лся сосредоточиться  на камешке кольца, чтобы наконец проникнуть в
потаенные помыслы  Зерахии, раз  и  навсегда  разрешить  мучившие  его
сомнения.
   - Как  с чего  взял! -  изумился Зерахия.  - Просто Адонай направил
меня к дому возлюбленного Своего чада Давида, который в отъезде. А мне
самому откуда же знать...
   Карсидару хотелось  смеяться и вместе с тем выть от тоски. Смеяться
- потому  что перед  ним стоял  не кто  иной, как личный представитель
Господа Бога, полоумный торгаш, едва сводивший концы с концами. Выть -
потому что  очередная попытка  проникнуть в  помыслы Зерахии успеха не
имела.   Опять    скольжение   по    поверхностным   кристально-чистым
намерениям... Хотя  каких глубоких  мыслей можно  ожидать  от  идиота,
только и умеющего произносить безумные речи да размахивать руками, как
ветряная мельница?
   Но Зерахия  определенно знал  об опасности!  А  откуда?  Даже  если
предположить совсем невероятное - что шепетек как раз и есть тот самый
человек, который  должен похитить  Андрейку и  отдать в  руки высокому
хайаль-абиру, -  разве он только что не выдал себя с головой?! Открыто
признаваться в  намерении быть  поближе к  дому "колдуна" Карсидара...
вообще проявлять  интерес к его домашним... Нет, это слишком! Никто не
станет нанимать сумасшедшего для исполнения столь деликатного дела.
   Внезапно Карсидар  испытал острый  приступ  ненависти  к  шепетеку,
смешанной с  отчаянием от  осознания собственного  бессилия перед ним.
Единственный выход  - немедленно  расправиться с  ни на  что  негодным
червяком в  людском обличии!  Карсидар собрал  всю силу воли, заглянул
прямо в  ненавистные карие глаза, как смотрел когда-то в глаза негодяю
Менке - и!..
   И ничего не произошло. Вернее, ничего не произошло с Зерахией. Зато
у Карсидара случилось нечто вроде мгновенного помрачения рассудка, а в
следующую секунду  чахлое  деревце  за  спиной  шепетека  переломилось
пополам. Его  верхушка отлетела шагов на десять назад. С сухим треском
небольшой сучок  отскочил в  противоположную сторону  и угодил прямо в
лоб Карсидару.  Копошившаяся  в  пыли  стайка  воробьев  вспорхнула  с
громким писком.  Не переставая разглагольствовать, Зерахия с интересом
оглянулся,  чтобы  узнать,  что  это  раскололось  за  спиной.  Увидев
сломанное дерево, он пожал плечами и обратился к Карсидару:
   - Поутру, проходя мимо, увидели, что смоковница засохла до корня...
Не слишком  ли ты  много на  себя берешь,  Давид? Учти,  ты не  Йешуа.
Впрочем, хорошо  хотя бы  то, что  ты не поджег дерево. В такую жару в
Киеве только пожара не хватало. Чего доброго, полгорода выгорит.
   Карсидар размахнулся  и влепил  шепетеку  увесистую  пощечину.  Тот
растянулся на  земле, нелепая  шапка слетела  с головы  и откатилась в
сторону. Но заговорил иудеянин по-прежнему любезно:
   - Ай,  Давид, ты  должен знать,  что за  обижающих, притесняющих  и
врагов надлежит  молиться! Что  по Ветхому,  что по  Новому Завету,  -
потирая мигом  вспухшую щеку, Зерахия улыбнулся и принялся озираться в
поисках шапки. - Тем более, ты мне не враг, а лишь заблудший а'ид. Что
же касается непосредственно слов Йешуа, то в нагорной проповеди...
   - Пошел к черту!!!
   Карсидар был  уже в  седле и  изо всех  сил хлестал Желму уздечкой.
Кобыла резко  рванулась, чуть  не налетела  на забор, а Карсидар чудом
удержался от падения.
   - Он  велел не  противиться злому.  И если  тебя ударили  в  правую
щеку... - голос шепетека заглох где-то сзади.
   Случившееся  можно   было  объяснить   лишь   огромной   усталостью
Карсидара. Надо  же так  промахнуться, чтобы  угодить в деревце вместо
этого идиота! Не-ет, довольно. В таком состоянии нельзя отправляться в
долгий и  опасный путь  на запад.  Быстрее домой,  чтобы  успеть  хоть
чуть-чуть отдохнуть перед дорогой!
   Так что он там придумал насчет тумана?..





Глава XXII. КОНЕЦ СМУТЫ



   Потрудиться  на   севере  пришлось   изрядно.  Здешний  люд  вконец
распоясался и  поднял руку на князей, а это случалось на Руси нечасто.
Безусловно, такие  деяния нельзя  было  оставить  безнаказанными.  Как
жестоко великая  княгиня Ольга в свое время отомстила за смерть Игоря!
Древлянских послов  в бане  заперла и  живьем сожгла,  других в ладьях
умертвила, чтобы  души мятежников, повинных в убийстве ее мужа, попали
к черным  богам. И  удовлетворенно вздохнула,  лишь когда  подожженный
голубями Искоростень превратился в пепелище. Воистину княжеская месть!
   Но если  Игоря убили  из-за непомерной, как считали древляне, дани,
то Андрею  Ярославовичу пришлось  расстаться с жизнью по гораздо более
серьезному поводу,  а вот  Владимир Константинович  пострадал без вины
виноватый. И  пусть суздальцы  не во  всем были  правы, в  душе Данила
Романович был  им даже  благодарен. Еще бы! Бунтовщики избавили его от
вздорного юнца,  который  в борьбе за власть продал поклонникам сатаны
Христову веру  и готов  был позволить  иноземцам топтать  землю  своих
дедов и прадедов.
   Ну, на  самом-то деле  увивавшиеся вокруг  Андрея доброхоты не были
антихристами, как не был наместником сатаны пославший их папа Римский.
Но подобные  кривотолки были  на руку Даниле Романовичу, и он вовсе не
возражал, чтобы  эта сказка  для дурачков  жила и  укоренялась в  умах
простолюдинов!
   Русский король  и  повел  себя  соответственно.  Прежде  всего,  он
посулил за  живого или  мертвого предводителя  "собакоголовых"  щедрую
награду. Через  три дня разбуянившиеся угличане сами приволокли к нему
Никиту. Данила  тут же  велел допросить  всех с  пристрастием, отобрал
тех, кто  участвовал в казни углицкого князя, и вместе с бывшим ловчим
велел утопить их в Клязьме, руководствуясь мудрым библейским правилом:
"Око за  око, зуб  за зуб". Обещанные за Никиту десять гривен серебром
он отправил  на дно  реки, дабы собравшиеся на берегу люди видели, что
король сдержал свое слово и сполна расплатился с угличанами.
   После расправы  с  предводителем  и  его  ближайшими  приспешниками
преследования  вдовы   Владимира   Константиновича   прекратились.   И
"собакоголовые" как-то  сразу присмирели,  а затем рассеялись. Правда,
часть из  них скрылась  в лесах  и стала  промышлять  самым  настоящим
разбоем, однако  Данилу это  не  очень-то  беспокоило.  Главное  -  он
показал, что  на Руси  никто не смеет безнаказанно покушаться на жизнь
правителя.
   Видя это, суздальцы начали опасаться, что король станет мстить и за
смерть князя  Андрея. Но  как раз  в  этом  Данила  Романович  проявил
непостижимую забывчивость,  хотя на словах осуждал убийц. Причастные к
расправе на  Андреем гридни вздохнули с облегчением, когда расправы на
бунтовщиками  прекратились,   и  король   вплотную  занялся   подбором
кандидатуры на великокняжеский стол..
   Уже  само   собой  подразумевалось,   что  Данила   Романович  взял
Суздальскую землю под свою руку, и против этого никто из князей и бояр
открыто возражать  не посмел.  Но  взять  легко  -  куда  как  труднее
удержать взятое.  Королю  нужен  был  на  владимирском  престоле  свой
человек, всецело  преданный идее единого русского государства; человек
сильный и  решительный, способный  укрепить шаткую ныне власть Киева в
северных землях.  Лев для  этой роли  не годился.  Он был  еще слишком
молод, к  тому же Данила вообще считал нецелесообразным выдворять сына
из Киева.  Русичи должны видеть в своем наследном принце полноправного
соправителя всего  королевства, а  не отдельной  его части,  -  только
таким образом можно было утвердить нарождавшуюся династию.
   В конечном  итоге король остановил выбор на своем младшем брате. Не
говоря уж  о том, что Василько Романович всегда стоял горой за Данилу,
и опасаться  от него  каверзы не  приходилось, он  к тому  же имел все
законные основания претендовать на владимирский стол - через свою жену
Дубравку Юрьевну,  внучку Всеволода  Большое Гнездо! Юрий Всеволодович
как раз  был великим  князем в  момент татарского нашествия. Он пал от
рук ордынцев, и только после его смерти на престоле утвердился Ярослав
Всеволодович.
   Данила заявил  о своем  решении местным  боярам и удельным князьям,
которых собрал  в гриднице  занятого им  дворца.  Ясное  дело,  те  не
посмели поднять  короля на смех, но все же выразили вежливое удивление
по поводу  того, с  какой стати  мономаховичи-мстиславичи  зарятся  на
наследство  мономаховичей-юрьевичей.   Тогда-то  Данила   Романович  и
преподнес северянам сюрприз.
   - А  про Дубравку Юрьевну забыли? - строго спросил он. И в краткой,
но прочувствованной  речи дал  суздальцам понять, что покойный Ярослав
Всеволодович в самом прямом смысле обобрал наследников своего старшего
брата, перехватив  власть в великом княжестве. Его сын покрыл свое имя
несмываемым позором,  и это  является наилучшим  доказательством того,
что Андрей  Ярославович сидел  не на  своем месте. Только потомки Юрия
Всеволодовича достойны  княжить здесь.  Из его  детей в живых осталась
лишь  княгиня  Дубравка,  поэтому  необходимо  восстановить  попранную
справедливость, доверив  престол зятю человека, который погиб, защищая
родную землю  от  диких  орд.  Кстати,  Дубравка  Юрьевна  и  Василько
Романович уже покинули Володимир, что на Волыни, и теперь направляются
сюда, в Володимир-Суздальский.
   Бояре и  князья призадумались.  Ни один  из них  не брал Дубравку в
расчет, поэтому спорщики готовы были выслушать какие угодно претензии,
только не  эти. К  тому же,  хоть  намерения  Данилы  Романовича  были
предельно ясны, с победителем самого Бату не очень-то поспоришь...
   В конце  концов дело  решилось так  же, как  зимой сорокового года,
когда Данила  Романович объявил  себя государем земли Русской: нашлись
уступчивые  слабохарактерные   бояре  и   удельные   князья,   первыми
объявившие о  полном согласии с королевской волей. После этого и более
решительные уступили.  Ну, а  с самыми  строптивыми Данила  готов  был
"договориться" с помощью войска!
   Казалось, волноваться  больше нечего,  остается только  праздновать
победу. Как  вдруг  поползли  смутные  слухи  о  нападении  на  Волынь
мазовшан, а  вслед за  тем явился  гонец, подтвердивший это известие и
привезший королю  донесение Льва  об обстановке  на  западных  рубежах
страны и о принятых в связи с нападением мерах.
   Данила Романович  никак не  мог решить,  что  делать  дальше.  Если
бросить дела  на севере и срочно отправиться на Волынь, чтобы проучить
зарвавшихся   мазовшан,    замечательный   план   по   возведению   на
великокняжеский стол  брата Василька  шел  прахом,  ибо  в  отсутствие
короля неугомонные  потомки Всеволода  ни за что не захотят признавать
права Дубравки  Юрьевны и  обязательно вновь  передерутся. Да и с чего
уезжать? Действия  сына Данила  находил совершенно  правильными. Кроме
того, в  послании Льва  не было  и намека  на испуг или растерянность.
Может, все и так обойдется?
   Но вдруг  эта уверенность  напускная? Если Лев или воевода Димитрий
допустят малейшую  ошибку, западные  уделы королевства могут оказаться
во власти захватчиков. Кто тогда станет считаться с русским королем?!.
   Поэтому, выбрав  из двух  зол меньшее,  Данила Романович оставил во
Владимире  только  что  прибывших  брата  Василька  с  женой,  передал
приведенные тысячи  в их распоряжение, а сам с двумя десятками гридней
помчался в  Киев. Дурные предчувствия мучили короля. Он вспоминал день
коронации, желчного  Прохора и  его рассказ  о приготовлениях латинян.
Выходит, Данила  угадал  намерения  крестоносцев.  Не  собирались  они
нападать  на  Никейскую  империю  или  другие  греческие  государства!
Главной их целью была Русь. Ах, почему он тогда же не завернул ушедшее
к Тангкут-Сараю  войско? Пока можно было догнать Давида... Правда, Лев
отправил к  нему гонца, но какой в этом прок? Даже если вестовой будет
загонять по  три лошади  в день,  он и  то не  успеет вовремя пересечь
дикую степь,  по которой  к тому  же гуляет  татарва. Поздно,  слишком
поздно посылать за Давидом!..





Глава XXIII. РАЗГРОМ



   Погода окончательно  испортилась. Мало  того, что  за последние два
дня резко  похолодало и небо затянули сплошные низкие тучи, из которых
непрерывно сеялся  противный мелкий  дождичек. Так  еще и  туман  этот
приполз неведомо  откуда и  растекся по  окрестностям, словно в разгар
осени! Отвратительная сырость.
   Зато войну  можно было  считать выигранной,  и это  главное! Русичи
явно не  ожидали нападения.  Правда,  воевода  новоиспеченного  короля
Данилы,  легендарный   колдун  Давид  организовал  сторожевые  отряды,
которые в  первые дни  здорово мешали,  не давали развернуться. Однако
войска у русичей было слишком мало, чтобы сдержать натиск многих тысяч
латников и  закованных в  броню всадников.  Был бы  на  Волыни  король
Данила, он сумел бы организовать отпор. Или местный князь, или хотя бы
тот же  Давид. Но  король отправился  далеко на  север Руси, волынский
князь Василько  уехал туда  же по его вызову, сын и соправитель Данилы
Лев сидит в Киеве, воевода Давид повел армию против татар. А наместник
Судислав решил, что обойдется володимирской дружиной и ополчением и не
стал командовать  сторожевыми отрядами,  поскольку втайне считал затею
воеводы Давида глупой прихотью.
   Результаты разлада не замедлили сказаться. Сторожевые отряды только
замедлили продвижение  мазовшан, но полностью помешать им не смогли. А
таланта боярина  Судислава хватило  лишь на  то,  чтобы  запереться  с
войсками и  частью потрепанных  тысяч в  Володимире.  Теперь  волыняне
забились в  город, как  сурки в  норы и боятся даже кончик носа оттуда
высунуть. Правда,  столицу взять пока не удалось. Сбрасывать со счетов
загнанные туда  войска ни  в коем  случае не  следовали.  Кроме  того,
мазовшане узнали, что сюда движется спешно собранная Львом дружина под
предводительством воеводы  Димитрия, известного своей отвагой и ратным
мастерством.
   Однако это  их не сильно испугало. Прежде всего, мазовецких рыцарей
собирался поддержать  польский король. Даже сейчас среди мазовшан было
очень много  поляков -  не может же сюзерен бросить на произвол судьбы
своих вассалов  и не  прислать им  помощь! Но  самое главное,  в войну
должны  вступить   немецкие  рыцари   под   предводительством   самого
гроссмейстера ордена  воинов Христовых,  непревзойденного Гартмана фон
Гете. Так  что Димитриевой  дружине и  угорцам (если  король  Бэла  не
станет отсиживаться  за Карпатскими  горами, а  ввяжется в  драку)  не
поздоровится. Однако  ими уже  займутся поляки  и  немцы,  они  пойдут
дальше на  восток покорять  еретиков-русичей и  наворачивать их в лоно
святой католической  церкви, в  то время  как безземельным  мазовецким
рыцарям достанутся все захваченные волынские уделы.
   Пока самонадеянный Судислав отсиживался в Володимире, мазовшане, не
снимая осады  со столицы  княжества, продолжали  развивать свой успех.
Произведя разведку  и  взвесив  все  "за"  и  "против",  часть  войска
завернула обратно,  чтобы  взять  наконец  непокорный  Холм,  а  самые
отборные отряды  двинулись дальше  на восток.  Вопреки  первоначальным
планам, на  Галич решено  было не  идти. С  дня на день в войну должна
была вступить Польша, и мазовшане не хотели ссориться со своими южными
соседями, отнимая  у них из-под носа лакомый кусок. Земли много, ее на
всех хватит.
   ...И вот  уже двое суток около четырех с половиной тысяч пехотинцев
и одиннадцать  сотен рыцарей продвигались вглубь территории княжества.
В первый  же день  они разграбили и сожгли несколько селений. "Развели
костры, чтобы  согреться", -  шутили бравые  рубаки. Кроме  того, весь
найденный в погребах мед был выпит, что только подняло настроение.
   На второй  день поводов для радости стало меньше. Если бы дело было
только в  том, чтобы  пройти  вставший  на  пути  войска  лес!..  Нет,
мазовшане не  боялись забрести  в непролазную чащу. Подлесок здесь был
низкорослый и довольно редкий, завалов на пути пока что не попадалось.
Им даже не довелось прорубаться сквозь кусты, как опасались некоторые.
Но когда между стволами толстых дубов поползли слоистые белесые волны,
люди забеспокоились и помимо воли стали принюхиваться: уж не пожар ли?
Вдруг густые клубы, отдаленно напоминающие растрепанные кудели шерсти,
являются предвестниками  страшного бедствия!  Но гарью  совершенно  не
пахло. То был обыкновенный туман.
   Мазовшане продолжали  идти, а  туман сгустился,  из легкой  белесой
дымки превратился  в плотную  молочно-белую стену  с сероватым отливом
около земли. Промозглая сырость стала непереносимой.
   - Вот бы еще согреться! - шутили пехотинцы.
   Благородные всадники хранили высокомерное молчание.
   Между тем  вокруг стали  происходить странные  вещи. Туман приобрел
отчетливый голубой  оттенок и весь светился, мерцал мириадами блесток.
В таком  тумане недолго  и заблудиться!  Даже на  расстоянии вытянутой
руки ничего  не было  видно. У  людей возникло  ощущение, что с каждым
шагом они  переносятся  чуть  ли  не  на  край  света.  В  голубоватой
мерцающей дымке совершенно невозможно было определить, в какой стороне
находится солнце.  Некоторым казалось,  что  светило  сошло  с  ума  и
носится над головой кругами, и если бы не стоявшая на месте земля...
   Да и земля менялась прямо на глазах! Местность стала холмистой, все
чаще под  ногами скрипели  каменные осыпи,  а вместо  плавных речушек,
озер и  болот путь  преграждали мелкие, но быстрые потоки с невероятно
холодной  водой.  Лиственные  деревья  исчезли,  сменившись  какими-то
стройными хвойными. Их верхушки нельзя было рассмотреть опять же из-за
треклятого тумана.
   Наконец  пришлось   остановиться,  потому  что  идти  дальше  стало
немыслимо.  Вряд   ли  стоило   опасаться  засады   или   встречи   со
значительными силами  русичей. Да  и если  попадутся враги,  как можно
драться в  таком тумане!  Теперь голубые  блестки погасли,  и он опять
превратился в  обычную молочно-белую  пелену, абсолютно  непроницаемую
для зрения.  Обмениваясь  нелестными  замечаниями  насчет  странностей
погоды, все  принялись собирать  отсыревшие смолистые  ветви, сучья  и
порыжелую прошлогоднюю хвою, чтобы развести костры.
   И надо  же! Не  успели самые  сноровистые добыть  огонь, как  туман
начал редеть.  Мазовшане решили  немедленно сниматься  с  места,  пока
можно продвинуться  хоть  немного  вперед.  Когда  погасли  загадочные
блестки,  стало  видно,  что  день  близится  к  вечеру.  А  вдруг  до
наступления темноты повезет наскочить на какое-нибудь селение, которое
можно ограбить! Всадники вновь оседлали коней, пешие торопливо сбились
в колонну, больше напоминавшую беспорядочную толпу. Тронулись.
   Кругом темнело. Хорошо еще, что появилась дорога. Правда, пролегала
она уже  не по  лесу, а меж двух холмов с довольно крутыми склонами. К
тому же, камней стало побольше. Да каких крупных...
   Дорога кончилась  совершенно внезапно.  Холмы слились друг с другом
наподобие полумесяца,  в который  и уперлась  каменистая тропа. Дальше
был тупик. Более всего это напоминало дно огромного оврага.
   Передние всадники  остановились, поскольку  взбираться по  круче  с
лошадьми  было   немыслимо.  Ехавшие   и  шедшие   позади   постепенно
подтягивались  к   ним,  еще   больше  увеличивая   беспорядок.  Стали
совещаться, как  поступить дальше,  хотя в  общем было ясно, что нужно
повернуть назад, и чем скорее, тем лучше.
   - Интересно,  в какую  это глушь  нас занесло?  -  довольно  громко
спросил кто-то.
   И тут случилось нечто уж вовсе невероятное. В лицо сбившимся в кучу
мазовшанам дунул  сильный ветер, который вмиг прогнал не только туман,
но даже часть низких облаков. И тогда все увидели, что войско стоит не
в овраге,  а на дне урочища, зажатого со всех сторон самыми настоящими
горами! В  этаком "каменном  мешке". Но  что хуже  всего -  сверху, на
неприступных скалах  было полным-полно  каких-то воинов!  И не  успели
мазовш