ми, которые занимают
посты председателей сенатских комиссий, "была получена от групп,
представляющих особые интересы", - комитетов банкиров, биржевиков,
подрядчиков авиакосмической промышленности и т. д.
   (Этих деятелей биржа субсидирует особенно охотно, поскольку от
председателей комиссий сената зависит многое!) "При подобных
обстоятельствах, - заключила "Нью-Йорк Таймс", - трудно сохранить
видимость беспристрастности". Вот уж истинно: что верно, то верно!
   Но эти самокритичные признания потребовались "НьюЙорк Таймс" лишь для
того, чтобы выдвинуть маленькую поправочку к американской политической
системе, которую она все же считает наилучшей. Газета предложила, чтобы
кандидаты на выборные посты принимали пожертвования лишь "во время
первичных выборов", а добившись выдвижения от своей партии, вели бы
предвыборную борьбу "за счет государственных средств".
   Но кто не поймет, что такая "реформа" явилась бы всегонавсего жалкой
маскировкой сути дела: подлинная власть в США, как и в любой другой
капиталистической стране, - это власть денег!


   Их самая большая тайна

   "Буржуазия, - писал В. И. Ленин, - вынуждена лицемерить и называть
"общенародной властью" или демократией вообще, или чистой демократией
(буржуазную) демократическую республику, на деле представляющую из себя
диктатуру буржуазии, диктатуру эксплуататоров над трудящимися массами"
[В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 37, стр. 390]. Эта меткая и острая
ленинская опенка сохраняет всю свою силу и сейчас, - на словах "плюрализм"
означает предоставление любой партии возможности "на равных"
   вести борьбу за политическое влияние на массы, а на деле решающей
является власть денег, которыми капиталисты щедро снабжают тех, кто
защищает их интересы. Вот вам и "чистая демократия"!
   Но хотя сей нехитрый маскировочный маневр разоблачен давным-давно, к
вопросу о том, кто же в действительности правит в капиталистическом мире,
надо возвращаться вновь и вновь, поскольку нынче на Западе с утра до
вечера твердят, будто капитализм изменился. Он стал, дескать, безликим и
как бы растворился в человеческой массе: акции может купить каждый
рабочий, а крупнейшими фирмами правят специалисты, а не хозяева. А как
обстоит дело в действительности?
   Вот что писал недавно по сему поводу такой бесспорный знаток закулисных
дел капитализма, как бывший руководитель французского банка "Лионский
кредит" генеральный инспектор финансов Франсуа Блок-Ленэ: "Как все то, что
является священным, собственность у нас таинственна. G тех пор как буржуа
свершили свою революцию в ее честь, она, конечно, не укрыта от словесных
атак, но мишени этих атак остаются неуточненными, а всякое эффктивное
покушение на собственность (на наследство, на прибавочную стоимость и т.
д.) воспринимается как кощунство".
   Что касается "словесных атак", то их сейчас и впрямь хоть отбавляй.
Даже бывший премьер-министр Англии консерватор Хит призывал разоблачать
"черное, неприглядное лицо капитализма". Обозреватель французской
коммунистической газеты "Юманите" Андре Вюрмсер по сему поводу справедливо
заметил: мистер Хит говорил о "неприглядном лице капитализма" только для
того, чтобы подчеркнуть, будто у него есть и другое, приглядное лицо.
   В самом деле в наше время, когда буквально каждый день вскрываются
чудовищные скандалы вроде дела американской компании "Локхид" или
английской компании "Лопро" (это в ее адрес метал свои молнии Хит), трудно
скрыть "неприглядное лицо" капитализма. Напомню, что одна лишь компания
"Локхид" в одной лишь Японии, сбывая свои самолеты, сумела подкупить
премьер-министра, министра транспорта и его заместителя, восемнадцать
депутатов парламента и ряд других деятелей, и вот Хит и его
единомышленники лицемерно призывают "сделать капитализм более моральным".
   Но разве есть на свете вещи, более несовместимые, нежели капитализм и
мораль?
   Нет, господа, капитализм остается капитализмом. У него на каждом
долларе ком грязи, как писал В. И. Ленин, обращаясь к американским
рабочим, и самая суть капиталистической системы была и остается грязной -
это порабощение рабочего человека и его жестокая эксплуатация.
   Французский еженедельник "Нувель обсерватер" в октябре 1976 года
посвятил три специальных номера теме "Богатство французов". Исследование,
проведенное этим еженедельником, как мне представляется, было предпринято
не без задней мысли: сосредоточив внимание на держателях акций, на
землевладельцах, домовладельцах и т. д., отвлечь внимание от "больших
китов" - от крупных монополий.
   Но цифры есть цифры, и они сами говорят за себя. Вот сведения,
приведенные "Нувель обсерватер":
   - Десяти процентам французов принадлежит половина национального
богатства страны.
   - От двух до четырех тысяч семей владеют богатством свыше 10 миллионов
франков.
   - От одной до полутора тысяч семей владеют богатством свыше 100
миллионов франков.
   - От ста до двухсот семей владеют богатством свыше миллиарда франков.
   - "Частные лица" во Франции держат в банках либо дома 6 тысяч (шесть
тысяч!) тонн золота, - это самый большой в мире "частный запас золота".
   Заметьте: цифры эти анонимны. Франсуа Блок-Ленэ неспроста писал, что
собственность в капиталистическом мире "таинственна", точнее говоря,
окружена глубочайшей тайной. О том, насколько велики богатства, которыми
располагают их владельцы, можно лишь догадываться по внешним признакам -
по замкам, в которых они обитают, по их лесным угодьям, где они охотятся,
по яхтам, на которых они путешествуют развлекаясь, - да и то не всегда.
   В журнале "Нувель обсерватер" были названы по именам лишь немногие
люди, подвергшиеся опросу, - это одиннадцать государственных и
политических деятелей. Почему именно они? Вероятно, опять-таки не без
задней мысли: глядите, подсказывает еженедельник читателям, глядите, как
демократична и открыта наша плюралистическая система - никто не уклоняется
от общественного контроля! Но этот трюк неожиданно возымел обратное
действие.
   Во-первых, даже те уклончивые, с недомолвками ответы, которые были
опубликованы, убедительно показали, что люди, власть имущие в том мире, -
это плоть от плоти и кость от кости богатой буржуазии.
   Во-вторых, ответы эти поражают своими увертками и плохо скрываемой
боязнью гласности:
   - Да, я живу в замке, но он принадлежит моему отцу...
   - Да, нашей семье принадлежат леса, но ими владеет мой брат...
   - Да, я руководил фирмой такой-то, но только как администратор: фирма
принадлежит не мне, а моей жене...
   Обозреватель газеты "Монд" Пьер Виансон-Понте, откликаясь на эту
публикацию, писал 25 октября 1976 года: "Искренни ли их ответы? Такой
вопрос, конечно, поставит каждый". "Диву даешься, - иронически заметил он
далее, - как силен семейный дух у некоторых... Компании, имения, видите
ли, принадлежат не тому, кто отвечает [на вопросы журнала], а его отцу,
его матери, его жене, его брату, его дяде или его тете. И к тому же все
эти любезные родственники охотно избавляются от собственности, то отдавая
одному из тех, кто отвечал на вопросы журнала, часть своих земель, то
одалживая другому милому малышу деньги, позволяющие ему начать карьеру..."
   В-третьих, как справедливо заявил тот же Виансон-Понте, читая ответы
"сильных мира того" на вопросы об их богатстве, поражаешься и тому, каким
стеснительным тоном они изложены:
   "Многие явно преуменьшают стоимость своего состояния, размеры своих
доходов. В Соединенных Штатах такой опрос дал бы прямо противоположные
результаты: там считается, что для того, чтобы внушить публике доверие и
продемонстрировать, что ты сможешь хорошо справляться с ведением
общественных дел, надо показать себя исключительно ловким дельцом, умеющим
хорошо зарабатывать деньги, удачно вкладывать капитал, умело управлять
фирмой. Среди американских политиков в подобном случае нашлись бы такие,
которые даже преувеличили бы свои доходы, завысили бы стоимость своего
имущества, раздули бы объем своих портфелей ценных бумаг. Фортуна
Рокфеллеров или Кеннеди отнюдь не стесняла их, когда они поднимались на
самые высокие посты. Наоборот, она подчас слун;ила для них [выгодным]
избирательным аргументом".
   Да, в Европе политический климат иной. Здесь, как отмечает обозреватель
"Монд", "на деньги смотрят с подозрением, когда делается политика". В
самом деле, уровень сознания трудящихся масс здесь постоянно возрастает, и
успехи левых сил во Франции, Италии и ряде других стран убедительно
показывают, что люди начинают все яснее отдавать себе отчет в том, какова
подлинная природа буржуазного общества, которое выдает себя за "общество
равных возможностей", за "плюралистическую систему", где каждый якобы
может стать богатым, стоит только сильно этого захотеть.
   Вот почему буржуазные средства массовой информации удваивают и
утраивают свои усилия, чтобы снова и снова доказывать недоказуемое: будто
бю в обществе, основой которого является эксплуатация человека человеком,
есть место равенству прав между эксплуатируемым и эксплуататором.
   Приступая к публикации данных своего обследования "богатства
французов", журнал "Нувель обсерватер" писал:
   "Мы хотели показать фотографию богатств Франции и выявить, кому они
принадлежат". И хотя эта "фотография"
   подверглась сильной ретуши, на ней явственно видна непреодолимая
пропасть, разделяющая тех, кому принадлежат заводы, фабрики, земли и леса,
и тех, кто, работая на хозяев, создает своим трудом для них прибавочную
стоимость.
   Неравенство, вызванное коренными противоречиями капиталистического
строя, не ослабевает, - нет, оно усиливается все больше. Чем дальше, тем
поляризация общества становится все сильнее. Как было обнародовано в 1976
году на ученом семинаре в Государственной высшей школе административных
кадров Франции, за десять лет владельцы имущества стоимостью менее 60
тысяч франков в результате инфляции, то есть обесценения денег, теряли
8-10 процентов дохода в год; владельцы же имущества стоимостью свыше 180
тысяч франков увеличивали свои доходы на 14 процентов в год, а доходы
владельцев имущества стоимостью свыше 270 тысяч франков возрастали на 28
процентов в год.
   Стоимость недвижимого имущества и земель во Франции из-за инфляции за
20 лет-с 1956 по 1976 год-возросла на 90 процентов, а квартирная плата в
Париже только за пять лет - с 1971 по 1976 год - удвоилась.


   Убедительное свидетельство

   Таковы неоспоримые факты, красноречиво подтверждающие, что чисто
формальная буржуазная демократия представляет собой лишь ярко
размалеванный фальшивый фасад, прикрывающий диктатуру капитала. Да, именно
капитала! И как тут снова не вспомнить меткие ленинские слова,
разоблачающие суть этой маскировки:
   "...Ваша свобода, господа англичане, французы, американцы, есть обман,
если она противоречит освобождению труда от гнета капитала, - говорил В.
И. Ленин в 1919 году, когда мировая буржуазия лицемерно восхваляла свои
порядки и осуждала наши, оправдывая свою военную интервенцию против
молодой Советской России болтовней о защите свободы и прав человека. - Вы
мелочь забыли, господа цивилизованные. Забыли, что ваша свобода написана в
конституции, которая узаконяет частную собственность. Вот в чем суть дела"
[В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 38, стр. 348].
   Именно частная собственность является господом богом для апостолов
капитализма. Именно ради нее, ради владения богатством и умножения его
капиталисты готовы идти на любые преступления, на любые нарушения
элементарнейших норм человеческого общежития. Именно этой системе служат
буржуазные социологи, философы, политологи, состоящие в найме у "сильных
мира того" и превозносящие до небес механику буржуазной демократии.
   Но чем дальше, тем больше людей отдает себе отчет в несостоятельности
мифа о мнимой демократичности капиталистической системы, - его опровергает
сама жизнь. И не случайно даже некоторые буржуазные издания в последнее
время позволяют себе ставить под сомнение этот миф и пытаются найти
какие-то запасные социальные решения, которые позволили бы спасти основную
суть своей системы. Тут и болтовня о мнимой возможности участия трудящихся
в управлении капиталистическими предприятиями, и эксперименты с
государственным капитализмом, и даже разговоры о каких-то социальных
реформах, заставляющие вспомнить о проектах "демократизации капитала",
выдвигавшихся небезызвестным Эдуардом Бернштейном еще на рубеже XIX и XX
веков и беспощадно разоблаченных и заклейменных тогда же Лениным. (Замечу
попутно, что некоторые современные теоретики на Западе буквально слово в
слово воспроизводят аргументы Бернштейна, утверждая, будто теория
классовой борьбы неприложима к строго демократическому обществу,
управляемому согласно воле большинства.)
   Все эти более чем сомнительные политические лекарства, естественно,
невозможно принимать всерьез как нечто такое, что может оздоровить
безнадежно больное буржуазное общество. Но те критические замечания,
которые вынуждены делать - так сказать, в порядке самокритики -
современные буржуазные деятели, не могут нас не заинтересовать. В самом
деле, кому, как не им, знать пороки капитализма!
   Я позволю себе привести сейчас довольно обширные выписки из весьма
пространного обзора "Капитализм против демократии", опубликованного в
мартовском номере за 1977 год французского буржуазного ежемесячника "Монд
дипломатии". Это весьма убедительное свидетельство глубокой и поистине
неизлечимой антагонистичности самих понятий капитализма и демократии, тем
более ценное, что оно исходит из уст людей, принадлежащих к элите
буржуазного мира. Написал его Морис Машино, опираясь на исследования
группы социологов, историков, экономистов и правоведов.
   Итак, я предоставляю слово журналу "Монд дипломатик":
   "Капитализм и демократия - как они соотносятся?"
   Председатель Национального совета французских предпринимателей, к
которому мы обратились с этим вопросом, сообщил, что "слишком занят, чтобы
задумываться над подобными проблемами". Зато один из его коллег,
генеральный директор Комиссии по вопросам организации труда Октав Желинье,
не уклонился от разговора и высказался вполне определенно:
   "Свобода предпринимательства в хозяйственной сфере обеспечивает свободу
слова, печати и создания политических партий. Обе зиждутся на вере в
способность и право человека, будь то бизнесмен или просто человек с
улицы, выбирать то, что ему подходит".
   ...Эти люди обычно ссылаются на факты, кажущиеся им убедительными:
"Рабочий завода "Рено" может читать газеты любых партий... У большинства
людей есть телевизоры...
   Коль скоро народ имеет свое мнение, коль скоро он выражает Это мнение -
критикует, негодует, - значит, у нас демократия"...
   Однако достаточно лишь "подтолкнуть" такого собеседника, чтобы он
засомневался и признал, например, что лозунг "свобода выбора" сводится
главным образом к "свободе"
   выбирать хозяина.
   И так всегда: с одной стороны, бесспорные, в общем-то никем не
оспариваемые цифры и факты, свидетельствующие, что демократия, равно как и
богатство, распределены в нашем обществе, мягко говоря, не самым
справедливым образом; с другой - обильные словеса, в которых правда тонет
или забывается. Вот уже три века с поразительным упрямством буржуазные
либералы твердят о "человеке вообще", о "свободе как таковой", о
"демократии как отвлеченном понятии". Не случайно экономист Мишель Бео
подчеркивает:
   "Нам, очевидно, легче верить в подобную демократию, поскольку мы
принадлежим к средней буржуазии, пользующейся ее благами больше, чем
рабочий класс".
   Для либеральной мысли, которая не хочет рассматривать демократию с
классовых позиций, существуют лишь просто граждане. "А "гражданин", -
говорит профессор-правовед Парижского университета Жорж Бюрдо, - это
понятие, остающееся лишь после того, как мы вынесем за скобки раэличия в
социальном и материальном положении, образовании и т. д., то есть некое
абстрактное существо".
   Либеральная проповедь не нейтральна: вуалируя действительность, она
спасает свои мифы. Относя за счет "известной человеческой природы" или
таинственного "несходства устремлений" общественные несправедливости, она
парализует у многих волю к борьбе за свои права. Не требуется быть
"стопроцентным марксистом", чтобы распознать эта явные несоответствия.
Характер взаимоотношений капитализма с демократией просматривается сквозь
защитную дымовую завесу на протяжении всей истории.
   В эпоху зарождения капитализма подъем рыночной экономики вызывал развал
монархических режимов. Во Франции в конце XVIII века смена политических
структур сопровождалась новыми устремлениями и идеалы свободы утвердились
в Декларации прав человека и гражданина. Однако демократическая мысль,
родившаяся в недрах капиталистического общества, осталась его пленницей.
Буржуазная демократия неизбежно ограничена и отмечена пороками породившей
ее системы.
   Нарождавшаяся демократия была ограничена вдвойне: она осуществлялась
только в политической сфере - собрания, союзы, выборы - и удовлетворяла
лишь привилегированную часть третьего сословия - буржуазию. Те, кто
обладал богатством, но не имел политической власти, могли теперь обратить
ее к своей выгоде: остальные - подавляющее большинство - не получили
ничего: нищета и правовое бессилие как были, так и остались их уделом.
   Вчера еще провозглашенные принципы были преданы забвению. "Их внесли в
конституцию, - констатирует юрист Жан Коссон, - но никто, разумеется, их
не соблюдал: право денег возобладало над гражданскими правами..."
   Да, демократизация общества [буржуазного] осталась мертвой буквой.
Неравенство заложено в самой природе капитализма, и сегодня оно
чувствуется почти столь же сильно, как прежде. Неравенство в шансах на
жизнь (предприниматель в среднем живет дольше рабочего), на образование
(детей инженерно-административных работников среди студентов в 20 раз
больше, чем детей рабочих, и простых служащих), на получение работы.
Наконец, неравенство доходов - самое вопиющее, ибо во Франции, например,
"полюсовые"
   доходы соотносятся как 1:400. Ну, и как следствие - неравенство
жилищных условий, средств передвижения, качества получаемых услуг, отдыха
и т. д...
   Эта система ведет к разбазариванию средств, множит потребности, однако
удовлетворить их позволяет лишь ничтожной кучке богатеев. "Барьеры" не
снимаются, они переносятся, запрещая доступ неимущим в заповедные места
привилегированных. К тем, кого прогресс обходит стороной, относятся так
называемые "новые бедные", которых капитализм "производит" каждодневно.
Французский секретарь по вопросам труда Л. Столерю подразделяет их
следующим образом: половина престарелых в возрасте от 65 лет и выше (2
миллиона 600 тысяч человек), половина квалифицированных рабочих (1 миллион
300 тысяч), большинство разнорабочих (1 миллион 100 тысяч), две трети
работников сферы обслуживания (800 тысяч), четверть мелких торговцев и
ремесленников (800 тысяч), подавляющая часть сельскохозяйственных рабочих
(600 тысяч). В общей сложности7 миллионов 200 тысяч французов, чьи доходы
значительно ниже среднего уровня по стране (население Франции - около 53
миллионов человек).
   Но вернемся снова к "политической демократии" при капитализме.
Заслуживает ли она свое название? Можно ли представить, чтобы эта сфера
жила по иным законам, нежели общество в целом? Какое чудо может заставить
политическую власть идти наперекор главенствующим интересам капитализма?
   Разговоры о демократии ведутся по-прежнему, но сейчас больше, чем
когда-либо, они призваны закамуфлировать действительность, которая менее,
чем когда-либо, подходит под "идеальный образ". Такие понятия, как
независимость парламента, представительность политических партий, свободы
(в частности, свобода печати), превратились в насмешку над собой.
   ...Кто, однако, усомнился бы в существовании партий (речь идет,
естественно, о буржуазных партиях. - Ю. Ж.), наблюдая их активность?
Де