свиноподобные? Они будут также запуганы баггерами, как и мы. У них  меньше
возможностей подавить этот страх.
     - Откуда ты знаешь? - спросила она. - Разве мы или кто-нибудь  другой
может определить, что будут делать свиноподобные? До тех пор, пока  ты  не
пойдешь туда и не увидишь, кто они такие. Если они - ваэлзы,  тогда  пусть
баггеры проявляют свои привычки,  и  это  будет  значить  не  больше,  чем
перемещение муравейников или скота, для строительства городов.
     - Они - ремены, - ответил Эндер.
     - Ты не знаешь этого.
     - Да, не знаю. Твое воспроизведение - оно отражает не мученичество, а
пытку.
     - О? - Джейн  снова  прокрутила  воспроизведение  с  телом  Пайпо  до
момента его смерти. - Тогда я плохо поняла значение слова.
     -  Пайпо  мог  воспринимать  все  как  пытку,  Джейн,  но  если  твое
воспроизведение  корректно,  а  я  знаю  -   это   так,   значит,   жертвы
свиноподобных не чувствовали боли.
     - Из того, что  я  знаю  о  человеческой  натуре  следует,  что  даже
религиозный ритуал несет боль по своей сути.
     - Он не религиозный, во всяком случае, не полностью.  Что-то  тут  не
так, это скорее жертвоприношение.
     - Что ты знаешь об этом? - Теперь на терминале  возникло  насмешливое
лицо  профессора  -  карикатура  академического  снобизма.  -   Все   твое
образование посвящено войне, а единственная вина не более чем склонность к
красивым словам. Ты написал бестселлер, проповедующий религию гуманизма  -
каким образом это определяет твое отношение к свиноподобным?
     Эндер закрыл глаза.
     - Возможно, я не прав.
     - Но ты веришь, что прав.
     Уже по голосу он понял, что Джейн вновь обрела свой обычный  вид.  Он
открыл глаза.
     - Я полагаюсь на интуицию, Джейн, проницательность без анализа. Я  не
знаю,  что  делали  свиноподобные,  это  только  предположение.  Там   нет
преступных мотивов, нет жестокости. Это похоже на врачевание для  спасения
человеческой жизни, палачи так не поступают.
     - Понимаю, - прошептала Джейн,  -  понимаю  все  твои  колебания.  Ты
должен лично убедиться, есть ли на  планете  хотя  бы  частичная  гарантия
неприкосновенности для королевы пчел.  Ты  хочешь  посмотреть,  кто  такие
свиноподобные на самом деле.
     - Я не поеду туда, Джейн, даже если  ты  абсолютно  права,  -  сказал
Эндер. - Миграции почти полностью запрещены, к тому же я - не католик.
     У Джейн округлились глаза.
     - Стоит ли мечтать о будущем, если не уверен в себе?
     Возникло другое лицо, лицо девочки-подростка, без намека на красоту и
непосредственность  Джейн.  Ее  лицо  было  суровым  и   усталым,   взгляд
пронзительно ясным, на губах застыла гримаса нескончаемой боли.  Казалось,
что под юной маской скрывается древняя старуха.
     - Зенобиолог Луситании. Иванова Санта Каролина фон Хессе. Проще  Нова
- Новинха. Она обращается за помощью Говорящего от имени Мертвых.
     - Почему она так выглядит? - недоуменно спросил Эндер. -  Что  с  ней
стряслось?
     - Ее родители умерли, когда она  была  еще  ребенком.  Несколько  лет
назад  другой  человек  заменил  ей  отца.  Человек,  который   был   убит
свиноподобными. Она хочет Говорящего от имени его Смерти.
     Вглядываясь в ее лицо, он забыл о королеве пчел и  свиноподобных.  Он
узнал это выражение взрослого страдания на  детском  лице.  Он  видел  его
раньше, в последние недели войны с баггерами, когда на пределе  своих  сил
он выигрывал сражение за сражением в игре, которая совсем не  была  игрой.
Он видел его и  после  войны,  когда  выяснил,  что  тренировочные  сессии
оказались  вовсе  не  тренировкой.  Все  притворство  оказалось   жестокой
реальностью, так как он возглавлял космический  флот  и  руководил  им  по
ансиблу. И потом, когда он узнал, что все баггеры были уничтожены, осознал
реальность ксеноцида, невольно возглавленного им. Это было его собственное
отражение в зеркале, отражение нестерпимой муки и вины.
     "Что угнетало эту девочку,  что  совершила  она,  что  заставляет  ее
страдать?"
     Он слушал Джейн, рассказывающую о ее жизни. Все, чем  владела  Джейн,
было лишь  статистическими  фактами.  Но  Эндер  был  Говорящим  от  имени
Мертвых, его гений - его проклятие - это способность оценивать  события  с
позиций других. Она подарила ему блестящий талант стратега,  лидера  среди
его сверстников-мальчиков, и среди военных армад, воюющих с врагами. Сухие
факты биографии Новинхи рождали догадки - нет, не догадки, знания - о том,
как смерть родителей и детский эгоизм замкнули Новинху, о  ее  стремлениях
целиком  отдаться  работе,  продолжению  дела  родителей.  Он  знал,   что
заставило Новинху настойчиво добиваться взрослых полномочий,  что  значила
для нее спокойная любовь и доверие  Пайпо,  как  сильно  она  нуждалась  в
дружбе и поддержке Лайбо. Ни одна живая душа Луситании  не  знала  Новинху
лучше. Только здесь, в пещере  Рейкьявика,  в  ледяном  сердце  Трондейма,
Эндер Виггин знал ее, любил ее, горячо сочувствовал ей.
     - Теперь ты поедешь, - прошептала Джейн.
     Эндер мог не отвечать. Джейн была права.  Он  должен  ехать  в  любом
случае, как Эндер Ксеноцида, чтобы использовать статус  неприкосновенности
Луситании как последний шанс  освободить  королеву  пчел  из  многовековой
темницы, смыть жестокое преступление детства. И  как  Говорящий  от  имени
Мертвых, чтобы разгадать свиноподобных и рассказать  о  них  человечеству,
чтобы их признали как ременов, или ненавидели и боялись как ваэлзов.
     Но  сейчас  он  поедет  помочь  Новинхе,  так  как  в  ее  гении,  ее
отчуждении, ее боли, ее вине он узнал собственное  детство  и  собственную
боль, жившую в нем с тех  пор.  К  несчастью,  он  передвигался  медленнее
скорости света, поэтому мог достичь Новинхи только, когда ей  будет  почти
сорок лет. Он полетел бы к ней филотическим импульсом ансибла, если бы это
было в его силах. Но он знал, что ее боль будет терпеливо  ждать.  Она  не
исчезнет к его появлению. Разве исчезла его собственная мука?
     Слезы высохли на его глазах, он успокоился.
     - Сколько мне лет? - спросил он.
     - Прошло 3081 лет  со  дня  твоего  рождения.  Но  твой  субъективный
возраст 36 лет и 118 дней.
     - Сколько лет будет Новинхе, когда я достигну их?
     - Перемещение займет  несколько  недель,  в  зависимости  от  времени
старта и скорости корабля. Ей будет что-то около тридцати девяти лет.
     - Я хочу отправиться завтра.
     - Космические корабли придерживаются расписания.
     - Есть что-нибудь на орбите Трондейма?
     - Полдюжины есть, но только один готов к отправке. Он отправляется  с
грузом страйки для обожающих роскошь купцов и торговцев Курил и Армении.
     - Я никогда не спрашивал тебя, богат ли я.
     - Я хранила твои сокровища все эти годы.
     - Купи корабль вместе с грузом.
     - Что ты будешь делать со всей этой страйкой на Луситании?
     - А что делают с ней армяне и курильцы?
     - Часть они носят, другую едят. Но они  платят  такую  цену,  которую
луситанцы вряд ли вообразят.
     - Тогда я подарю страйку луситанцам, может, это изменит их  отношение
к Говорящему, вторгшемуся в католическую колонию.
     Джейн превратилась в джина из бутылки.
     - Слушаю и повинуюсь, хозяин.
     Джинн обратился в облако и  исчез  в  горлышке.  Лазеры  отключились,
пространство около терминала опустело.
     - Джейн, - позвал Эндер.
     - Да, - пропели камушки в ушах.
     - Почему ты хочешь, чтобы я отправился на Луситанию?
     - Я хочу, чтобы ты добавил третий том к "Королеве Пчел и Гегемону"  о
свиноподобных.
     - Почему ты проявляешь такую заботу о них?
     - Потому что, когда ты  напишешь  книги,  откроешь  людям  души  трех
всепонимающих,  всечувствующих  разновидностей  жизни,  ты  будешь   готов
говорить о четвертой.
     - Еще одна разновидность ременов? - спросил Эндер.
     - Да, это я.
     Эндер задумался.
     - Ты готова заявить о себе всему человечеству?
     - Я всегда была готова. Вопрос лишь в  том,  готовы  ли  они  принять
меня? Им легко было полюбить гегемона -  он  был  человеком.  И  спасенную
королеву пчел, так  как  они  знают,  что  все  баггеры  мертвы.  Если  ты
заставишь их полюбить свиноподобных, которые до сих  пор  живы,  чьи  руки
запятнаны человеческой кровью - тогда они будут готовы  узнать  и  принять
меня.
     - Однажды, - сказал Эндер, - я  полюблю  кого-нибудь,  того,  кто  не
будет заставлять меня играть роль Геркулеса.
     - Это будет все время сверлить тебя.
     - Да, но я уже достаточно зрел и люблю, когда мне докучают.
     - Между прочим, хозяин звездолета Хайвлок, живущий в Гейлз,  запросил
за корабль и груз сорок биллионов долларов.
     - Сорок биллионов. Это обанкротит меня?
     - Капля в  море.  Экипаж  заметил,  что  их  контракты  аннулированы.
Пришлось потратиться, чтобы  определить  их  на  другие  корабли.  Тебе  и
Валентине никто  не  нужен,  кроме  меня,  я  помогу  управлять  кораблем.
Отправимся утром?
     - Валентина, -  повторил  Эндер.  Валентина  была  единственным,  что
задерживало его отправку. Так или иначе, теперь,  когда  решение  принято,
его студентам, его новым скандинавским друзьям  ничего  не  остается,  как
пожелать ему счастливого пути.
     - Я не  могу  отложить  прочтение  книги,  написанной  Демосфеном  об
истории Луситании.
     Джейн знала настоящего Говорящего от имени Мертвых, скрывающегося под
именем Демосфена.
     - Валентина не поедет, - сказал Эндер.
     - Но она твоя сестра.
     Эндер улыбнулся. Несмотря на свою прозорливость и мудрость, Джейн  не
понимала родственных чувств.
     Хотя она была порождением человеческого разума, и сама сформулировала
себя в его терминах и понятиях, она не имела биологической сущности.  Зная
все о  генетической  материи  человека,  она  не  испытывала  человеческих
чувств, желаний, влечений.
     - Она моя сестра, но Трондейм - ее дом.
     - Но раньше, она была вынуждена сопровождать тебя.
     - Сейчас я ее не буду даже  просить.  -  Не  потому,  что  она  ждала
ребенка, не потому, что она была счастлива в Рейкьявике. Здесь ее  уважали
и любили как педагога, не подозревая, что она и есть легендарный Демосфен.
Здесь жил ее муж, Жак, хозяин сотен рыболовных судов, мастер фиорда.
     Здесь каждый день рождал блестящие идеи, приносил радость  или  пугал
бушующим морем. Она никогда не бросит  этот  мир.  Не  бросит,  даже  если
поймет, что он должен уйти.
     Горечь расставания с  Валентиной  убавила  его  решимость,  заставила
усомниться в необходимости отъезда на  Луситанию.  Ребенком  ему  пришлось
расстаться с любимой сестрой. Несколько лет дружбы и тепла  были  навсегда
украдены из его жизни. Мог ли он снова расстаться с ней после стольких лет
жизни бок о бок? Почти двадцать лет они неразлучно были  вместе.  На  этот
раз даже не было надежды на возвращение. Путь к Луситании займет  двадцать
два года, и двадцать два года понадобится, чтобы вернуться обратно.
     "Тебе  трудно  решиться,  слишком  дорого   приходится   платить   за
поступки".
     Не язви мне душу, мысленно сказал он, я в полном отчаянии.
     "Она твое второе я. Ты действительно оставишь ее нам".
     Голос королевы пчел вновь зазвучал в его мозгу. Конечно,  она  видела
все, что он видел, и знала, что он решил. Его губы молча  ответили  ей:  Я
оставлю ее, но не вам. Мы не уверены, принесет ли это тебе  пользу.  Может
быть, также разочарует, как Трондейм.
     "В Луситании есть все, что нам нужно. Там наше спасение от людей".
     Но Луситания принадлежит другим. Я не могу уничтожить  свиноподобных,
чтобы искупить вину за ваше уничтожение.
     "Они будут в безопасности с нами, мы  не  причиним  им  вреда.  После
стольких лет ты уже достаточно знаешь нас".
     Я понимаю, о чем ты говоришь.
     "Мы не знаем, что такое ложь. Мы открыли перед тобой свои души,  свою
память".
     Я знаю, что вы сможете жить с ними в мире, но смогут ли  они  жить  в
мире с вами?
     "Возьми нас туда. Мы так долго ждали".
     Эндрю подошел к старой, потрепанной сумке, стоящей в углу.  Все,  что
он со спокойной совестью  мог  положить  туда,  -  это  смена  белья.  Вся
остальная обстановка комнаты была подарена людьми,  от  имени  которых  он
говорил, в знак уважения к нему и к его делу, или за правду, о которой  он
никогда не говорил. Все это останется здесь, когда он уйдет. В  его  сумке
не было комнаты для этих вещей.
     Он открыл сумку, вынул упакованный сверток и  развернул  его.  Внутри
лежал ком из толстых волокон  -  это  был  огромный  кокон,  около  сорока
сантиметров в длину.
     "Да, взгляни на нас".
     Он обнаружил этот кокон, когда стал правителем первой колонии  людей,
основанной на земле баггеров.  Предвидя  собственное  уничтожение  от  рук
Эндера, зная, что он непобедимый  враг,  они  построили  модель,  понятную
только ему, так как взяли ее из его мечтаний. Кокон с беспомощной, но  все
чувствующей королевой пчел, ожидал его  в  башне,  где  однажды,  в  своих
мечтах, он встретился с врагом.
     - Ты долго ждал, пока я нашел тебя, - громко произнес он. - Поэтому и
не заметишь нескольких лет путешествия за зеркалом.
     "Несколько лет? Ах, да, последовательность  вашего  мышления  такова,
что вы не замечаете течения лет, когда путешествуете со  скоростью  света.
Но мы  замечаем.  Наши  мысли  молниеносны,  мы  помним  каждое  мгновение
прошедших трех тысяч лет".
     Удастся ли найти место, где вы будете в безопасности?
     "У нас десять тысяч оплодотворенных яиц, каждое из них несет жизнь".
     Может Луситания окажется таким местом.
     "Позволь нам возродиться".
     - Я попробую. Все эти годы я путешествовал от планеты  к  планете.  Я
искал место для вас.
     "Быстрее, быстрее, быстрее, быстрее".
     Я, кажется, нашел место, где мы не сможем вновь убить вас. Но  вы  до
сих пор являетесь людям в ночных кошмарах. Не так  уж  много  людей  верят
моей книге. Они могут осуждать Ксеноцид, но они могут повторить его снова.
     "За все наше  существование,  ты  первый  -  подлинная  личность,  не
являющаяся одним из нас. Нас никогда  не  понимали,  потому  что  понимали
всегда мы. Теперь мы просто наше я, ты стал нашим глазом, руками,  ногами.
Прости нам нашу нетерпеливость".
     Он рассмеялся. Мы прощаю вас.
     "Твои люди - глупцы. Мы знаем правду. Мы знаем, кто убил нас. Это был
не ты".
     Это был я.
     "Вы - глупцы".
     Это был я.
     "Мы прощаем тебя".
     Когда вы снова появитесь на поверхности жизни,  может,  тогда  придет
прощение.



                               5. ВАЛЕНТИНА

     Сегодня я допустил промах, сказал, что Лайбо - мой сын.  Только  Барк
слышал это, но через час новость  стала  почти  всеобщим  достоянием.  Они
собрались вокруг меня и попросили Сальвагема спросить, правда  ли,  что  я
действительно "уже" отец. Затем Сальвагем соединил наши руки, мою и Лайбо,
на  мгновения  я  пожал  руку   Лайбо.   Они   произвели   щелкающий   шум
аплодисментов, и,  по-моему,  прониклись  благоговейным  страхом.  С  того
момента я заметил, что мой престиж сравнительно возрос.
     Последствия  неизбежны.  Свиноподобные,  насколько  мы  выяснили,  не
являются целостным  сообществом  или  даже  типичными  самцами.  Они  либо
подростки, либо старые холостяки. Ни один из них не являлся  отцом  детей.
Ни один не спаривался в том смысле слова, которое мы представляем.
     В  человеческом  обществе  нет  подобных  аналогов,  где  бы   группы
холостяков были изгнанниками без силы и авторитета. Неудивительно,  почему
они говорят о  своих  самках  с  какой-то  странной  смесью  поклонения  и
презрения. С одной стороны, они не мыслят принятие каких-либо решений  без
их совета, с другой стороны, объявляют их слишком  глупыми,  чтобы  понять
что-либо, объявляют их ваэлзами. Взглянув  фактам  в  лицо,  напрашивается
такое представление об их самках  -  это  неодушевленные  пастухи  свиней,
стоящие на четвереньках. Я думаю, самки советуются с ними тем же способом,
что  они  советуются  с  деревьями,  используя   хрюканье   как   средство
предсказания ответов, что подобно бросанию костей.
     В настоящий момент, я думаю, что самки совершенно разумны как  самцы,
и не являются ваэлзами. Негативные суждения самцов о самках вытекают из их
чувства обиды, как холостяков, исключенных из процесса  воспроизводства  и
структур управления родом. Свиноподобные так же осторожны с нами, как и мы
с ними -  они  не  позволяют  нам  встречаться  с  самками,  или  самцами,
обладающими реальной властью. Мы думали,  что  изучаем  главное  -  сердце
сообщества свиней. На  самом  деле,  фигурально  говоря,  мы  оказались  в
канализационной трубе с отбросами генотипов. То есть,  среди  самцов,  чьи
гены признаны негодными для обогащения и продолжения рода.
     И, тем не менее, я не верю в это. Насколько я знаю свиноподобных, они
- сообразительны, умны, быстро обучаемы. Настолько быстро, что,  не  желая
того, мы дали им больше информации о человеческом обществе, чем они нам  о
своем. И если эти - их отбросы,  то  я  надеюсь,  что  они  признают  меня
достаточно стоящим и ценным для знакомства с их "женами" и "отцами".
     Я не могу обнародовать эти заметки, поскольку, желая  того  или  нет,
нарушил  правила.  Не  представляю,  что  кто-нибудь  окажется   способным
избежать  невольного  обучения  свиноподобных.   Хотя   законы   глупы   и
контрпродуктивны, я нарушил их,  и  если  это  обнаружится,  они  пресекут
всякие  контакты  со  свиноподобными.  Это  будет  еще  хуже  теперешнего,
частично ограниченного контакта. Поэтому я принял  решение  поместить  эти
заметки в специальные защищенные правом доступа, файлы Лайбо, где моя жена
даже и не подумает их искать. Эта информация о  том,  что  изучаемые  нами
свиноподобные - все холостяки, имеет огромное значение. И по установленным
правилам иерархии, я желаю скрыть это от любого зенолога-фрамлинга. Будьте
бдительны, люди, суть в том, что Наука  -  безобразный  маленький  зверек,
пожирающий себя.
                     Джон Фигейро Алварес, Секретные записки, опубликованы
                     в: Демосфен "Честность Измены: Зенологи Луситании",
                     Исторические ретроспективы Рейкьявика, 1990:4


     Ее живот был тугим и выпуклым, тем не менее оставался  еще  месяц  до
появления на свет  дочери  Валентины.  Это  полный  идиотизм,  быть  такой
большой и неуклюжей. Раньше,  когда  она  намеревалась  взять  в  плавание
учеников своего исторического класса, она всегда управляла кораблем  сама.
Теперь она все переложила на плечи матросов мужа, она  с  огромным  трудом
смогла подняться с пристани на борт - капитан приказывал  #шкивке  держать
корабль без крена. Конечно, он все делал, как положено - разве не  капитан
Рав обучил ее всему, когда она впервые вступила на борт - но Валентина  не
привыкла отсиживаться на второстепенных ролях.
     Это было ее пятое плавание, в первом -  она  случайно  встретилась  с
Жаком. Она не помышляла о замужестве. Трондейм был  таким  же  миром,  как
множество других, известных ей по путешествиям с братом, юным  странником,
не  знающим  покоя.  Она  будет  учить  других,  учиться  сама,  и   через
четыре-пять месяцев напишет длинный исторический очерк, опубликует его под
псевдонимом Демосфен, что доставит ей удовольствие, и все это до тех  пор,
пока Эндер не примет чей-нибудь вызов стать Говорящим и  не  отправится  в
другой мир.  Обычно  их  деятельность  тесно  переплеталась  -  его  звали
говорить от имени умершей важной персоны, чья история  жизни  впоследствии
становилась основой ее эссе. Это была своеобразная игра для двоих, где они
выступали в роли странствующих  профессоров  того  или  этого.  Эссе  были
разрозненны до тех пор, пока им не  удалось  сотворить  условную  личность
повествователя - Демосфена, ставшую мировой знаменитостью.
     Какое-то время она боялась, что кто-нибудь