и  зеленоватый
туман обволакивал Сознание.  Ухарски  звенела  балалайка,  в  углу  на  спор
боролись с медведем, шлёпали засаленные карты, и выигранные медные  монетки,
подпрыгивая, разбегались по столу. Я что-то пил, чем-то закусывал, о  чём-то
взахлёб рассказывал и, может быть, даже плакал... Не  помню.  Мне  было  так
восхитительно  всё  равно...  Может  быть,  именно  это  и  есть  знаменитая
российская психотерапия - взять издёрганного милиционера и вусмерть  утопить
ему стресс! Честное слово, никого лучше, порядочней, тактичней,  благородней
и разумнее этих... Ванюшек, Танюшек, Егоршей, Федотов, Марьянок и Настёнок -
я никогда не встречал! Какие люди... как их много... куда они делись?
   -  Вставай,  Никита  Иванович,  пойдём.  -  Прямо  передо  мной   повисло
заботливое лицо Еремеева.  Почему-то  вверх  ногами.  Забавно,  правда?  Сам
сотник Еремеев, и почему-то вверх ногами!
   - Ха, ха... - кисло выдавил я. Язык практически не ворочался  во  рту,  и
общее ощущение было настолько гадостным, что меня  едва  не  стошнило.  Фома
протянул жёсткие руки, одним круговым движением перевернув  весь  мир  вверх
тормашками. У меня резко закружилась голова, всё поплыло  перед  глазами,  а
сознание далеко не сразу пришло к согласию с реальностью. Если  бы  мне  ещё
хоть кто-нибудь объяснил, где я, собственно, нахожусь, я был  бы  ему  очень
благодарен... В голове шумело, методично, но негромко.
   - Ну ты и набрался, участковый...
   - Кто, я?! - По-моему, меня пытались обидеть.
   - Нет, я! - почему-то рявкнул Еремеев.  Вообще-то  он  редко  грубит,  но
сегодня это особенно оскорбительно.
   Я попытался встать и поставить его на место, образно выражаясь...
   - Куда, пьянь подзаборная?! Парни, уносите его. - Двое охранных стрельцов
взяли меня в охапку и подняли с лавки... О-ой, что-то мне совсем погано...
   - Пусти... никуда я не пойду!
   - Ага, а то мы спрашивать будем, - неласково пояснил сотник. Я ещё больше
обиделся, но ответить не успел...
   - Это кто же тут батюшку сыскного воеводу супротив  его  воли  за  грудки
хватает?! - грозно разнеслось на весь кабак.
   Не сомневайтесь, в конце концов я всё равно допетрил, что нахожусь именно
в кабаке, чему предшествовал ряд нетрезвых логических  умозаключений.  Самым
главным и неоспоримым являлся тот непререкаемый факт, что кругом - пьяные. И
я, пьяный, и Фома пьяный, и стрельцы наши охранные тоже пьяные - все пьяные!
Иначе с чего бы это образцовый сотник Еремеев прилюдно затеял  драку  с  тем
самым здоровенным конюхом, что за меня заступился?
   - Бей стрельцов, спасай милицию! - Это  кто-то  из-за  соседнего  столика
заорал. Меня выпустили, И я послушно брякнулся себе в уголок,  где  и  сидел
чин-чинарём, пока кабак подвергался разгромлению.
   - Не дадим супостатам над Никитой Иванычем надругаться! - надсадно вопила
какая-то тётка, а я всё пытался понять,  что  же  это  она  имела  в  виду?!
Женская логика для меня во  все  времена  -  вещь  необъяснимая...  Впрочем,
мужички тоже не отставали. Пока куча-мала из Еремеева с ребятами и  кабацкой
торебени каталась по полу, прозвучал новый занозистый лозунг:
   -  Навались,  православные!  Сёдни  участковому  рюмку  водки  выпить  не
дозволяют, а завтра бабу соломенную в постелю подсунут!
   Я попытался это образно представить. Нет, даже не акт, просто  саму  бабу
из соломы. Ж-ж-уткое зрелище, импотенция  на  всю  жизнь...  А  почему  меня
вообще это задело?! Значит, интересует. Как  говорил  старик  Фрейд  -  пора
жениться! Сейчас пойду и... женюсь, встану только...
   - Ох и хрене-набекрень, до чего ж хорошо-то! - едва ли не со  слезами,  в
голосе выдал последний стоящий на ногах счастливец и рухнул навзничь.
   Я огляделся. Все лежат. Весь кабак разбит так,  словно  покорение  Сибири
Ермаком репетировалось именно здесь,  а  уж  набравшись  опыта,  перешло  на
бескрайние уральские просторы. Кто тут Ермак,  кто  злой  татарин  -  гадать
бессмысленно... Народ лежит друг на друге вповалку, и, кажется, до меня  уже
никому нет дела. Ладно, я не в претензии,  всё  понимаю,  сам  уйду...  Хотя
зачем же было приглашать, если провожать никто не вышел? Что значит  "им  не
до того"?! Я проявил воистину рыцарское  великодушие,  простил  всех  и,  не
отрываясь от стены, без спотыканий добрался к выходу. Благо дверь ещё висела
на одной петле, искать не  пришлось.  Морозный  воздух  после  продымлённого
перегаром помещения показался буквально  живительным  бальзамом.  Следом  за
мной кубарем выкатился глава стрелецкой  сотни.  Доблестный  Фома  напоминал
теперь курицу, побывавшую в лапах у лисы. Я первый подал ему руку  помощи  и
помог встать на ноги, хотя меня самого так витиевато-приятно покачивало.  Со
стороны  Земляного  вала  бежали  еремеевские  стрельцы,  Фома   что-то   им
прокричал, указуя на кабак. Мне было неинтересно, но он быстро  догнал  меня
и, прихрамывая, пошёл рядом. Какое-то время молчал, изредка прикладывая снег
к разбитому носу. Потом заговорил - медленно, извиняющимся тоном:
   - Ты уж не серчай, Никита Иванович... Зря я, дурак,  на  тебя  при  людях
голос повысил. Не должно такого быть, чтоб начальника  милиции  лукошкинской
его же стрельцы подчинённые за химок от бутылки волокли...
   Я наставительно поднял палец вверх и с умным видом кивнул. Правда, к чему
он всё это, пока не понял.
   - В отделении раздрай! Ты ушёл,  парни  знать  Ничего  не  знают,  а  тут
нарочный от государя! Вот и вспылил по глупости... Царь тебя  видеть  хочет.
Радость у него великая, вроде как с невестой  определиться  изволил.  Сходил
бы, а? Уважь самодержца, что тебе стоит...
   Я остановился, поморгал, пристально глядя на золочёные купола Никольского
собора, потом поправил фуражку и важно выгнул бровь.
   - Пойду. Но ты проводишь! А то... качает как-то...
   - С превеликой радостью! - облегчённо  выдохнув,  подпрыгнул  Еремеев.  А
потом ещё и перекрестился два раза...

***

   До царского терема шли пешком - так меня уговорили.  Впоследствии  я  был
очень благодарен сотнику за эту часовую прогулку. Он  постоянно  прикладывал
снег к лицу, а я хоть протрезвел на морозце. Чёрт побери, как  вообще  могло
такое  случиться,  чтобы  начальника  отделения  милиции  затащили  в  самый
непотребный кабак пьянствовать?! Нет, я не ангел, могу и  выпить  в  хорошей
компании... Но ведь  не  с  потенциальными  клиентами  нашего  поруба!  Если
вспомнить (а воспоминания цветисто-размытые), то едва ли не каждого  второго
можно было брать и тащить в кутузку. Даже нужно было! Там разберёмся за что,
за что - всегда есть... И стыдно за такие мысли, и гадко, но вычеркнуть  всё
из памяти никак не возможно... Похоже, я слишком  зациклился  на  значимости
собственной особы,  надо  делом  заниматься.  Делом,  тогда  на  отвлечённые
философствования просто времени не останется.
   - Фома, давай без  обид.  Извинения  отложим  на  потом,  а  сейчас  надо
поговорить о работе.
   - Слушаю, Никита Иванович, - рассудительно кивнул сотник.
   - Я хочу, чтобы ты с молодцами провёл тщательную ревизию во всех кабаках,
трактирах,  барах  и  ресторанах,  где  после   матча   отдыхают   участники
чемпионата.  Мне  нужно  быть  в  курсе  их  разговоров,  споров,  выяснений
отношений, проблем с судейством - короче, всего, что может хотя  бы  намёком
продвинуть нас в поисках кубка. Горожане о краже ничего не знают,  а  вот...
Ты чего это?
   - Чего это я?!
   - Ты покраснел.
   - Да брось, участковый...
   - Сотник Еремеев!
   - Ой, ну...
   - Смотри мне в глаза! В глаза, кому говорю... - Я впился взглядом  в  его
смущённую рожу и разом всё понял. - Разболтали-и!
   - Да я ж... своих предупредил  только...  -  опустив  голову,  забормотал
Фома. - Ну, может, там кто... под большим секретом жене... али ещё  кому,  а
так - ни-ни!
   - Ни-ни, говоришь?!
   - Вот те крест, Никита Иванович!
   - Ладно, ставлю вопрос иначе: сколько человек городе ещё не знают о краже
царского кубка? - Взвился я. Еремеев  задумался,  пошевелил  губами,  что-то
подсчитал для себя и безнадёжно махнул рукой. Всё ясно... До  самых  царских
ворот шли молча. На прощание я обернулся и дал новые указания:
   - В свете  сложившейся  обстановки  нам  придётся  откорректировать  план
действий. Разрешаю под мою ответственность привлекать к расследованию  самые
широкие  слои  населения.  Но!  Сразу  предупреждаю:   государь   не   хочет
международного  резонанса.  Слухи  о  том,  что  кубок  похищен   прямо   из
гороховского терема, пресекать незамедлительно! Официальная версия - украден
во время транспортировки,  и  точка!  Можешь  пообещать  от  лица  отделения
благодарность и материальное поощрение. Размеры суммы не оговаривай,  у  нас
не частная лавочка, мы на бюджете. Помощь  помощью,  но  помни:  найти  этот
кубок самостоятельно - для нас дело чести!
   - Всё понял, исполню, как велено. - Фома с чувством  пожал  мне  руку  и,
чуть  прихрамывая,  двинулся  в  сторону  отделения.  Я  же   не   торопясь,
поприветствовав охрану, шагнул на царский двор.
   На лестнице меня поджидал вездесущий дьяк Филимон. Я пытался его обойти -
не вышло... Добровольный сексот и безнадёжный борец за одному  ему  понятную
справедливость вцепился в мой  рукав,  всей  силой  щуплого  "теловычитания"
втискивая меня в угол.
   - Секретная информация? - шёпотом спросил я.
   - Фу-у-у... - принюхавшись, сморщился дьяк. - Да ты никак пьян в стельку,
Каин форменный?!
   - Во-первых, не пьян. Во-вторых, не форменный, а в форме.  В-третьих,  не
Каин, а гражданин участковый, - пустился  перечислять  я,  внаглую  дыша  на
Филимона перегаром.
   Груздев закашлялся и, сменив обвиняющий тон да заговорщицкий, пустился  с
места в карьер:
   - Тока на тебя, ирода, и уповаю... Поговори с государем  нашим!  Ведь  не
ровён час такую глупость учинит, что мы перед державами иноземными весь  век
в скоморохах ходить будем. Заступись за Русь православную, не пожалей живота
милицейского, а на небесах зачтётся. Я ж самолично  за  тебя,  грубияна,  на
коленях Христа-бога молить буду!
   - Ага, из всех ваших  молитв  за  мою  особу  только  заупокойная  хорошо
получалась. В смысле, естественно шла, от души... Все прочие - сквозь  зубы.
Давайте без патетики, что нужно?
   - С государем поговорить!
   - О чём?
   - О женитьбе его скоропалительной... - опять пустился в причитания  дьяк.
- Ведь сам ни за грош пропадёт и  нас,  грешных,  погубит.  Потянуло,  вишь,
петушка да на паву заграничную. Поговори с царём, он тебя слушает!  Бояре  и
подступиться не смеют,  отец  Кондрат  грамоту  срочную  архимандриту  шлёт,
срамотища - хоть глаз не подымай!
   - Тьфу ты, господи, да что такого-то?! - не разобравшись, возмутился я. -
Сколько помню курс российской истории, наши князья, цари и  даже  императоры
во все времена предпочитали  брать  жён  из-за  границы.  Это  выгодно  и  с
политической, и... и...  ну,  со  всех  сторон,  короче.  Военный  альянс  с
соседями позволит...
   - С какими соседями?! - едва ли не в голос возопил Филимон  Митрофанович,
но осёкся и вновь перешёл на драматический полушёпот:
   - Соседи-то у нас под боком сидят, а вот до Африки энтой,  как  до  Луны,
тока лесом! Гости заграничные вот-вот бунт объявят,  оскорбительно  для  них
чернокожую царицу на троне русском видеть. Войной пойдут!
   - А вот это уже неприкрытый расизм, - вяло отметил я. Хотя на самом  деле
гороховский выбор даже меня шарахнул по голове - не зря, выходит, он её  без
свидетелей допрашивал. И выгораживал потом тоже не зря...  Лихо  гражданочка
Тамтамба  Мумумба  окрутила  нашего  царя-батюшку!   Он,   конечно,   натура
романтическая, но не до такой же степени...
   - Сделай божескую милость! Не за себя прошу - всё  государство  на  корню
пропадает...  Христом-господом  клянусь  впредь  твою  милицию  не  материть
прилюдно! Свечи кажный день ставить буду... не выдай, родимый!
   - Стоп, это уже перебор. - Дьяк полез с объятиями, слезами и поцелуями, а
меня сегодня уже дважды тошнило. - Я поговорю с царём. Для этого  и  пришёл,
но заранее обещать ничего не буду. А теперь пропустите, пожалуйста.
   Груздев отвалил от меня с  чувством  выполненного  гражданского  долга  -
отечество можно считать спасённым! Я немедленно поднялся в гороховские покои
и попросил доложить. Меня ждали.
   - Заходи, Никита Иванович, друг сердешный! А ну, подать  сюда  водки  для
нас с участковым!! Садись да слушай, ибо радость у меня великая - женюсь!!!
   Я молча присел на скамеечку. Ну, весь внимание...

***

   Он говорил и говорил, не прерываясь и захлебываясь от возбуждения.  Глаза
горят, усы топорщатся, борода дрожит, уши красные, и порет такую чушь...  аж
стыдно за него. Мужика прямо-таки перемкнуло  на  экзотике.  Русские  девки,
татарки, половчанки, полячки, болгарки и даже  немки  у  него  были,  а  вот
негритянки - нет! Видите ли, теперь ему без чернокожей красавицы в постели и
жизнь не  мила...  А  сколько  фактов  привёл,  объяснений  разных,  логикой
торжествующей так и припечатывал каждую фразу. Я с ним  не  спорил.  Мне  по
большому счёту вообще всё равно, кто рядом с  ним  на  троне  сидеть  будет.
Хотя, честно говоря, как-то не очень представлял агрессивную  африканочку  в
кокошнике и Длинном сарафане под берёзкой с лукошком в руках...
   - Значит, такая большая любовь?
   Кудыть те любовь... Страсть! - Не в силах сдерживать чувства, Горох бегал
взад-вперёд  по  кабинету.  Чувства  и  в  самом  деле  выглядели  чрезмерно
обуревающими. - Страстью  любовной  горю  весь!  Томлюсь  по  ней,  аки  лев
пустынный по колодезю с водой родниковой алкает!
   - Мм... насчёт льва это вы завернули... Нет, мне даже не наливайте! Я  на
службе.
   - Какая служба?! Царь, то есть я, женится! Ты что, обидеть меня хочешь?
   - Дело не в...
   - А вот возьму да и не обижусь! День  у  меня  сегодня  такой  -  радость
великая,  всем  подряд  хочу   счастье   сделать!   -   продолжал   щебетать
воодушевлённый самодержец, и я окончательно принял позицию дьяка.  -  Тюрьмы
открою, налоги отменю, всем всё прощу - пущай страна  гуляет!  Чай,  ить  не
каждый день царь-государь жениться изволит! Как  думаешь,  Никита  Иванович,
может, и границы открыть? Пущай Ваньки с Маньками Европу посмотрят, а Европа
на них полюбуется... Вот радость по миру пойдёт!
   - По миру пойдём мы с вами, - глубокомысленно откликнулся я.
   Поведение Гороха было  настолько  ненормальное,  что  у  меня  зародились
сомнения в целостности его рассудка. Нечто похожее я наблюдал в финале  дела
о перстне с хризопразом, когда отчаявшийся шамахан, приняв царское  обличье,
изо всех сил изображал нам государя. Вот и сейчас передо мной  суетился  уже
не  Горох.  Не  такой  Горох,  каким  я  его  знал,  а   нечто   неприятное,
зомбированное, что ли... В голове у меня предупреждающе щёлкнуло.
   - Давно это у вас?
   - Любовь-то?! Давно-о... с утра ещё!  -  охотно  подключился  кормилец  и
поилец. -  Вечерком  вчерашним,  как  стрельцы  ненаглядную  мою  на  допрос
привели, я ей свободу полную объявил  и  от  всяческих  подозрений  избавил.
Невиновная она, участковый! Алиби у ней:  что  такое  яблоко,  и  близко  не
представляет. А в комнатке её ядов да зелья  колдовского  найдено  не  было.
Куколки одни...
   - Куколки, значит... А утром, как вы говорите, в  вашем  сердце  зажглась
нежданная любовь?
   - Эх, хорошо сказал, друг душевный! - Горох сердечно обнял меня за  плечи
и потряс в горячем проявлении истинной мужской дружбы. - Умный  ты  человек,
участковый, и душа у тебя не только из параграфов служебных писана... Веришь
- нет, на заре, часов в шесть, словно сила какая меня на постели  подкинула!
Чую... любовь в сердце так и ломится!  Перед  глазами  образ  её  светлый...
Тьфу, чёрный!... Тьфу, чудесный - стоит, не колышется! И  в  груди  защемило
сладко-сладко, как в детстве у маменьки на руках... Умереть готов,  тока  бы
Тамтамбу мою разлюбезную видеть! Бона как с  любовью-то  бывает,  а,  Никита
Иванович?
   - Да, бывает... - как можно равнодушнее ответил я и встал, направляясь  к
дверям. - Пора мне. Дел полно, от службы, как ни верти, всё равно никуда  не
денешься.
   - Куда?! Ну не уходи ты, бога ради! Мы ж ещё и не выпили...
   - Я же объясняю - служебный долг зовет Да и, кстати, если я вас правильно
понял, дело гражданки Мумумбы можно закрывать?
   - Закрывай! - чуть надувшись, дозволил государь. -  Моё  слово  твёрдо  -
неповинна она!
   - Вот и замечательно, -  улыбнулся  я.  -  Вы  не  проводите  меня  в  её
комнатку, надо составить протокол, описать все вещи и  принести  официальные
извинения.     Всё-таки     наши     сотрудники     беспочвенно     обвинили
иностранноподданную, а это непорядок.
   - Непорядок... да ладно, я на радостях и  Ягу  твою  простил!  Ещё  и  на
свадьбу приглашу, придёт, чай?
   - Непременно, но протокол составить всё-таки надо. Идём?
   Горох "проглотил" всё это не разжёвывая  и,  забегая  вперед,  ринулся  в
комнатку будущей русской царицы. Я тайно дал знак двум  стрельцам  следовать
за нами. Не то чтобы я особенно боялся этой Мумумбы, но, памятуя,  насколько
ловко она управляется с копьём для охоты на носорогов... Уж  троих-то  сразу
не убьёт. Нет, если проблемы и возникнут, то не с ней,  а  с  дорогим  нашим
надёжей-государем. Он в своей слепой "любви"  запросто  поможет  преступнице
скрыться, а то и сам полезет оказывать сопротивление. На третьем этаже вышли
к длинному коридору с одинаковыми комнатками. Низкий  вход,  дубовые  двери,
никаких внешних отличий, царь отсчитал четыре справа  и,  сделав  влюблённую
физиономию, постучал:
   - Мумумбушка! Солнышко мое незакатное, соловушка  черноглазая,  звездочка
белозубая, открывай...
   - Кто белозубая? Звездочка?! - не удержавшись, переспросил я. Сегодня  их
величество  буквально  сыпало  новыми  поэтическими   откровениями.   Самому
представить  зубастую  звезду  Африканского  континента  мне  не   позволила
скудость служебного воображения...
   - Заинька моя, это ж я - твой серенький волчок! -  продолжал  надрываться
царь. Стрельцы пристыженно опустили глаза, надвинув  шапки  пониже  на  лоб.
Из-за двери не раздавалось ни звука.
   - Может, её дома нет?
   - Да где ж ей быть, рыбке моей чернобровой?
   - Ну мало ли... - деликатно  намекнул  я,  -  пошла  в  дамскую  комнатку
припудрить носик.
   - Что сделать?!
   - Припудр... хм, вы правы, разве что угольной пылью. Стучите!
   Государь бился ещё минуты  три,  пока  кто-то  из  соседей  по  этажу  не
сжалился.
   - Нет её там, в баню пошла. Говорит, тепло там, как  дома...  -  доложила
миленькая боярышня Я, покраснев, скрылась у себя в номере.
   - Спасибо за содействие! - крикнул я, потом Повернулся к  царю  и  сделал
сокрушённое лицо:
   - Ждать нет времени... Может быть,  заглянем  по-быстренькому,  присядем,
оформим подписи  и  не  будем  беспокоить  свежевымытую  новобрачную  лишней
бюрократией?
   - Да удобно ли? - засомневался Горох.
   - Ну мы же не грабить пришли и не обыски устраивать. У вас есть  запасные
ключи? Давайте, давайте, чего зря тянуть...
   Царь доверчиво пожал плечами. Вот и отлично, отпирайте.

***

   ... В лицо дохнуло пряными запахами африканских саванн. Я  прикрыл  глаза
и, втянув ноздрями дурманные ароматы, попытался навскидку определить, чем же
всё-таки пахнет. Вообще-то это работа для Бабы  Яги  -  она  непревзойдённый
эксперт в таких вопросах. Я сам ни одного отдельного запаха так вычислить  и
не смог. Хотя по первому впечатлению  здесь  явно  пахло  кровью,  петушиным
помётом, затхлым потом зебры, слоновьей кожей, бананами и львами.  Может,  я
не всё перечислил, прошу прощения...
   - Мать честная... - отвлёк меня кто-то из стрельцов. Маленькое помещение,
по архитектуре скорее напоминавшее келью или  малогабаритную  кухню,  сплошь
было заставлено яркими образчиками африканского  быта.  Пятнистая  шкура  на
полу, кувшин с ломаным орнаментом, бусы, перья, цветные тк