овершать еще более удивительные действия? Иногда
да,  но для этого должно быть подходящее место и время. Имея и
то,  и другое,  я могу послать читающий луч и частично увидеть
будущее, вернее, усредненное будущее.
     - Усредненное? Разве оно разное?
     - Да,  потому что оно зависит от действий.  Разве человек
всегда думает одинаково - сейчас и через час,  сегодня и завт-
ра? То, что кажется правильным и разумным сейчас, позднее выг-
лядит иначе.  Следовательно,  можно прочесть только будущее  в
широком смысле. Но наше положение в будущем меняется из-за не-
обходимости встречаться с тем или иным кризисом.  Я могу  ска-
зать тебе о судьбе нации,  но не о судьбе отдельного ее члена.
     - Но ты могла бы сказать о будущем Долины?
     - Возможно,  будь у меня время, но у меня его нет. Долина
слишком далека.
     - Ну,  скоро мы узнаем это на себе. Когда я встретил тебя
в той ложбине?  Давно это было? С тех пор я потерял счет дням.
     - Дни, носящие числа, - я покачала головой, - не касаются
Тэсса.  Мы давно перестали иметь дело со счетом дней.  Мы пом-
ним, что произошло, но в какой именно день, не знаем.
     Будь Ворланд сейчас человеком, он бы рассмеялся.
     - Вы совершенно правы,  Госпожа!  Того,  что случилось со
мной на Йикторе, вполне достаточно, чтобы забыть счет дням. Но
когда я пришел из крепости Озокана в ваш чистый лагерь,  я ду-
мал,  что вижу какой-то живой и очень неприятный сон,  и я был
склонен время от времени возвращаться к этой уверенности,  по-
тому что это могло объяснить случившееся, и это легче, чем ду-
мать, что я наяву жил и живу... здесь.
     - Я слышала,  что в иных мирах есть методы, чтобы вызвать
такие сны.  Возможно,  ты испытал их и поэтому готов был пове-
рить в такое и здесь.  Но если ты спишь, Крип Ворланд, то я-то
не сплю! Если только я не часть твоего сна...
     - Майлин, ты замужем?
     Я вспомнила,  что  за все время этого странного приключе-
ния,  в котором мы участвовали,  мы ни разу не задавали  таких
вопросов и не интересовались прошлым друг друга.
     - Нет. Я Певица. Пока я пою, у меня нет спутника жизни. А
у тебя? Я слышала, что Торговцы имеют семьи. Может, у вас, как
у Певцов: либо - либо?
     - В этом роде.
     И он рассказал мне о жизни своего народа, повенчанного со
многими звездами,  а не с одной.  Торговцы женятся,  но только
тогда,  когда достигают определенного ранга в своих кампаниях.
Иногда  женщины  с планеты принимают ради мужа жизнь Торговца.
Но чтобы Торговец покинул свой корабль ради женщины - это  не-
мыслимо.
     - Ты похож на Тэсса,  - сказала я.  - Укорениться в одном
месте - для нас смерть. Мы летаем по всему Йиктору, суше и мо-
рям,  по своей воле. У нас есть определенные места, где мы со-
бираемся, когда нужно. Но в остальное время...
     - Цыгане.
     - Что? - спросила я.
     - Древнее слово. Обозначает народ, который всегда странс-
твует.  Видимо, когда-то была такая нация, очень-очень давно в
каком-то далеком мире.
     - Вот  и у Тэсса пристрастие к свободному пространству. Я
говорила тебе однажды о корабле,  о маленьком народе и о посе-
щении других миров.
     - Такое в принципе возможно, но будет стоить больше весо-
вых  знаков,  чем их есть в сокровищнице храма Ырджара.  Такой
корабль надо строить в другом мире после  долгого  изучения  и
экспериментов.  Это только мечта, Майлин, потому что ни у кого
нет и не может быть такого богатства, чтобы воплотить эту меч-
ту в жизнь.
     - Что является сокровищем, Крип Ворланд? Что есть богатс-
тво? В разных мирах оно принимает разные формы?
     - Сокровище - это редкая и ценная вещь на каждой  отдель-
ной планете. В некоторых случаях редкость - самое прекрасное и
ценное, в других же - самое бесполезное. На Законе сокровище -
это Знание,  законцы считают его своим богатством.  Привези им
неизвестный артефакт,  легенду, намек на что-то новое в Галак-
тической истории - и ты дал им сокровище.  На Сарголе это мел-
кая травка,  когда-то бывшая самой обычной на  забытой  Земле,
она неотразима для сарголийцев, которые охотно дают в обмен на
нее драгоценные камни.  А на другой планете в обмен  на  такой
камешек  величиной  с ноготь твоего мизинца человек может жить
как лорд на Йикторе лет пять,  а то и больше. Я могу насчитать
тебе  целую кучу сокровищ для четверти Галактики,  так как они
проходят через наши склады.  Так вот, у каждого мира есть свое
сокровище,  то, кажется целым состоянием на одной планете, - а
на другой окажется либо ничем, либо даже большим.
     Он мысленно  засмеялся,  даже пасть барска раздвинулась в
слабом подобии улыбки.
     - Но обычно меньше, чем больше. Лучше всего камни, потому
что камни и произведения искусства у многих рас и народов счи-
таются ценностью и оберегаются.
     - А какого рода сокровища понадобятся в тех  местах,  где
могут построить такой корабль для моего маленького народа?
     - Все, что является высокой ценностью. Люди на внутренних
планетах  пресыщены  самым  лучшим из сотен миров.  У них есть
торговля, есть корабли, привозящие все сокровища, какие только
можно достать. Нужно что-то очень редкое, никогда не виданное,
или такая сумма торговых кредитов, на которую можно купить по-
ловину наших складов.
     Я запрягла казов,  и мы снова двинулись в путь. По дороге
я думала о природе сокровищ и о том, как по-разному они ценят-
ся в разных мирах.  Я знала, что берут инопланетники на Йикто-
ре,  и представляла себе,  какой груз считается обычным. У нас
есть камни,  но не такие редкие,  чтобы инопланетные  торговцы
стремились их покупать. И я решила, что в глазах таких экспер-
тов Йиктор может считаться бедной планетой.
     Тэсса не  собирали  материальных богатств,  как равнинные
жители.  Если у нас оказывалось больше вещей, чем было необхо-
димо,  мы оставляли лишнее в тех местах, где собирались, чтобы
их взяли те, кому понадобится. Наши шоу животных собирали мно-
го денег,  но мы не копили их.  Мы рассматривали шоу как трен-
нинг и для животных,  и для Певца,  а кроме того,  как хороший
предлог для скитальческой жизни.
     Лежать на каком-то сокровище и беречь  его  -  это  чуждо
нам. Если мы поступали так в прошлом, когда жили в городах, то
теперь забыли об этом.
     Пока мы медленно ехали по дороге, я спросила:
     - А что у вас считается  самым  драгоценным?  Камни?  Ка-
кие-нибудь редкие вещи?
     - Ты имеешь в виду меня или мой народ?
     - То и другое.
     - Я отвечу одним словом,  потому что как для меня,  так и
для моего народа, самое дорогое - корабль!
     - И вы ничего не собираете?
     - Мы собираем, сколько можем, те сокровища, которые нужны
другим,  и все это, за исключением, конечно, того, что мы тра-
тим, складываем в корабль на наш счет.
     - И много ли ты когда-нибудь соберешь?
     - Может быть,  столько же,  сколько в поместьях лордов на
Йикторе. Им тоже нелегко их завоевать, хотя способы у нас раз-
ные.
     - А ты уверен,  что у тебя когда-нибудь будет это богатс-
тво?
     - Никто добровольно не расстается с  мечтой,  даже  когда
возможность  ее реализовать ушла в прошлое.  Я думаю,  человек
всегда надеется на счастье, пока жив.
     Мы сделали привал, но не на всю ночь, а лишь на несколько
часов.  Я смотрела, как восходит луна, но не сделала ни одного
движения,  чтобы призвать ее власть - сейчас не время. Так что
я не поднимала жезл и не пела. Я только помогала казам мыслен-
ной силой, когда и где могла.
     Луна низко висела,  когда мы подъехали к спуску в Долину.
Барск завозился и пытался встать. Я остановила его.
     - Мы над Долиной. Лежи, отдыхай, пока можно.
     - Ты спускаешься?
     - Я приму все предосторожности, - я выставила жезл, запе-
ла внутреннюю песню и стала спускаться.





                        КРИП   ВОРЛАНД

                           Глава 17.


     Когда я проснулся с сознанием, что все еще жив, перевязан
Майлин и нахожусь опять в фургоне Тэсса,  мне показалось,  что
сон, завладевший мной, сделал полный круг.
     Когда мы  спускались  в окутанную туманом Долину,  Майлин
вела фургон точно по середине дороги.  Я читал в ее мозгу, что
те предосторожности или защита, о которых она говорила, вполне
могут стать нашей гибелью, несмотря на то, что мы шли с миром.
Могло случиться, что мы разделим участь тех, за кем следуем.
     Еще одна печаль изводила меня. Хотя мой мозг и был насто-
рожен, тело было еще слабым и не повиновалось мне. Если на нас
нападут,  я ничего не смогу сделать, даже защитить себя. Я мог
только поднять голову и вытянуть лапы,  лежа на мате.  Если  я
делал глубокий вдох, начиналась боль, накатывалась слабость. У
Майлин была власть излечения, это я знал, но может ли она сде-
лать  что-нибудь  с такой раной?  Были все основания полагать,
что лезвие Озокана прошло глубоко и что  возвращение  к  жизни
моего теперешнего тела не означает выздоровления.
     Когда я  выслеживал  Озокана и его приверженцев,  я искал
смерти. Пораженный известиями, привезенными Майлин из Ырджара,
я впал во временное безумие.  Но в каждом человеке, по крайней
мере, в моей породе, сидит упорное сопротивление концу сущест-
вования.  И  теперь  крохотный клочок надежды послужил оплотом
моему духу.  Альтернатива, внушенная мне Майлин, имела некото-
рые возможности. Обрядившись в тело Тэсса, я действительно мог
вернуться в Ырджар.  У Торговцев есть на планете консул. Я ви-
дел его, когда "Лидис" приземлился здесь. Я мог пойти к Прайдо
Алсею,  рассказать ему все и просить  его  известить  капитана
Фосса.  Проще  простого  составить такое сообщение,  какое мог
послать только Крип Ворланд,  и тем  самым  удостоверить  свою
личность. Затем, когда вернется мое собственное тело, последу-
ет новое переключение, и я по-настоящему стану самим собой.
     Конечно, было множество препятствий и ловушек между тепе-
решними трудными моментами и тем,  столь желанным. И многие из
этих ловушек,  может быть,  лежат прямо перед нами. Я старался
двигаться,  поднять отяжелевшую голову, чтобы взглянуть на пе-
реднее  сидение,  но ничего не вышло,  и я лежал,  страдающий,
слабый, встревоженный своим состоянием.
     Теперь я начал осознавать, что Майлин не просто направля-
ет  казов вниз по дороге:  вокруг нее была аура,  выходящая из
мозга,  посыл энергии.  Я лежал так, что мне был виден ее про-
филь, суровый и неподвижный. Волосы не были уложены затейливы-
ми локонами,  как при нашей первой встрече,  а подняты вверх и
слабо связаны,  как серебряный шлем. Не было и арабеска из се-
ребра и рубина на лбу.  Глаза ее были полузакрыты, веки опуще-
ны,  она  словно смотрела внутрь себя.  Но в лице ее был такой
свет,  что я даже опешил. То ли свет луны падал на ее прекрас-
ную кожу, то ли это был внутренний свет, отражение хранившейся
там силы.  Сначала я видел в Тэсса человека,  теперь она каза-
лась мне более чужой, чем животные, с которыми делил я жизнь и
сражения в эти последние дни.
     "Принять предосторожности",  так  она  это назвала.  Я бы
сказал:  "Вооружиться".  Я опустил тяжелую голову и больше  не
видел Майлин, но осознание ее, как она сидит, что делает, было
во мне, как будто я по-прежнему наблюдал за ней.
     Пока фургон громыхал, к нам пришло новое ощущение - нечто
вроде предупреждения, как если бы некий разведчик с отдаленно-
го холма отгонял нас.  Так как мы не послушались этого предуп-
реждения,  беспокойство  возрастало,  и в мозгу появилась тень
предчувствия,  становившаяся все чернее. Может, это был кто-то
из защитников Долины,  я не знал.  Но,  по-видимому, на Майлин
это не произвело эффекта и не отклонило ее с пути.
     Моя усталость все увеличивалась.  Временами  я  сознавал,
где я и что со мной, а потом продолжал кружить в пустоте небы-
тия, результатом чего было страшное головокружение, и я не мог
сказать, был ли реальным туман, заволакивающий мои глаза, ког-
да я пытался рассмотреть какую-то часть фургона, или туман был
порождением моей невероятной слабости.
     Путь казался  бесконечным.  Время  исчезло,  вернее,  его
нельзя было измерить. Я был потерянным, словно лежал на челно-
ке,  снующем туда и сюда и ткавшем будущее, которое ускользало
от меня.
     Воздух дрожал и бился вокруг - может, от качания челнока,
который нес меня? Нет, это была пульсация, прерываемая ритмом,
который удерживал меня в фургоне. Затем я услышал звук, бывший
частью этого биения,  - наверное,  песню.  Звук исходил не  от
Майлин,  а поднимался из Долины, и он становился громче с каж-
дым шагом казов.
     Это странное  биение  звука делало меня сильнее,  будто в
мое вялое тело вливалась жизненная сила,  ушедшая с  тех  пор,
как нож Озокана искал мою жизнь. Я лежал и чувствовал, как она
входит в меня. Правда, что-то снова отходило, откатывалось, но
то, что оставалось, бодрило меня. Теперь я уже не просто угрю-
мо цеплялся за жизнь,  а был способен думать о  чем-то  помимо
собственного тела.
     Я еще раз приподнялся и взглянул на Майлин.  Она откинула
голову и протянула руки перед собой,  держа жезл между ладоня-
ми.  Он кружился, разбрасывая серебряные искры, которые падали
ей на голову и грудь,  исчезая.  И она пела песню - не ту, что
все еще витала в воздухе, но высокую и нежную, и ее звуки при-
тягивали меня.
     Я кое-как оперся передними лапами о пол,  и  мне  удалось
встать. Теперь мои глаза были на уровне сидения Майлин. Я бро-
сил взгляд наружу:  была еще ночь или очень раннее утро.  Луна
уже не сияла.  Впереди внизу виднелся другой свет, но не оран-
жевый свет пожаров, а голубая тень лампы, лунного шара Майлин,
только они не были фиксированы, а качались, как мощные фонари.
Как раз из этого освещенного места поднималось пение, станови-
лось все сильнее и глубже.  Я потащился дальше,  пока не вытя-
нул, несмотря на боль, одну переднюю лапу на сидение и положил
на нее голову.  Майлин не обратила на меня внимания,  она была
поглощена пением.
     Двое мужчин с лунными шарами пришли встретить нас. Я уви-
дел черные с белым и желтым узором мантии жрецов.  Однако, они
не приветствовали Майлин и не остановили нас,  а лишь  стояли,
один справа, другой слева. Лица их оставались бесстрастными, и
они продолжали свою песню, слов которой я не понимал.
     Мы проехали мимо многих жрецов Умфры,  занятых работой на
дороге.  Я слышал вонь горелого,  и нос барска улавливал в нем
запах крови. Нет, Долина не избежала участи Йим-Сина. Однако я
считал, что несчастье здесь не столь полное, как в городке.
     Казы повернули без всякого видимого знака со стороны Май-
лин,  и мы проехали через ворота. Портал был весь в трещинах и
зарубках и ощетинился стрелами из боевых луков. Дым разрушений
стоял,  как туман.  Мы въехали в первый двор храма. Только тут
Майлин двинулась,  подняла свой все еще сверкающий жезл и при-
ложила его к своему лбу.  Свет,  выходивший из него,  погас, и
когда она снова опустила руки, в них была только палочка. Май-
лин открыла глаза.  К нам подошел жрец. Его голова была забин-
тована, правая рука на перевязи.
     - Где Оркамур? - спросила Майлин.
     - Он осматривает свой народ, Госпожа.
     - Зло крепко поработало здесь,  - она серьезно кивнула. -
Как велико это зло, Брат?
     - Большая часть стен разрушена,  - мрачно сказал он. Под-
нятое к нам лицо с глубоко сидящими глазами было лицом челове-
ка,  вынужденного  быть  свидетелем разрушения того,  что было
большей частью его самого. - Но фундамент уцелел.
     - С Йим-Сином поступили хуже. А кто эти люди?
     - Насчет Йим-Сина мы знаем. Кто они? Люди, впавшие во ть-
му,  выросшую из откуда-то принесенных семян.  Однако,  они не
преуспели в своем зле.
     - Они убиты?
     - Они сами себя убили, потому что не обратили внимания на
стражников, но после себя оставили руины.
     - А те... те, кто находился под покровом Умфры... - нача-
ла она почти робко. - Что с ними, Брат?
     - Тот,  кого ты держишь в сердце,  жив.  Некоторые другие
отпущены Умфрой по Белой Дороге.
     Она вздохнула и, положив жезл на колени, потерла лоб.
     Итак, Маквэд был жив. Я ухватился за это.
     Приступ боли в груди заставил меня отползти назад и  сва-
литься на мат. Последние остатки сил покинули меня.
     Яркий свет  ударил мне в морду,  проник у неплотно зажму-
ренные глаза.  Я попытался отвернуться,  но меня  удержали.  Я
вдохнул резко ароматизированный пар,  и в моей голове проясни-
лось.  Я открыл глаза и увидел,  что лежу в комнате,  а Майлин
наклонилась надо мной с чашей золотистой жидкости,  от которой
исходил пар, приведший меня в чувство.
     Здесь был человек, чье старое доброе лицо было мне знако-
мо: когда-то, очень давно, мы с ним сидели в тихом саду и раз-
говаривали о жизни за той звездой, что служит Йиктору солнцем,
о  людях,  выполняющих свое назначение во многих чужих местах.
Это был Оркамур, слуга Умфры.
     - Младший Брат,  - его слова сформировались в моем мозгу,
-  ты  желаешь,  в самом деле желаешь оставить свое теперешнее
тело и получить другое?
     Слова, слова... Ну, да, конечно, я этого желаю! Я был че-
ловеком - человеком!  Я требую человеческое тело. И это подня-
лось во мне не как простое желание, а как просьба, сконцентри-
рованная со всей силой, на какую я был способен.
     - Будь по вашему желанию, сестра и брат!
     Оркамур ушел  из моего поля зрения,  как бы отплыл назад.
Майлин снова наклонилась надо мной с чашей,  чтобы  оживляющие
пары очистили мой мозг.
     - Повтори,  Крип Ворланд, слово в слово: я желаю всей си-
лой  избавиться от меха и клыков и снова стоять и ходить,  как
человек!
     Я медленно, торжественно проговорил мысленно эту просьбу.
Мне хотелось бы произнести ее вслух,  громко,  с  вершины  ка-
кой-нибудь горы, чтобы меня слышал весь мир.
     - Пей! - она ближе поднесла чашу с ароматной жидкостью. Я
стал жадно лакать,  мне показалось,  что это холодная вода  из
горного источника.  Я не сознавал своей жажды,  пока не сделал
первый глоток.  Это было очень вкусно,  и я пил,  пока чаша не
опустела, пока язык не слизнул последнюю каплю.
     - Теперь...  - Майлин убрала чашу и выдвинула вперед одну
из лунных ламп.  В комнате и так было светло,  а теперь  стало
еще светлее. - Посмотри на нее! Отпускай, смотри и отпускай!
     Отпускать? Что отпускать?  Я уставился на лампу.  Это был
серебряный мир, какой можно было увидеть на видеоэкране "Лиди-
са", когда корабль снижается над планетой в новой системе, се-
ребряный шар вытягивался, притягивая к себе...
     Кто бродит на серебряных шарах,  и что они там видят?  Из
каких-то  глубин  пришла ко мне эта мысль.  Это был не сон,  а
явь, однако, мне не хотелось открыть глаза и посмотреть, пото-
му что тут было что-то иное,  и какая-то осторожная часть меня
желала изучить это иное, не торопясь.
     Я глубоко вздохнул,  ожидая, что мой нос барска расскажет
мне обо всем.  Но обоняние как-будто ссохлось, умирало. Конеч-
но,  запахи тут были - аромат какого-то растения, другие запа-
хи,  но все они были очень слабыми. Я не решался двигаться, но
когда еще раз глубоко вдохнул, то оказалось, что боль, которая
не покидала меня и стала почти частью меня,  исчезла! Я открыл
глаза. Искажение! Цвета стали, с одной стороны, менее отчетли-
выми.  а  с  другой - пронзительно яркими.  Я щурился и мигал,
чтобы окружающее стало выглядеть нормально.  Но этого не прои-
зошло. Требовались усилия, чтобы заставить глаза снова послуш-
но служить.  А ведь это уже один раз было - мелькнуло  в  моей
памяти.
     Я уставился вдаль. Широкое пространство, стена, в ней ок-
но.  За окном колышатся на ветру ветки.  Мой мозг легко  давал
названия всему, узнавая, то, о чем сообщали глаза, хотя видели
они совсем по-другому. Я открыл рот и хотел облизать свои ост-
рые  клыки,  но язык стал короче и касался зубов,  а не клыков
барска.
     А лапы?  Я  приказал  передней лапе вытянуться в пределах
моей видимости,  так как не решался еще поднять голову, и уви-
д