, махнул мечом, и
отхватил ему все три головы за раз. Подлетает второй змей, ударил Ивана,
тот по пояс в землю вошел. Но была еще сила в руках богатырских.
Размахнулся с плеча и отсек все головы змеевы уродливые. Упали они на
камень и кровью черной все окрест залили.
  Третий змей налетает, а Иван уж по пояс в камне сидит. Хоть и силушки уже
не много осталось, но не просит он у змея роздыху. Как набросился на
богатыря змей, Иван примерился и вспорол брюхо ему. Рухнул змей издыхающий
рядом с богатырем, а тот размахнулся еще раз и отсек ему все головы.
Содрогнулись небеса над царством змея шестиглавого, ударили молнии
ветвистые на равнину каменную, погибли слуги его верные.
  Поднатужился Иван Громобой, богатырь из Белоозера, напряг свою силушку
остатнюю и вылез из камня крепкого на поверхность. Стоит - на ветру
качается, силы его последние покинули. "Как же, - думает, - я с хозяином
сего царства биться буду, матушку мою родимую выручать стану, ежели еле на
ногах стою(" Вспомнил он тут про чарку заветную колдовскую. Достал ее - а
она уж полная. Отхлебнул один раз, чует, силы столько стало, что валун
огромный в три обхвата, правой рукой поднять сможет и далече кинуть.
Отхлебнул второй раз, чует, силы опять прибавилось: может дуб столетний с
корнем из земли вытянуть и пополам переломить легонько. Отхлебнул в третий
раз - все ему нипочем стало.
  Содрогнулись тут горы великие, посыпались с них камни тяжелые. Подул ветер
сильнее прежнего. Осветилось небо всполохами яркими. То сам хозяин царства
сего - змей о шести головах из дворца своего на битву с Иваном вылетел.
Тело его, чешуей покрытое, полнеба занимает, хвост острый за гребни скал
задевает, а головы ужасные пасти острозубые скалят. Опустился змей к
богатырю и говорит:
  - Супротив кого, ты, Иван, песий сын, решил войной пойти( Да мне тебя
только на один зуб укусить и то мало. Привел бы ты с собой еще богатырей -
вот тогда бы я откушал на славу!
  - А ты не похваляйся раньше сроку вражина, - отвечает ему Иван, - я тебе
поперек горла встану, не проглотишь! Готовься лучше к бою своему
последнему, ибо смерть твоя пришла.
  Рассмеялся змей о шести головах, аж скалы закачалися.
  - Где тебе мужику лапотоному меня, змея шестиглавого, победить!
  - Слуг твоих побил, и тебя побью!
  Тут сошлись они в битве тяжкой смертной. Стали наносить друг другу раны
великие. Но Громобой не зря воды из чарки напился. Ударит змей - ему все
нипочем, только закачается от натуги великой. Зато сам как мечом не
рубанет - змей с головой распрощается. Когда у змея из шести только три
головы осталось взмолился он и говорит:
  - Дай мне Иван, роздыху полмгновенья!
  Дал ему Иван передохнуть, а тот вдруг схватил свои три головы, да другим
трем в пасти сунул. Съел их и снова приросли головы, будто и не отсекал их
Громобой. Стоит перед ним опять чудо-юдо шестиглавое, похваляется:
  - Обманул я тебя дурака лапотного! - змей хохочет.
  Ничего не сказал Иван, зубы стиснул и снова бой начал. Сошлись они еще
раз. Змей ударит, а Иван только покачнется, сам рубанет - у змея голова с
плеч. Не прошло и времени малого, а у змея опять три головы осталось.
Запросил он сызнова роздыху. Но Иван говорит:
  - Не дам я тебе роздыху, вражина! Я по смерть твою пришел.
  И отсек ему все три головы остатние. Тут и смерть пришла шестиглавому царю
змею. Содрогнулась земля сильнее прежнего, трещины поползли по ней словно
змеи длинные, горы рушиться стали. Из шести пять скал обрушились, только
одна осталась, на которой змеев дворец стоял. Огляделся Иван, победитель
змея, видит по дороге, что из дворца змеева вьется вкруг горы, бегут к
нему люди разные во множестве. Пошел он к ним на встречу и говорит:
  - Вы идите люди добрые в конец царства до самого края скалы, там найдете
орла великокрылого, там меня и дожидайтеся. А я скоро буду, только матушку
разыщу.
  Поднялся Иван во дворец змея остробашенный, прошел по комнатам злата
полным и в последней комнате увидал мать свою. Сидела она на полатях
царских в исподней одежде, вся в слезах горючих. Подскочил к ней Иван
встал рядом на колени и говорит:
  - Не плач матушка моя родная, спас я тебя из лап змеевых. Теперь ты
свободная, и пойдем мы с тобой в наш дом родной.
  Поднялась тогда Услада и говорит:
  - Не брани ты меня сын мой родной, не пойду я с тобой. Случилась у меня
судьба страшная непонятная. Украл меня много лет назад змей шестиглавый и
принес в свое царство далекое. Оженился на мне насильно и при себе жить
оставил. С тех пор жилая я здесь, как его жена. И случилось так, что
полюбила я змея злого пуще батюшки твоего доброго, им убитого. И ничего
больше не желала я. А теперь пришел ты освободить меня и убил мужа моего
любимого. И нет мне пути отсюда никуда.
  Отшатнулся Иван, ушам своим не веря, в ужасе огромном. А Услада вдруг
подбежала к окошку высокому, что над пропастью находилося, и вниз со всего
маху бросилась жизни себя лишив о камни острые.
  Вышел Иван в страхе великом из палат змеевых и сломя голову бежать
бросился вон из царства сего. Долго бежал, пока не достиг края скалы, где
его люди спасенные дожидалися. Был там и орел Илидор. Посадил он всех на
свои крылья могучие и отнес вниз. Как достигли они своего селения, пришел
в кузню Иван Громобой, бросил на земь меч богатырский, и тридцать лет до
него не касался. А сам богатырь тридцать лет в избе лежал не вставая, и
людей никого не видел.




                                  Глава шестая


  Угроза из-за моря

  А в ту пору в дали далекой, что лежит за двумя морями великими от земли
русской, дозревали дела черные. Властелин мавров заморских Кабашон готовил
полчища свои дикие к походу в славянские земли. Уже тыщи шатров
раскинулись по брегам южным моря средь земель лежащего, и горячие ветры
трепали черные с серебром стяги злодейские. Корабли крепкотелые, оружьем и
едою груженые, почти готовы были к отплытию. И страшенные драконьи головы,
что венчали носы корабельные, смотрели глазами злыми на северо-восток.
Туда, где ждала злодеев пожива великая. А со всех концов дикой Африки, и
других земель близлежащих, Кабашону подвластных, стекались к столице его
Грандахаргу несметные полчища воинов.
  Шли сюда югорды, обитавшие в песчаных землях, средь камней голых. Не имели
они ни домов, ни скота, лишь войны да убийства себе подобных составляли их
жизнь короткую. Бога истинного они не ведали, а превыше всего почитали
Гаджу - королеву змей. Каждый воин югордов нес на груди своей татуировку,
где была видна голова ее узкая с жалом раздвоенным смертоносным. Ни семей
ни родни югорды не ведали, жили в пустыне скопом, и детей, при этом
рожденных, учили убивать и не знать жалости с малолетства. Весь мир, под
палящим солнцем лежащий, был их врагом. Оттого и жила в сердцах югордов
злоба великая ко всему живому и на них не похожему. Вел их в прибрежный
Грандахарг предводитель Урман, верховный жрец Гаджи. И не было среди
югордов воина более лютого, чем Урман.
  Много лет назад пришел во владения югордов властелин мавританский Кабашон
со своим воинством, в кожу стальную закованным. Треть югордов извел в
битве внезапной и неравной, другую треть из пленников смерти предал на
кострах в устрашение всему народу пустынников, а остальных рабами своими
сделал и воинами. И с тех пор по первому зову Кабашона сбирались югорды
под его знамена черно-серебристые и творили столько зла, сколько велел им
властелин мавританский. Но не сильно они тому тревожились, ибо смерть
людская была им мила.
  Шли в прибрежный Грандахарг из земель к западу от пустыни раскинувшихся
дужары, народ поклонявшийся зверям хищным африканским. Богом своим дужары
считали тигра Арграза. Племена их были многочисленны потому что рождались
тысячами, а умирали сотнями. Вели племена сии жрецы Арграза, а верховный
средь них был - Ражхан. Облаченный в тигриную шкуру, несмотря на великий
зной и лучи солнца палящие словно копья, шел Ражхан впереди своего народа
издавая крики звериные, взывая к духу Арграза о помощи в предстоящем
походе. А несметные полчища воинов дужарских отвечали на его крики криком
тысячекратным, от которого буря песчаная подымалась над землями
африканскими. Воины дужарские были ростом великие и телом мощные. Чтобы
быть подобными богу своему хищному, красили они тела в красно-черные
полосы. Имели все в правой руке копья длинные с плоскими острыми
оконечниками, по краям коих шли зубцы тонкие. Оконечники же были ядом
пропитаны, и несли смерть даже от раны малой. В левой руке у каждого было
по щиту древесному.
  Много лет назад покорились они Кабашону, пришедшему с войском своим на их
земли. Но не числом взял Кабашон, не саблей кривой победил, хоть и
умертвил он дужар во множестве. Пленил он их бога тигриного и на цепь
посадил перед шатром своим. Увидав сие могущество побросали отравленные
копья воины дужарские и Ражхан первый приполз целовать ноги властителю
мавританскому. Раз уж сам Арграз Кабашону покорился - бессильно будет
любое оружие и войско против него. С тех пор поклонялись дужары не только
Аргразу, но прежде всего своему хозяину новому - Кабашону.
  Вслед за дужарами шли в Грандахарг племена саршарские. То были воины
жестокие из земель приморских. Кораблей однако они не ведали, домы их были
утлые, а хозяйство убогое. Однако считались они первейшими в деле ратном,
ибо поклонялись богу смерти - Огу. А потому не верили в смерть и сами не
умирали, а только в царство к Огу переселялись, лишившись тела своего на
африканских просторах. Если не случалось войн и битв для того переселения
долго, то приносили они богу смерти в жертву своего соплеменника. А убив,
съедали его тело сочное. Людоеды сии ужасные, богу противные, милы были
однако царю Кабашону за то, что стреляли из лука сильнее других и дальше.
Воевать могли саршары и на земле твердой и на кораблях в дали от берегов
своих ибо считали царством Огу все земли на свете и питались сами собою.
Потому не было нужды покорять их Кабашону, а хватило только призвать их на
битву долгую, где Огу пожнет жатву великую. Захватили саршары свои луки
огроменномощные и пошли в Грандахарг по берегу. Вел их Ом, людоед и
стрелок первейший.
  К закату одного из дней летних, особенно жарких, все воинство несметное
достигло окрестностей Грандахарга и встало вкруг него лагерем на холмах.
Великий град южный Грандахарг - столица Кабашонова, - стояла на брегах
моря средь земель лежащего. Десять башен черных, соединенных стенами
высокими, обороняли сию твердыню злодейскую от набегов. Пристань огромная,
у которой до сотни кораблей могло стоять, далеко в море выдавалась. На
стенах и башнях стояли слуги верные и вдаль смотрели, не придет ли угроза
какая. Но не было в то время вокруг Грандахарга ни единого народа, что
дерзнул бы супротив властелина мавританского выступить. Дикий ужас внушал
он рабам своим, и держал в страхе все народы, по границам его и даже за
морем живущие, ибо простирались владения кабашоновы далеко за море
глубокое.
  Сарацины цвет мавританского воинства составляли. Были они смуглы на лицо,
но не столь черны как мавры-пустынники, ибо смешалась в них кровь
африканская с кровью арабской и белой кровью византийских жителей. Многие
из них обладали видом сходным с жителями земель восточных. Средь бойцов
диких славились сарацины дикостью непомерной, средь храбрых - храбростью
великой, средь отчаянных были всех отчаянней, и никто не мог с ними
сравниться в силе и ловкости воинской. Больше всех ценил и почитал их за
то Кабашон. Потому и держал рядом с собой их вождей уже триста лет, со
времен побед великих над наместниками византийскими, с тех самых пор как
явился на земли эти.
  Средь родов сарацинских, верных Кабашону, особенно славились Абенсеррахи
во главе с Рамом, Алабесы с Иорнандом в предводителях, Сегри с Лавритасом,
и Альморади под началом Гаруса. Были также известны Гомелы с Отером во
главе.
  Сам же властитель мавританский был лицом смугл и телом крепок, подобно
сарацинам. В сражениях неуязвим - ни копье, ни сабля, ни стрела не могли
его поразить. Не подвластен Кабашон был ни сну, ни голоду, ни смерти
старческой. Секрета жизни его вечной никто не мог разгадать, сколь ни
старались. Никто не ведал откуда явился сей властелин на земли
мавританские в королевство древнее Альморавидов, как смог захватить его и
поработить за тем столь многих. Почитали его поэтому народы пустынные и
прибрежные за божество доселе невиданное и жестокое. Особенно саршары, кои
полагали его в тайне за самого Огу.

  Много лет назад переплыл властелин мавританский Кабашон со своим великим
воинством сарацинским и берберами на кораблях чернотелых многочисленных
пролив широкий и вступил в земли христианские. Словно саранча черная
заполонили они все земли прибрежные и вглубь двинулись неся смерть на
остриях своих клинков сверкающих, что были видом с месяцем схожие.
Подступился Кабашон к стенам королевства богатого золотом и другими
богатствами, что прозывалось Гранадою и осаду начал городов укрепленных.
Много долгих лет длилась та война. Сопротивлялись христиане отчаянно, ибо
бились за веру молодую и за землю свою, процветавшую в те времена. Но
иссушила война их рода древние, начала иссякать вера в победу скорую, ибо
воинов кабашоновых только более становилось в землях Гранады от времени, а
рыцарей христианских убавлялось с каждым годом войны. Оскудели пашни
обширные без рук человеческих, пожгли мавританские воины пастбища, скот
порезали. Начался голод в Гранаде великой.
  А полчища кабашоновы, меж тем, устремились далее в глубь земель
христианских и за срок недолгий поработили почитай всю Кастилию обширную и
Арагон прибрежный. Спустя срок пятидесятилетний почти все королевства
христианские в тех землях захватил Кабашон. Пала Севилья гордая,
растоптана конями мавританскими Кастилия южная, Каталония и Гранада лежали
в руинах. Лишь только земли северные гористые Арагона и королевства
Леонского, где находились города укрепленные, пищей и водой еще полные,
сдаваться на милость кабашонову отказывались. Задумал тогда Кабашон
хитрость злодейскую применить к тем отважным правителям - начал он людей
тайно златом одаривать и письма через них подметные слать, чтобы рода
арагонские и леонские древние поссорить меж собою. В письмах тех писал,
что будто бы в городах соседних родичи их приняли добровольно власть и
веру мавританскую и теперь недостатку ни в чем не ведают. Живут в роскоши,
едят на серебре и злате, имеют рабов по тысячам. Будет так и всем, кто
добровольно власть Кабашона примет.
  Не прошло и малого времени как план злодейский принес плоды ядовитые.
Однажды предводитель рода Санкиров, испокон веков обитавшего в долинах
арагонских гор, великий Виторио ди Кастелла, рыцарь из рыцарей, перехватил
подметное письмо, будто брату его предназначенное. Писали в нем, что брат
его, Томазо, обитавший в соседней провинции королевства, по своей воле
признал власть Кабашона и открыл ему ворота родового замка Санкиров.
Разъяренный Виторио ди Кастелла не смог вынести предательства брата и
повелел тотчас же снарядить отряд из верных рыцарей, во главе которого сам
выехал, для того чтобы покарать предателя, ибо таких еще не было в славном
и древнем роду Санкиров.
  На рассвете дня следующего отряд рыцарей показался под стенами замка Рока,
в котором обитал предатель веры и крови Томазо, и, сломав ворота,
приступом взял горную крепость. Ничего не ведавшие о нападении обитатели
замка не смогли оказать сопротивления воинам Виторио. А когда защитники
узнали в нападавших рыцарей из рода Санкиров, своих братьев по крови, то
смятению их не было предела.
  Ворвавшись в спальню, в которой находился Томазо со своей женой,
разъяренный Виторио ди Кастелла собственным мечом умертвил обоих. И лишь
когда узел их плавающими в крови, гнев начал отпускать его уязвленное
сердце. Он вдруг увидел, что ни в полуразрушенном замке, ни в окрестностях
нет ни одного мавританского воина, как нет и следов их присутствия. Ничто
не говорило о предательстве, кроме письма, случайно перехваченного людьми
Виторио. Тогда великий Виторио ди Кастелла стал искать подтверждения
своему гневу и перевернул все вверх дном в замке Рока. Он проверил все
письма брата, пытал всех слуг и пленных рыцарей, защищавших замок, но
ничего не нашел и не узнал. И тогда Виторио понял, что был обманут. Он
издал дикий крик и упал без чувств у постели родного брата, убитого
собственной рукой.
  Три дня он пролежал в бреду и беспамятстве, а когда очнулся, то велел
похоронить своего брата и его достойную супругу на самой высокой из
окрестных скал в память о своем неправедном гневе. После похорон Виторио
ди Кастелла отправился в родной город Сигонию, поклявшись во что бы то ни
стало отомстить Кабашону. Но, прибыв под стены со своим немногочисленным
отрядом рыцарей узрел Сигонию в руинах и дыму. Некогда прекраснейший
город, выросший вокруг замка Виторио, построенного великими зодчими,
наполненный красивыми домами, статуями и даже библиотекой, сгорел дотла,
уничтоженный мавританскими варварами. Победители в тот час еще веселились
в поверженном городе предавая огню и мечу все, что могло гореть и умирать.
  Увидев сие злодейство и еще раз пожалев о своем гневе, натворившем столько
бед, Виторио ди Кастелла не помня себя от ярости ворвался в собственный
город и, несмотря на малое число воинов в его отряде, уничтожил всех
мавров. Ярость придала наступавшим сил. Проведя три томительных дня
посреди руин Сигонии, великий предводитель Санкиров, рыцарь из рыцарей,
покрывший себя славой во многих битвах, не смог вынести позора, который
лег на него после неправедной смерти брата и его жены. Собрав оставшихся в
живых рыцарей из рода Санкиров, удрученный Виторио ди Кастелла решил
покинуть разоренную Сигонию и направился искать смерти в южные земли,
захваченные мавританскими полчищами.
  Проезжая по выжженной земле своих предков Виторио ди Кастелла видел
униженную варварами страну. Повсюду ему встречались разрушенные и
покинутые жителями города, выжженные пашни и смердящие трупы быков и
коров. Вся земля вокруг разрушенных городов была усеяна трупами великих
рыцарей, некогда вершивших судьбы этого благословенного края. Теперь же
тела их глодали дикие звери и птицы, сбежавшиеся со всех окрестных лесов
на запах тления. Виторио ехал мимо сожженных монастырей - оплотов
христианской веры, утвердившейся в этих землях и давшей людям мир в душе и
спокойствие на небесах. Теперь почти все они были обращены в руины, но
даже уничтоженные хранили былое величие.
  Проехав почти три провинции насквозь и нигде не встретив мавров, Виторио
ди Кастелла стал молиться о быстрой встрече с ними и жаждал умертвить не
один десяток, прежде чем отойдет в мир иной от руки чернотелого воина, не
знавшего по неразумию своему ни культуры, ни жалости. Находился Виторио в
это время в северных землях Кастильского королевства. Воины кабашоновы в
то время жгли города еще непокорные, оставшиеся на восточном побережье
Гранады и Арагона, потому и не было их в самом сердце страны. Подъезжая к
Аларкосу, городу каменщиков и зодчих, чье искусство было известно далеко
за морями, Виторио ди Кастелла узрел отряд рыцарей, облаченных в доспехи и
белые плащи поверх них. Всадники, числом более сотни, приближались к
отряду самого Виторио, который состоял едва ли из десятка воинов славного
и храброго рода Санкиров. По облику приближавшиеся рыцари не походили на
мавританских, поэтому Виторио остановил свой отряд и стал ждать.
  Подъехав на расстояние тридцати шагов, приближавшиеся рыцари остановились.
Вперед, на черном как смоль скакуне, подался рыцарь по знакам на плаще и
доспехах походивший на предводителя. Осмотрев Виторио и его спутников он
снял шлем, открывшей красивое и мужественное лицо, которое пересекал
длинный шрам. Помедлив немного, всадник сказал:
  - Приветствую тебя незнакомец! Я вижу, ты не мавр, но прибыл из далека.
Соблаговали назвать мне свое имя.
  Виторио ответил приветственным поклоном.