нинского
секретариата,  чтобы продолжать сохранять свой пост.  Впрочем, Каменев
не Сталин, и мелочами ленинского быта не очень интересуется.
     Но из двух секретарш Ленина главная и основная - Мария Игнатьевна
Гляссер.   Она   секретарша  Ленина  по  Политбюро,  Лидия  Фотиева  -
секретарша по Совнаркому.  Вся Россия знает имя Фотиевой -  она  много
лет  подписывает  с Лениным все декреты правительства.  Никто не знает
имени Гляссер - работа Политбюро совершенно секретна.  Между  тем  все
основное  и  самое  важное  происходит  на Политбюро,  и все важнейшие
решения и постановления записывает на  заседаниях  Политбюро  Гляссер;
Совнарком  затем  только  "оформляет  в советском порядке",  и Фотиева
должна только следить за тем, чтобы декреты Совнаркома точно повторяли
решения  Политбюро,  но  не  принимает  того участия в их подготовке и
формулировке, как Гляссер.
     Гляссер секретарствует на всех заседаниях Политбюро,  пленумов ЦК
и важнейших комиссий Политбюро.  Это  маленькая  горбунья  с  умным  и
недобрым  лицом.  Секретарша она хорошая,  женщина очень умная;  сама,
конечно, ничего не формулирует, но хорошо понимает все, что происходит
в  прениях  Политбюро,  то,  что  диктует Ленин,  и записывает точно и
быстро.  Она хранит ленинский дух и,  зная ленинскую вражду  последних
месяцев  его жизни к бюрократическому сталинскому аппарату,  не делает
никаких попыток перейти к нему на службу.  Сталин решает,  что пора ее
удалить  и заменить своим человеком - пост секретаря Политбюро слишком
важен - в нем сходятся все секреты партии и власти.

     В конце июня 1923  года  Сталин  получает  согласие  Зиновьева  и
Каменева  и  снимает  Гляссер  с поста секретаря Политбюро.  Но не так
легко найти замену. Работа секретаря Политбюро требует многих качеств.
Секретарствуя  на  заседаниях,  он не только должен прекрасно понимать
суть всех прений и всего, что происходит на Политбюро; он одновременно
должен:  1) внимательно следить за прениями,  2) следить за тем, чтобы
все члены Политбюро вовремя были обеспечены всеми нужными материалами,
3)  руководить потоком вельмож,  вызванных по каждому пункту повестки,
4) вмешиваться в прения всегда,  когда происходит какая-нибудь ошибка,
забывается,  что  раньше  было  уже решено по вопросу что-то иное,  5)
делая все это,  успевать записывать  постановления,  6)  быть  памятью
Политбюро, давая мгновенно все нужные справки.
     Гляссер со всем этим  справлялась.  Сталин  пробует  заменить  ее
двумя  своими  секретарями  -  Назаретяном и Товстухой,  надеясь,  что
вдвоем, разделяя работу, они смогут ее выполнить.
     Увы, дело  кончается  полным  провалом.  Назаретян  и Товстуха не
могут сосредоточить  свое  внимание  на  всех  задачах,  не  успевают,
путаются,   не   схватывают,   не   понимают;  работа  Политбюро  явно
расстраивается.  Члены Политбюро видят,  что  это  -  провал,  но  еще
молчат.  Наконец  взрывается  Троцкий.  Поводом служит обсуждение ноты
Наркоминдела английскому правительству.  Проект ноты составил Троцкий,
при обсуждении на Политбюро вносятся некоторые поправки. Секретари, не
схватывая  их  сути,  не  вносят  нужных  изменений.  После  заседания
приходится объезжать членов Политбюро, поправлять, согласовывать текст
и так далее.
     Троцкий пишет  на  следующем  заседании  Политбюро (эта бумажка у
меня сохранилась - мне ее передал Назаретян):
     "_Только членам  Политбюро._ Т.  Литвинов говорит,  что секретари
заседания _ничего не записывали_ по вопросу о ноте.  Это  не  годится.
Надо  обеспечить  в  дальнейшем  более  правильный порядок.  Секретари
должны были иметь перед глазами текст  ноты  (я  послал)  и  отмечать.
Иначе могут возникнуть недоразумения. Троцкий".
     Зиновьев пишет на бумажке: "Нужно обязат. стенографа ГЗ"
     Бухарин: "Присоединяюсь Н. Бух."
     Сталин, чрезвычайно  недовольный  неудачей,   с   обычной   своей
грубостью и недобросовестностью, пишет:
     "_Пустяки._ Секретари записали бы,  если бы Троцкий и Чичерин  не
записывали сами. Наоборот, целесообразно, чтобы в видах конспирации по
_таким_ вопросам отдельных записей секретарей не было И Ст"
     Томский: "Стенограф не нужен М Том"
     Каменев: "Стенограф (коммунист,  проверенный, в помощь секретарям
заседания) - нужен Л Кам"
     (то, что  выделено  в  текстах,  подчеркнуто  самими  Троцким   и
Сталиным).
     Почему я пишу,  что Сталин явно недобросовестен?  Он подчеркивает
"по таким вопросам",  как будто обсуждавшийся вопрос о ноте необычайно
секретен.  Между  тем  это  -  обычная  практика  Политбюро,  огромное
большинство вопросов так же или еще более секретно;  выделять вопросы,
по которым нельзя доверять секретарям Политбюро в их  записях,  просто
глупо и невозможно.  Кстати,  Троцкий пишет "только членам Политбюро",
чтобы показать,  что  он  с  мнением  члена  Политбюро  совершенно  не
считается.  Сталин  передает эту бумажку Назаретяну,  которому она как
раз не должна быть показана.
     Сталину приходится все же отступить.  Как было бы для него хорошо
иметь секретарями Политбюро своих людей - Назаретяна и Товстуху.  Увы,
не   выходит.   Есть   Бажанов,   который  превосходно  справляется  с
обязанностями  секретаря  Оргбюро  и,  вероятно,  хорошо  справится  с
обязанностями секретаря Политбюро, но будет ли он своим человеком? Это
вопрос. Надо рискнуть.
     9 августа   1923   года   Оргбюро   ЦК  постановляет:  "Назначить
помощником секретаря ЦК т.  Сталина т. Бажанова с освобождением его от
обязанностей  секретаря  Оргбюро".  В  постановлении  Сталин ничего не
говорит  о  моей  работе  секретарем  Политбюро.  Это   обдуманно.   Я
назначаюсь его помощником.  А назначение секретаря Политбюро - это его
прерогатива - он будет назначать на этот  пост  своего  помощника  или
кого  найдет нужным (впоследствии - Маленкова,  который и не скоро еще
будет его помощником).



ГЛАВА 4. ПОМОЩНИК СТАЛИНА - СЕКРЕТАРЬ ПОЛИТБЮРО

     УТВЕРЖДЕНИЕ ПОВЕСТКИ    ПОЛИТБЮРО.    МЕХАНИЗМ   ВЛАСТИ   ТРОЙКИ.
ТЕХНИЧЕСКИЙ АППАРАТ ПОЛИТБЮРО.  ФЕЛЬДЪЕГЕРСКИЙ КОРПУС ГПУ.  СОВЕРШЕННО
СЕКРЕТНО.    ТАМАРА    ХАЗАНОВА.   СЕКРЕТАРИАТ   СТАЛИНА.   НАЗАРЕТЯН.
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ РАБОТЫ. КАННЕР. 1-Й ДОМ СОВЕТОВ 5-Й ЭТАЖ ДОМА ЦК ПАРТИИ.
НАЧАЛО РАБОТЫ СО СТАЛИНЫМ.  "ВЕРТУШКА".  Т.  СТАЛИН "СЛУШАЕТ".  РЕМОНТ
КАВАЛЕРИИ И 7 МИЛЛИОНОВ ДОЛЛАРОВ. ЗАСЕДАНИЯ ПОЛИТБЮРО.

     Назаретян, сдавая  мне дела секретариата Политбюро,  говорит мне:
"Товарищ Бажанов,  вы и не представляете себе,  какой важности пост вы
сейчас  занимаете".  Действительно,  это я увижу только через два дня,
когда  в  первый  раз  буду  докладывать  проект  повестки  очередного
заседания Политбюро.
     Политбюро - центральный орган власти.  Оно решает  все  важнейшие
вопросы управления страной (да и мировой революцией). Оно заседает 2-З
раза в неделю.  На повестке его регулярных заседаний фигурирует добрая
сотня вопросов,  иногда до 150 (бывают и экстраординарные заседания по
отдельным срочным вопросам).  Все ведомства и центральные  учреждения,
ставящие  свои  вопросы  на  решение  Политбюро,  посылают  их мне,  в
секретариат  Политбюро.  Я  их  изучаю  и  составляю  проект  повестки
очередного  заседания  Политбюро.  Но  порядок дня заседания Политбюро
утверждаю не я.  Его утверждает тройка.  Тут  я  неожиданно  раскрываю
подлинный механизм власти тройки.
     Накануне заседания   Политбюро   Зиновьев,   Каменев   и   Сталин
собираются,  сначала  чаще  на  квартире  Зиновьева,  потом  обычно  в
кабинете  Сталина  в  ЦК.  Официально  -  для   утверждения   повестки
Политбюро.  Никаким  уставом  или  регламентом  вопрос  об утверждении
повестки не предусмотрен.  Ее  могу  утверждать  я,  может  утверждать
Сталин.  Но  утверждает  ее  тройка,  и  это  заседание  тройки и есть
настоящее  заседание  секретного  правительства,   решающее,   вернее,
предрешающее все главные вопросы.  На заседании только четыре человека
- тройка и я. Я докладываю вкратце всякий вопрос, который предлагается
на повестку Политбюро, докладываю суть и особенности. Формально тройка
решает,  ставить ли вопрос на заседании Политбюро или дать ему  другое
направление. На самом деле члены тройки сговариваются, как этот вопрос
должен  быть  решен  на  завтрашнем  заседании  Политбюро,  обдумывают
решение,  распределяют даже между собой роли при обсуждении вопроса на
завтрашнем заседании.

     Я не записываю никаких решений,  но все  по  существу  предрешено
здесь.  Завтра на заседании Политбюро будет обсуждение,  будут приняты
решения,  но все главное обсуждено здесь,  в тесном  кругу;  обсуждено
откровенно,  между  собой  (друг  друга  нечего  стесняться)  и  между
подлинными  держателями  власти.  Собственно,  это  и  есть  настоящее
правительство,  и  моя  роль  первого  докладчика  по  всем вопросам и
неизбежного конфидента во всех секретах и закулисных решениях  гораздо
больше,  чем простого секретаря Политбюро. Теперь я схватываю значение
замечания Назаретяна.
     Правда, ничто не вечно под луной,  не вечна и тройка;  но еще два
года этот механизм власти будет действовать отлично.
     Мой доклад на тройке по каждому вопросу должен быть быстр,  ясен,
краток и точен. Я вижу, что тройка мной довольна.
     Мне подчинен   секретариат   Политбюро.  Он,  как  и  секретариат
Оргбюро,  состоит  из  десятка  преданных,  отобранных  и  проверенных
партийцев.   Они  тоже  работают  с  раннего  утра  до  поздней  ночи.
Неразбериха и хаос здесь еще больше,  чем в Оргбюро  -  здесь  гораздо
больше   бумажных   гор,   наваленных   в  непонятном  порядке.  Найти
какую-нибудь бумагу или справку удается редко.  А если удается,  то по
особой причине.  Одна из сотрудниц,  Люда Курындина, высокая и крупная
девица,  обладает поразительной и  трудно  объяснимой  памятью.  Нужно
срочно  найти доклад,  который месяц или два тому назад прислал Высший
Совет Народного Хозяйства по вопросу о  политике  цен.  Где  он  может
быть?  Просто  найти  его  невозможно.  Курындина  погружается в сеанс
ясновидения и наконец вспоминает, что, кажется, она его видела в одной
из  папок  вон  в  том углу (огромного архива).  Просматривают все эти
папки, и иногда доклад действительно находится.
     Я приступаю  к  такой  же  реорганизации  при  помощи  картотек и
индексов, как и в Оргбюро. Но здесь это персоналом принимается лучше -
секретариат   Оргбюро   находится   рядом   в   этом  же  этаже,  и  о
чудодейственных результатах реформы здесь давно  известно.  Через  2-3
месяца  все  приходит  в  норму,  всякая  бумага  находится мгновенно.
Секретари ЦК и заведующие отделами,  которые раньше считали совершенно
безнадежным обращаться в пучины Политбюро, сейчас не только обращаются
и немедленно получают нужную справку, но начинают ставить нас в пример
своим подчиненным:  "Почему у вас такая неразбериха?  Почему вы ничего
не можете найти?  Смотрите,  в секретариате Политбюро бумаг в  десятки
раз больше, чем у вас, а нужная справка всегда находится моментально".
     Через три месяца персонал, как и в секретариате Оргбюро, приходит
к  нормальной работе:  все заканчивается не в час ночи,  а в 5-6 часов
дня.  Но  здесь  разочарования  нет.  Здесь  персонал  себя   простыми
канцеляристами  считать  не может.  Он знает,  что весь день через его
руки проходят все государственные секреты,  он этим гордится, и всегда
и во всяком случае считает себя персоналом особо доверенным.
     Так как  все  материалы,  которыми  оперирует  мой   секретариат,
"особо"  и  "совершенно  секретны",  то  для  их  рассылки и обратного
собирания  существует  специальный  фельдъегерский  корпус  ГПУ.   Это
отобранные,   вымуштрованные   и   выдрессированные   чекисты,  хорошо
вооруженные,  одетые с головы до ног во все кожаное.  С материалом или
протоколом  Политбюро в запечатанном конверте они проникают сквозь все
секретарские преграды к адресату - члену  ЦК  или  Наркому:  "Товарищу
такому-то,   срочно,   совершенно  секретно,  в  собственные  руки,  с
распиской на конверте".  Если конверт адресован, скажем, Троцкому, они
проникнут  в  кабинет  Троцкого,  никому и ни за что его не отдадут по
дороге,  вручат Троцкому конверт в руки и только в руки,  будут стоять
рядом,  пока Троцкий его будет вскрывать,  и не уйдут, пока Троцкий не
распишется на конверте  и  не  отдаст  им  конверт  с  распиской.  Они
выдрессированы так, что за порученный им конверт они отвечают головой,
и взять  у  них  конверт  можно,  только  переступив  через  их  труп.
Секретариат Политбюро,  где я работаю,  помещается на 5-м этаже в доме
ЦК на Старой площади.  Заседания Политбюро происходят в Кремле в  зале
заседаний  Совнаркома.  В  Кремль  я  и мои помощницы везем на большой
машине драгоценный груз - материалы  Политбюро,  последние  протоколы.
Два  вооруженных чекиста из фельдъегерского корпуса сопровождают нас в
нашей машине.  У них всегда напряженные лица -  им  внушено,  что  нет
секретнее  этих  материалов  и что их надо защищать до последней капли
крови. Конечно, никто никогда на нас не нападал.
     По прочтении протокола, выписки или материала Политбюро адресат -
член ЦК (не имеющий права копировать  протокол  или  выписку)  тем  же
фельдъегерским корпусом отправляет прочтенное в секретариат Политбюро,
где ведется опись,  составляются акты рассылки и получения,  а затем и
уничтожение материалов (кроме того, что остается для архива).
     Этим, а также размножением материалов,  печатанием  протоколов  и
выписок, архивами и всей прочей техникой занимаются мои сотрудники.
     Среди сотрудниц есть  очень  красивая  девушка,  грузинка  Тамара
Хазанова,  с большими,  очень красивыми черными глазами. У меня еще не
было никакого настоящего большого романа.  От этого романа  я  вовремя
удерживаюсь - Тамара столь же неумна, как красива. Через несколько лет
она станет большой подругой жены Сталина, Нади Аллилуевой, но подругой
не на равных началах,  как, например, жена Молотова, Жемчужина, а так,
что Тамара будет обожать Надю,  как институтка,  и ходить  за  ней  по
пятам. Она будет все время бывать у Нади и возиться с ее детьми. Когда
Надя покончит с собой и дети останутся на попечении  прислуги,  Тамара
будет  продолжать ими заниматься.  Кажется,  в это время ненадолго она
будет пользоваться,  так сказать, особым расположением Сталина. Но она
глупа,  и  Сталин  не  сможет  ее  долго  выносить.  Занимая должность
секретаря комфракции ВЦСПС,  она в конце концов пленит члена Политбюро
Андреева, который на ней и женится.
     Теперь я вхожу в секретариат Сталина.  У этого  учреждения  будет
большая история. Сейчас во главе его номинально стоит Назаретян. Но он
сейчас же уйдет в отпуск,  который  будет  продолжен  по  болезни.  Он
вернется  в  конце  года  очень  ненадолго,  будет  Сталиным  послан в
"Правду" с особыми поручениями  (я  об  этом  расскажу  дальше  -  это
громкая история) и обратно в аппарат ЦК не вернется.
     Амаяк Назаретян - армянин,  очень  культурный,  умный,  мягкий  и
выдержанный.  Он  в  свое  время  вел  со Сталиным партийную работу на
Кавказе.  Со Сталиным на ты  сейчас  всего  три  человека:  Ворошилов,
Орджоникидзе и Назаретян.  Все трое они называют Сталина "Коба" по его
старой партийной кличке. У меня впечатление, что то, что его секретарь
говорит   ему  "ты",  Сталина  начинает  стеснять.  Он  уже  метит  во
всероссийские самодержцы,  и эта деталь ему неприятна. В конце года он
отделывается от Назаретяна не очень элегантным способом. Похоже на то,
что этим их личные отношения прервутся.  Назаретян  уедет  на  Урал  -
председателем областной контрольной комиссии,  потом вернется в Москву
и будет работать в аппарате ЦКК и комиссии советского  контроля  но  к
Сталину   больше  приближаться  не  будет.  В  1937  году  Сталин  его
расстреляет.
     Другой помощник  Сталина,  Иван  Павлович  Товстуха наоборот,  до
самой своей смерти (в 1935 году) будет играть важную роль в сталинском
секретариате  и  при  Сталине.  Но сейчас,  на ближайшие месяцы,  он в
секретариате будет бывать мало - он выполняет особое поручение Сталина
-  организует  "Институт  Ленина".  Постоянно  работают в секретариате
сейчас три помощника Сталина:  я, Мехлис и Каннер. Когда мы определяем
в наших разговорах сферы нашей работы,  мы делаем это так:  "Бажанов -
секретарь Сталина по Политбюро;  Мехлис -  личный  секретарь  Сталина;
Гриша Каннер - секретарь Сталина по темным делам; Товстуха - секретарь
по полутемным".

     Это требует  пояснений.  Сравнительно  ясно  все  насчет  меня  и
Мехлиса.  Ничего  темного в нашей работе нет.  В частности,  все,  что
адресуется и приходит в Политбюро, получаю я. Все, что приходит на имя
Сталина лично,  получает Мехлис и докладывает Сталину. Я, так сказать,
обслуживаю Политбюро,  Мехлис обслуживает  Сталина.  У  Гриши  Каннера
официально функции неопределенно бытовые. Он занимается безопасностью,
квартирами,  автомобилями,  отпусками,  лечебной комиссией ЦК, ячейкой
ЦК,  на  первый взгляд всякими мелочами.  Но это - надводная часть его
работы. Подводная - о ней можно только догадываться.
     Я очень  скоро  выясняю  основную  линию  работы  Гриши  Каннера.
Управляет  делами  ЦК  старый  чекист,  бывший   член   коллегии   ВЧК
Ксенофонтов.  Он и его заместитель Бризановский, тоже чекист, работают
по указаниям и приказам Гриши.
     Как только я назначен секретарем Политбюро, Гриша Каннер (один из
помощников  Сталина)  и  Ксенофонтов  заявляют,  что,  мне  необходимо
переехать в Кремль или, по крайней мере, в 1-й Дом Советов. "Лоскутка"
(Лоскутная гостиница),  в которой я живу,- настоящий  проходной  двор.
Туда  входит кто хочет.  Теперь на "органах безопасности" лежит задача
охранять мою драгоценную персону.  Это легко сделать  в  Кремле,  куда
люди  входят  только  по  выполнении  ряда формальностей и под строгим
контролем.  В 1-м Доме Советов тоже есть комендатура, и тот, кто хочет
к  вам  пройти,  должен  позвонить  к  вам  из  комендатуры и получить
пропуск,  а при выходе предъявить его в комендатуру с вашей  отметкой.
Довольно  серьезно  звучит еще аргумент,  что я могу брать на дом иную
срочную работу, а это все - чрезвычайно секретные документы Политбюро.
"Лоскутка" для этого никак не подходит. Я соглашаюсь, но в Кремль я не
хочу - там каждый ваш шаг на учете,  там вы  чихнуть  не  можете  так,
чтобы ГПУ этого не знало. В 1-м Доме Советов все же немного свободнее.
Я переселяюсь в 1-й Дом Советов. Там же живут и Каганович, и Каннер, и
Мехлис, и Товстуха.
     ЦК партии,  бывший в 1922 году и первую  половину  1923  года  на
Воздвиженке,  переезжает теперь в огромный дом на Старой площади,  5-й
этаж  дома  отведен  для  секретарей  ЦК  и  наших  секретных   служб.
Поднявшись  на  5-й  этаж,  можно  пойти  по  коридору направо - здесь
Сталин,  его помощники и секретариат Политбюро;  пойти же по  коридору
налево - здесь Молотов и Рудзутак, их помощники и секретариат Оргбюро.
Если пойти по первому правому коридору,  первая дверь налево  ведет  в
бюро  Каннера  и  Мехлиса.  Только  через него можно попасть в кабинет
Сталина,  и то не прямо,  а пройдя сквозь комнату,  где дежурит курьер
(это  крупная  женщина,  чекистка  Нина Фоменко).  Дальше идет кабинет
Сталина.  Пройдя его насквозь,  попадаешь в обширную комнату, служащую
для  совещаний Сталина и Молотова.  Сейчас же за ней кабинет Молотова.
Сталин и Молотов много раз в течение дня встречаются  и  совещаются  в
этой средней комнате.
     В кабинет Сталина можно войти только по докладу Мехлиса. Курьерша
входит, только если Сталин вызывает звонком. Каннер или Товстуха, если
им нужно видеть Сталина,  спрашивают его предварительно  по  телефону,
можно  ли к нему.  Только два человека имеют право входа к Сталину без
доклада:  я и Мехлис.  Мехлис как личный секретарь. Я - потому что мне
все  время  надо  видеть Сталина по делам Политбюро,  а дела Политбюро
считаются самыми важными и срочными.  Я в