понимать,
был дар молчания. Всякий раз, как он ни пожелает,  оно  струилось  от  него:
усталое молчание вековых деревьев или вросших в землю камней. Оно измерялось
его  дыханием  в  его  неподвижных,  покрытых  шрамами  руках.  И  вдруг  он
пошевелился без единого звука, и молчание поплыло вместе  с  ним,  когда  он
поворачивался, шагал к окну и вставал туда, где недавно  стояла  она,  глядя
наружу. На миг она задалась вопросом: а виден ли ему в ночи Хед?
   - Я слышал молву о вашем странствии, - сказал он. - Как Тристан,  Лира  и
ты, все вместе на корабле Мэтома  украдкой  выбрались  ночью  из  Кэйтнарда,
ослепили семь боевых кораблей Имриса вспышкой, подобной  маленькому  солнцу,
как на медленной барке вы поднялись по  разлившейся  Зимней  реке  к  порогу
Высшего, чтобы вопросить его... И ты мне напоминаешь  об  осторожности.  Что
это был за свет, который ослепил даже Астрина? У  торговцев  появился  повод
для  самых   невероятных   предположений.   Даже   я,   многое   повидавший,
заинтригован.
   Она хотела ответить ему, но остановилась:
   - И к каким заключениям ты пришел? Он обернулся и опять оказался рядом  с
ней:
   - Что, вероятно, это сделала ты. Я вспомнил, что тебе удавались кое-какие
мелочи.
   - Моргон...
   - Погоди. Я хочу сейчас сказать, что... Не важно, что еще  случилось  или
случится, - для меня имело значение, что,  пока  я  спускался  с  Исига,  ты
совершила это странствие. Я слышал твое имя снова и снова, пока шел.  И  еще
имена Лиры и Тристан. Как неожиданные маленькие далекие огонечки.
   - Она так хочет тебя видеть. Ты бы не мог...
   - Не теперь.
   - Но когда? - сокрушенно спросила она. - После того, как ты убьешь  Дета?
Моргон, это будет на одного арфиста больше, чем допустимо.
   Лицо  его  не  изменилось,  но  глаза   скользнули   прочь,   к   некоему
воспоминанию.
   - Корриг? - произнес он миг спустя. - Я забыл о нем.
   Она  сглотнула  комок,  чувствуя,  что  это  простое  утверждение   опять
воздвигло между ними каменную плиту. Он загородился  молчанием,  как  щитом,
непроницаемым и непробиваемым; она призадумалась, скрывает  ли  оно  кого-то
совершенно чужого или кого-то, столь же ей знакомого, сколь  и  ее  имя.  Он
смотрел на нее, стараясь прочесть ее  мысли.  Преодолев  внутренний  барьер,
который разделял  их,  он  на  мгновение  прикоснулся  к  ней.  Тогда  новое
воспоминание, бесформенное, ужасное, хлынуло сквозь тишину в его  глаза;  он
немного отвернул лицо, пока оно не угасло. И тихо сказал:
   - Мне бы следовало не торопиться повидать и тебя. Но  просто...  Я  хотел
поглядеть на что-то очень красивое. На легенду  Ана.  На  великое  сокровище
Трех Уделов. Чтобы знать, что ты все еще есть. Мне это было так нужно.
   Его пальцы опять погладили ее, как  если  бы  она  была  хрупкой,  словно
крылышко мотылька. Она закрыла глаза, поднесла к ним ладони и прошептала:
   - О Моргон, как ты думаешь, во имя Хела, что я делаю в  этом  училище?  -
Она уронила руки и подумала: а может, не пробив броню его  одиночества,  она
все-таки добилась его внимания. - Я была бы для тебя такой, если бы могла! -
вскричала она. - Была бы немой, прекрасной и неизменной, как  земля  Ана.  Я
была бы твоим воспоминанием, не знающим возраста,  всегда  невинным,  всегда
ожидающим в белом королевском доме в Ануйне, - я бы стала такой для  тебя  и
ни для кого другого в Обитаемом Мире. Но это было бы ложью, и  я  готова  на
что угодно, только не лгать тебе, клянусь.  Загадка  -  это  повесть,  столь
знакомая, что ты ее больше не  замечаешь.  Она  просто  здесь,  как  воздух,
которым ты дышишь, как древние имена  королей,  вырезанные  в  углах  твоего
дома, как солнечный свет в уголке глаза; пока однажды не  почувствуешь,  как
что-то бесформенное, безголосое в тебе  отворяет  третий  глаз  и  видит  ее
такой, какой ты ее никогда прежде не видел. И  ты  останешься  с  безымянным
вопросом,  который  открыл  в  себе,  и  с  повестью,  которая   больше   не
бессмысленна - но стала единственным в мире, в чем для тебя заключен  смысл.
- Она остановилась, чтобы перевести дыхание; его рука без  прежней  мягкости
сомкнулась вокруг ее запястья. Лицо  его  сделалось  окончательно  знакомым,
вопрошающим, неуверенным.
   - Какая загадка? Ты пришла сюда, в это место, с загадкой?
   - А куда еще мне было идти? Мой отец исчез; я пыталась найти  тебя  и  не
могла. Тебе следовало бы знать, что нет ничего в  мире,  что  не  изменилось
бы...
   - Какая загадка?
   - Ты Мастер Загадок. Должна ли я говорить даже тебе? Его рука напряглась.
   - Нет, - сказал он. И, погрузившись в молчание,  вступил  в  последнюю  и
решающую игру внутри этих стен. Она ждала, ее разум корпел  над  загадкой  с
ним вместе, поставив ее имя против ее  жизни,  против  истории  Ана,  следуя
одной  нитью  за  другой  в  никуда,  пока  наконец  он  не   наткнулся   на
предположение, которое переходило в другое, а то - в третье. Она чувствовала
движение его пальцев. Но вот его голова поднялась, он опять встретился с ней
взглядом, и ей захотелось, чтобы училище растворилось в морских водах.
   - Илон. - Он позволил этому  имени  затеряться  в  новом  молчании.  -  Я
никогда его не видел... - Моргон резко отпустил ее и на одном тоне бросил во
тьму древнее проклятие, от  которого  оконное  стекло  покрылось  трещинами,
похожими на паутину. - Они добрались даже до тебя.
   Она немо взирала па место, где только что была его рука. Поднялась, чтобы
уйти, понятия не имея куда. Он одним шагом настиг ее,  удержал  и  развернул
лицом к себе.
   - Ты думаешь, для меня это важно? - с недоверием спросил  он.  -  Ты  так
думаешь? Да кто я, чтобы судить тебя? Я так ослеплен ненавистью, что не могу
видеть мою родную страну и тех, кого когда-то любил. Я  преследую  человека,
который никогда в жизни не брался за оружие, чтобы убить его, когда он будет
просто стоять передо мной. Вопреки совету каждого землеправителя, с  которым
я говорил. Что же ты такого совершила,  чтобы  я  относился  к  тебе  иначе,
нежели с уважением?
   - Я никогда и ничего не совершала.
   - Ты дала мне истину.
   Она молчала в его суровых  объятиях  и  видела  его  лицо  сквозь  шелуху
безмолвия - горестное, уязвленное,  неподвластное  законам,  с  заклейменным
звездами лбом под растрепанными волосами. Ее руки поднялись и  сомкнулись  у
него за спиной чуть ниже его плеч. Она прошептала:
   - Моргон, остерегайся.
   - Чего? Для чего? Ты знаешь, кто ждал меня  на  горе  Эрленстар  в  день,
когда Дет привел меня туда?
   - Да, я догадалась.
   - Основатель Лунголда восседал на Вершине Мира  в  течение  веков,  верша
правосудие  от  имени  Высшего.  Куда  я   могу   пойти,   чтобы   требовать
справедливости? Арфист лишен родины  и  неподвластен  закону  ни  одного  из
королей, Высший, похоже, не занят ни твоей  судьбой,  ни  моей.  Кого-нибудь
обеспокоит, если я убью  изменника?  В  Имрисе,  в  самом  Ане  никто  и  не
усомнится...
   - Никто и никогда не усомнится ни в чем, что  ты  делаешь!  Ты  сам  себе
закон, сам себе правосудие! Данан, Хар, Хьюриу, Моргол - они дадут тебе все,
чего ни попросишь, ради твоего имени и ради истины,  которую  ты  выстрадал.
Но, Моргон, если ты создашь собственный закон, что будет с нами?
   Он взглянул на нее; она уловила проблеск неуверенности в  его  глазах.  И
тут он медленно и упрямо покачал головой:
   -  Только  одно.  Только  одно  это.  Кто-нибудь  его  все  равно  убьет:
волшебник, возможно, сам Гистеслухлом. А у меня есть право.
   - Моргон...
   Его руки мучительно напряглись. Он больше не видел ее, а взирал  лишь  на
некий темный и тайный ужас своей памяти. А она заметила бусинки пота у линии
его волос и то, как натянулись мускулы сурового лица.
   Он прошептал:
   -  Пока  Гистеслухлом  рылся  в  моем   сознании,   ничего   другого   не
существовало.  Но  когда  временами  он...  Когда  он  покидал  меня   и   я
обнаруживал, что все еще жив и лечу в темных недрах  Эрленстара,  я  слышал,
как играет на арфе Дет. Иногда он играл хедские песни. Он дал мне  то,  ради
чего я остался жив.
   Она закрыла глаза. Неуловимое лицо арфиста возникло в ее мыслях и тут  же
расплылось; она ощутила твердый, туго стянутый узел Моргонова  потрясения  и
гнева и обман  арфиста,  подобный  древней,  не  имеющей  разгадки  загадке,
которую не могут оправдать никакие толкования и не может  разрешить  в  тиши
библиотеки ни один Мастер. Его мука отдалась в ней; его одиночество казалось
бездонным провалом, в который слова  упадут,  словно  камешки,  беззвучно  и
бесследно. Она поняла, как его  краткое  слово  затворяло  двор  за  двором,
королевство за королевством, пока он совершал свой нелегкий  и  тайный  путь
через Обитаемый Мир. Она прошептала слова Хара:
   - Я бы отдала тебе шрамы с моих рук. Его хватка ослабла. Он долго смотрел
на нее, прежде чем заговорил.
   - Но ты откажешь мне в этом единственном праве. Она покачала головой.  Ее
голос повиновался ей не без борьбы.
   - Ты убьешь его, но даже мертвый он будет снедать твою душу, пока ты  его
не поймешь.
   Он уронил руки. Отвернулся от нее, опять подошел к окну. Коснулся стекла,
покрытого трещинами, затем опять внезапно обернулся. Едва ли  она  видела  в
тени его лицо; голос его прозвучал грубо:
   - Я должен уйти. Не знаю, когда увижу тебя снова.
   - Куда ты направляешься?
   - В Ануйн. Поговорить с Дуаком. И уйду оттуда, прежде чем ты там  будешь.
Так лучше всего для нас обоих. Если  Гистеслухлом  однажды  поймет,  как  он
может тебя использовать, я буду беспомощен; и тогда отдам ему  свое  сердце,
если он попросит.
   - А из Ануйна куда?
   - Искать Дета. А затем... Не знаю... - И он вдруг запнулся. Опять от него
заструилось  молчание,  а  он  стоял  и  вслушивался;  казалось,  его  образ
расплывается у границы неверного света. Она  тоже  вслушалась  и  ничего  не
услышала, кроме ночного ветра, колышущего огоньки, и  бессловесных  загадок,
которые шептало море. Она шагнула к Моргону.
   - Это Гистеслухлом? - Ее голос утонул в его тишине. Он не ответил, и  она
не поняла, услышал ли он ее. Внезапный страх сдавил ей горло; она  с  трудом
прошептала: ?Моргон?. И тогда он оборотил к ней лицо. Она услышала внезапный
и сухой звук его задержавшегося дыхания. Но он  не  двигался,  пока  она  не
подошла к нему. Тогда он медленно  и  устало  вобрал  ее  в  свое  молчание,
погрузив лицо в ее волосы.
   - Мне нужно уходить. Я приду к тебе в Ануйн. За правосудием.
   - Нет...
   Он осторожно покачал головой, успокаивая ее. Она  почувствовала,  как  ее
руки скользнули прочь от него, а затем  -  непривычное,  почти  бесформенное
сгущение воздуха там, где, наверное, колыхнулся под одеянием его меч. Моргон
сказал что-то, чего она не расслышала, его голос затерялся в  ропоте  ветра.
Она увидела тень, раздробленную потоками пламени, и все стало воспоминанием.
   Она разделась и долгое время лежала, прежде  чем  погрузилась  наконец  в
тревожный сон. Несколько  часов  спустя  она  проснулась  и,  уставившись  в
темноту, вздрогнула. Мысли  теснились  в  ее  голове,  там  царила  неуемная
сутолока имен, томлений, воспоминаний, гнева - клокочущий и брызжущий  котел
событий, побуждений, нечетких голосов. Она села в постели,  спрашивая  себя,
не проникла ли нечаянно в разум кого-то  из  Меняющих  Обличья,  но  тут  же
пришло странное осознание, что это - некто, ничего общего с ними не имеющий,
и ее лицо тут же без колебаний оборотилось к Ану,  как  если  бы  она  могла
увидеть его сквозь глухие каменные стены и ночь.  Сердце  ее  начало  тяжело
колотиться. К ней потянулись корни.  Ее  наследие,  пребывавшее  в  поросших
травой курганах, разваливающихся башнях, именах королей, войнах и преданиях,
затягивавшее ее в хаос земли,  слишком  надолго  покинутое  и  необузданное,
постепенно упорядочивалось. Она встала. Ее руки скользнули  по  губам,  и  в
один миг она постигла две вещи. То, что весь Ан наконец поднимается.  И  то,
что дорога Звездоносца приведет его прямо в Хел.

9

   Она выехала из Кэйтнарда на заре - и полтора  дня  спустя  уже  стояла  в
необозримом дубовом лесу  на  границе  Хела,  силясь,  как  никогда  прежде,
пробудить всю свою мощь и все свое чутье. Она уже уловила, пока ехала лесом,
почти  незаметное  движение  где-то  впереди  и   подобную   слабому,   едва
неразличимому  запаху  необходимость  быстроты  и  осторожности.  А   ночью,
бдительная и бессонная, она в один жуткий миг разглядела подобный очертаниям
громадного зверя, вставшего на задние лапы  в  лунном  свете,  безжалостный,
могучий, разъяренный ум, сосредоточившийся на единственной мысли  о  чьей-то
погибели.
   Стоя и глядя на земли Халларда  Черной  Зари,  она  думала,  какой  облик
принял Моргон, проходя через  них.  Пастбища,  плавно  скользившие  к  реке,
которая бежала позади дома Владетеля, выглядели достаточно мирно, но на  них
не было ни одной коровы.  Она  слышала,  как  вдали  запиваются  псы,  -  их
неистовый хриплый вой, казалось, никогда не прекратится. Никто не работал  в
полях за домом, и она не удивилась. Этот уголок  Хела  был  полем  последней
битвы в эпоху полузабытых войн между Хелом и  Аном;  он  держался  во  время
бесконечной череды жестоких отчаянных схваток, пока шесть веков  тому  назад
Эн Анский не пронесся через  Аум  и  не  сокрушил  почти  что  с  презрением
последний оплот противника, а затем  не  обезглавил  последнего  из  королей
Хела,  который  нашел  здесь  убежище.  Здешнюю  землю  все  еще   отягощали
воспоминания.  Движение  плуга  могло  явить  древний  меч,  до   сердцевины
разъеденный  веками,  или  древко  сломанного  копья,   окованное   золотыми
кольцами. За все эти столетия хелский король Фарр, лишившийся  головы,  имел
достаточный досуг, чтобы поразмыслить о своих  горестях,  и,  выйдя  наконец
из-под земли, должен был потратить немного времени, чтобы  собрать  силы  на
полях Халларда. Сумятица  голосов,  которую  слышала  Рэдерле  двумя  ночами
ранее, пропала в пугающем безмолвии:  мертвые  были  свободны,  бдительны  и
готовы действовать.
   Она увидела,  когда  скакала  верхними  пастбищами  Халларда,  нескольких
всадников, вылетевших из  леса  на  луг  ей  наперерез.  Она  осадила  коня,
чувствуя,  как  бешено  колотится  сердце,  но  тут  же  узнала  могучего  и
черноволосого  Халларда,  возвышавшегося  над  своими   людьми.   Они   были
вооружены, но легко, и мало на что рассчитывали, судя по непокрытым  головам
и  коротким  мечам  у  пояса.  Неожиданно  она   уловила   их   отчаяние   и
неуверенность. Голова Халларда повернулась к ней, когда она смотрела на них;
она не различила его глаз, но почувствовала, как всколыхнулся его ум,  когда
там возникло ее имя.
   Она колеблясь приподняла в руке поводья, пока он скакал к ней. У  нее  не
было желания с ним пересекаться, но требовалось узнать новости. Поэтому  она
не тронулась с места, и он остановился  перед  ней,  ширококостный,  темный,
вспотевший в этот жаркий и тихий день. С мгновение он подбирал слова,  затем
дал себе волю:
   - Хоть бы кто-нибудь спустил шкуру с этого корабельщика. Мало  того,  что
он возил тебя к Исигу и обратно, он позволил тебе прискакать сюда из  самого
Кэйтнарда без свиты? Ты слышала новости об отце?
   Она покачала головой:
   - Нет. Что-нибудь дурное?
   - Дурное. - Он закрыл глаза. - Эти псы два дня подряд не унимаются. Я  не
досчитался половины стад. У  моих  пшеничных  полей  такой  вид,  словно  их
боронили мельничными жерновами,  а  древние  курганы  в  южной  части  полей
сплющились, словно их прихлопнул великан.
   Он снова открыл глаза;  они  были  все  в  красных  прожилках  -  признак
недосыпания.
   - Не знаю, на что похож остальной Ан. Я послал вчера  гонца  в  восточный
Аум к Кину Крэгу. Он не смог даже пересечь границу. Вернулся, что-то  лопоча
о шепчущихся деревьях. Я послал другого в Ануйн. Не знаю, как он  справится.
А если доберется, что может сделать Дуак? Что  ты  можешь  сделать  с  этими
мертвецами? - Он ждал, буквально моля об ответе, затем  покачал  головой.  -
Будь проклят твой отец! - рявкнул он вдруг. - Ему придется повторять все-все
войны Эна из-за  собственного  неблагоразумия.  Я  бы  сам  вырвал  у  земли
королевское право, если бы знал как.
   - Что же, - заметила она, - возможно, как раз этого они и хотят.  Мертвые
короли. Ты видел кого-нибудь из них?
   - Нет, но я знаю, что они здесь бродят. И думают. - Он  с  мрачным  видом
указал на полоску леса, тянущуюся вдоль пастбищ. - Что  им  нужно  от  моего
скота, во имя Хела? Зубы этих королей рассеяны по  всем  моим  полям.  Череп
короля Фарра вот уже несколько веков как скалится над очагом в моем  главном
зале. Чем ему жевать-то?
   Ее глаза скользнули с неподвижных лесов на его лицо.
   - Череп Фарра?! -  Где-то  на  задворках  ее  сознания  мелькнула  мысль.
Халлард вяло кивнул.
   - Так предполагают. Некий дерзкий мятежник стащил его голову у  Эна,  как
гласит предание, после того, как Эн увенчал ее короной и, воздев  на  копье,
поставил среди кухонных отбросов. Годы спустя она вернулась сюда  в  короне,
изготовленной заново, подходящей к  голым  костям.  Маг  Черная  Заря,  отца
которого унесла та война, был еще в достаточном гневе, чтобы пригвоздить  ее
как трофей вместе с короной над своим очагом. За множество  столетий  золото
врезалось в кость, их теперь  невозможно  разделить.  Бот  почему  я  их  не
понимаю, - добавил он с раздражением. -  Почему  они  бесчинствуют  на  моей
земле, ведь они мои предки.
   - Здесь были убиты и владетели из Ана, - предположила Рэдерле.  -  Может,
это они губят твою пшеницу. Халлард, мне нужен этот череп.
   - Что-что?
   - Он мне нужен. Череп Фарра.
   Он вылупился на нее. Она видела, что в нем идет нелегкая борьба. Он хотел
бы поставить ее на место в мире, каким его знал.
   - Для чего?
   - Просто дай его мне.
   - Во имя Хела, для чего? - заорал он, затем умолк и опять закрыл глаза. -
Прости. Ты здорово напомнила мне своего отца. У него прямо дар доводить меня
до крика. Ладно, попытаемся оба рассуждать здраво...
   - Меньше всего в жизни мне есть дело до здравых  рассуждений.  Мне  нужен
этот череп. Я хочу, чтобы ты пошел в твой главный зал, снял череп со  стены,
не повредив его, завернул в бархат и подал мне своими...
   - В бархат! - взорвался он. - Ты свихнулась?  Она  поразмыслила  об  этом
долю секунды и крикнула в ответ:
   - Может быть! Но не настолько, чтобы это меня беспокоило! Да, в бархат! А
не хотел бы ты взглянуть на собственный череп на куске мешковины?!
   Его конь дернулся, как будто Халлард невольно  потянул  его  назад.  Губы
раскрылись; она слышала его скорое дыхание,  пока  он  дорывался  до  нужных
слов. Затем он медленно потянулся и тронул рукой ее предплечье.
   - Рэдерле, - он произнес ее имя, словно о чем-то напоминая  им  обоим,  -
что ты собираешься с ним делать?
   Она прочистила горло. Во рту у нее пересохло, пока  она  обдумывала  свои
намерения.
   - Халлард, Звездоносец пересекает твои земли... В его  голосе  прозвучало
недоверие:
   - Прямо сейчас? Она кивнула.
   - И позади него... Позади меня, по его следу, движется... может быть, это
Основатель Лунголда. Я не могу  защитить  от  него  Моргона,  но,  наверное,
удастся не позволить мертвецам Ана выдать его присутствие.
   - С помощью черепа?
   - Может, ты будешь говорить потише? Он потер лицо ладонями.
   - Кости Мадир! Звездоносец и сам может о себе позаботиться.
   - Даже ему будет  несладко  одному  против  Основателя  и  распоясавшихся
тайных сил Ана одновременно. - Ее голос зазвучал тверже. - Он идет в  Ануйн.
Я хочу убедиться, что он там появится. Если...
   - Нет!
   - Если ты не...
   - Нет. - Его голова медленно покачивалась назад и вперед. - Нет.
   - Халлард, - она не позволяла ему отвести взгляд, - если ты немедленно не
уступишь мне череп, я наложу проклятие на твой порог, и ни один друг  вовеки
не пересечет его,