а, Тиамак положил Могахиба на  каркас,  слегка  прогнувшийся
под тяжестью тела.
   Когда все было готово, Тиамак отступил на несколько шагов и  встал  рядом
со своими спутниками, лицом к каркасу и незажженному костру.
   - Та, Что Ждет Всеобщего Возвращения, - произнес он нараспев, - стоящая у
последней реки. Младший Могахиб покидает  нас.  Когда  он  будет  проплывать
мимо, помни, что он был храбрым: он вошел в гнездо гантов, чтобы спасти свою
семью, своих соплеменников и соплеменниц. Помни также, что он был добрым.
   Тут Тиамаку пришлось прерваться и немного подумать. Мириамель  вспомнила,
что он не был другом умершего вранна.
   - Он всегда почитал  отца  своего  и  других  старейшин,  -  провозгласил
наконец Тиамак. - Он устраивал праздники, когда  на  него  падал  жребий,  и
никогда не скупился, - вранн вздохнул. - Вспомни свое соглашение с Той,  Что
Родила Человеческое Дитя. Младший Могахиб получил жизнь и прожил ее;  потом,
когда Те, Кто Наблюдают  и  Творят  коснулись  его  плеча,  он  отдал  жизнь
обратно. Та, Что Ждет Всеобщего Возвращения, не дай  ему  проплыть  мимо.  -
Тиамак повернулся к своим спутникам:
   - Скажите это вместе со мной, пожалуйста.
   - Не дай ему проплыть мимо! - крикнули они все  вместе.  Птица,  сидевшая
над ними, издала звук, похожий на скрип несмазанной двери.
   Тиамак склонился над костром. Несколькими ударами кремня он  высек  искру
на груду пальмовых листьев. Огонь разгорелся за считанные секунды, и  вскоре
листья,  в  которые  был  завернут  Младший   Могахиб,   стали   чернеть   и
сворачиваться.
   - Нет необходимости смотреть на это, - спокойно сказал Тиамак. - Если  вы
спуститесь  немного  вниз  по  течению  и  подождете  меня  там,   я   скоро
присоединюсь к вам.
   На сей раз Мириамель почувствовала, что вранн больше не  нуждается  в  их
обществе. Они погрузились в лодку и проплыли немного,  пока  изгиб  реки  не
скрыл от них растущий столб темно-серого дыма.
   Позже, когда Тиамак, шлепая по воде, вернулся к ним, Изгримнур помог  ему
залезть в лодку. Отталкиваясь шестом, они быстро прошли небольшое расстояние
до лагеря. В этот вечер Тиамак был молчалив и серьезен.  Он  долго  сидел  и
смотрел в огонь, после того как его товарищи улеглись.

***

   - Думаю, что теперь я понял некоторые туманные места из рассказа Тиамака,
- сказал Кадрах.
   Было позднее утро. Прошло уже шесть дней с  тех  пор,  как  они  покинули
гнездо гантов. Было тепло, но легкий ветерок сделал путешествие  по  протоке
более приятным, чем в предыдущие дни. Мириамель  начинала  верить,  что  они
действительно когда-нибудь выйдут из болот.
   - Что значит "понял"? - Изримнур  попытался  смягчить  тон,  которым  был
задан этот вопрос, но без особого  успеха.  Отношения  между  северянином  и
монахом продолжали портиться.
   Кадрах удостоил его снисходительным взглядом,  но  ответ  свой  адресовал
Мириамели  и  Тиамаку,  сидевшим  в  середине  лодки.  Камарис,  внимательно
наблюдая за берегами, работал шестом, стоя на корме.
   - Осколок зеркала. Язык гантов. Кажется, я понял, что все это означает.
   - Так скажи нам, - попросила Мириамель.
   - Как вы знаете, леди, я изучил множество  древних  источников,  -  монах
откашлялся, не особенно расположенный к  выступлению  перед  аудиторией..  -
Среди прочего я читал и о Свидетелях...
   - В книге Ниссеса? - спросила Мириамель и была поражена тем, что сидевший
рядом с ней Тиамак скорчился, как от  удара.  Она  повернулась  к  нему,  но
стройный вранн смотрел на Кадраха с выражением, похожим на  подозрительность
- свирепую пристальную подозрительность, как будто он только что  обнаружил,
что Кадрах наполовину гант.
   Озадаченная, она оглянулась на монаха И обнаружила, что он смотрит на нее
с яростью.
   Вероятно, он не хочет вспоминать об этом, решила она и огорчипась, что не
промолчала. Но реакция Тиамака в любом случае  была  удивительной.  Что  она
такого сказала? Или что сказал Кадрах?
   - Как бы то ни было, - сказал Кадрах, будучи вынужденным  продолжать,  не
желая этого. - Были некогда предметы,  называемые  Свидетелями.  Их  создали
ситхи еще в глубокой древности. Они пользовались Свидетелями, чтобы общаться
между собой на большом расстоянии, а возможно и для того,  чтобы  показывать
друг другу  сны  и  видения.  Свидетели  имели  самые  разнообразные  формы;
старинные книги упоминают "Камни", "Чешую", "Озера" и "Погребальные костры".
"Чешуя" напоминала то, что смертные называют зеркалами. Я  не  знаю,  почему
эти Свидетели так назывались.
   - Ты хочешь сказать, что зеркало Тиамака было... одной из этих  вещей?  -
спросила Мириамель.
   - Так я думаю.
   - Но какое отношение ситхи имеют к гантам? Даже  если  они  действительно
ненавидят людей, о чем мне не раз говорили, я  не  могу  поверить,  что  эти
отвратительные жуки им более близки.
   Кадрах кивнул.
   - Да, но если Свидетели еще существуют, ими могут пользоваться не  только
ситхи. Вспомните, принцесса, все, что вы слышали  в  Наглимунде.  Вспомните,
кто разрабатывает планы и плетет паутину, скрываясь на замерзшем севере.
   Мириамель, вспомнившая странную речь Ярнауги, внезапно ощутила холод,  не
имевший никакого отношения к легкому ветерку.
   Изгримнур наклонялся вперед.
   - Подожди-ка, парень. Ты что же, хочешь сказать, что  этот  самый  Король
Бурь заколдовал гантов? Тогда зачем им был нужен Тиамак? Не вижу смысла.
   Кадрах проглотил резкий ответ.
   - Я же не говорю, что знаю ответы на все вопросы, риммерсман. Но возможно
ганты слишком другие, слишком... примитивны. Может быть... для того, что  бы
те, кто использует теперь Свидетели, могли говорить с ними напрямую... -  Он
пожал плечами.  -  Я  думаю,  что  им  требуется-человек  в  виде  какого-то
посредника.
   - Но что могло понадобиться Кор... - Мириамель спохватилась. Несмотря  на
то, что Изгримнур уже пробормотал это имя, она не желала его называть. - Что
могло понадобиться кому-то такому от гантов Вранна?
   Кадрах покачал головой.
   - Это намного выше моего понимания, леди. Кто может  надеяться  судить  о
планах... кого-то такого?
   Мириамель повернулась к Тиамаку:
   - Ты помнишь что-нибудь еще из того, что тебя заставляли говорить?  Может
быть, Кадрах прав?
   Тиамак, казалось, не был расположен говорить на эту тему:
   - Я не помню. Я мало знаю о... о колдовстве и  о  древних  книгах.  Очень
мало.
   - Я и раньше думала, что ганты опасны, - сказала Мириамель после  долгодо
молчания, - но если это правда - если они как-то связаны с тем, против  чего
сражается Джошуа, да и мы все тоже... - она обхватила руками колени,  -  чем
скорее мы уйдем отсюда, тем лучше.
   - Вот с этим никто из нас спорить не станет, - пророкотал Изгримнур.

***

   Выздоровление  Тиамака  оказалось  не  окончательным.  Через  день  после
торжественного сожжения Младшего Могахиба он снова впал в подобие лихорадки,
оставлявшей его слабым и безжизненным. Когда наступала темнота, вранн  видел
ужасные сны. Утром он не мог вспомнить ни одного видения, но  по  ночам  они
заставляли его корчиться от ужаса и  кричать.  Когда  Тиамак  переживал  эти
ночные пытки, его спутники были почти так же несчастны и взволнованны, как и
он сам.
   Проходили дни, а Вранн все не кончался, как засидевшийся гость: за каждой
пройденной ими лигой болотного лабиринта -  плыла  ли  лодка  под  затянутым
дымкой небом, или они  толкали  ее,  шлепая  по  зловонному  липкому  илу  -
возникала новая лига такого же болота. Мириамель начинала  подозревать,  что
это какой-то волшебник играет с  ними  одну  и  ту  же  шутку,  каждую  ночь
возвращая их к началу пути.
   Рои насекомых, которые, судя по всему,  находили  особое  удовольствие  в
том, чтобы отыскивать самые чувствительные точки не телах  людей,  затянутое
дымкой, но все равно палящее солнце, воздух, горячий и сырой, словно пар над
тарелкой супа - все это приводило путешественников на грань срыва, а  иногда
и выводило за нее. Даже дождь, сперва показавшийся благословением, обернулся
еще одним проклятием. Монотонный теплый ливень продолжался  целых  три  дня,
пока Мириамели и ее товарищам не начало казаться, что тысячи демонов колотят
по их головам крошечными молоточками. Все это стало раздражать даже  старого
Камариса, которого раньше ничто не могло вывести из себя и который  был  так
кроток и спокоен, что позволял кусающимся насекомым безнаказанно ползать  по
его коже - Мириамель начинала чесаться от  одного  вида  усыпанного  укусами
старика. Но три дня и две ночи  непрерывного  дождя  наконец  доконали  даже
старого рыцаря. На третий день он пониже натянул сделанную из листьев  шляпу
и с таким горестным  видом  посмотрел  на  иссеченную  дождем  протоку,  что
Мириамель подошла и обняла его. Камарис никак на это  не  прореагировал,  но
что-то  в  его  позе  заставляло  думать,  что  рыцарь  благодарен  за   это
прикосновение; так это было или  нет,  но  довольно  долго  он  просидел  не
шевелясь, явно немного менее несчастный, чем раньше.  Мириамель  восхищалась
его широкой спиной и плечами, которые казались почти неприлично крепкими для
старика.
   Тиамака утомляла даже необходимость сидеть в лодке, закутанному в плащ, и
отдавать распоряжения, ненадолго уняв стучащие зубы.  Он  говорил,  что  они
почти достигли северного края Враниа, но прошло уже много дней  с  тех  пор,
как он сказал это в первый раз, а глаза вранна теперь  казались  тусклыми  и
безжизненными. Мириамель и Изгримнур уже не  скрывали  своего  беспокойства.
Кадрах, который, как казалось, неоднократно готов был подраться с  герцогом,
открыто выражал свое презрение по поводу их шансов  на  благополучный  исход
путешествия. Наконец Изгримнур сказал ему, что  если  он  услышит  еще  одно
пессимистическое предсказание, то выкинет монаха из лодки,  и  ему  придется
продолжить  путешествие  вплавь.  Кадрах  прекратил  свои  придирки,  но  от
взглядов, которые он бросал на герцога, когда тот  отворачивался,  Мириамели
становилось не по себе.
   Ей было ясно, что Вранн постепенно изнуряет их. В конце концов болота  не
место для людей - особенно сухоземцев.

***

   - Вот здесь будет хорошо, - сказала она и сделала  еще  несколько  шагов,
стараясь не потерять равновесие в хлюпающей под ногами грязи.
   - Как скажете, леди, - пробормотал Кадрах.
   Они немного отошли от лагеря, чтобы закопать остатки  еды  -  в  основном
рыбьи кости, чешую и фруктовые косточки. Во  время  их  долгого  путешествия
выяснилось, что любопытные враннские обезьяны  всегда  пытаются  обследовать
лагерь в поисках остатков от ужина, даже если кто-нибудь из  людей  остается
часовым. В последний раз, когда отбросы не отнесли на два  десятка  ярдов  в
сторону, путешественникам пришлось спать в центре шумного  праздника,  среди
Визжащих, дерущихся обезьян, каждая  из  которых  норовила  схватить  лучший
кусок.
   - Начинай, Кадрах, - сердито сказала она. - Копай яму.
   Он искоса взглянул на нес, потом принялся рыть влажную землю. При  каждом
ударе  пустотелого  камышового  заступа,  поблескивая  при   свете   факела,
выскакивали бледные,  извивающиеся  существа.  Когда  яма  стала  достаточно
глубокой, Мириамель бросила  в  нее  обернутый  листьями  сверток,  и  монах
завалил все грязью. Потом он повернулся и пошел  назад,  к  свету  лагерного
костра.
   - Кадрах?
   Он медленно повернулся.
   - Да, принцесса?
   Она подошла к нему.
   - Мне... мне очень жаль, что Изгримнур сказал тебе тогда то, что  сказал.
У гнезда. - Она беспомощно подняла руки. - Он был  расстроен  и  говорил  не
подумав. Но он хороший человек.
   Лицо Кадраха  оставалось  невозмутимым,  как  будто  его  мысли  скрывала
плотная пелена. В свете факела его глаза казались странно безжизненными.
   - Да. Хороший человек. Таких мало.
   Мириамель покачала головой.
   - Я знаю, что это не оправдание. Но, Кадрах, прошу тебя, ведь  ты  и  сам
понимаешь, почему он вышел из себя!
   -  Конечно.  Прекрасно  понимаю.  Многие  годы  я  жид  только  в   своем
собственном обществе - как же я теперь могу винить кого-то  за  то,  что  он
чувствует то же, что и я - он ведь даже не знает всего.
   - Черт возьми, - огрызнулась Мириамель. - Ну что ты за человек? Я не могу
ненавидеть тебя, Кадрах. Я не держу на тебя зла, хотя мы  и  причинили  друг
другу немало неприятностей.
   Некоторое время он молча смотрел на  нее,  видимо  пытаясь  совладать  со
своими эмоциями.
   - Нет, милая леди. Вы обращались  со  мной  гораздо  лучше,  чем  я  того
заслуживал.
   Она знала, что спорить не нужно.
   - И я не могу винить тебя за то, что ты не хотел идти в это гнездо.
   Он медленно покачал головой.
   - Нет, леди. И ни один человек на земле не стал бы, даже ваш герцог, если
бы он только знал...
   - Что знал? - резко спросила она. - Что с тобой  еще  случилось,  Кадрах?
Что, кроме того, что ты уже рассказал мне о Прейратсе и об этой книге?
   Лицо монаха застыло.
   - Я не хочу говорить об этом.
   - О Милостивая Элисия,  -  расстроенно  вздохнула  принцесса.  Потом  она
сделала еще шаг к монаху и взяла его за руку. Кадрах вздрогнул  и  попытался
вырваться, но девушка крепко держала его.  -  Послушай  меня.  Если  ты  сам
ненавидишь себя, то и другие тоже будут  тебя  ненавидеть.  Это  знает  даже
ребенок, а ведь ты взрослый ученый человек.
   - Но если ребенка все ненавидят, - фыркнул монах, -  он  и  сам  начинает
ненавидеть себя, это неизбежно.
   Она не поняла, что он имел в виду.
   - О, пожалуйста. Кадрах. Мы должны прощать всем и себе в том числе. Я  не
моту вынести, когда так относятся к моему другу, даже  если  это  делает  он
сам.
   Упорство, с которым монах пытался вырвать руку, внезапно ослабло.
   - Другу? - хрипло спросил он.
   - Другу, - Мириамель сжала его руку и отпустила  ее.  Монах  отступил  на
шаг, но дальше не пошел. - Теперь,  пожалуйста,  сделай,  как  я  прошу.  Мы
должны попытаться стать добрее друг к другу, пока не доберемся до Джошуа,  а
иначе мы просто сойдем с ума.
   - Доберемся до Джошуа... - монах безучастно повторил ее  слова.  Внезапно
он бесконечно отдалился от нее.
   - Конечно, - Мириамель уже пошла к лагерю, потом снова остановилась.
   - Кадрах?
   Некоторое время он не отвечал.
   - Что?
   - Ты ведь знаешь магию, правда? -  Он  ничего  не  ответил,  и  принцесса
ринулась дальше. - Я хочу сказать, ты очень много знаешь о ней -  во  всяком
случае ты дал мне это понять. Но наверное ты к тому же владеешь ею?
   - О чем вы говорите? - голос его звучал сердито, но в нем слышались нотки
страха. - Если речь идет о моих метательных снарядах, так это вовсе  никакая
не магия. Пирруинцы изобрели эту штуку давным-давно, хотя  они  пользовались
другим сортом масла. Это использовалось в морских сражениях...
   - Да, это было прекрасно придумано. Но у тебя есть нечто большее, и ты об
этом прекрасно знаешь. Иначе зачем бы ты стал изучать такое... такое, как та
книга? И потом, я знаю все про доктора Моргенса, так что если  ты  входил  в
его... как это называлось? Орден Манускрипта?..
   Кадрах раздраженно махнул рукой:
   - Искусство, моя леди, это не мешок фокусника, набитый дешевыми  трюками.
Это способ познания вещей, способ так же верно увидеть, как устроен мир, как
каменщик разбирается в скатах и рычагах.
   - Вот видишь! Ты знаешь это!
   - Я не "владею магией", - твердо ответил  он.  -  Один  или  два  раза  я
применял знания, полученнные  за  время  моих  исследований,  -  тон  монаха
казался искренним, но ои избегал взгляда Мириамели, - но это  совсем  нс-то,
что вы считаете магией.
   - Даже если и так, - сказала Мириамель,  все  еще  полная  энтузиазма,  -
только подумай, как ты мог бы помочь Джошуа!  Подумай,  какая  это  была  бы
поддержка для него.  Моргене  мертв.  Кто  еще  может  рассказать  принцу  о
Прейратсе?
   Теперь Кадрах  все-таки  поднял  глаза.  Он  выглядел  затравленным,  как
загнанная в угол шавка.
   - Прейратс? - он глухо засмеялся. -  Вы  серьезно  думаете,  что  я  хоть
чем-то могу помочь в борьбе  с  Прейратсом?  А  он  ведь  только  мельчайшая
частичка тех сил, которые готовятся выступить против вас.
   - Тем более! - Мириамель снова потянулась к  его  руке,  но  монах  резко
отступил.  -  Джошуа  нужна  помощь.  Кадрах.  Если  ты  боишься  Прейратса,
насколько же больше ты должен бояться очутиться в том мире, который он хочет
создать вместе с Королем Бурь.
   При  звуке  этого  имени  вдалеке  раздался  приглушенный  ропот   грома.
Ошеломленная, Мириамель испуганно оглянулась, как  будто  какое-то  огромное
призрачное существо могло наблюдать за ними. Когда она снова  повернулась  к
монаху, тот, спотыкаясь, брел назад к лагерю.
   - Кадрах?
   - Хватит! - крикнул он и, опустив голову, исчез в  темных  зарослях.  Она
слышала, как он ругается, пробираясь через предательский ил.
   Мириамель последовала за ним, но Кадрах категорически отверг все  попытки
продолжить разговор. Она бранила себя за этот неосторожный разговор, как раз
когда она уже почти достучалась до него.  Какой  же  он  все-таки  безумный,
несчастный человек! А глупее всего, что в этом беспорядочном  разговоре  она
забыла спросить его о своей мысли по поводу Прейратса, той, которая засела у
нее в голове прошлой ночью - мысли об ее отце, о смерти,  о  Прейратсе  и  о
книге Ниссеса. Это было страшно важно, но  теперь  пройдет  немало  времени,
прежде чем она снова сможет затронуть эту тему в разговоре с Кадрахом.
   Ночь была теплая, но, ложась, Мириамель туго завернулась в плащ.  Сон  не
приходил.  Полночи  она  пролежала  с  открытыми  глазами,  слушая  странную
непрерывную музыку болота. Ей  пришлось  смириться  с  сотнями  ползающих  и
порхающих насекомых, но все эти жучки, какими бы докучными они ни  были,  не
шли ни в какое сравнение с ее собственными назойливыми мыслями.

***

   К удивлению и радости Мириамели, следующий день принес заметные  перемены
в окружавшем их пейзаже. Деревья переплетались теперь не так туго, а местами
лодка выскальзывала из влажных зарослей в широкие мелкие лагуны,  зеркальную
гладь которых колебала только  мелкая  рябь  от  легкого  ветерка,  да  леса
высоких трав, встающие из воды.
   Тиамак был очень доволен темпами их продвижения и  заявил,  что  северные
границы Вранна уже неподалеку. Однако близкое  избавление  не  исцелило  его
лихорадки, так что худой коричневый человек провел большую  часть  утра,  то
погружаясь в беспокойный сон, то пробуждаясь, испуганно  съежившись  и  дико
бормоча что-то на родном языке.  Ему  требовалось  довольно  много  времени,
чтобы прийти в нормальное состояние.
   Ближе к вечеру лихорадка Тиамака усилилась. Теперь он все время  потел  в
бредил, а промежутки просветления стали совсем короткими. Во время одного из
них сознание вранна  настолько  прояснилось,  что  он  смог  выполнить  роль
аптекаря для самого себя. Он попросил Мириамель приготовить доя  него  питье
из трав и показал, где растут некоторые из них - цветущая  трава  квиквид  и
цепляющийся  за  почву  вьюн  с  овальными   листьями,   названия   которого
ослабевшему Тиамаку вспомнить не удалось.
   - И желтый корень тоже, - проговорил Тиамак, прерывисто дыша. Он выглядел
просто ужасно: глаза покраснели, кожа блестела от пота.  Растирая  собранные
травы на плоском камне, лежавшем у нес на коленях, Мириамель тщетно пыталась
унять  дрожь  в  руках.  -  Желтый  корень,  чтобы  ускорить  сращивание,  -
пробормотал вранн.
   - Какой желтый корень? - поинтересовалась принцесса. - Он здесь растет?
   - Нет. Но это не имеет значения. - Тиамак попытался улыбнуться, но усилие
оказалось слишком велико, и вместо того он тихо застонал и заскрипел зубами.
-  В  моей  сумке,  -  враин  медленно-медленно  повернул  голову  к  мелку,
прихваченному им в деревне. Теперь там лежали все пожитки  Тиамака,  которые
он так тщательно оберегал.
   - Кадрах, ты не поищешь этот самый корень? - позвала Мириамель. -