вроде и чьи-то зубы), я
отрешенно пялился на двух стилизованных русалок, вырезанных на
подлокотниках трона. Волосы одной казались зеленоватыми, кудри другой
отливали глубокой синевой...
  - Быть по сему! - неожиданно громко рявкнул Горох, перекрывая общий
бардак. Бояре, ворча, расселись по местам. - Иди сюда, сыскной воевода...
За службу верную, по поддержанию имени российского перед державами
иноземными, жалую тебе мою царскую благодарность да кошель с червонцами
сверху.
  - Спасибо, большое спасибо. - Я взял золото.
  - Стой, куда пошел? Я ж еще не закончил, - удивился царь. - А за
халатность и попустительство да над гостями чужедальними насмехательства
глупые велю тебя наказать десятью плетьми прямо посередь двора. Или ты
деньгами откупишься?
  Я посмотрел на него задумчиво и вернул кошелек. В зале раздалось довольное
урчание. Бояре выглядели, словно коты, объевшиеся сметаны. Горох
исхитрился угодить всем, даже послу:
  - А ты, друг Кнут Гамсунович, больше нас пустыми жалобами не тревожь. Ишь,
взял манеру шутки шутить... Утром пишешь - вечером рвешь. На третий-то раз
уже не смешно, ей-богу.

  Когда царь объявил очередное заседание закрытым и все начали расходиться,
Горох незаметно сделал мне знак, щелкнув пальцами. Я шепнул Бабе Яге, что
задержусь, чтоб ждали с Митькой во дворе. Она понятливо кивнула и, цапнув
парня под локоток, ушла со всеми. Охрана царской особы также удалилась,
став караулом у дверей.
  - Ты что же такое творишь?! - обрушился на меня Горох, едва мы остались
одни. - Голова твоя еловая, милицейская, ты хоть что-нибудь в
международной обстановке понимаешь? Ты на фига мне отношения с немцами
обостряешь до крайности?
  - Но...
  - Молчать! Не перечь государю, ибо в гневе я за себя не отвечаю! Три дня -
три жалобы, это как? Ты что ж, генерал, решил, что ежели я на посла при
тебе всех собак спустил, то так во веки веков будет?
  - Не совсем, но вы...
  - Не возражать! - окончательно взвинтился царь. - Я те повозражаю! - Он
спрыгнул с трона и с размаху ткнул мне кулаком в лицо, целя в нос.
  Горох, конечно, драчун не из последних, но и нас в школе милиции не только
дорожным правилам учили. Я профессионально заломил ему руку за спину, не
особо задумываясь о последствиях, Горох крякнул от боли:
  - Пусти, злодей...
  - Драться не будете?
  - Ладно... Прощу тебя на сегодня. Да пусти же, кому говорят!
  После чего мы сели рядком, и я обстоятельно рассказал государю весь парад
последних событий. Он ахал, вскрикивал, перебивал, уточнял детали, а в
самом конце и вовсе завопил в голос:
  - Где посол?! Да я ему сейчас все рога поотшибаю, козлу недоверчивому!
  - Не надо! - Я успел оттащить его величество от двери. - Это уж точно
лишнее... Не волнуйтесь, мы накроем всю банду, но раньше времени хватать
всех подозреваемых - глупо.
  - Так и по хвостам бить - проку мало! - опомнился царь, вновь напуская на
себя вид бывалого милицейского полковника. - Значит, так, твои действия,
участковый... Во-первых, обо всем тотчас докладывать мне! Во-вторых, сам в
змеиное гнездо не лезь, где я другого такого опера найду? В-третьих,
будешь ихнего пахана вязать - меня позови, я с тобой инкогнито, в
стрелецком платье сам на задержание пойду.
  - Вам должность не позволяет, - засомневался я, - да и бояре наверняка
такой хай поднимут... Не царское это дело.
  - Царское! Очень даже царское! - надулся государь. - Ты думаешь, если я на
троне сижу, так мне в жизни больше ничего не интересно? Я, чай, не бревно
в короне, а человек действенный, мыслящий. А ты со мной все споришь, как с
деспотом каким... Вот женю тебя, дурака, будешь знать!
  - Не надо, - поспешно капитулировал я. - Лучше уж я вас с собой на облаву
возьму.
  - Ну, то-то... А насчет лесного дедушки, так послушайся моего совета -
сказки это все, ничего ты так не узнаешь.
  - Хм... я раньше думал, что и русалки - сказки, и Кощей - ненастоящий, и
упыри - плод воображения. А вдруг он все-таки есть? Яга-то в этом уверена.
  - Так я и не говорю, что нет его, - пустился в объяснения царь Горох. -
Как же лесу и без лешего стоять? Я имел в виду, что информацию свою ты там
не добудешь. Потому как представить тебе нечего, улики ни одной нет.
Леший, может, и впрямь в любой вещице колдовскую силу угадает, но только
ведь нет у нас на руках ничего. Всякий мусор после взрыва? Или зуб
выбитый? Так он же человеком утерян был, а не упырем, нечистью охранники
уже после смерти стали... Да и тела ты самолично сжечь повелел. С чем пред
светлые лешевы очи предстанешь?
  Тут он меня подцепил... Все, что было в деле, - это неуверенные подозрения
в причастности немецкого пастора к грабежу и убийству. Доказательств - ни
одного! Все улики косвенные, свидетелей вообще нет... Да любой начинающий
адвокат при таком раскладе отмажет самого отпетого преступника в пять
минут!
  - То-то и оно, что крыть тебе нечем, - глубокомысленно заключил Горох. -
Тяжела служба милицейская, все понимаю, а помочь не могу. Хочешь, кошелек
верну? Только по-тихому, пока никто не видит...
  - Да ладно... не надо. Бояре правы, никакой награды я пока не выслужил.
  - Это правильно. - Государь сунул было руку за пазуху, как бы в поисках
кошелька и, удовлетворенно нащупав его, оставил на том же месте. - Чем до
вечера заниматься-то будешь?
  - В немецкую слободу пойду, хочу там попристальней оглядеться.
  - Дело говоришь. А я, пожалуй, уж ни на какую охоту не поеду. Медведей да
зайцев в зиму бьют, глухарей да уток - по осени, а за мелким сором мне
соколов гонять неохота.
  - Тогда честь имею. - Я развернулся на выход.
  - Эй, погоди! - задержал меня царь. - Ну-ка... покажи еще разок, как это
ты так лихо руку крутить навострился...
  После третьей попытки Горох уяснил механизм приема и, наскоро попрощавшись
со мной, убежал тренироваться на стрельцах. Я отправился восвояси... Во
дворе ожидала моя команда.
  С той же стрелецкой охраной мы направились в сторону немецкой слободы.
Митька, как ни в чем не бывало, вертелся вокруг нас с Ягой, донимая меня
вопросами:
  - А что царь-то сказал?
  - Ничего особенного, уточнил отдельные моменты по ходу следствия.
  - И все? Эхма... я-то думал, что он вам кошелек с червонцами обратно
вернет.
  - Нет, я отказался.
  - Чего?! - едва не взвыл Митька, выпучив глаза.
  - Отказался, отказался, - спокойно подтвердил я, - материальное поощрение
мы пока еще не заработали, но...
  - А что "но"? - с надеждой протянул герой.
  - Но у меня осталась устная царская благодарность!
  Митька решил, что я над ним издеваюсь, изобразил глубокую обиду и было
ускорил шаг, но Баба Яга задержала его за рукав и елейным голоском начала
тонкий психологический допрос:
  - А что, Митенька, как нонешние купцы с покупателями себя ведут, не грубят
ли?
  - Грубят! - мгновенно "включился" в игру наш младший сотрудник. - Еще как
грубят, и обзываются неприлично, и обвешивают безбожно. А с капустой
квашеной вообще что удумали?! Сверху в бочонок сухую да кислую валят, а
сочную да ядреную внизу держат! Тетка Матрена эта не иначе как враг
идейный, потому что с капустой такое творит - не дай бог...
  - Ох, ох, и не говори, милый, - участливо подпела бабка. - А я-то, старая,
хотела ткани бархатной на кацавейку прикупить, да боюсь одна идти - еще
недомерят...
  - Недомерят! - категорично подтвердил Митька. - Лавочники, они ж,
паразиты, вконец стыд и совесть потеряли. Недомер, недовес, товар
лежалый... Вот тетка Матрена, например, уж на что честное лицо делать
научилась, а сама в капусту так и норовит вместо брусники калину подсыпать!
  - Ай-ай-ай... Да как таких людей только земля носит? И ты говоришь, в
тряпичном ряду тоже безобразие творится? Надо беспременно Никите Иванычу
доложить, а то ведь, поди, уже покупатели вовсю жалуются?
  - Жалуются! Сам слышал! Вот на днях буквально при мне скандал был... Мужик
какой-то черную ткань у купца Кондрашкина требовал, а тот не завез. Сует
ему под нос синию да коричневую, а черной-то и нет! Я было ближе
протолкался, чтоб поддержать да возмущение солидарное выказать, только
глядь - а и нет никого. Один купец за прилавком озирается... Увидел меня -
креститься начал, я ить тогда с рогами был. Ну да, меня с цели не собьешь,
развернулся я, да напрямую к тетке Матрене. Что ж ты, говорю, ведьма
старая, делаешь? Разве это вкус? Разве у капусты квашеной, да с
брусничкою, такой вкус быть должен?
  - Разберусь я с ней, как бог свят разберусь! - от души пообещала Яга. -
Вот ведь времена, прибудешь в лавку - ни товара, ни обслуживания. Я бы на
месте мужика того прямо в отделение так и пошла. Надо бы его найти и
свидетельские показания к делу пристроить. Он из себя-то каков?
  На этот раз Митька на удивление долго молчал, чесал в затылке, морщил лоб,
искренне пытаясь вспомнить.
  - Нет, не могу сказать, бабуля... Обычный такой. Как все. Только вот... не
наш он.
  Баба Яга бросила на меня выразительный взгляд. Я слегка кивнул, что ж -
многое ст