учком, а я чувствую, так  и  будет,
придется смотаться в деревню.
   - В бабкин дом?
   - Ну да.
   - Страшновато, - покачал головой Серега. От прошлых воспоминаний  его
даже передернуло. - Так ты на работу, что ли, завтра не пойдешь?
   - Пойду. Тыклики сказали, что пока переберут железки, посмотрят,  как
лучше подобраться. Ты, говорят, хозяин, к вечеру наведайся.
   - Чудно как-то, - сказал Сергей. - Ну, пойдем домой.
   - Пойдем.
   Они закрыли гараж и, чуть-чуть отойдя, заметили вдруг вынырнувший  из
темноты сгорбленный силуэт с лопатой,  который  устало  брел  в  сторону
двора.
   - Кто это? - прошептал Окуркин.
   - Не знаю. Давай не пойдем дальше. Подождем.
 
77 
 
   Ночью бабушку Живолупову пришли грабить, а возможно и убивать.
   Около двух часов кто-то робко поскребся в дверь и на ломаном  русском
языке позвал:
   - Откротти, телефона нада.
   Живолупова спала чутким сном  штатного  разведчика,  а  потому  сразу
проснулась.
   Она подошла к двери и серией кодовых стуков выяснила, что  пришли  ее
партнеры-вьетнамцы.
   - Чего так поздно? - спросила Гадючиха через дверь.
   - Очень нада! Десити раз дорожи! - пообещали вьетнамцы, и Живолупова,
не в силах одолеть свою, жадность, отперла дверь.
   Каково же было ее удивление, когда визитеров оказалось не  трое,  как
виделось через глазок, а целая дюжина.
   - Эй, зайцы рисовые,  а  чего  вас  так  много?  -  сердито  спросила
Живолупова и тут же узнала, почем вьетнамское кун-фу.
   Нечестные партнеры навалились всей гурьбой и стали  избивать  бабушку
ногами, принуждая ее отдать американский телефон.
   Пока Живолупова билась  с  пятью-шестью  азиатами,  другие  метеорами
носились по ее  двухкомнатной  квартире  и  переворачивали  все  подряд,
тарахтя как заведенные:
   - Телефона-где-телефона-где-телефона-где?!
   Не найдя телефона,  вьетнамцы  разозлились  и  повытаскивали  ножики.
Живолупова схватилась  за  ножку  от  поломанного  стула  и  вступила  в
последнюю схватку. Она скоро  поняла,  что  этим  их  не  вразумить,  и,
выхватив из-под подушки пистолет с ядовитыми иголками, стала стрелять на
поражение.
   Через несколько секунд в квартире пенсионерки Живолуповой стало тихо.
   Горе-партнеры лежали не шевелясь, а Живолупова  вполголоса  ругалась,
оглядывая следы разрушений. И еще ей предстояло вынести двенадцать тел и
где-то их прикопать.
   - Во как неделька начинается,  -  проскрипела  Гадючиха  и,  набросив
кофту, сходила на балкон за лопатой. Потом  выбрала  кого  полегче  и  с
кряхтеньем забросила на плечо.
   Заходить в лифт с такой ношей было неловко, пришлось затаскивать тело
волоком.  А  возле  подъезда  Живолупову  ждал  неприятный   сюрприз   -
страдавший бессонницей дедок примерно ее возраста.
   - Здорово, баба, - сказал он, затягиваясь беломориной.
   - Здорово, - процедила Живолупова.
   - Пьяный, что ли?
   - Пьяный, - ответила она и потащила тело за дом.
   Там, на небольшом пустыре за детской  площадкой  она  бросила  его  в
траву, рядом с недокопанной ямой для столба.
   "Немного подровняю, и всем места хватит. Они маленькие",  -  подумала
Живолупова, оглядывая яму.
   Потом отправилась в обратный  рейс.  Дедок  с  беломориной  сидел  на
прежнем месте и кивнул ей как старой знакомой.
   Гадючиха поднялась к себе  домой  и  спустя  несколько  минут  вышла,
волоча еще двух "партнеров".
   - Здорово, баба, - снова сказал дед.
   - Здорово, - криво усмехнулась Гадючиха.
   - Пьяные, что ли?
   - Пьяные...
   И так дедок здоровался с Живолуповой каждый раз, должно быть забывая,
что они уже виделись.
   Притащив последнего, Живолупова без передышки приступила к расширению
ямы.
   Она копала довольно сноровисто  и  так  увлеклась,  что  не  обратила
внимания на посторонние звуки, а когда  выбралась  из  доконченной  ямы,
увидала лишь последнего вьетнамца, который улепетывал в темноту.
   - Вот  зайцы  рисовые,  -  покачала  головой  Живолупова  и  сплюнула
глиняную крошку. - Даже яд не берет их, азиатов... Зря только таскала...
   Она забросила лопату на плечо и пошла домой.
   - Здорово, баба, - снова сказал старик. - Гости у тебя, что ль?
   - Были. Разошлись, - ответила  Гадючиха  и  присела  рядом  с  ночным
знакомым. - Ты  чего  куришь,  дед?  Старик  молча  протянул  ей  пачку.
Живолупова закурила.
   - Ты в каких местах бывал? - спросила она.
   - На Соловках был, - ответил старик. - В Мордовии...
   - А  я  на  Колыме  больше,  -  сказала  Живолупова  и,  затянувшись,
добавила. - Природа там красивая...
   Они посидели  еще  немного.  Тут  на  дорожке,  ведущей  к  подъезду,
появились еще двое бодрствующих - Тютюнин и Окуркин.
   - Здравствуйте, - сказал Сергей, проходя мимо.
   - Здорово, Серега, - ответила  Живолупова.  -  У  тебя  чего,  сортир
забился?
   - Почему это?
   - Да ты вон и штаны надеть не успел.
   - Нет, все в порядке. А ты чего с лопатой?
   - Да вот покопать захотелось. Ночью, - ответила Гадючиха. - Должно, к
дождю...
 
78 
 
   На работу Сергей Тютюнин пришел невыспавшимся,  к  тому  же  там  его
ожидал неприятный сюрприз.
   Двое крепких людей в военной форме сбили Сергея с ног, едва он  вошел
в здание.
   - Ой! Больно! - закричал он.
   - Молчи, бандит. Тебя поймали, - строго сказал ему кто-то.
   Серегу подняли с пола,  и  он  увидел  лицо,  выражение  которого  не
предвещало ему ничего хорошего. Ничего хорошего не предвещали также руки
с волосатыми кулаками и кривые ноги, обутые в блестящие сапоги.
   - Молчи,  бандит...  Тебя  поймали...  Хи-хи,  -  пропищал  бухгалтер
Фригидин, цепко держа своими лапками пачку сахара из Серегиных  запасов.
Пропищал и тут же укрылся в туалете.
   - Ну что, Сергей Тютюнин, будете запираться или сразу все расскажете?
- хитро прищурившись, спросил главный военный с волосатыми кулаками.
   - Запираться не буду, - сказал Сергей. - Сразу все расскажу.
   - Вот и хорошо.  Ведите  его  в  кабинет  директора,  -  распорядился
главный. - Возможно, обойдемся без увечий,  -  добавил  он,  не  слишком
уверенно.
   Крепко удерживая Тютюнина под руки, дюжие конвоиры  проводили  его  в
кабинет Штерна, где оказались только напуганная  секретарша  и  стоявший
возле стены дизайнер Турбинов.
   - Итак, ты знаешь, кто я? - спросил  Сергея  главный  военный,  когда
арестанта припечатали к стулу и завели руки за спину.
   - Нет, товарищ капитан, - честно ответил Тютюнин.
   - Я военный прокурор этого округа. И того. И еще двух. Усекаешь?
   - Нет, товарищ капитан.
   - Туповат ты для крупных дел, Тютюнин. Или прикидываешься? - Прокурор
подошел ближе и проникновенно заглянул Сереге в глаза.
   - Не прикидываюсь, - ответил арестованный.
   - Как давно знаешь майора медицинской службы Пивняцкого?
   - Никак ни давно не знаю, товарищ капитан.
   - Да? - Военный прокурор недобро усмехнулся и, подойдя  к  Турбинову,
ткнул его в живот пальцем.
   Турбинов сказал капитану "ой", а тот ему: "Смотри у меня!" И вернулся
к Сергею.
   - Ладно. Рассказывай, кто первым придумал  это?  Кто  ученых  хомяков
изводил, а? Дивизию целую положили, подонки!!! - заорал прокурор  и  дал
Сереге в морду.
   "Хреново дело", - подумал Тютюнин,  решив  признаться  во  всем,  как
только разберется, в чем именно.
   - Шкурки хомяков принимал, шкура продажная?
   - Принимал, товарищ  капитан.  Шкурки  хомяков  продажные  по  четыре
рубля. Десять тысяч штук...
   - А ты знаешь, что это  хомяки  не  простые,  а  золотые  для  нашего
государственного бюджета? Ты знаешь, что это не просто грызуны, а  самые
настоящие воины?
   - Нет, этого я не знал, товарищ капитан, - честно признался  Тютюнин,
но прокурор ему не поверил и снова дал в морду.
   - Нельзя ли напомнить  подробности  дела,  товарищ  капитан?  спросил
Сергей, поняв, что пришла пора сотрудничать со следствием.
   - Я тебе напомню. Я тебе напомню, бандит, - аспидом прошипел  военный
прокурор и вытер со лба пот. Потом заглянул в свои бумаги.
   - Десять тысяч природных грызунов  проходили  программу  обучения  на
хомяков-связистов и две недели назад, в четверг, поехали на  промывку  в
баню. И ни один из них не вернулся, а спустя какое-то время в ваши "Рога
и Копыта" доставили десять тысяч хомячьих шкурок. Теперь понял,  что  ты
влип?
   - Теперь понял, - сказал Тютюнин. - Но мне сказали, что они умерли от
болезни, и привез их майор - военный биолог.
   - Вот только не надо мне рассказывать  этих  сказок,  дружок.  "Я  не
знал", "я не мог". Мне известно, что  ты  мне  скажешь,  но  вранье  про
ужасную  и  опасную  для  человека  болезнь,   которая   якобы   сразила
хомяков-связистов, я уже слышал. Вставай, и поехали в тюрьму...
   - В тюрьму? Так быстро? - удивился Тютюнин.
   - А чего  тянуть?  Вечером  вынесут  приговор,  а  на  рассвете...  -
Прокурор по-настоящему счастливо улыбнулся и мечтательно вздохнул.
   - Что на рассвете? встревожился Сергей.
   - Жена есть? - пропустив вопрос арестованного, спросил капитан.
   - Есть. Любой зовут.
   - Ну что же, как говорится: заплачет рыбачка, упав ничком.
 
79 
 
   Прежде Сергей Тютюнин в тюрьме не бывал ни разу.  Так  уж  сложилось,
что не было повода попадать за решетку. А теперь у него отобрали ремень,
шнурки от дареных полуботинок, носовой платок с Чебурашкой и посадили  в
одиночную маленькую камеру без окошка.
   -  Ну  все,  -  сказал  себе  Сергей.  -  Уж  лучше  бы  в  очередную
"командировку" с Лехой отправиться, чем на рассвете...
   Представив, как его  будут  расстреливать,  Тютюнин  зашмыгал  носом.
Потом, конечно, скажут: судебная ошибка, ни при чем был парень, случайно
попался. Но будет уже поздно. И, что самое  обидное,  Сергей  так  и  не
узнает, сумели ли тыклики усилить двигатель Лехиного "запорожца".
   Примерно через полчаса железная дверь с лязгом открылась, и в  камеру
вошли те двое, что доставляли Сергея в тюрьму.
   - Эй, еще же не рассвет! - крикнул он в отчаянии.
   - Мы знаем, - ответили они и стали Серегу бить. Просто  и  беззлобно,
но все равно очень больно.
   Потом, видимо  устав  или  по  какой  другой  причине,  они  оставили
арестанта в покое и ушли. Однако в одиночестве Тютюнин пробыл недолго. В
железной двери распахнулось окошко, и кто-то спросил:
   - Обедать будешь?
   - А уже разве обед? - спросил Сергей.
   - Будешь или нет?
   - Буду, - сказал Сергей и, поднявшись с  нар,  получил  перекрученную
алюминиевую миску с желтоватой бурдой и кусок хлеба  в  придачу.  Не  то
чтобы он хотел есть, но ему было любопытно, чем здесь кормят. Оказалось,
практически ничем.
   Не успел Тютюнин  притронуться  к  угощению,  как  в  коридоре  снова
загремели тяжелые шаги, и в камеру ворвались его недавние мучители.
   - Дайте хоть поесть, сатрапы! - в отчаянии закричал Леха, но конвоиры
выволокли его из камеры и потащили по коридору.
   После долгих путешествий по этажам  Тютюнина  привели  в  провонявшую
табачным дымом комнату, где он опять встретился с прокурором.
   - Ну, Серега, повезло тебе, -  сказал  капитан  и  удивленно  покачал
головой, словно все еще не веря в случившееся. - Одним словом, обвинение
с тебя снимается, поскольку хомяки вдруг объявились.
   - Как это объявились? Они же мертвые!
   - Да не мертвые. Хомяки-связисты вернулись в  расположение  части  из
самовольной отлучки. Теперь им светит дисбат.
   - А что с нашими шкурками?
   -  С  вашими  шкурками  все  в  полном  порядке.  Они   действительно
принадлежали животным,  погибшим  от  ужасной  и  опасной  для  человека
болезни.
   - А от этих шкурок нельзя заболеть? - тут же спросил оправданный.
   Прокурор подошел к Тютюнину и обнял его за плечи.
   - Время сейчас трудное, дорогой товарищ. Поэтому нельзя  нам  болеть.
Никак нельзя.
 
80 
 
   У тюремных ворот Тютюнина встречала Люба. Ее  глаза  были  красны  от
слез. Она с громким плачем упала на грудь любимому  мужу,  больно  ткнув
его узелком с ржаными сухарями и оловянной кружкой.
   - Сережа! Вернулся! - всхлипывала Люба. Тютюнин погладил ее по  плечу
и сказал:
   - Меня оправдали, Люба. Чего же ты плачешь?  Давай-ка  ты  на  работу
возвращайся.
   - А мне возвращаться не надо! - Люба подалась назад и заглянула  мужу
в глаза. - Мне, Сережа, до среды отгул дали! Правда хорошо?
   - Хорошо, - согласился Тютюнин. - Узелок-то тебе мамаша передала?
   - Ага. Ту все что нужно - сухарики, кружечка, немного табачку и мыло.
   - Мыло, - криво усмехнулся Тютюнин. - Веревку не забыла положить?
   - Зачем? - не поняла Люба.
   - Не важно, - отмахнулся Сергей и, поцеловав Любу в щеку,  решительно
двинулся к остановке городского транспорта.
   Ему не терпелось поскорее попасть в свой родной "Втормехпошив".
   Не  замечая  строгих  контролеров  и  суетливых  пассажиров,   Сергей
перепрыгивал из троллейбуса в метро, из метро  в  автобус,  а  потом  на
трамвай. Добравшись до своего предприятия, он остановился возле  ларька,
торговавшего жвачкой, китайскими игрушками  и  другими  товарами  первой
необходимости.
   - Сахар есть, девушка? - спросил Тютюнин через стекло.
   - Ой, он рафинадный, вам ни в жизнь не угрызть, - призналась  честная
продавщица.
   - Это даже хорошо, - злорадно улыбнулся Сергей. - Дайте  мне  аж  две
пачки.
   Продавщица подала Сергею две серые и тяжелые, как кирпичи, упаковки.
   - Пятьдесят рублей, - сказала она.
   - Хорошо, только денег у меня с собой нет. Вы  подождете  немного,  я
здесь, напротив вас работаю?
   Продавщица хотела закричать: "Да что это такое, давайте деньги сейчас
же или возвращайте товар!" - но Сергей сунул к ней в окошко свою побитую
физиономию, и она сказал:
   - Пожалуйста. Я вам верю, гражданин.
   И Сергей побежал во "Втормехпошив". Влетев в  помещение  приемки,  он
застал  там  штук  двадцать  встревоженных  старушек,  дожидавшихся  его
прихода. Увидев своего благодетеля, они радостно загомонили.
   - Одну минуточку, - попросил их Сергей. - Я только сахарок пристрою и
сразу назад.
   Старушки стали ждать, а Сергей прямиком помчался в бухгалтерию.
   - Ой, это вы, Сергей! - встретила его в коридоре секретарша директора
Елена Васильевна. - Вас насовсем отпустили или вы... - Елена  Васильевна
перешла на шепот, - или вы сбежали?
   - Отпустили. Полностью оправдан.
   - А Борис Львович  про  вас  спрашивал.  Он  так  удивился,  что  вас
забрали... Зайдите к нему.
   - Обязательно зайду, - пообещал Сергей, - но сначала в бухгалтерию.
   - А-а, понимаю, - кивнула секретарша. - Признаться, Сергей,  я  бы  с
удовольствием  к  вам  присоединилась.  -  Елена  Васильевна  подошла  к
Тютюнину ближе и, взяв его за пуговицу, с придыханием произнесла:
   - Но вы ведь женаты...
   - Ну да, - ответил Тютюнин, несколько сбитый с толку.  Однако,  когда
Елена Васильевна ушла, Сергей быстро восстановился и наполнился прежней,
тихой и ликующей, злобой.
 
81 
 
   Никогда еще бухгалтер Фригидин не сводил дебет  с  кредитом  в  таком
прекрасном расположении духа. То  и  дело  бросая  работу,  он  пробегал
пальцами по костяшкам деревянных счетов и, лихо  поддергивая  сползавшие
налокотники, напевал что-то легкое и воздушное.
   Иногда он бросал взгляд на пачку от сахара и, послюнив палец, вычищал
из нее остатки сахарной пудры.
   - Ла-ла-ла! - пел Фригидин. -  Трам-пам,  та-ра-рам!  За  его  спиной
скрипнула дверь, и он, не оборачиваясь, пропел, подражая Демису Руссосу:
   - Кто та-а-ам?
   - Сто грамм, -  ответил  знакомый  до  физической  боли  голос,  и  в
следующее мгновение Фригидину дали по башке.
   - Ой! - воскликнул он и, вскочив со стула, замер, не в силах побороть
холодное оцепенение.
   - А я тебе сладенького принес, - сказал Тютюнин и швырнул на стол два
неподъемных рафинадных кирпича.
   - Постойте, Сергей, вы меня не так поняли!  -  затараторил  Фригидин,
выставляя вперед  ладони  и  таким  образом  отгораживаясь  от  медленно
наступавшего Тютюнина. - Я просто  отвлекал  на  себя  внимание  этих..,
этих.., зверей! Этих монстров! Этих невозможных хамов-неужели вы мне  не
верите?
   - Не верю. Ты жрал мой сахар.
   - Но не оставлять же его врагу, Сергей! А как гражданин...
   - Жри рафинад... - перебил его Тютюнин.
   - Да я с удовольствием, только хотелось бы расставить  все  точки,  а
также запятые, поскольку...
   - Жри - или пожалеешь, - предупредил Тютюнин.
   -  Но  меня  опять  отвезут  размачивать  в  отделение  нестандартной
терапии! - пятясь от Сергея, закричал Фригидин.
   - А ты хочешь в травматологию?
   - Нет, не хочу. Сейчас же начинаю есть. - С  этими  словами  Фригидин
схватил одну из коробок и впился зубами в картон. Однако тут же  оставил
это занятие и заговорил на отвлеченные темы:
   - Между прочим, Сергей, вопрос из вопросов. Есть ли жизнь на Марсе?
   - Фригидин, не зли меня.
   - Ладно, замяли, - сразу согласился бухгалтер и снова начал  мусолить
картон, но снова отвлекся. - А вот какой случай произошел  с  персидским
царем Буром Вторым, когда его слоны переходили вброд Миссисипи...
   Несколько затрещин заставили  бухгалтера  заняться  делом,  и  спустя
полчаса одна коробка была опустошена.
   - Перерыв пять минут, - бесстрастным голосом рефери объявил  Тютюнин,
и обливающийся потом Фригидин свалился на свой стул.
   - Пей больше  воды,  Фригидин.  Уменьшай  концентрацию,  -  советовал
Сергей.
   - Не могу... Я и так два чайника выпил!
   - Ничего. Еще графин остался и аквариум.
   - Там же рыбки!
   - Рыбок не тронем, - пообещал Сергей. - Они  ни  при  чем...  Перерыв
окончен. Приступай к последней порции.
   - А может, не  нужно,  Сергей,  а?  Хотите,  я  подарю  вам  подшивку
порнографических журналов?
   - Нет.
   - А стеклянные шарики и игрушечный электровоз?!
   - Начинай!
   Поняв, что Тютюнин не отступит,  бухгалтер  придвинул  к  себе  новую
коробку с рафинадом и с выражением  обреченности  на  лице  принялся  ее
глодать.
   Однако он не одолел и половины, когда  в  его  теле  начался  процесс
естественной кристаллизации.
 
82 
 
   Врачей вызвали уже  без  Тютюнина,  поскольку  он  полностью  отдался
любимой работе.
   В этот день к нему на приемку принесли много разного товара. Тут были
пыжики,  кроличьи  лапки,  поддевка  из  койота  и  шапка  из  тундровых
пеструшек.
   Когда половина очереди был обслужена,  Сергей  почувствовал,  что  на
него кто-то смотрит, и оглянулся.
   Это была знакомая  ему  врачиха  Света,  которая  приехала  вызволять
Фригидина во второй раз.
   - Привет, - сказал ей Тютюнин. - Как дела?
   - Нормально. Заливаем вашему бухгалтеру воду в задницу...
   - А... - сказал Серега,  чувствуя  некоторое  смущение.  Старушки  из
очереди тоже приметили особую атмосферу и притихли, не скандаля,  против
обыкновения, по поводу простоя.
   Света повела бюстом  и  шагнула  к  Сергею.  Он  нервно  улыбнулся  и
отступил, надеясь, что при посторонних она не посмеет.
   Однако Света была настроена очень решительно и,  припечатав  Тютюнина
бюстом к стене, крепко поцеловала его взасос.
   Старушки возликовали и дружно грянули "Ай люли  -  четыре  гуся!",  а
Света, довольная своим поступком, покинула помещение, оставив  Сергея  в
состоянии крайнего удивления.
   Старушки затянули "Вот мчится тройка удалая" и трижды начинали  ее  с
начала, пока Сергей не принял весь принесенный ими хлам.
   Лишь после этого пенсионерки вышли на улицу, и в приемке стало тихо.
   Сергей, облегченно вздохнув, опустился на  старый  табурет  и  только
теперь заметил  в  углу  ту  самую  пожилую  женщину,  что  сдавала  ему
сиамского Рудольфа.
   В первый момент Сергею показалось, что клиентка поняла свою ошибку  и
пришла потребовать мех обратно, однако  он  тут  же  вспомнил,  что  это
никакая не женщина, а переодетый мужик.
   Впрочем, кричать:  "Уйди,  переодетый  мужик,  уйди!"  -  Тютюнин  не
собирался. Он хотел придержать этот аргумент на  случай,  если  "пожилая
женщина" потребует назад своего Рудольфа.
   - Слушаю вас внимательно, - сказал Сергей.
   - Я принесла ва