г  мне  понять  и
принять мой дар.
   - Что может твой дар?.. - теперь шепот явно обращался ко мне.
   - Не знаю... - а что еще я мог ответить?
   - Куда смотрит твой дар?..
   - Не знаю, - снова повторил я.
   - Во что верит твой дар?..
   - Не знаю, - в третий раз произнес я. И мне стало  стыдно.  Я  понял,
что последние три вопроса и были заданы с одной целью - чтобы  я  понял,
что ничего не знаю.
   - Ты готов по своей воле принять посвящение?..
   Вот по-настоящему дельный вопрос, с неожиданной  яростью  подумал  я.
Зачем бы еще я стал тащиться такую даль?
   - Готов! - громко раскатился мой ответ.
   - Стань на одно колено и подними левую руку ладонью к нам.
   Я опустился на одно колено и почувствовал под  ним  мягкую  упругость
ковра. Затем поднял ладонь кверху, и она утонула в сгустившемся мраке.
   - Посвящаю тебя... - над крайним правым  креслом  взметнулась  кверху
рука.
   - ...Илья Милин... -  над  крайним  левым  креслом  медленно,  словно
неохотно, также поднялась рука.
   - ...Открывший в себе дар... - справа поднялась еще одна рука.
   - ...И пришедший сюда... - слева также поднялась еще одна рука.
   - ...В поисках учителя... - справа поднялась третья рука.
   - ...Способного просветить твой дар... - вверх поднялась шестая рука.
   - ...В ученики чародея!
   Шепот смолк, и над  центральным  креслом  также  показалась  поднятая
рука.
   В зале тишина. И густой полумрак, только чёрные свечи поднятых рук.
   Молчание длилось. Все происходящее  начало  терять  свою  мистическую
серьезность.  Я  вдруг  почувствовал  себя  главной  фигурой   какого-то
дурацкого розыгрыша.
   И в это мгновение  из  мерцавших  за  креслами  огоньков  к  поднятым
ладоням потянулись тонкие,  словно  спицы,  ослепительные  жгуты  света.
Отразившись от  черных  зеркал  ладоней,  они  сошлись  над  центральным
креслом, и оттуда, с высоко поднятой руки, во  мрак  зала  ударил  тугой
переливающийся лазерный луч. Не растеряв  ни  одного  кванта  света,  он
пронзил разделяющее нас темное пространство  и  коснулся  моей  поднятой
ладони. Казалось, семь раскаленных игл  вонзились  в  незащищенную  кожу
руки, пробивая ее и растекаясь по всему телу огненными ручейками.
   Я до крови закусил губу, чтобы не закричать, из моих глаз сами  собой
покатились слезы, но я не  опустил  руки,  продолжая  ловит!!  онемевшей
ладонью яркий переливающийся свет. И только когда луч, дрогнув, погас, я
уронил ладонь и, покачнувшись, рухнул боком в густой,  бархатистый  ворс
ковра.
   И мрак опустился надо мной...
   Когда я открыл глаза, я увидел, что лежу в своей постели, в  ногах  у
меня, на краю  кровати,  сидит  Егорыч  и  болтает  своими  коротенькими
ножками. Ридом с  моей  головой  на  подушке  разлегся,  тихо  мурлыкая,
Ванька.  В  окно  светило  раннее  утреннее  солнце.  В  комнате  царила
умиротворенная отдохнувшая тишина. Только  слабая  пульсирующая  боль  в
крепко сжатом, левом кулаке напоминала о том,  что  произошло  ночью.  Я
поднял руку и обнаружил, что сжатый кулак замотан чистой белой тряпицей.
   - Во, уже проснулся... - тихо заворчал домовой, спрыгивая  на  пол  и
топая ко мне.
   Я размотал тряпочку и с трудом разжал кулак. На розовой коже  ладони,
перечеркнутой линиями моей  судьбы,  ярко  пылали  семь  зеленых  точек,
располагаясь в форме ковша Большой Медведицы.  Я  тупо  глядел  на  свою
ладонь, пока эти звездочки не начали тускнеть и  наконец  совершенно  не
исчезли. Хотя я знал, что они не исчезли. Я знал, что достаточно  крепко
сжать кулак и резко его разжать, и они снова на несколько секунд засияют
своим магическим светом. Теперь это мой знак - знак Ученика.
   Я посмотрел на Егорыча и прошептал:
   - Слушай, будь другом, принеси телефон, я так не хочу вставать.
   - Вот и не вставай... вот  и  не  вставай...  -  засуетился  домовой,
шмыгнул за дверь,  тут  же  появился  с  аппаратом  и  принялся,  пыхтя,
вставлять телефонную будку в дополнительную  розетку  возле  кровати.  Я
набрал номер и почти сразу услышал ее взволнованный голос:
   - Да?..
   - Это я...
   - Это ты!.. - и облегченно:
   - Все нормально?..
   - Нет, все ненормально...
   И вновь встревоженно:
   - Что-то случилось?..
   - Случилось то, что я слишком давно тебя не видел...

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ИСТОРИИ

КОДА

   В далеком, прекрасном, голубом и зеленом мире жили обычные люди.  Они
рождались и умирали, работали и веселились,  любили  и  ненавидели.  Они
жили. Но вот однажды над городами и пашнями этого мира пролился странный
дождь. Его струи вонзались  в  землю  словно  стальные  иглы,  а  капли,
повисшие на ветках, сверкали, как осколки бриллиантов. И этот  дождь  не
принимала в себя даже самая сухая земля. Лужи  после  него  растекались,
ртутно поблескивая, и испарялись под солнцем, пачкая воздух чудным синим
дымком.
   А потом началась ВОЙНА. И с тех пор ВОЙНА шла,  и  шла,  и  шла.  Уже
никто не помнил, из-за чего и между кем она началась. Воевали все против
всех и каждый против каждого.  Государи  и  президенты  объявляли  войну
соседним странам или  начинали  такую  войну  без  объявления.  Лорды  и
вельможи вызывали на поединок соседей или нападали на их замки и селения
исподтишка. Города, собрав воинственное ополчение, шли разорять соседей,
оставив сидеть в глухой обороне за затворенными воротами женщин и детей.
   По миру в дыму и крови, по развалинам  и  трупам,  опьяняя  головы  и
туманя разум, шагала ВОЙНА. Иногда ВОЙНА стихала, словно  исчерпав  свои
силы, а люди, опомнившись, пробовали вернуться к  мирному  труду.  Но  с
серого неба вновь падал блистающий дождь, а  на  другой  день  он  вновь
уходил к небесам синим дымом.  И  тогда,  вчера  еще  мирные  крестьяне,
растившие зерно и животных,  моловшие  муку  и  сбивавшие  масло,  снова
брались за вилы и косы, обращая  их  в  оружие,  и  выходили  толпой  на
дорогу, ведущую в бой. Не важно с кем, не важно во имя чего, важно  -  в
бой. О  том,  что  никто  из  них  не  вернется  в  отчий  дом,  они  не
задумывались. На то и ВОЙНА. А на следующий день, или  через  день,  или
через неделю в их дома приходили  другие  мужчины  с  вилами  и  косами,
обращенными в оружие, и лилась кровь,  и  умирали  женщины  и  дети,  не
понимая, почему их убивают.
   А просто потому, что по миру шла ВОЙНА.
   И не было  победителей,  потому  что  покинутые  мужчинами  города  и
деревни сгорали в пламени  пролитой  крови.  Крови  женщин  и  детей.  И
победителям не было куда возвращаться с триумфом, ведя за собой взятых в
рабство женщин и детей.
   И не было побежденных, потому что не было защищающихся.
   Кроме женщин и детей.
   А они слабо могли защищаться.
   Бели же кому-то везло и дети успевали подрасти,  то  уходили  и  они,
едва только могли поднять хоть какое-то  оружие,  Эти  погибали  быстро,
потому что по миру гуляло очень много сильных,  ловких,  опытных  убийц,
называвших себя воинами.
   И почти в каждой армии, в каждом  войске,  каждом  отряде,  в  каждой
шайке находился хотя бы один, который  не  садился  на  коня,  не  тащил
тяжелое копье и большой кожаный щит, не размахивал  мечом  или  булавой.
Нет, он смотрел в прошлое и будущее, вызывал на помощь людям  демонов  и
чудовищ, нагонял на противника бури и мор.
   Они называли себя магами. Их было много, они  были  могущественны,  и
они были против всех.
   По далекому, прекрасному, голубому и зеленому миру шла  ВОЙНА.  В  ее
тяжелых следах дотлевали пепел и смрад, запекшаяся  кровь  и  выбеленные
кости, обугленное дерево и оплавленный металл. А еще крик, крик, крик...
А еще плач, плач, плач...
   И  ни  у  одного  из  многочисленных  магов,  считавших  себя  самыми
великими, не родилось заклинание, способное остановить эту ВОЙНУ. Потому
что при всем своем могуществе они не знали, что нет на свете  заклинания
сложнее и сильнее того, которое способно осушить слезы ребенка и вернуть
улыбку на его лицо.
   По далекому, прекрасному, голубому и зеленому миру, лязгая  сталью  и
громыхая заклинаниями, шла ВОЙНА.