картам,  говорить  деревенщине  то,  что  они  хотят
услышать.
   На глазах старухи замерцали слезы.
   - Старик, Алленби будет слушать только меня.
   - А что, если я пойду к твоей дочери Салине? Ее уважают.  Что  увидит
она? Что, если я обращусь ко всем великим предсказателям Момуса? Алленби
не  поверит  капитану,   но   поверит   он   десяти,   пятидесяти,   ста
предсказателям?
   - Они увидят то же, что и я.
   Старик пожал плечами:
   -  Может,  и  нет.  Они   моложе.   Возможно,   они   увидят   больше
второстепенного номера.
   Таила засмеялась:
   - Ну и что же, по-твоему, они увидят, старый наездник?
   - Думаю, они увидят, что со времен заселения Момуса предсказательство
изменилось. Наездники, воздушные гимнасты, дрессировщики  -  мы  те  же,
какими  были.  Но  предсказатели  изменились.   Они   выросли.   Богатые
предприниматели, мужчины и  женщины,  приходят  к  твоему  столу,  чтобы
узнать будущее и составить планы. Вы переросли цирк. Думаю,  они  увидят
это.
   Старуха нахмурилась, потом пошарила под столом и вытащила  прозрачный
стеклянный шар. Положила его на стол и подкрутила лампу. Всего мгновение
вглядывалась она в глубины стекла, потом закрыла глаза и кивнула:
   - Я не заглянула за пределы  этого  видения.  Пойми  мою  преданность
предсказателям, Хамид. Я увидела это и…
   - И солгала! - Хамид  ухватился  за  край  стола  и  встал.  Он  взял
костыли, приладил их под мышки  и  повернулся  к  Тайле.  -  Ты  скажешь
Алленби?
   Таила посмотрела в сердитое лицо старика:
   - Да, я скажу ему. - Хамид заковылял к двери. - Хамид!
   Он повернулся и посмотрел ей в лицо:
   - Да?
   - Мне стыдно. Но сегодня вечером у Алленби я видела  старого  калеку,
готового уничтожить весь народ, только бы посадить сына на  коня.  Разве
мой позор больше, чем его?
   Хамид посмотрел на старуху, потом опустил голову:
   - Нет, Великая Таила. Ты разобралась в моей душе лучше, чем я сам.
   - Это мое ремесло.
   Хамид посмотрел на нее и улыбнулся:
   - Я должен тебе за визит?
   Старуха улыбнулась и покачала головой:
   - Нет, Хамид. По-моему, мы в расчете. Ты должен идти?
   Хамид рассмеялся.
   - Да. Хочу напиться как лошадь.

***

   Алленби простился с Куулисом, Инспектором манежа, и оглядел  трибуны,
заполненные Егерями, штатскими и толпами возбужденных детей,  смотрящими
вокруг широко  открытыми  глазами.  Арена  была  ярко  освещена  восемью
прожекторами, предоставленными генералом Кааном взамен масляных ламп,  а
музыканты на оркестровой площадке играли  энергичный  марш,  готовясь  к
параду-алле. Подошел Дисус, главный советник Алленби, и тоже остановился
возле Арены.
   - Чудесное зрелище, правда?
   Алленби кивнул:
   - Настоящее чудо, однако, человек,  организовавший  все  это.  Куулис
рассказал мне, что Хамид затеял все это без единого мовилла в  кошельке;
а теперь погляди на собранные им номера и привлеченных зрителей.
   Дисус пожал плечами и лениво махнул рукой на солдат:
   - Если Хамид не может идти к Горе…
   - Не заканчивай, если тебе дорога жизнь. Лучше найди нам места.
   Ухмыляясь, Дисус поклонился и ушел договариваться о местах.
   На верхнем ряду напротив входа опирающийся на костыли старик  оглядел
амфитеатр. Незадолго до начала программы Куулис стоял перед ним и  качал
головой.
   - Все до единого проценты сборов пошли на еду, материалы и припасы. Я
веду счета, Хамид. Несмотря на успех, ты не станешь ни на мовилл богаче.
   - Я уже вознагражден, Куулис, - сказал он в ответ.  Инспектор  манежа
пожал плечами и покачал головой:
   - Дорогая цена за сантименты, друг мой.
   - Дело не в сантиментах.
   - В чем же твоя награда? Я не понимаю. - Куулис ушел, качая головой и
поглаживая набитый кошелек.
   Когда начался  парад-алле,  старик  наклонился  вперед,  чтобы  лучше
видеть, как четыре брата  в  расшитых  серебряными  блестками  трико  на
четырех белоснежных жеребцах первыми выезжают на  Арену.  Четыре  брата,
чьи сыновья и дочери, а потом и внуки будут наездниками.
   - Да, Куулис, - прошептал старик, - вот мое богатство.

ПОЕДИНОК КЛОУНОВ

   Лорд Алленби вопросительно поглядел на ученика  рассказчика,  но  тот
только пожал плечами. Алленби снова  посмотрел  на  мастера-рассказчика.
Бустит сидел скрестив ноги, поставив локти на колени, положив подбородок
на руки, с мрачным выражением на лице, и не сводил глаз с огня.
   - Ну же, Бустит. Мы так давно  знаем  друг  друга.  -  Рассказчик  не
шелохнулся.
   Ученик почесал в затылке:
   - Бесполезно, лорд Алленби. Он всю неделю такой.
   Алленби пожал плечами:
   - Я пришел к огню, увидел старого друга и собирался  с  удовольствием
провести время за воспоминаниями. Когда я  впервые  прибыл  на  Момус  в
качестве посла Девятого Квадранта, именно Бустит выслушал мою новость  и
сыграл ее в Тарзаке.
   Ученик кивнул:
   - Он даже не хочет говорить со мной.
   Алленби пригляделся к ученику:
   - Ты ведь из Горных Егерей, не так ли?
   - Да. Через год я выйду в отставку и поселюсь  на  Момусе.  Сейчас  в
отпуске и хочу поучиться будущей профессии.
   - И как тебя зовут?
   - Прошу прощения. Старший сержант Гэддис. Я служу на двадцать  шестой
орбитальной военной базе.
   Алленби кивнул:
   - Рад познакомиться, сержант. Занятия  интермедией  пришлись  вам  по
вкусу?
   Ученик поглядел на Бустита, покачал  головой  и  снова  повернулся  к
Алленби.
   - Понятия не имею, лорд Алленби. Я провел с ним  неделю,  но  еще  не
слышал никаких новостей.
   Алленби посмотрел на Бустита:
   - Послушай, дружище, тебя, часом, не поразило заклятье сухости, а?  -
Бустит нахмурился еще  больше.  -  Ведь  только  что  появилась  новость
галактического  значения:  на  Момус  прибывает  комиссия   Объединенных
Квадрантов. А вот еще: Десятый Квадрант наращивает вооружения в ответ на
присутствие Девятого на этой планете. И через несколько дней здесь будет
посол Десятого Квадранта, чтобы представить  свои  верительные  грамоты.
Даже  мое  положение  Государственника  Момуса  подвергается   сомнению.
Комиссия установит…
   Бустит поднял руки:
   - Успокойся, Алленби, у меня есть новость!
   Старший сержант зааплодировал:
   - Поздравляю. Это больше, чем я услышал от него за целую неделю.
   Бустит сердито зыркнул на ученика, потом повернулся к Алленби.
   - Как я сказал, у меня есть новость. Но я решил не излагать ее.
   Алленби улыбнулся и кивнул:
   - Так плохо, да? Я понимаю…
   - Это лучшая новость за всю мою  жизнь.  Великая  новость!  И  ты  не
понимаешь!
   - Дорогой друг, - Алленби примирительно поднял  руки,  -  мы  столько
пережили и повидали за последние  шесть  лет.  Думаешь,  мне  не  хватит
понимания или я не оценю великой новости?
   - Именно так я и думаю.
   -  Но  почему?  У  рассказчика  великая  новость  и  он  отказывается
представить ее? Думаешь, я бы не заплатил?
   Бустит встал, отошел к камням, куда не проникал свет от  огня,  потом
вернулся и сел. Он посмотрел на Алленби, выгнув бровь.
   - Ты действительно хочешь услышать мою новость?
   - Конечно. А еще хочу, чтобы ты объяснил свое странное поведение.
   Бустит поджал губы, потом кивнул:
   - Ладно. Сначала я расскажу,  почему  упирался.  -  Он  повернулся  к
старшему сержанту. - Я изложил эту новость другим, вроде этого парня,  и
со мной дурно обошлись.
   Алленби нахмурился:
   - Ты имеешь в виду - солдатам?
   - Это были ученики, как и этот, но, да, солдаты.
   Алленби повернулся к Гэддису:
   - Правила посещения планеты строго соблюдаются, не так ли?
   - Да, лорд Алленби. Мы  все  ознакомлены  с  обычаями,  традициями  и
профессиями. В мои служебные обязанности входит обучение всему этому.
   Алленби потер подбородок и снова повернулся к рассказчику:
   - Расскажи, что произошло, Бустит.
   Бустит бросил на ученика подозрительный взгляд, потом поднял руки.
   - Ладно. Это  случилось  несколько  дней  назад  у  первого  огня  от
Тарзака. Я лроговаривал свою новость вслух и очень хотел  рассказать  ее
на дороге. Как я уже говорил, это великая новость.
   - Да, говорил.
   Бустит пожал плечами:
   - Вечером я подошел к огню и услышал смех, доносящийся из-за  камней.
Про себя я подумал, что мне повезло: хорошие зрители в первый же  вечер.
Но, обойдя камни, увидел, что это солдаты.
   - Ты сказал,  что  это  были  ученики.  Откуда  ты  знаешь,  что  они
солдаты?
   - Они плохо носили  мантии  и  смешно  сидели.  -  Бустит  кивнул  на
ученика: тот стоял на коленях, крепко сжав их. Гэддис пожал плечами:
   - Нужно время, чтобы привыкнуть ходить без штанов.
   Алленби кивнул:
   - Я помню. Продолжай, Бустит.
   - Ну, я хотел уйти, но они так суетились, уговаривая  меня  остаться,
что я передумал. Это означало, конечно, что придется  выдержать  все  их
любительские представления, но, подумал я, дело есть  дело.  И  остался.
Там был ученик жреца, ученики, представляющие  рассказчиков,  акробатов,
метателей ножей, и даже один из твоих родных фокусников, Алленби.
   Мы поторговались и поели, и потом  первым  встал  ученик  жреца.  Его
работа была почти  приемлемой:  он  продекламировал  эпическую  поэму  о
цирковом корабле "Город Барабу", принесшем на Момус наших предков.  Хоть
и неохотно, я расстался с двумя мовиллами за представление  этого  типа,
думая  собрать  в  двадцать  раз  больше,  поразив  этих  учеников  моей
новостью.
   Потом выступил метатель ножей (доску он носил с собой), но  это  было
так себе, потому что перед  доской  никто  не  стоял.  Тем  не  менее  я
расстался еще с двумя мовиллами.  Достаточно  сказать,  что  акробаты  и
фокусник были подобного же уровня. Я с трудом удерживал глаза открытыми.
   - Потом, чтоб глотка его учителя окаменела, начал ученик рассказчика.
Он говорил и говорил о каком-то мальчишке в странном  месте,  называемом
Питтсбург, и я не мог найти ни начала, ни конца этой  истории.  Конец  я
распознал только потому, что он перестал  болтать,  и  еще  один  мовилл
покинул мой кошелек. Но потом… - рассказчик уставился в пространство,  и
в глазах его вспыхнул странный огонек, - потом наступила моя очередь.  Я
обвел взглядом напряженные лица и  начал:  "Я,  Бустит  из  рассказчиков
Фарранцетти, сижу нынче вечером у огня, дабы рассказать  вам  о  великом
поединке между Камерой,  мастером  клоунов  Тарзака,  и  Спахтом,  новым
мастером клоунов из Куумика. Это  эпическая  новость  о  могучем  герое,
отражающем наскоки голодного шакала. Я,  Бустит,  был  свидетелем  этого
события…"
   Четыре дня назад я сидел за столом Великого  Камеры,  обменивая  свои
новости на угощение, когда уличный занавес распахнулся. В  дверях  стоял
Спахт, облаченный в желтые штаны в черный  горошек  и  зеленый  в  белые
полосы  жилет  на  голое  тело.   На   шее   он   носил   воротничок   и
галстук-бабочку. На намазанном белилами лице выделялись  красный  нос  и
намалеванная улыбка до ушей;  венчали  все  всклоченный  рыжий  парик  и
котелок. Он поклонился Камере и сказал:
   - Настало время, Камера. Будь на улице через пять минут.
   Камера засмеялся.
   - Дурак, я не  собираюсь  утруждаться  вызовом  от  каждого  ученика,
которому случилось пройти мимо моей двери.
   - Ученика?! Я Спахт, мастер клоунов Куумика!
   Камера лениво махнул рукой на дверь:
   - В таком случае вон, гнусный Спахт! Вон, я сказал!
   Спахт поклонился:
   - Вижу, я ошибся дверью и нашел только великую химеру.
   Камера прищурился:
   - Оставь меня. Я выйду, когда ты просил. - Спахт снова  поклонился  и
вышел. В тиши комнаты я увидел, как  великий  клоун  вздохнул  и  достал
из-под стола грим. На лице его запечатлелась печаль.
   - Разумеется, Великий  Камера,  -  спросил  я,  -  этот  выскочка  не
беспокоит тебя?
   Камера приладил зеркало и начал накладывать грим.
   - И вот так всегда, Бустит, с  величайшими  клоунами  Момуса.  Всегда
где-то в углу прячется еще один молодой словоблуд, жаждущий сделать себе
имя. Это нелегкая жизнь.
   Камера закончил гримироваться и надел белоснежный костюм  с  большими
помпонами спереди.  На  лысую  голову  он  нацепил  белый  остроконечный
колпак, на ноги - белые башмаки. Я видел, как он хмур под гримом.
   - Поведение Спахта отличается от обычных поползновений бросить  вызов
Великому Камере, да?
   Великий клоун кивнул:
   - Ты видел, как он одет. Этот кричаще яркий костюм и галстук-бабочка…
этот тип заводит его, и тот крутится! У Спахта нет ни чувства  традиции,
ни чести. Сегодня на улице можно ожидать чего угодно.
   Два клоуна встали лицом к лицу посередине пыльной улицы. Сначала  они
осторожно кружили друг против друга, потом Спахт заговорил:
   - Был у меня дядюшка-портной, и случилось ему как-то крепко разозлить
одного фокусника: сшил рубашку, а та не подошла.
   - Довел его до разлива желчи, да?
   - Ага. И он превратил дядю в дерево.
   Все видели, как Камера пожал плечами,  но  у  него  не  было  выбора.
Оставалось только идти по проложенной Спахтом дорожке.
   - Это беспокоило твоего дядю?
   - Он не говорил: он был деревянным.
   - А сучки были?
   - Но я отомстил за дядю: задал фокуснику трепку  и  бросил  невежу  к
дядиным деревянным ногам.
   - Некоторые мечут бисер  перед  свиньями,  а  ты  -  грубиянов  перед
соснами.
   Когда пыль после первой схватки рассеялась, противники оглядели  друг
друга. Камера встал так, чтобы солнце не било  в  глаза.  У  Спахта  был
весьма самоуверенный вид.
   - А ты знал, - снова заговорил Спахт, - что мой племянник в родстве с
крохотными пещерными летунами?
   - Да, Спахт, знаю. Я как-то наступил на такого и  услышал,  как  твой
племянник лопочет: "Ох, родненький мой!" Толпа застонала. Для Спахта это
стало сигналом к ответу.
   - С чего бы это клоунам почитать тебя,  Камера?  Ты,  похоже,  живешь
только старой славой. Это просто-напросто старческая болтливость.
   Камера улыбнулся:
   - Почтение усиливает любовь.
   Спахт,   пошатнувшись,   сделал   пару   шагов   и   начал    крутить
галстук-бабочку.
   - Мой дядюшка, тот, что стал деревом… - начал он.
   - Я видел его на следующий день, Спахт. И сказал: "Ну  прям  типичный
тис".
   - Мы были так бедны, что на его похоронах  не  могли  позволить  себе
музыки. Слышен был только кашель…
   - Значит, играла простудная музыка?
   - Ну… был там гроб. - Спахт еще пытался  овладеть  собой,  но  Камера
почуял запах крови. - Мой… племянник потерял сознание и свалился в бочку
с краской…
   - Нанюхался. Обалденно хороший краситель. - Спахт упал на четвереньки
и пополз прочь из города. Радостный крик вырвался у толпы, а Камера  шел
за побежденным клоуном по улице. - Ползи по прямой, Спахт, иначе  больно
ушибешься об извилины…
   Бустит опустил взгляд, чтобы  обрушить  на  Алленби  кульминацию,  но
Великого Государственника Момуса уже не было.
   - Он… - Рассказчик обернулся и  обнаружил,  что  Гэддис  тоже  исчез.
Пробежав между камнями, он  разглядел  две  темные  фигурки,  бегущие  в
сторону Тарзака.
   - Странно, - рассказчик потер подбородок, - если  Алленби  знал,  что
сделали солдаты, зачем он спрашивал?

В ПОИСКАХ ПРИКЛЮЧЕНИЙ

   Есть на планете Момус,  к  югу  от  города  Тарзак,  деревушка  Сина.
Приютилась она между дельтой реки Проходимки  и  сверкающими  просторами
моря Барабу, названного в честь корабля, на котором  и  свалился  двести
лет назад на Момус цирк. Только что выглянувшее из-за края  моря  солнце
подрумянило плоские крыши, клочки  облаков  лениво  грелись  над  водой,
глядя  сверху  на  две  фигуры   в   пурпурных   мантиях,   стоящие   на
полуразрушенном причале.  Высокий  человек  не  сводил  взгляда  с  моря
Барабу. Он  почесался,  дернул  себя  за  длинную  белую  бороду,  потом
повернулся к насупившемуся спутнику.
   - Дерки, пожалуйста. Постарайся понять.
   Тучный Дерки поднял густую черную бровь и нахмурился еще сильнее.
   - Ты просто убьешь себя, старый дурак! - Его высокий, гнусавый  голос
резал  слух.  -  Умрешь  от  старости,  даже  если  тебя  пощадят  бури,
изгнанники и чудовища. Повторяю еще раз, Палсит, ты -  старый  дурак!  -
Дерки сложил руки на груди.
   Палсит вскинул брови:
   - Послушай, Дерки, с учителем так не разговаривают. Ты отвратительный
ученик.
   Дерки фыркнул:
   - Я тоже мог бы сказать кое-что о том, каков из тебя учитель, Палсит.
Мне за сорок, а я все еще ученик!
   Палсит поморщился.
   - Ах, Дерки, этот визг невыносим. Пожалуйста, потише.  -  Он  покачал
головой. - Как могу я натравить тебя, с таким-то голосом, на слушателей?
Вот почему другие учителя-рассказчики не брали тебя. Но я  принял  тебя,
Дерки. И ты у меня в долгу.
   Уголки рта Дерки опустились, он выгнул брови и кивнул:
   - Верно. - Он полез за пазуху, вытащил медную бусинку и вложил  ее  в
руку Палсита. - Надеюсь, это улаживает наши счеты?
   - Один мовилл? Это, по твоим подсчетам, ты должен мне за  восемь  лет
ученичества?
   Дерки пожал плечами:
   - Возможно, я слишком  щедр,  но  сдачу  можешь  оставить  себе.  Это
поможет мне приглушить укоры совести за то, что я позволил тебе уехать и
убить себя.
   Палсит снова отвернулся к морю.
   - Ба! Тебе-то что за дело, непочтительный паршивец?
   - Я намерен стать рассказчиком,  Палсит,  а  не  соучастником  твоего
самоубийства. Ты никогда не покидал Центральный  континент;  сомневаюсь,
что ты добирался хотя бы до Куумика…
   - Добирался!
   - А теперь ты хочешь  совершить  кругосветное  путешествие!  Проехать
весь  Момус!  Ты  не  представляешь,  какие  опасности   тебя   ожидают!
Совершенно не представляешь!
   - Приглуши этот визг! - Палсит оглядел причал  и  перевел  взгляд  на
дома вдоль берега. - Вся Сина будет требовать у нас медяки за то, что их
вытащили из постели в такую рань. Где этот рыбак?
   Дерки посмотрел на причал, потом снова оглядел океан:
   - Вероятно, Растр передумал. Возможно, он чувствовал бы себя в ответе
за твое самоубийство.
   Нахмурившийся Палсит повернулся к ученику:
   - Прекрати твердить это! Я не собираюсь убивать себя.  Я  рассказчик,
Дерки, и должен приобретать опыт, чтобы воображению было откуда черпать.
Жрецам  надо  только  вести   летописи;   рассказчики   рассказывают   о
произошедших событиях; рассказчик же, - Палсит постучал себя по виску, -
должен иметь воображение.
   Дерки покачал головой:
   - Ты был рассказчиком многие годы, и  тебе  не  требовалось  покидать
континент в поисках новой пищи для воображения.
   - Мои огни…
   - Начать с того, что они никогда не отличались жаром.
   - Мои огни… холодны. Только великое приключение, вроде  того,  что  я
задумал, может снова разжечь их. - Палсит снова посмотрел на  причал.  -
А, наконец. Вот и Растр.
   Дерки обернулся. Между домами появился  чудовищных  размеров  детина,
облаченный в желто-зеленую полосатую мантию уродца, и нетвердой походкой
двинулся к причалу. Под мышкой левой руки он нес  два  больших  кувшина;
третий висел на пальце. Четвертый кувшин гигант сжимал массивной  правой
рукой, каждые несколько  шагов  прикладываясь  к  содержимому,  а  между
глотками вытирал черную бороду рукавом не слишком чистой  мантии.  Дерки
покачал головой и посмотрел на Палсита.
   - Кому мне послать твои пожитки?
   Уродец остановился рядом с рассказчиками и посмотрел  на  них  сверху
вниз, изрыгнув клуб испарений заболонного вина. Дерки замахал  руками  и
попятился. Растр улыбнулся, показав  зубы,  которым  больше  бы  подошло
слово "плиты".
   -  Извиняюсь,  Палсит,  коли  заставил  тебя  ждать.  -  Из   кувшина
выплеснулось вино. - Мне потребовалось  немало  времени,  чтобы  убедить
купца Фунгарта выбраться из постели и продать мне это лекарство. - Растр
выгнул бровь и  наклонился  к  Дерки.  -  Чтобы  не  подпускать  морскую
болезнь.
   Палсит поднял руку:
   - Не надо извинений, Растр. Который корабль твой? - Палсит указал  на
множество прекрасных парусников, принадлежащих рыбакам Сины.
   Растр,   прищурив   затуманенные   глаза,   посмотрел   в   указанном
направлении, потом покача