м месте, браток, я бы отошел от него подальше.
   - Это почему? - удивился тот, с интересом уставившись на  малолетнего
советчика.
   - Потому что у него может быть СПИД.
   - Да-а? А с чего ты взял?
   - Все признаки налицо. Бледность, круги под глазами, сачок в руках.
   Подавленный такой информированностью мальчишки, хулиган  попятился  и
быстро отступил к своему товарищу.
   - СПИД - чума двадцать первого  века,  -  произнесла  бабушка  умного
мальчика и вздохнула.
   - Ба, ты достала уже, - скривился тот.
   - Молчу, Саша, молчу.
   Подъехал длинный автобус,  и  в  него  погрузились  все  стоявшие  на
остановке. Все, кроме "ботаника".
   Автобус поехал по маршруту, а человек  с  сачком  отправился  пешком,
приговаривая: "колбаска, колбаска".
   Посматривая на названия улиц, он уверенно поворачивал, проходил через
дворы и не замечал рычавших на него собак. Наконец, остановившись  перед
нужной многоэтажкой, "ботаник" отсчитал указанный  в  адресе  подъезд  и
счастливо улыбнулся.
   - Колбаска, - произнес он, а затем, подумав, добавил:
   - Сергей Тютюнин... Тютюнин Сергей...
 
18 
 
   Всю  дорогу  до  работы  Сергей   опаздывал,   однако   прибежал   во
"Втормехпошив" вовремя.
   У входа в приемку он приметил длинный черный  автомобиль,  однако  не
придал этому значения,  поскольку  в  этом  же  здании,  но  в  соседнем
подъезде располагалось "пип-шоу" и туда часто подъезжали шикарные авто.
   Что такое "пип-шоу", Серега не знал, однако пойти и посмотреть не мог
из-за слишком высоких цен.
   Оказавшись в родной приемке, Тютюнин  переоделся,  нацепил  клетчатые
нарукавники и прислушался. Странное  дело.  Обычно  приходившие  с  утра
женщины бурно обсуждали в коридоре все новости минувших выходных, а  тут
- полная тишина, прерывавшаяся какими-то размеренными звуками.
   До открытия приемки оставалось еще минут пятнадцать. Сергей  вышел  в
коридор, чтобы найти источник звука.
   В  коридоре  звуки  были  отчетливее,  однако  и  теперь  Сергей   не
разобрался  в  их  природе.  Двигаясь  вдоль  стены,  он  достиг  дверей
директорского кабинета. Вне всякого  сомнения,  звуки  исходили  оттуда.
Сергей тихо вошел в приемную.
   Место  секретарши  пустовало   -   избалованная   начальником   Елена
Васильевна появлялась не раньше одиннадцати.
   Осторожно  приоткрыв  следующую   дверь,   Сергей   стал   свидетелем
удивительной  картины.  Борис  Львович  Штерн  висел  словно  на   дыбе,
прихваченный за руки огромным стриженым детиной, в то время как  другой,
такой  же  здоровенный,  парень  короткими  размеренными   тычками   бил
директора в живот.
   Чуть в стороне, прислонившись к стене, стоял щеголь со злым  лицом  -
именно он руководил всей этой экзекуцией.
   - Пойми, Шпак, ты не должен обманывать Казимира Куклинского. Этим  ты
сделал мне больно, и теперь я тебе тоже сделаю больно.
   - Я.., не... Шпак... Я Штерн, - мужественно хрипел директор и тут  же
получал под ребра новые тычки.
   - Ты, Шпак, думал, что продашь мне фуфло за четыре тыщонцы дуляров  и
я не замечу капроновой подкладки? Думаешь, Куклинский тупой и не  знает,
что при царе Иване не было капрона? Думаешь, я про то не вем, Шпак?
   -  Извините,  -  подал  голос  Серега,  поняв,  что  директора  нужно
выручать.
   - Цо то есть? - брезгливо указав на Серегу, спросил Куклинский. -  Цо
пану долега?
   - Извините еще раз, - Тютюнин вошел в кабинет и  глупо  улыбнулся,  -
там кто-то ОМОН вызвал, я пришел спросить - это не вы?
   - ОМОН?! - Руководитель избиения  одернул  дорогой  пиджак  и  кивнул
своим гориллам, чтобы те выходили. Несчастного Штерна  отпустили,  и  он
повалился на  пол.  Уже  уходя,  Куклинский  остановился  на  пороге  и,
позволив себе злую ухмылку, сказал:
   - До видзеня, Панове.
   - Борис Львович! - Серега подбежал к директору и помог ему подняться.
Штерн скривился от боли и закашлялся. - Что это за люди, Борис Львович?
   - Король.., король туалетной бумаги Казимир Куклинский... Мы ему доху
продали...
   - Вы садитесь, Борис Львович.
   Тютюнин помог директору сесть и налил в  стакан  воды.  Штерн  сделал
несколько глотков и, наконец вздохнув, стал ощупывать ребра.
   - Вроде ничего не сломали... Теперь нужно Турбинова найти. Он мне  за
все ответит.
   Однако Турбинова искать не пришлось. Он появился в  кабинете  тотчас,
довольный, дышащий вчерашним перегаром и с  огромной  свежей  шишкой  на
лбу.
   - Привет всем! - бодро произнес он и, дотронувшись до лба, сообщил:
   - Только что с клиентом во дворе столкнулся... Поговорили  немного...
Недовольны они, Борис Львович.
   - Я уже знаю, - мрачно заметил Штерн.
   - Спрашивают, почему трехсотлетняя доха имеет капроновую подкладку...
   - А ты чего сказал?
   - Я гений, Борис  Львович!  Я  сказал,  что  настоящая  подкладка  из
китайского шелка в настоящее время реставрируется в Эрмитаже.
   - И они поверили?
   - Поверили! - радостно закивал Турбинов. - Говорят меж  собой,  чего,
дескать, зря какому-то Шпаку печенки поотбивали! Вы  представляете,  как
весело, Борис Львович? Кому-то из-за нас перепало!
   Больше не в  силах  сдерживаться,  рычащий  Штерн  схватил  мраморную
пепельницу и метнул ее в голову Турбинова.
   Послышал удар и грохот разлетавшихся кусков мрамора.  А  после  этого
удивленный голос Турбинова:
   - Че... Че-то я не понял...
 
19 
 
   В одиннадцать часов на работу явилась  секретарша  Елена  Васильевна.
Она очень удивилась, застав в кабинете директора кроме самого Штерна еще
двух сотрудников - Тютюнина и Турбинова. У последнего  была  забинтована
голова и подбиты оба глаза, однако  это  не  мешало  ему  с  энтузиазмом
прихлебывать с блюдечка растворимый кофе.
   - Ой, здравствуйте! У вас совещание, Борис Львович?
   - Да нет, просто небольшой перерыв.
   - А я посмотрите что принесла!  -  похвасталась  секретарша  и  стала
разворачивать большой плакат. -  В  школе  у  сына  к  сентябрю  галерею
портретов меняют - мастеров  русской  литературы,  так  вот  ему  выпало
Чехова принести. Антон Палыча... Вот... -  Елена  Васильевна  развернула
портрет. - Красиво?
   - Красиво, - кивнул Штерн. - Но вообще-то это Троцкий.
   - Как Троцкий?! - поразилась секретарша.
   - Очень просто. Лев Давыдович, - подтвердил Турбинов.
   - Да вы не тушуйтесь, Елена Васильевна. Несите  как  есть,  сейчас  в
школе таким пустякам значения не придают.
   - А и ладно, - махнула рукой секретарша и убрала портрет. -  Попью-ка
я лучше чайку. Кстати, Борис Львович, вы слышали  новость?  Фригидин  на
работу вышел, собирался к вам зайти.
   - Пусть заходит. Чем он, кстати, болел, надеюсь, ничего серьезного?
   - Говорит, что-то вроде отравления. В этот момент в дверь  постучали,
и появился сам Фригидин.
   - Долго жить будет, - прокомментировал его появление Турбинов.
   - Можно, Борис Львович?
   - Заходите-заходите. Как вы себя чувствуете?
   - Благодарю вас, чувствую себя хорошо. Здравствуйте, Турбинов, и  вы,
Сергей, тоже здравствуйте. Пользуясь случаем, что здесь собрались лучшие
люди нашего предприятия, я хотел бы покаяться.
   - В чем покаяться? - спросил Турбинов, поправляя сползавший на  глаза
бинт.
   - Я вел себя некорректно и недостойно высокого звания  бухгалтерского
работника, однако теперь  все  в  прошлом.  Я  другой.  Поверьте,  Борис
Львович, и вы, Сергей, поверьте тоже. Я - другой.
   После этих слов Фригидин приложил руку к груди и поклонился.
   - Не смею больше мешать и удаляюсь, - добавил он и вышел в  приемную,
плотно притворив дверь.
   - Что-то я не понял, в чем он каялся. Вы, Сергей, поняли?
   - Я? - Тюгюнин не знал, что  ответить.  С  одной  стороны,  следовало
рассказать о проделках Фригидина, с другой - это ведь он, Тютюнин  довел
человека  до  больничной  койки.  Однако  его  сомнения  развеяла  Елена
Васильевна, которая снова заглянула в кабинет директора.
   - Извините, у меня тут на столе сахар лежал - десять кусочков. Вы  не
брали?
   - Нет, - за всех ответил Турбинов.
   - Надо же, на секунду отлучилась, и сахар сперли. Секретарша ушла,  и
Тютюнин тоже поднялся.
   - Пора мне уже сырье принимать. Люди небось волнуются.
   - Да, Сергей, идите. И знаете что, вы сегодня  здорово  мне  помогли,
поэтому  примите  сырье  и  отправляйтесь  домой.  Пусть  у  вас   будет
укороченный день.
   - А можно у меня тоже будет укороченный день?  -  тут  же  напросился
Турбинов.
   - Нет, нельзя, - отрезал Штерн. - Вам, Федор Иванович, еще до обеда в
Санкт-Петербург    смотаться    нужно    -    привезти    из    Эрмитажа
отреставрированную подкладку...
 
20 
 
   Сергей Тютюнин ушел с работы пораньше  и,  возвращаясь  домой,  думал
одну мысль, которая его занимала.
   Впервые за довольно долгое время они с Окуркиным решили не  пропивать
все деньги, добытые удачной охотой на банки, а вложить их в  собственное
дело. Разговор на эту тему у них состоялся  еще  до  событий  в  деревне
Гуняшкино, и теперь, полностью избавившись от пережитых страхов,  Сергей
Тютюнин снова думал о серьезных вещах.
   Инициатором этой блестящей идеи был  Леха.  Как  человек,  близкий  к
тяжелой  индустрии,  он   хорошо   представлял   себе   металлургическое
предприятие, и потому именно он разработал первый бизнес-план.
   - Пора нам менять масштаб нашего дела, -  сказал  он,  когда  они  на
автобусе возвращались из пункта сдачи цветных металлов.
   - Это как? - спросил Сергей.
   - Нужно самим банки принимать.
   - И что мы с ними будем делать?
   - Переплавлять в тарные чушки.
   - О, - только и сумел выговорить Тютюнин. - А чего делать с чушками?
   - А тут уже что хочешь, то и  делай.  Можно  на  международный  рынок
выйти.
   - Слушай, а где мы все это будем плавить? Нужны же какие-то домны или
там конверторы?
   - Пока обойдемся печкой у меня в гараже, а со временем будут у нас  и
домны. Главное - подмять  под  себя  весь  рынок  алюминиевых  банок,  в
масштабах города.
   - В масштабах города - это, конечно, много, - согласился  Тютюнин  и,
глядя в окно автобуса, стал невольно представлять себе на месте  гаражей
корпуса нового завода по переплавке пивных банок. - Слушай, а может, нам
сразу готовый завод подыскать, а то, если мы здесь все застроим, где  ты
"запорожец" будешь ставить? Да и  соседи  сожрут  -  скажут,  дымит  ваш
завод.
   - Ну, - Леха поднял  вверх  указательный  палец,  -  я  гляжу,  и  ты
кой-чего кумекать начинаешь. Думаю, прихватим  мы  алюминиевый  завод  в
Братске. А потом и Норильский никелевый.
   - А на что нам никелевый?
   - Да чтобы в Сибирь по сто раз не мотаться. Не  ближний  конец  -  не
набегаешься туда.
   - Это конечно. Тут я с тобой согласен.  Вот  только  у  этих  заводов
хозяева есть. Они ведь денег больших попросят.
   - С хозяевами разговор короткий... - сказал  Леха.  -  Хозяев  валить
будем.
   - А не валить нельзя?
   - Можно не валить, но тогда мочить придется. Но, ты не бойся, это  мы
не сами будем делать.
   - А кто?
   - Найдутся люди. Найдутся.
   Вспоминая этот разговор, Тютюнин пытался припомнить, есть ли  у  него
знакомства, через которые  можно  наладить  продажу  за  границу  тарных
чушек. Выходило, что нет таких.
   Можно было, конечно, обратиться к Олимпиаде Петровне.  У  той  всегда
водились всякие жулики, однако тещу Сергей  решил  оставить  на  крайний
случай - если уж они с Лехой сами не выйдут на международный рынок.
   Так, за размышлениями, он свернул с тротуара и пошел напрямик - через
небольшой, стихийно образовавшийся скверик.  Когда-то  здесь  собирались
строить канализационно-насосную станцию, однако что-то не  сложилось,  и
на месте котлована выросли деревья.
   - Сергей Тютюнин... Тютюнин Сергей...
   Голос был знакомым и незнакомым одновременно. Что-то  шевельнулось  в
памяти Сергея, он настороженно повернулся.
   Очень милая девушка в коротком платьице поднялась с вросшей  в  землю
бетонной  плиты  и  направилась  прямо  к  Тютюнину.  Она  улыбалась   и
поигрывала изящным дамским кастетом, заставив  Сергея  усомниться  в  ее
добрых намерениях.
   Остановившись в двух шагах, девушка  судорожно  сглотнула  и  жалобно
проблеяла:
   - Моя колбаски хочет. Твоя обещал колбаски...
   Весь мир Сереги Тютюнина в  одно  мгновение  перевернулся  с  ног  на
голову. Тот ужасный деревенский  кошмар,  который  он  уже  благополучно
списал в сновидения, снова оказался рядом.
   - Когда ты приехал? - хрипло спросил Тютюнин.
   - Скора, - ответила девушка, и  в  ее  глазах  промелькнула  хитрость
толстого китайца.
   Все это видела пенсионерка Живолупова, она же  Гадючиха,  которая  на
всякий случай сидела в кроне высокого дерева с большим флотским биноклем
в руках.
   "Я знала! Я знала!" - внутренне возликовала Живолупова и стала быстро
спускаться вниз. Ей предстояло совершить бросок до своей квартиры, чтобы
скорее  позвонить  на  работу  жене  Тютюнина,  Гадючиха   давно   ждала
подходящего случая, и вот наконец это произошло. Вне  всякого  сомнения,
Тютюнин-муж собирался привести любовницу  домой,  а  потому  Живолуповой
представлялась возможность насладиться последующим спектаклем.
   - Мы на-а-аш, мы новый мир постро-о-оим... - тихо напевала  Гадючиха,
проворно  перебирая  руками.  В  какой-то  момент  она  от  удовольствия
потеряла равновесие и полетела вниз.
   Приземление было жестким, но Живолупова сдержала стон и стала  шарить
по траве, нащупывая бинокль. Однако он был еще в полете и вскоре  догнал
свою владелицу, больно ударив ее по голове.
   "Как в старые добрые  времена",  -  подумала  Гадючиха,  выползая  на
тротуар.  Нога  болела,  голову  саднило,  однако  мужественная  старуха
заковыляла к дому, чтобы довести задуманное до конца.
   С трудом добравшись до телефона, она достала пожелтевшие  бланки  для
допросов, где по привычке хранила все сведения о соседях, и нашла  номер
отдела кадров завода, где трудилась гражданка Тютюнина.
   - Але, отдел кадров? Тютюнину Любу к телефону - срочно!  Кто  звонит?
Сами догадайтесь! Вот так-то. Жду...
   Примерно через полминуты  в  трубке  послышался  взволнованный  голос
Тютюниной:
   - Ой, кто это?!
   - Это бабушка  Живолупова,  Любочка,  -  елейным  голосом  заговорила
Гадючиха. - Я ить чего звоню, доченька, благоверный-то твой где сейчас?
   - На работе... - ответила Люба, и в ее голосе  слышалось  нарастающее
беспокойство. - А что с ним? Он жив?
   - Да жив, доченька, жив, чего с ним, с кобелем, случится. Я ведь чего
звоню, Любочка, спутался твой Сережа с какой-то малолеткой.
   - С какой малолеткой?!
   - Ну лет примерно.., семнадцати, - начала обрисовывать  Гадючиха,  на
ее лице появилась счастливая улыбка. -  Красивая,  конечно,  девчоночка.
Ноги длинные, носик пуговкой, платьице коро-о-отенькое, губки...
   - Где они?! - словно раненая медведица проревела в трубку Люба.
   - Дык, я так полагаю, скоро на квартиру придут. Не будут  же  они  на
улице это самое делать, когда квартира свободная...
   Было слышно, как на рычаг телефона брякнулась трубка, а  значит,  все
шло по плану.
   Довольная Гадючиха заглянула в холодильник, выудила оттуда  банан  и,
хромая, направилась к выходу, напевая и дирижируя себе бананом:
   - Мы мир-ны-е лю-ди, но наш бро-не-поезд  стоит  на  запас-ном  пути,
трам-тадам... Стоит! Еще как стоит!
   Спустившись на лифте, Живолупова вышла из подъезда  и,  осмотревшись,
укрылась за стендом с наглядной агитацией.
   Долго ждать ей не пришлось - скоро, скрипнув  тормозами,  возле  дома
остановилось такси, и оттуда выскочила Люба. У нее горело  лицо,  и  она
жаждала мести.
   - Ну?! - спросила Люба у Гадючихи, когда та выглянула из-за стенда.
   - Еще не проходили, но скоро явятся. Ты пока иди, голубушка, домой  в
засаду. Приготовься, чтобы все было как положено...
   - Ага, - кивнула Люба. - В засаду.
 
21 
 
   Тютюнин напряженно соображал, что же  ему  теперь  делать.  Блондинка
стояла в опасной к нему близости, и, стоило  кому-то  доложить  об  этом
Любе, могла случиться катастрофа.
   - Ты это... - Сергей откашлялся. - Ты не мог бы превратиться в какого
нибудь мужика, что ли?.. А то с колбаской проблемы будут.
   Едва Тютюнин упомянул про колбаску, девушка,  на  мгновение  мелькнув
хитрым лицом китайца,  превратилась  в  нечесаного  старика  с  бешеными
горящими  глазами.  В  его  руках  оказалась  лопата,  Тютюнин  невольно
отшатнулся.
   - Я Палыч, - произнес старик.
   - Очень хорошо. Тогда пройдемте, что ли, ко  мне  домой,  а  потом  я
позвоню Лехе, чтоб вместе с ним вам колбаски достать.
   - Моя хотеть колбаски.
   - Да я понимаю. Но у меня сейчас нет -  ее  нужно  еще  собрать.  Вам
сколько нужно?
   - Сито сорок семь килограмма...
   - М-да...  -  Серега  стал  прикидывать  стоимость  колбасы.  У  него
получились бешеные деньги. - Ну что ж, идемте.
   И они пошли. Тютюнин понуро брел впереди, в голове  его  от  волнения
ничего не придумывалось, а Палыч плелся следом,  постукивая  об  асфальт
остро отточенной лопатой.
   Когда они подходили к подъезду, Сергей обернулся.
   - Ты, Палыч, не мог бы другое обличье принять -  поприличнее.  Только
чтобы не женщина и без лопаты.
   - Моя может, - согласился  Палыч.  Он  пригляделся  к  фотографии  на
стенде и полностью скопировал увиденное.
   Теперь он был небритым мужчиной со шрамом на правой щеке. Лопаты  при
нем не было, и это Серегу успокоило.
   - Хорошо. Теперь пойдем...
   Едва они  скрылись  в  подъезде,  как  из-за  стенда,  доедая  банан,
выбралась пенсионерка Живолупова.
   "Девчонка исчезла, но появился бомж с лопатой, - рассуждала Гадючиха.
- Значит, закопали болезную. Выходит, Тютюнин еще и душегубец. Я буду не
я, если под статью его не подведу. Я буду не я..."
   Взгляд Живолуповой  упал  на  стенд,  где  под  заголовком  "Внимание
розыск!" она узнала неоднократно судимого гражданина Сивухина по  кличке
"Морж", который только что вошел в подъезд вместе с Тютюниным.
   От такого крутого поворота пенсионерку  прошиб  пот.  Выйти  на  след
банды убийц - высокая заслуга. Тут дело пахло государственной наградой.
   Позабыв про больную ногу, Живолупова помчалась к ближайшему отделению
милиции.
 
22 
 
   Не успели Сергей и  его  новый  друг  переступить  порог  тютюнинской
квартиры, как из-за посудного шкафа, словно  тигрица,  выпрыгнула  Люба.
Воздух колыхнулся от пущенной дубовой скалки - Сергей понял,  что  нужно
спасаться.
   "Убьет дура!" - успел подумать он  и  резко  пригнулся,  а  вся  мощь
страшного удара пришлась на физиономию Палыча.
   От такого сотрясения тот сразу потерял контроль над  превращениями  и
обратился в старика  с  лопатой.  Люба  вскрикнула  от  неожиданности  и
добавила ему еще.
   Палыч крякнул и стал ботаником с сачком для ловли  бабочек.  Серегина
жена совершенно ошалела и  нанесла  ему  изощренный,  показанный  мамой,
удар. Ботаник ойкнул и исчез, а ему на смену пришла блондинка в коротком
платьице.
   - Ах вот она! - торжественно произнесла Люба. - Ах вот какую сучку ты
привел!
   Отшвырнув скалку,  она  бросилась  на  противницу,  желая  немедленно
вцепиться  ей  в  волосы,  однако  обхватила  руками  стриженую   голову
рецидивиста Сивухина.
   - Ой, извините, - сказала Люба и громко икнула.  -  Сережа...  -  она
повернувшись к мужу. - Я схожу с ума, Сережа... Я схожу с ума...
   Тютюнин подхватил падающую супругу и проводил ее  в  другую  комнату,
где уложил на кровать, а потом принес холодного молока.
   - Полежи пока, Любаш, скоро все пройдет, -  пообещал  он  и  вышел  к
гостю, который понуро сидел в облике Сивухина и,  посмотрев  на  Сергея,
спросил:
   - Что это была? Моя шибко боялся...
   - Это как бы небольшое приветствие, - соврал Тютюнин. - Просто у  нас
так здороваются. Как увидят друг  друга,  так  сразу  -  хрясь  скалкой.
Здороваются...  -  Серега  вздохнул.  -  Меня  она   тоже   неоднократно
прикладывала... - признался он. - Но ты не обижайся, такие у нас обычаи.
Обычаи такие...
   - Моя понял,