поездка состоялась после визита в США, зимой  1960  года,  но
точно не помню сейчас месяца. Получается вроде  как  у  запорожцев,  которые
писали письмо султану: "Месяц в небе, год в календаре". Тут  я  упомянул  об
известном историческом документе  -  письме  запорожских  казаков  турецкому
султану.  Правда,  историки  разделились  во  мнениях:  одни  говорят,   что
подлинника такого письма не существует, другие - что он хранится  в  архиве.
Тем не менее я горд за запорожцев. То  был  их  коллективный  труд,  в  него
каждый вносил свою лепту и придумывал собственную формулировку  в  ответ  на
угрозы, раздававшиеся из-за моря. Видимо, все знают чудесную картину  Репина
на эту тему: художник изобразил казаков, когда они сочиняли это письмо(2)...
   Итак, получили мы приглашение от де Голля. Признаюсь, не ожидали.  У  нас
имелось свое представление о генерале де Голле. Я хорошо знал  эту  фамилию:
она замелькала в нашей печати еще тогда, когда он  был,  кажется,  в  звании
полковника. Ему приписывалась идея использования подвижных бронированных сил
по-новому. В нашей печати его склоняли как реакционера, и  вследствие  этого
советские люди не были к нему особо расположены. Когда  развернулась  вторая
мировая война и Франция капитулировала,  подписала  перемирие,  а  ее  новое
правительство вскоре переместилось в  город  Виши  и  стало  сотрудничать  с
немцами,  де  Голль  бежал  из  Франции.  В  Англии   он   начал   создавать
эмиграционное   руководство,   занимавшееся    организацией    Сопротивления
фашистской оккупации, повел смелую  борьбу.  В  то  время  он  проявил  себя
достойно, как истинный патриот и непримиримый враг нацизма, который потом до
победного конца, до полного разгрома врага союзными  войсками  не  складывал
оружия.
   Ученые, изучавшие историю движения Сопротивления, нередко сравнивали роль
де Голля и роль Французской коммунистической  партии.  Считаю,  что  главная
сила,  которая  оказывала  там  врагу  сопротивление,  это  рабочий   класс.
Коммунисты явились главным  организатором  вооруженных  отрядов  на  местах,
которые вели борьбу против оккупантов. Самые большие потери там понесла тоже
Французская коммунистическая партия. Дюкло(3) и другие ее руководители  были
организаторами Сопротивления. Де Голль же  обладал  особым  авторитетом  как
среди военных, так и среди класса буржуазии. То  был  очень  звучный  голос,
который производил сильное впечатление. Так разные  люди  объединились  ради
общей цели - отпора врагу и очищения французской земли от  оккупантов,  ради
дела Победы. После войны де Голль возглавлял французское правительство, и мы
отдавали ему должное.
   Вообще же к личности де Голля у нас отношение было двойственное. Ведь  до
войны мы  рассматривали  его  как  отрицательную  фигуру,  хотя  в  качестве
военного он был  новатором,  искал  новую  тактику  действий  с  применением
танковых войск. Не знаю, насколько его идеи были реализованы  во  Франции  и
были ли созданы там именно такие танковые войска.  Сопротивление  же  немцам
французская  армия  оказала,  на  мой  взгляд,  ничтожное.  Сейчас  не  буду
вдаваться в причины того и анализировать, чем это  было  вызвано,  тут  дело
военных историков, им, как говорится, и карты в руки. Зато все мы  помним  о
дальнейшем участии французов  в  войне  с  фашистами.  То,  что  их  летчики
сражались в Советском Союзе против общего врага на  наших  самолетах  и  под
нашим верховным командованием(4), конечно, тоже заслуга де Голля.  Он  этому
содействовал. Думаю, что если бы де Голль призвал летчиков не  сражаться  на
нашей территории, то они и это выполнили бы. А большинство французов воевало
на Западе, нанося удары по гитлеровской  Германии  вместе  с  англичанами  и
американцами.
   Не помню, как конкретно прибыли к нам летчики-французы, каким сюда попали
путем, но  думаю,  что  все  же  не  без  прямого  согласия  де  Голля.  Был
организован авиаполк, в составе  которого  они  храбро  сражались  вместе  с
нашими летчиками. Это тоже характеризует де Голля: в критическую для Франции
минуту он искал контакты с нами во  имя  разгрома  гитлеровской  Германии  и
освобождения родины. Когда де Голль приехал в Москву(5), я  в  те  дни  тоже
находился там. Меня вызвал Сталин и  сообщил  мне  о  приезде  этого  гостя.
Тогда-то я его впервые увидел.
   Когда Сталин сказал мне, что приехал де Голль, это прозвучало  у  него  с
гордостью. И я его понимал. Де Голль,  который  считался  антикоммунистом  и
представлял, как у нас писали, реакционные военные круги,  вдруг  приехал  в
Советский Союз! За обедом, который  состоялся  у  Сталина  на  квартире,  он
представил меня де Голлю. Людей там присутствовало  немного.  Сталин  сказал
Молотову, что де Голль  предлагает  заключить  с  нами  договор.  Все  такие
вопросы Сталин тогда обговаривал именно с Молотовым. Пункты  договора  я  не
помню, но речь шла о возобновлении отношений(6). Еще  перед  первой  мировой
войной отношения между Россией и Францией были самыми теплыми. Потом в  30-е
годы у нас тоже был заключен с Францией хороший договор(7). В  1939  г.  все
пошло наоборот. А теперь отношения возобновлялись, только на новой основе. И
Франция уже не та, и мы не те.
   Желание подписать с нами новый договор мы расценивали как признание нашей
мощи и возможностей социалистической системы. Конечно, тут было признание не
внутреннее, не согласие с  коммунистической  идеей,  а  признание  де-факто:
социалистическая система показала свою устойчивость и  жизненность,  оказала
сильное сопротивление германской армии и нанесла ей решающее поражение.  Без
Советского Союза союзники не смогли бы разгромить врага в  такие  сроки.  На
это им понадобилось бы значительно больше времени и больше крови.  Они,  как
говорится, следовали в затылок нашей армии. Не буквально, конечно. Но это мы
перемалывали воинские части вермахта, оттягивали все больше и больше его сил
на себя, вынуждали Гитлера ослаблять  Атлантический  вал.  В  месяцы,  когда
Гитлер уже еле держался на ногах, Запад высадил десант(8) и тем самым принял
участие в завершающих  операциях  по  разгрому  Германии,  а  потом  получил
возможность  принять  ее  капитуляцию,  когда  немецкая   армия   была   уже
обескровлена Красной Армией.
   Де Голль проявил явное понимание нашей роли,  большее,  чем  американские
политики и особенно Черчилль. После обеда Сталин  пригласил  его  посмотреть
кино (он тогда всех приглашал в кино). Де Голль поблагодарил, но  отказался,
сославшись на то, что занят. Он хотел поработать в тот вечер над документом,
который готовился к подписанию. Зал, где  Сталин  смотрел  кинокартины,  был
сравнительно небольшим. Как всегда, нам были поданы туда фрукты  и,  в  виде
исключения,  шампанское.  Сталин  пригласил  также  летчиков  из   авиаполка
"Нормандия - Неман". Он угощал их и очень любезно разговаривал с  ними.  Сам
был  крепко  подвыпивши,  его  даже   шатало.   Нам   стало   неудобно,   мы
переглядывались между собой. С нашей стороны  там  присутствовали  при  этом
Берия, Маленков и я. Не помню, кто еще. Мы беспокоились,  что  Сталин  своим
видом может создать себе плохую репутацию. Он обнимался  с  французами,  пил
сам и их спаивал. Французы могли подумать, что он пьяница. Нам же  этого  не
хотелось, хотя такое заключение было бы абсолютно правильным. Нам было очень
больно морально, но мы ничего не могли поделать. Остановить  Сталина  вообще
никто не мог, да никто и не пытался. Это  ведь  означало  стать  его  личным
врагом.
   Из кинозала Молотов выходил на встречу  с  министром  иностранных  дел(9)
Франции, и этот министр приходил к нам туда.  Они  уединялись  с  Молотовым,
согласовывая  документ,  содержание  которого  в  деталях  я  не  помню.  По
какому-то пункту у них возникли столкновения: наша сторона не соглашалась  с
формулировкой де Голля, де Голль не  соглашался  с  нашей.  В  конце  концов
кто-то кому-то уступил не то нашли взамен эластичную фразу,  и  договор  был
подписан, но не помню, где конкретно: то ли тут  же  -  в  кинозале,  то  ли
позже, но не в торжественной обстановке. Де Голль вел себя  гордо,  держался
достойно, не  гнул  спины  и  не  склонял  головы,  а  ходил,  как  человек,
проглотивший   аршин.   Внешне   он    производил    впечатление    человека
необщительного, даже сурового. Вот такие  у  меня  остались  впечатления  от
первой встречи с де Голлем.
   После его отъезда Сталин нам рассказал, что он спросил де Голля о  Торезе
(Торез в это время находился в Москве(10)) и сообщил, что  Торез  собирается
уехать в Париж. "Когда он приедет в Париж, вы арестуете его?" Не помню,  что
ответил де Голль.
   Сталин не придавал особенного значения договору, который он подписал с де
Голлем, хотя был удовлетворен тем, что Франция  ищет  контакты  с  Советским
Союзом. Каждый из нас гордился бы этим. Сталин же по-своему  понимал  данную
акцию, он смотрел как бы дальше: мол, сей договор - пустяки. Вот приедет  во
Францию Торез, развернет вовсю работу коммунистическая партия. Ее  авторитет
был там очень высок. К тому же в то время она обладала  большим  количеством
оружия и представляла реальную военную силу. Компартия имела большое влияние
в народе, которое она по праву заслужила как главная организующая  сила,  не
щадившая своих сынов в  схватках  с  гитлеровской  Германией.  Эта  ситуация
давала не просто надежду: Сталин был абсолютно уверен в том, что  коммунисты
начнут  определять  политику  Франции   и,   возможно,   к   власти   придет
правительство, возглавляемое их лидерами.
   Может быть, так и  случилось  бы,  если  бы  во  Франции  не  было  тогда
американских войск. Такое  же  положение  сложилось  в  Италии.  Итальянская
коммунистическая партия тоже была очень авторитетной. Тольятти(11) готовился
даже поднять вооруженное восстание  и  создать  свое  правительство.  Сталин
удержал его от этого, убеждая, что восстание будет раздавлено  американскими
оккупационными силами, которые находились в Италии. Получилось бы то же, что
потом  случилось  в  Греции.  Там  коммунисты  тоже  были  многочисленны   и
господствовали на политической арене, народ их признавал и шел за  ними.  Но
англичане раздавили восстание, и рабочий класс не восторжествовал(12).
   Итак, товарищ Торез выехал во Францию.  Мы  с  напряжением  ожидали,  как
отнесется к нему де Голль, не посадит ли его  в  тюрьму?  И  были  удивлены,
когда одним из своих заместителей он назначил Тореза. Это  говорило  о  том,
что де Голль умеет трезво оценивать положение и время, в которое живет. Я бы
сказал, что это было мудрое решение, тем  более  для  него,  антикоммуниста.
Зная авторитет коммунистической партии  в  народе  и  признавая  Тореза  как
лидера этой партии, он правильно оценил внутреннюю обстановку.  Стало  быть,
он был не только военным, как мы иной раз  говорим  -  солдафоном,  то  есть
негибким человеком, который лезет напролом; нет, он проявил гибкость  ума  и
показал себя тонким политиком, привлек к работе Тореза и, следовательно, всю
коммунистическую партию. Торез понимал, что тут вынужденное приглашение,  но
принял его. Когда же де Голль набрал потом силу и  почувствовал,  что  может
обойтись  без  коммунистов,  он  сейчас  же  дал  отставку  Торезу   и   его
товарищам(13).  Я  лично  не  имел  тогда  какого-то   своего   взгляда   на
деятельность  де  Голля,  а  смотрел  на  него  глазами  нашей  печати  и  в
значительной степени воспринимал ту оценку, которую давал ему Сталин.
   Потом, на каком-то этапе развития государственной системы во Франции,  де
Голль и его партия получили меньшинство голосов. После  этого  он  вышел  из
политической  игры(14),  уединился  в  своем  имении  и  жил  на   положении
отставного генерала и отставного политического деятеля. Но, надо отдать  ему
должное, продолжал с уважением относиться к  Советскому  Союзу  и  Советской
Армии. В чем это конкретно выражалось? После смерти Сталина нашим послом  во
Франции стал Виноградов(15). Он оказался гибким дипломатом  и  заимел  с  де
Голлем хорошие контакты. Де Голль приглашал его в свое имение и  вел  там  с
ним беседы политического характера. Если  нужно  было  проинформироваться  и
узнать взгляды де Голля по тому или  другому  вопросу,  Виноградов  свободно
посещал его, и де Голль  никогда  ему  не  отказывал.  Напротив,  сам  часто
приглашал его к себе, иной раз даже на охоту. Это подтверждает тот факт, что
и в отставке  генерал  считался  с  реальностями  международной  политики  и
поэтому не порывал связей с Советским Союзом, а  все  время  поддерживал  их
через нашего посла.
   Сам по себе де Голль -  человек  очень  прямой.  Он  не  боялся  говорить
откровенно. Высказывался в том духе, что во Франции  существуют  только  две
силы, способные руководить страной, ни во что не ставя  другие  силы,  кроме
своей  партии(16)  и  коммунистов.  Полагал,  что  только  они  способны   в
критическую минуту взять на себя руководство и вывести  страну  из  кризиса.
Да, он считал для Франции свою партию особенно полезной  и  высоко  оценивал
свою личную роль. Коммунистическую же партию рассматривал как оппозиционную,
но такую, с которой нельзя не считаться, потому  что  она  способна  поднять
народ и поведет его за собой. Компартия имела ясную цель, знала, каким путем
ей идти и как вывести страну из тупика. Это тоже говорит о том, что де Голль
был реально мыслящим человеком, с которым как с политиком, в  свою  очередь,
всегда надо считаться.
   Вот предыстория правительственной встречи представителей СССР с де Голлем
в 1960 г., уже при новой расстановке международных факторов. Дело в том, что
когда пошел процесс послевоенного восстановления экономики  и  парламентской
системы, то во Франции образовалось множество партий и группировок. Одним из
самых неустойчивых в Европе было именно французское правительство. Порою оно
менялось по нескольку раз в год. Одно время  его  возглавлял  Ги  Молле(17),
глава левого течения в социалистической партии. Печать много  шумела  о  его
"левизне".
   Как раз в то время Франция, Англия и Израиль начали войну с  Египтом.  Но
их война позорно провалилась. Не помню, как  тогда  "выкрутился"  Ги  Молле.
Идену же в Англии военная  авантюра  стоила  отставки,  и  его  место  занял
Макмиллан. Франция тогда основательно впряглась в агрессивный  блок  НАТО  и
играла в нем  довольно  видную  роль,  занимая  антисоветскую  позицию.  Это
вынудило нас  аннулировать  договор,  подписанный  с  нею  при  Сталине(18).
Поскольку французы сохраняли воспоминания  о  том,  сколько  раз  германская
армия оккупировала Францию и занимала Париж, то мы хотели  использовать  эти
чувства, поставив Францию  перед  дилеммой.  Когда  Франция  была  вместе  с
Советским Союзом, тогда она одерживала победу. Поэтому де Голль  и  подписал
договор с СССР. Он учитывал  исторические  обстоятельства.  Его  родине  был
нужен союзник, и этим союзником лучше  других  могла  быть  в  старое  время
Россия, потом Советский Союз. Я думаю, что так  понимал  дело  и  де  Голль,
когда шел на подписание договора со Сталиным.
   Теперь мы поставили перед Францией вопрос, как понимать роль  французской
политики в НАТО, которая  направлена  против  СССР  и  против  союзнического
договора, подписанного де Голлем? Этим вопросом мы хотели воздействовать  на
французских политиков с тем, чтобы они трезво  оценили  новую  обстановку  и
приподняли завесу,  скрывавшую  от  них  будущее.  Германия  опять  набирала
экономическую силу, стала самой  могучей  из  европейских  капиталистических
стран. Это могло обернуться против Франции, чья внешняя  политика  создавала
мираж у ее  граждан.  С  одной  стороны,  отношения  с  СССР  базируются  на
дружеском договоре; с другой - французская  политика  фактически  направлена
против Советского Союза и идет  в  одном  фарватере  с  самыми  агрессивными
силами НАТО, является составной частью  этой  линии.  То  есть  предупредили
французскую сторону, что если так будет продолжаться, то мы не видим  смысла
в продолжении действия нашего договора, не хотим прикрывать  собой  политику
французского правительства  и  поэтому  считаем  себя  долее  не  связанными
договором, разрываем его.
   Это оказало некоторое воздействие на умы  какой-то  части  французов.  Не
говорю о коммунистической партии, которая и  без  того  правильно  оценивала
положение. Некоторые левые буржуазные  деятели  были  вообще  потрясены.  Но
лица, которые определяли политику страны, не сдвинулись с места.  Они  давно
поставили крест на этом  договоре  и  были  заодно  с  реакционными  силами,
проводившими агрессивную политику против стран социализма. Конечно, в  своих
воспоминаниях я не лишен некоторых неточностей, потому что не  пользуюсь  ни
справками, ни дипломатическим архивом, ни газетами или журналами,  а  диктую
воспоминания, опираясь исключительно на свою  память.  Правда,  память  пока
служит  мне  в  моем  возрасте  неплохо.  Возможны  неточности,  но   основа
правильна. А я стараюсь как можно объективнее излагать все дела,  как  я  их
понимал в то время и как оцениваю сейчас события тех дней.
   Настал день, согласованный  с  французским  правительством,  и  советская
делегация, возглавленная мною, отбыла из Москвы в Париж(19). Не говорю здесь
о проводах, обычном, уже сложившемся нашем  трафарете.  Кажется,  вместе  со
мной вылетел тогда и посол Франции в СССР господин Дежан(20). Я  его  хорошо
знал и с большим уважением относился к  нему  и  его  супруге.  В  Париж  мы
прибыли в обусловленный час. Расписания требовалось  строго  придерживаться,
потому что к намеченному времени были сделаны  необходимые  приготовления  к
встрече нашей делегации, должен был приехать президент.
   Парижский аэродром(21)  очень  хорошо  оборудован,  с  отличной  бетонной
дорожкой. Нужно отдать должное Западу, он умеет укладывать бетон лучше,  чем
мы. Там не встретишь ни сучка, ни задоринки, все лежит как новенькое,  будто
только что уложенное. У нас, к сожалению, не так.  Сколько  я  ни  занимался
этим, сколько ни критиковал наших  строителей,  но  уже  через  год  заметны
выбоины, дорожки приобретают старый вид. Считаю, что  тут  никаких  секретов
нет, а есть  производственная  дисциплина,  соблюдение  нужных  пропорций  и
строгого технологического процесса при приготовлении смеси и при ее укладке.
Весь секрет - в высокой культуре труда. Я это отмечаю сейчас и раньше всегда
тоже отмечал, когда пребывал за границей. Разница сразу бросалась в глаза, а
сравнения, к сожалению, были не в нашу пользу.
   Когда наш самолет подрулил к месту остановки, я увидел из  окна  почетный
караул, красную почетную дорожку и группу  людей  во  главе  с  президентом.
Президент выделялся, его можно было легко узнать  даже  в  толпе.  Он  стоял
рядом с супругой, поскольку и  я  прилетел  вместе  с  Ниной  Петровной.  Мы
поздоровались, и президент повел меня к почетному  караулу  принять  рапорт.
Потом почетный караул продефилировал мимо нас.  Церемония  проходила  не  на
открытом воздухе, а в специальном зале для приема и проводов  гостей.  Речей
сейчас не помню. Мы сели в машину президента и двинулись в город.
   Париж произвел на меня очень хорошее впечатление. Я много читал о Париже,
но всегда лучше увидеть, чем услышать. Нашу машину  сопровождал  эскорт.  Не
помню, много ли людей вышло на улицы города, зато сохранилось в памяти,  что
компартия приложила руку к организации нашей встречи  с  народом.  На  улицы
вышли те, кто по политическим  соображениям  сочувствовал  коммунистическому
движению и нашему социалистическому государству, ценил нашу роль в  разгроме
гитлеровской Германии. Сугубо либеральные люди также с симпатией  относились
к политике Советского Союза. Эти симпатии тоже вывели их  на  улицы,  и  они
приняли участие во встрече.
   Нам был отведен  для  пребывания  какой-то  "знатный"  дворец(22).  Прошу
извинить, но название его  вспомнить  не  могу.  З