атил  из  костра
обуглившуюся с одного конца ветку и этим обугленным концом, на котором
еще тлели  оранжевые огоньки,  с силой  ткнул в  сырое место на земле,
куда стекала  вода с  раненой ноги. Зашипело, повалил дым, от которого
стало тяжело  дышать. Вячко  хрипло закашлялся,  но, несмотря  на это,
продолжал шептать что-то уж совсем неразборчивое.
   - А  теперь, воевода,  ложись-ка спать,  - посоветовал  он и махнув
рукой,  сказал   остальным:  -  А  вы  ступайте  подальше,  дайте  ему
отдохнуть.
   Оставшись один,  Карсидар лег  на кучу  хвороста, наваленную  около
костра, пристроил под голову седло, накрылся плащом. Ночь наползала на
лагерь русичей,  мгла поглощала  все вокруг,  и от  этого  становилось
как-то неуютно,  жутко... Или  это темнеет в глазах?! Вот уже и редкие
окрики  часовых  заглушает  странный  писк,  похожий  на  комариный...
Порожденные горячкой  видения разбегались  и путались,  как  тесные  и
грязные улочки  предместья Коптема.  Вот, кажется, красивый город, и в
таком живописном  месте расположен,  а вода  тамошнего озера  - просто
хрусталь. Зато  от  нагромождения  лачуг  в  предместье  делается  так
тоскливо... Недаром там случилась прескверная история с Читрадривой...
Или связанная с Читрадривой...
   Карсидар застонал  не то от боли в ноге, не то от досады на себя. С
чего это  он вспоминает  Орфетанский край  и Читрадриву,  когда  нужно
спать?! Старый  ратник прав,  сейчас он  нуждается только в отдыхе и в
заживлении раны! И все...
   Но благодатный,  спасительный сон  бежал от  Карсидара,  подсовывая
вместо себя  какие-то дикие  бредни. Вообще,  после всех манипуляций с
водой, огнем  и травами,  после странного  заговора,  в  котором  были
перемешаны дикие  суеверия, упоминания  о здешнем  Боге, Его  святых и
одновременно о  темных силах,  Карсидару стало  только хуже.  Раненому
казалось, что  его тело усохло, сморщилось, что кожа сделалась тонкой,
как хороший  пергамент, на  котором писались  самые важные королевские
указы, и натянулась на четко обозначившийся скелет. Вроде бы он уже не
живой человек,  а по недосмотру покинутый в мире людей бесплотный дух,
ошибочно втиснувшийся  в узкие  неудобные рамки  тела.  Возможно,  так
чувствует себя  дряхлый старец,  стоящий одной  ногой в  могиле. Может
быть, Карсидар  тоже в  состоянии узреть  эти  черные  тени,  неслышно
порхающие вокруг,  взглянуть прямо  в мертвые, остекленевшие, вытекшие
или выклеванные хищными птицами глаза тех, кто уже давно умер и теперь
зовет его  в  далекий,  неизведанный,  полный  опасностей  путь,  хотя
никакие опасности  не в  силах повредить духу, ибо он - это не бренная
плоть...
   Могучим усилием  воли  Карсидар  рванулся  сквозь  липкую  паутину,
обволакивающую сознание,  забился, заметался на подстилке из хвороста.
Голова сползла  с седла,  и раненый  стукнулся левым  виском о  мягкую
землю. Это  окончательно привело  его в  чувство. Кряхтя и постанывая,
точно некто  неведомый водрузил  на его  плечи огромный тяжелый валун,
Карсидар сел.  Не подобает  поддаваться  болезни,  отчаянию  и  страху
смерти королевскому  воеводе, которому  вверено  сорок  тысяч  жизней!
Нельзя этого  допустить, поскольку  от удачи  или неудачи  похода,  от
победы или  поражения зависит  дальнейшая судьба Русского королевства,
Киева, его собственной семьи...
   Карсидар  почувствовал,   что  мысли  вновь  путаются  в  голове  и
разбегаются в  разные стороны,  что он  не в  состоянии ни  собрать их
воедино,  ни  сосредоточиться,  ни  просто  успокоиться.  Раненый  уже
проваливался в бездонную пучину болезни и наверняка был бы побежден ею
окончательно и  бесповоротно, когда  часовые, охранявшие лагерь с юга,
подняли тревогу.  Карсидар слабо улыбнулся деревянными потрескавшимися
губами: татарские  псы действительно  прятались  неподалеку  и  решили
напасть на  русичей ночью!  Что ж, придется драться. Зачем валяться на
куче хвороста  и чувствовать, как жизнь угасает в тебе подобно костру,
в который забыли подбросить веток? Лучше сложить голову в честном бою,
как и  подобает мастеру.  Даже у  Пеменхата не  получилось  умереть  в
постели, хоть он и сделался почтенным трактирщиком. Даже Ристо...
   Карсидар едва  успел сообразить,  что его  опять  заносит  неведомо
куда, что  Пеменхат вполне  мог выжить  и  обосноваться  в  Люжтенском
княжестве, а Ристо все же не мастер, а конь, хоть и боевой. И чтобы не
поддаться новому  приступу бреда,  непослушной рукой  стер пот со лба,
встал на четвереньки, затем стиснул зубы, чтобы не закричать, рванулся
и принял вертикальное положение.
   Адская боль  выстрелила раскаленной  иглой из  левой голени прямо в
мозг. Карсидар  зашипел  сквозь  сведенные  судорогой  зубы,  взмахнул
руками, но  не устоял  и вновь  оказался на  четвереньках. Хорошо, что
рядом не  было ратников!  Должно быть,  жалкое зрелище  представлял из
себя воевода...  Правда, его  могли видеть издали, но в слабом отсвете
подернутых пеплом угольев не очень-то много разглядишь.
   Карсидар  повторил   героическую  попытку.   Теперь  он  действовал
осторожнее: подобрал  лежавший рядом с кучей хвороста меч, воткнул его
в землю и поднялся, опершись на него, как на костыль. Соответственно и
результат  был   лучше:  несмотря   на  пронзительную  боль,  Карсидар
удержался на  ногах и  даже смог  стоять довольно  прямо. А к нему уже
бежали три человека, радостно выкрикивая:
   - Воевода! Наши подошли! Наши!
   Карсидар все не мог понять, какие это "наши" подошли посреди ночи с
юга, пока  запыхавшийся  молодой  ратник,  опередив  двух  других,  не
объяснил сбивчиво:
   - Это  наши, которых  унесло... на  паромах... когда  татарва...  с
утра... вниз по реке... Вот.
   Слава Тебе, Господи Иисусе, хоть эти живы!
   Выдернув из  земли меч,  Карсидар едва  не упал, но, к счастью, был
схвачен под руки вовремя подоспевшими русичами.
   - Что  с тобой,  воевода? Рана беспокоит? Плохо тебе? Аль Вячко что
не так  сделал? - наперебой заговорили они. Очевидно, весть о том, что
старый ратник лечил Карсидара, уже облетела лагерь.
   - Ничего,  это я  так, со  сна, - солгал Карсидар, пытаясь говорить
как можно  более непринужденно.  - Не обращайте внимания. Лучше пойдем
туда, -  и кивнул  в сторону,  откуда раздавались  радостные возгласы.
Воины сделали  вид, что  поверили Карсидару.  Но все  же тот,  который
стоял по левую руку, не отошел и продолжал поддерживать раненого.
   - Пойдем,  - повторил Карсидар, после некоторых колебаний оперся на
плечо молчаливого воина, и все двинулись вперед.
   С каждым  шагом Карсидар  думал, что  у него  не  хватит  решимости
сделать следующий,  что ему  не вынести  кинжально-острую боль - и все
равно делал этот шаг, потом еще один, еще и еще...
   На берегу  Дона уже  собралась внушительная  толпа. Все были сильно
возбуждены, кричали,  смеялись, звучно  хлопали друг  друга по плечам,
тыкали кулаками  в грудь.  Карсидар приковылял  как  раз  на  середине
рассказа вновь прибывших, и им пришлось повторять все с самого начала.
   Когда татары  перерубили канаты  паромов,  воины  схватили  щиты  и
принялись  грести   ими,  чтобы   выбраться  на   берег.  Однако  дело
продвигалось плохо.  Щит -  это не  весло, плоты  были тяжелые,  да  и
татарские стрелы  время от  времени поражали  то  одного,  то  другого
гребца. К  тому же,  когда их  снесло немного  вниз, плоты  попали  на
быстрину, и  грести стало  гораздо труднее.  Правда, дикари прекратили
обстреливать их  и даже  не попытались  догнать плоты, передвигаясь по
берегу, чего гребцы, честно говоря, сильно опасались.
   Коварное течение  долго не  отпускало своих  пленников. Даже  после
того, как они столкнули в воду погибших под обстрелом, грести стало не
намного легче.  Когда первый  плот пристал  к берегу,  день был  уже в
разгаре. А  второй плот,  на котором людей осталось меньше, продолжало
нести течением. Возможно, воинам следовало броситься в реку и, держась
за поводья  коней, попытаться  достичь берега вплавь. Но вряд ли у них
хватило бы  сил плыть  с оружием  и в  кольчугах, да  еще  в  холодной
весенней воде.  Кроме того, в этом случае пришлось бы бросить на плоту
раненых.
   Итак, русичи  упрямо гребли  щитами, надеясь  причалить к берегу. А
воины с  первого плота,  видя их  усилия и посовещавшись, решили пойти
вниз по  течению, чтобы  соединиться с товарищами и возвращаться назад
вместе. В этом случае было больше шансов нарваться на неприятеля, но с
другой стороны,  большому отряду  русичей легче  выстоять в  схватке с
татарами.
   Воссоединились они  еще через  пару часов,  когда солнце перевалило
через зенит.  Вволю порадовавшись  тому, что им таки удалось выбраться
на берег,  воины пустились  в обратный путь. Нужно было торопиться, но
четверых серьезно  раненых пришлось  посадить  на  лошадей  и  пустить
животных шагом,  а пятого нести на самодельных носилках, поэтому отряд
продвигался довольно медленно.
   Сильнее всего  опасались встречи с татарами. Действительно, ближе к
вечеру они  наткнулись на  конный отряд ордынцев. Татары заметили их и
тотчас пустили лошадей галопом, на скаку выхватывая из колчанов стрелы
и накладывая их на луки. Русичи тоже поспешно схватились за сагайдаки.
Но вступать  в бой  не пришлось.  В тот момент, когда расстояние между
отрядами сократилось почти на выстрел и когда, казалось, стычки уже не
избежать, в  отдалении на  холме возник  всадник в рыжей шапке, что-то
пронзительно крикнул - и татары придержали разгоряченных коней, описав
небольшую  дугу,   развернулись  и   стремительно  умчались  вслед  за
всадником в рыжей шапке!
   К счастью,  с неприятелем  русичи больше не сталкивались. Поведение
татар красноречиво свидетельствовало о том, что они рады были вступить
в схватку.  И скорее  всего, выиграли  бы ее.  Однако человек  в рыжей
шапке,  по-видимому,  начальник,  остановил  готовых  ринуться  в  бой
всадников. Но почему?.. Русичи терялись в догадках.
   - Ну,  довольно говорить об этих шелудивых псах, - сказал Карсидар,
выслушав окончание  рассказа. -  Не допустил  их главный  до  драки  -
значит, испугался.
   - А  чего бояться-то,  - резонно  возразил "коновал",  укоризненный
взгляд которого Карсидар перехватил под градом стрел на середине реки.
- Нас,  почитай, жалкая  горстка, да  еще с ранеными. Эти нехристи нас
издали перестреляли бы, вот и весь сказ!
   - Точно, истинную правду Демид сказал, - загомонили остальные. - Мы
ж перед  ними как  на ладошке  были, ни  деревца кругом,  ни кусточка.
Лошадей на  всех не хватит, а пешему против конника биться тяжело. Там
бы мы и полегли до единого, кабы татарва не повернула вспять.
   - Да  что, утром  об этом  нельзя поговорить,  в самом-то  деле?! -
возмутился  воин,  поддерживавший  Карсидара.  -  Сейчас  уже  поздно,
давайте-ка спать, вон и воевода...
   -  Спасибо,  мне  уже  лучше,  -  поспешно  прервал  его  Карсидар,
опасаясь, что ратник скажет сейчас: "...вон и воевода ранен, стоять не
может". И умолк, пораженный внезапной догадкой.
   - Так ты ранен? - удивился "коновал" Демид. - Что с тобой?
   - Пустяки,  стрелой царапнуло,  - бросил  Карсидар,  вслушиваясь  в
собственные ощущения.  И опять ему показалось, что один из воинов едва
не сказал: "Вот так пустяки! Вячко и тот не в силах ничего поделать".
   Впрочем, это  лишь показалось. Карсидар по-прежнему не слышал чужих
мыслей, по-прежнему  не мог  сосредоточиться на  вправленном в  кольцо
голубом камешке,  хотя теперь  чувствовал себя  теперь гораздо  лучше.
Рана не  переставала болеть,  но  Карсидар  вполне  мог  опереться  на
простреленную ногу,  да и  жара уже  не ощущал. Это было неожиданным и
оттого очень приятным сюрпризом! Кроме того, почему поддерживающий его
воин промолчал?  Неужели Карсидар  сумел  заставить  его  попридержать
язык... Выходит,  татарский колдун  прекратил строить козни? Может, он
бежал отсюда?  Следил, когда  вернутся  русичи,  унесенные  на  плотах
течением, а теперь помчался к своим?
   Но с какой стати? Странно все это...
   Карсидар искренне  желал разобраться  во всем происшедшем, поэтому,
радуясь наступившему облегчению, сказал:
   - А  и правда,  нечего тут стоять! Некоторые из вас ранены, в самый
раз вам  погреться у костра, поесть да отоспаться. Небось намаялись, -
и отпустив плечо помогавшего ему воина, повернулся и бодро заковыляв к
лагерю.
   Однако  с  каждым  шагом  Карсидар  чувствовал,  как  левая  голень
наливается расплавленным  свинцом, а  бодрость улетучивается.  Наконец
остановился и позвал негромко:
   - Эй...
   Ратники бросились к воеводе, заговорили возбужденно:
   - Что? Что случилось? Опять тебе плохо?
   - Да  так... -  неопределенно сказал  Карсидар, но  тут же оперся о
плечи сразу двух человек и прохрипел: - Пить охота.
   В самом деле, теперь и во рту пересохло.
   - Я сейчас! - воскликнул один из воинов, бросаясь к реке, но тут же
остановился и  с досадой  воскликнул: - Эх, дурья башка! У меня ж даже
шелома нету...
   - Я  принесу, - вздохнул Демид, направляясь в темноту и стаскивая с
головы шлем. - Сейчас, Давид, сейчас...
   - Нет,  - сказал  Карсидар. -  Лучше отведите  меня к воде. Умоюсь,
глядишь, и полегчает.
   Поддерживавшие его  воины повернули  назад, за  ними увязались  еще
несколько  человек,   переживавшие  за   воеводу.   И   вот   Карсидар
почувствовал, как  с  каждым  шагом  боль  уходит,  свинцовая  тяжесть
сменяется неприятным,  но вполне  терпимым покалыванием,  а сухость во
рту  исчезает.   В  непосредственной  близости  от  воды  он  отпустил
провожатых, сам  сделал два  последних шага, лег на живот и с огромным
облегчением принялся пить холодную речную воду и умываться. Потом сел,
отряхнулся и объявил:
   - Вот что. Который из вас не сильно устал, пусть сбегает в лагерь и
приведет ко  мне Вячка.  Быстро. Также  принесите сюда  мои  вещи.  Я,
пожалуй, заночую здесь.
   Воины непонимающе переглянулись.
   - Здесь  мне больше  нравится, -  пояснил Карсидар  и  обратился  к
сопровождающим: -  Остальные пусть уходят, а вы останьтесь-ка со мной,
вчетвером веселее. Пусть принесут и ваши вещи, а вы разводите костер.
   И  пока  ничего  не  понимающие  воины  исполняли  его  приказание,
Карсидар еще  раз все обдумал и сопоставил ощущения, которые испытывал
в течение  дня. Сначала  он был  ранен, но старался не замечать этого,
насколько позволяли  обстоятельства, просто  обломал стрелу и дрался с
татарами наравне  с другими.  Затем вернулся к месту высадки и занялся
переправой. Тут  самочувствие Карсидара ухудшилось, однако он приписал
ухудшение непрерывному беспокойству по поводу притаившегося поблизости
колдуна и возможности нового нападения.
   А вот когда рубил ветки, собирал камни и хоронил Ристо, усталости и
боли в  ноге почему-то  не замечал. Опять же, это можно было объяснить
тем, что  Карсидар дал  волю  чувствам.  Горе  приглушило  болезненные
ощущения, которые  проявились вполне  лишь после возвращения в лагерь.
Здесь болезнь  окончательно победила  его, и даже Вячко не смог ничего
поделать.
   Так,  все  это  справедливо.  Но  как  можно  объяснить  теперешнее
улучшение? Да  еще столь  внезапное... Покинув  лагерь, Карсидар мигом
почувствовал себя  увереннее, даже  смог стоять  и  передвигаться  без
посторонней помощи.  А едва  повернул назад,  как  болезнь  навалилась
вновь. И,  наконец, удалившись  от лагеря  еще больше,  выйдя на берег
Дона, Карсидар  испытал истинное  облегчение. И  почему так не хочется
возвращаться обратно?
   Чудеса, да и только!
   Чудеса... колдовство...
   Объяснить изменения  самочувствия можно  было двояко:  либо дело  в
самом лагере,  либо в  ухудшении состояния  Карсидара  повинен  старый
ратник, читающий  малопонятные заклинания.  И пока  что подозрение  со
старика не  снималось, наоборот,  учитывая слова  тестя: "Пропащий это
человек,  лучше   держаться  от  него  подальше",  -  Вячка  следовало
проверить прежде всего.
   Пока же Карсидар не сомневался в одном: ему становилось хуже всякий
раз, как  он оказывался  в лагере;  ему становилось лучше за пределами
лагеря; среди русичей было два "колдуна" - сам Карсидар да Вячко... Но
если этот последний и в самом деле зловредный колдун,  почему Карсидар
прежде не чувствовал его тайную силу?..
   - Ты звал меня, воевода?
   Старый ратник  стоял перед  ним, озаренный  пламенем костра. Тут же
вернувшийся из лагеря воин складывал вещи Карсидара.
   - Посмотри рану, - коротко приказал Карсидар, подвинул левую ногу к
огню так,  чтобы она  была  хорошо  видна  и  одновременно  постарался
сосредоточиться на  пришедшем. Вячко  опустился на  корточки, стащил с
больной ноги сапог, размотал повязку. Ощупав рану, поднял на Карсидара
повеселевшие глаза, погладил выпуклое лысое темя и самодовольно изрек:
   - Вот  видишь, заклинание  - дело  верное! Уж если я постараюсь, то
непременно все будет, как надо. Тебе, я вижу, лучше?
   - Лучше, - подтвердил Карсидар.
   Но что-то в его взгляде насторожило Вячко. Старый ратник выпрямился
и спросил:
   - Аль случилось чего, воевода? Почто ты на меня так зыркаешь?
   - Это пустяки, не обращай внимания, - Карсидар отвел глаза.
   Итак, Вячко  здесь ни  при чем. Пусть Карсидар не может ясно читать
чужие мысли,  зато, судя  по всему,  уже способен  хотя  бы  угадывать
настроение и намерения людей. От старого "колдуна" не исходило никакой
опасности, это  уже было  очевидно. Кстати, пока Карсидар сидел здесь,
на берегу  Дона ниже лагеря, его ни разу не посетила мысль о возможной
татарской засаде  или возвращении  злокозненного колдуна-разведчика...
если такой  вообще имелся  и бежал отсюда, едва вернулись унесенные на
плотах русичи.
   А  вот  при  мысли  о  возможном  возвращении  в  лагерь  Карсидара
охватывала легкая  паника. И  раз так, дело все же в лагере, то есть в
выбранном для  него месте.  Но что  там такого  особенного?  Ничем  не
примечательный кусочек  берега, на  который высадилась  часть русского
войска. Ну,  схватились они  утром с  татарами, так  их теперь  и след
простыл. Да  и что  это за  схватка была?  Так, перестрелка  из луков,
короткое преследование,  три обрубленных  паромных каната,  вот и все.
Проклятые ордынцы исчезли, убитых отволокли подальше, а...
   Вот в этот самый миг Карсидара и озарила внезапная догадка. О боги,
о Господи  Иисусе... как  же он не додумался прежде?! Надо было просто
вспомнить, с чего все началось!!!
   - Воевода... Эй, воевода!
   Карсидар  поднял   совершенно  безумные  глаза  на  Вячка,  который
тормошил его за плечо, посмотрел на остальных и прохрипел:
   - А  ну-ка... сбегайте в лагерь и принесите мне несколько татарских
стрел... Живо!
   - Да  на что  они тебе  сдались, стрелы  эти? -  искренне изумились
воины. - А ежели тебе стрела нужна, так у нас есть...
   - Нет,  мне нужны  татарские стрелы,  а не  ваши, -  уже  спокойнее
подтвердил Карсидар.  - Их там полным-полно. На берегу поищите, просто
на земле.
   - Так ведь ночь уже, может, утром...
   - Сейчас! - в голосе Карсидара были и боль, и угроза.
   Один из ратников мигом бросился исполнять его распоряжение.
   - Да объяснил бы ты, в чем дело, - неуверенно попросил Вячко.
   - Мог  бы и сам догадаться, - сказал Карсидар и добавил насмешливо:
- А еще колдун...
   Старый ратник  обиженно вскинул голову и воскликнул, сверкая серыми
в желтую крапинку глазами:
   - Я не колдун, я обыкновенный знахарь!
   - А,  не все  ли равно,  - махнул  рукой Карсидар,  отвернулся и  в
ожидании ушедшего воина стал вглядываться в темноту.
   Вячко хотел вновь наложить ему повязку, но Карсидар обронил:
   - Погоди,  успеешь, - и замолчал, прислушиваясь, не возвращается ли
посланный в лагерь воин.
   Похоже, на  этот раз  он  угадал  верно.  Татары  не  знали  точно,
останется ли  воевода на правом берегу или в числе первых высадится на
левый, поэтому ударили сразу с двух сторон. Но раз они не знали точно,
где находится  Карсидар, то должны были д