ас окружить?  Ну, быстрее,  ты  же
знаешь, что  или  наши нас сейчас прикончат, или потом духи.  Быстрее, сука,
говори.
     Сзади подошел Юрка.
     -- Обкладывают  нас. В здание уже будет сложно прорваться, они туда  не
меньше роты затащили. И гранатометчики  тоже там, будут в упор бить, -- Юрка
был абсолютно спокоен, но готов к действию.
     Спокойно он сказал, обращаясь к Сашке:
     -- Говори, Саша, кто что сказал, каков приказ.
     -- После вас вышел Седов, сказал,  чтобы не выпускали вас с "Северного"
-- уже  пароль поменяли -- и в  здание приказано не допускать.  При  попытке
уехать без разрешения или  проникнуть  в здание аэропорта -- открывать огонь
на  поражение  без  предупреждения.  Сказал, что  вы  к  Дудаеву  перебежать
бригадой собираетесь. Мне дана команда отвлечь вас, попытаться напоить. Все.
Отпусти, задушишь. Вы  все-таки  отморозки. Что с бойцом моим будете делать?
-- Сашка тер шею.
     -- Да  забирай  ты его,  он, наверно,  уже со страха  обосрался.  Какой
пароль?
     -- Не знаю, мне только сказали, чтобы вас напоить  и быстро уходить.  А
что мне сказать Седову?
     -- Скажешь, как было, боец подтвердит. Значит, скоро будут нас убивать,
если велели тебе поскорее уходить. Ладно, Саша, иди. Прощай.
     -- Слава, Юра, все уляжется. Они там  договорятся. Хотите, я к  Седову,
Ролину  пойду, попрошу, чтобы вас  оставили.  Или идем  со мной,  когда  все
закончится, я вас выведу. Идемте, ребята.
     Сашка сказал "когда все закончится", а мог закончиться только расстрел.
Потому что,  это я сейчас  понял,  я в своих стрелять не смогу, а  вот в  их
глазах мы -- пособники боевиков.
     -- Спасибо, Саша, иди. Скажи только всем, передай, что не предатели мы.
Даже если и останемся здесь, не предатели. Прощай.
     Я открыл десантный люк, боец отпрянул.
     -- Не бойся, выходи. Все слышал?
     -- Да.
     -- Будут спрашивать, расскажешь, как  слышал, -- и когда  они отошли, я
не удержался и крикнул на прощанье: -- Не хами незнакомцам!
     Боец, как от удара, втянул голову в плечи.
     -- Ну что, Слава, пойдем?
     Всю обратную дорогу мы брели, не проронив ни слова. На душе было пусто,
темно.  Говорить  не хотелось.  От  нас  уже ничего  не зависело,  абсолютно
ничего.  И для себя все уже  решено.  Оставалось только ждать, как  баранам,
своего заклания.
     Все офицеры стояли плотной кучкой и  что-то обсуждали.  Наши бойцы были
рассажены на БМП, двигатели  были  заведены, многие пушки  были  повернуты в
сторону здания аэровокзала. Мы подошли ближе к нашим офицерам, казалось, что
говорили все разом и никто не слушал никого:
     -- Неужели они будут стрелять?
     -- А ты бы что сделал?
     -- Мы же с ними вместе этот аэропорт освобождали. Суки, уроды, бляди!
     -- Всю Россию продали, и нас сейчас e...т!
     -- Эх, кто бы нас сейчас на Москву развернул!
     -- Прав был мой отец-фронтовик, что  первый  враг сидит  в Москве -- он
больше всех твоей смерти хочет, второй --  это своя авиация, а третий -- это
уже немец!
     -- Юра, Слава, ну, что надумали? -- все замолчали и уставились на нас.
     --  Я, -- начал я, сделав упор на это местоимение, --  стрелять в своих
не  буду.  Комендант  рассказал,  что Седов  приказал  нас с  территории  не
выпускать. В здание не  пускать. Пароль сменил. Внутрь здания  стянуты люди.
Состав -- примерно около роты. Сейчас уже, может, больше. Короче -- дерьмо.
     --  Так  ты  что  предлагаешь, просто стоять  и ждать,  когда  нас  как
куропаток ухлопают? Хорош гусь, нечего сказать!
     -- Если бы я хотел  уйти,  я бы уже давно ушел, вон -- до аэропорта сто
метров. Седов сказал, что мы собираемся  всей  бригадой свалить  к Дудаеву и
поэтому отказываемся от штурма Минутки.
     Поднялся шум,  гвалт. Все возмущенно начали говорить,  шуметь.  Описать
все  эти диалоги  невозможно,  потому что пришлось  бы  ставить только  одни
многоточия,  и  между  ними  союзы.  Типа  "...и...",  "...или...",  а также
следующие слова "да  пошли они", "сами они"  и так далее. Если ты, читатель,
настроишься на подобную волну, то  сможешь сам сочинить  самостоятельно штук
двадцать  вариантов. Но поверь, что были упомянуты все видные политические и
военные деятели как прежних лет, так и ныне действующие, как у нас в стране,
так и за рубежом, а также их родители и другие близкие родственники.
     На  крыльце   аэропорта  такой  же  плотной  толпой  стояли  офицеры  и
прапорщики  полка,  который охранял "Северный". Так сказать, наши "вероятные
противники".  Не  так  давно  наши  бывшие   коллеги,  союзники,  соратники,
побратимы. Наша  жизнь  сейчас во многом  зависела от них. Если они  поверят
брехне Седова, то нам конец. Какое бы они там решение не  приняли, стрелять,
ребята,  я в вас  не буду.  На душе стало тоскливо. Только бы  не ранили,  а
сразу наповал. Может, застрелиться? Нет, рано еще, не все решено, успею, это
никогда не поздно сделать.
     Сейчас за  закрытыми дверями решается судьба нашей  бригады  и  каждого
присутствующего  в отдельности.  Зависит от  принятого решения много. Судьба
Чечни,  России  в  руках  четырех мужиков,  которые сейчас  с  пеной  у  рта
доказывают каждый свою  правоту. Может, уже командир  с  нашим генералом под
арестом. Все-таки боевого командира и генерала стрелять без суда и следствия
неразумно. Это нашу компанию можно из  пары пулеметов завалить,  а потом уже
разбираться.  М-да,  хочешь  вернуться  домой -- сначала  стреляй,  а  потом
разбирайся,  задавай вопросы.  Сам постоянно  придерживался этой истины  при
встрече с духами, а теперь, когда в  роли мишени,  то чувствую себя не очень
уютно.  За  такими  гнусными мыслями  и не  заметил,  как  в пачке  осталась
последняя сигарета. Во рту ощущалась горечь от выкуренного табака и дурацкой
ситуации. Взял последнею сигарету, и обожгла мысль, а может,  это и есть моя
последняя сигарета? Начал курить ее со смаком,  не торопясь, затягивался. Ну
что ж, ребята, я готов к любому исходу. С каждой затяжкой  в  душе наступало
успокоение,  пришло  спокойствие,  уверенность в  своих силах.  Я  не баран,
ждущий своей смерти,  я  человек,  сделавший свой  выбор сознательно. Я стал
внимательно  рассматривать  группу  офицеров  у  здания аэропорта,  которым,
наверное, было тоже  нелегко сейчас. Возможно, они совещались, чтобы принять
решение. Стрелять в нас или не стрелять. Убивать  нас  или не убивать, вот в
чем вопрос.


        6


     В центре группы "вероятных противников" -- нашей "расстрельной" команды
-- стоял Сашка и что-то оживленно рассказывал, усиленно жестикулируя. Давай,
Сашка,  агитируй своих мужиков.  Поодаль  от  офицеров стоял знакомый  боец,
внимательно  слушая  беседу  офицеров.   Многие  офицеры  перебивали  Сашку,
спрашивая  о чем-то,  -- что именно говорят, понять  невозможно  было. Но по
доносящемуся шуму  было ясно, что разговор шел серьезный.  Тут Сашка  позвал
своего бойца с заклеенным носом и, вложив ему что-что в руку, показал в нашу
сторону. Боец побежал. Пробегая мимо нашей группы, выразительно посмотрел на
меня,  сунул  какую-то  бумажку  ближайшему  офицеру,  прибавил  скорость  и
направился в сторону госпиталя. Ну что ж,  все  логично, комендант  отправил
бойца  за  бутылкой  спирта в  госпиталь.  Со стороны все  благопристойно. А
сейчас надо  прочитать,  какое  резюме вынесли в отношении  нас. Жить или не
жить.
     Офицеры сгрудились, развернули смятую бумажку:
     "Стреляем поверх головы. Махра".
     Что тут  началось! Ликование, радость. Это как в последнюю минуту перед
казнью тебе приносят помилование.
     -- Ну Сашка -- молодец! -- произнес я, обращаясь к Юрке.
     --  Нет, не  зря  мы спасли его шкуру, теперь он нас выручил.  Здорово.
Теперь мы должны этого  тунеядца  поить водкой, пока  не захлебнется или под
стол не свалится, -- Юрка тоже был радостно возбужден.
     -- Никакой Седов не сможет поссорить махру.
     -- С этими мужиками мы воевали. Друг друга в деле видели.
     -- Вместе усерались под минометным огнем.
     -- Вместе в канализацию ныряли от снайперов.
     -- Да пошли они на хрен.
     -- Махру на махру хотели натравить.
     -- Хренушки, сволочи. Не выйдет.
     -- Не будем мы стрелять друг в друга.
     Такие реплики слышались из  уст  наших офицеров.  Кто-то  решил пойти к
офицерам,  бывшим "нашим вероятным противником", и обмыть это  дело,  но его
удержали:
     -- Ты что, дурак?
     -- А в чем дело?
     -- У них, как и у нас, полно стукачей. Хочешь мужиков подвести?
     -- Мы-то, дай Бог, уедем, а у них могут разборки начаться.
     -- Стоим и курим.
     -- Правильно. Ждем  командиров. Мы  ничего не  знаем. Никто ни  в  кого
стрелять  не  собирался, а  уж  тем  более оказывать  сопротивление приказам
Командующего.
     -- Эх, выпить бы сейчас!
     -- Заткнись, не трави душу.
     -- Вот возьмем сегодня склады, медицинского спиртику хряпнем.
     -- Ё-мое, еще эти склады брать сегодня. Забыл совсем.
     --  Да  там  работы  на  пару часов. Главное, чтобы  бойцы  наркоты  не
нахапали.
     --  Я  им нахапаю,  быстро поумнеют. Еще  не хватало, чтобы  у  меня  в
батальоне наркотой баловались. Сокрушу уродов.
     --  Что-то  долго  они там  ругаются, пора и заканчивать. Нам еще домой
ехать да склады брать. Как бы соседи не опередили.
     -- Не посмеют. Склады в нашей зоне ответственности.
     -- По-тихому возьмут и весь спирт вылакают.
     -- Сокрушу. Мой спирт жрать? Не выйдет.
     Все уже  забыли прежние страхи  и активно  обсуждали, как  будут  брать
республиканские медицинские склады. Пришли к единодушному мнению, что  брать
надо тихо,  без лишнего шума и с минимальной стрельбой, а то можно повредить
лекарства  и  СПИРТ. Спирт,  особенно  спирт-ректификат,  то есть  чистейший
спирт, -- это здорово. Это тебе и "жидкая валюта", за которую можно получить
и  дефицитные запчасти к БМП, и комплект нового  обмундирования, а  можно  и
вечером выпить  его.  Это не  "левая" водка, тут  можешь разбавить, как тебе
нравится.   И   не   отравишься,   и  поутру  голова   трещать   не   будет.
Спирт-ректификат  не  делается  из  нефти, а  только из зерна,  из отборного
зерна.
     Офицеры успокоились, дали  команду  бойцам отвернуть пушки от аэропорта
и, что бы ни происходило, сидеть внутри машин и не вылезать, и даже если БМП
подобьют, то не открывать ответный огонь.  Одним словом, со своей стороны мы
предусмотрели  все, чтобы кто-нибудь  из наших  бойцов не  вздумал открывать
ответный  огонь  на  поражение,  иначе может произойти  непоправимое.  Тогда
начнется месть. Месть  за  своего  товарища. Мы здесь,  в  Чечне,  только  и
занимаемся местью. Местью за своих погибших друзей, местью за своих русских,
которых в Чечне убивали, над которыми издевались, выгоняли из своих квартир.
Страшная эта штука -- месть. Как бы не притащить ее в мирную жизнь, главное,
чтобы она  не стала смыслом всей жизни.  А ведь может. Как, интересно, я сам
буду смотреть на эти чеченские рожи в своем городе? Чем больше я их отправлю
на тот  свет,  тем  лучше. Дома такого удовольствия  я буду лишен. Дома надо
доказывать  его  виновность.  Здесь все проще. Чечен  -- значит, враг.  Есть
белое и черное. Белые,  то есть мы, -- это хорошие ребята, черное -- чечены,
значит,  плохо. Чушь собачья. Это мы пришли на  их  землю, их убивать. Хотят
независимости?  Да   подавитесь  ею.  Русских  вывезли.  Чеченов  из  России
депортировали на их историческую родину, зачем нам "пятая колонна"?  Забором
обнесли,  и пусть живут в своей независимой  и суверенной.  Людских жертв не
было бы, да и в миллион раз это было бы дешевле.
     Если ты убил одного в мирной  жизни -- ты преступник, убийца, если убил
тридцать --  воин,  а  если миллионы -- ты завоеватель.  Твое  имя с  помпой
запишут на скрижалях истории. Благодарные потомки будут  сочинять  тебе оды,
воздвигать памятники.
     Уже больше  часа прошло,  а от  наших  командиров ничего не  слышно. Не
случилось бы чего. В охране  аэропорта тоже  все тихо, никаких передвижений,
суеты,  значит,  еще  не   арестовали,  значит,  и  нам  нечего  переживать,
дергаться,  суетиться. А все-таки --  если кто из стреляющих  по нам возьмет
прицел чуть ниже? Не судьба, что поделаешь. Не судьба.
     От скуки офицеры начали  травить байки. И интересно,  и  время  быстрее
летит.  Да и  с  психологической стороны это все же лучше,  чем гадать,  что
будет с тобой через десять минут, отвлекает  от грустных  мыслей.  Тем более
после  такого   стресса.  Необходимо   выговориться.   О   чем  угодно,   но
выговориться.  Я  за  службу  достаточно  наслушался  таких баек,  сам  могу
рассказать их немало, но вот и меня окликнули:
     -- Слава, расскажи, как ты был миллионером.
     -- Да я ее уже двести раз рассказывал.
     -- Расскажи, не ломайся.
     --  Дело  было  так.  После окончания  училища я  сопливым  лейтенантом
приехал в  Кишинев, прибыл в  часть, представился, как водится, проставился,
влился в коллектив, принял четыре взвода вместо одного, лейтенантов и  тогда
не хватало. Попал я  в  Главкомат Юго-Западного  направления. А Кишинев в те
годы после голодной Сибири мне  показался раем. Колбасы,  мяса, вина, шмоток
-- во! И  это в годы "сухого закона".  Думаю, сдохну старшим лейтенантом, но
никуда не уеду отсюда.
     Ротный был с моего училища, только на три года раньше закончил. Приехал
я  без  семьи, квартиры  пока не нашел, жил в  казарме. Вот  вечером  ротный
подходит ко мне и говорит:
     --  Слава,  у  меня  жена  уехала  с сыном  в  отпуск.  Поехали  ко мне
поужинаем, да и бутылочку возьмем.
     А водку  в Молдавии никто не пил. Там вина было хоть  залейся. И причем
сухого, а не  крепленого,  и магазинное  вино  там  только  приезжие пили, а
местные  --  домашнее, в любом доме продавалось. Молдаване  делали вино трех
видов: "для себя", "на свадьбу", "на продажу".
     Самое  классное  -- это "для себя".  Из отборного винограда, ни  грамма
сахара.  Заготавливали  его мало,  пили  сами и держали для почетных гостей.
Ротный  подружился с одним  молдаванином, --  когда бойцов давал  в  помощь,
когда еще что-нибудь, -- тот и дал нам вина, которое он делал для себя.
     Потом идет вино "на свадьбу". Оно приготавливается из выжимок того, что
осталось  от приготовления вина "для себя", добавляют не очень хорошие сорта
винограда,  ординарные.   Изготавливается  для  каких-то   больших  семейных
праздников. В принципе, пить можно.
     Ну а  "на продажу" -- это выжимки и ополоски с добавлением сахара, плюс
немного спирта, чисто для продажи.
     Сказано -- сделано, взяли мы две трехлитровые баночки вина "для себя" и
поехали ужинать.
     А в это время как раз  шли большие учения "Осень-88",  учения проходили
на  территории  Киевского  округа,  Одесского  округа,  был  задействован  и
Черноморский флот. Наша часть через десять дней по плану подключалась к ним.
Едем в троллейбусе, обсуждаем  предстоящие действия по учениям. А тут  рядом
полковник,  я-то  летеха  зеленый,  никого  не  знаю.  А  это,  оказывается,
начальник канцелярии главкома.  Была такая должность. И с  ротным он в одном
подъезде жил. Поздоровались, поговорили о том, о сем. И  тут он хлопает себя
по лбу:
     --  Ребята, --  говорит  он,  --  завтра  уезжаю  на учения,  и  забыл,
закрутился совсем, у  дочери завтра день рождения. Купил ей куклу. Оставил в
кабинете,  забыл  привезти.  Мужики,  сделайте  доброе  дело.  Подойдите   к
юрисконсульту Главкома, я ему  позвоню, скажете, что от меня. Заберите куклу
и завезите моей дочери. Скажите, что от папы. А то она долго просила, и вела
себя хорошо. И я пообещал. Получится, что обманул ребенка. Ладно?
     -- Конечно, сделаем! -- заверил его ротный.
     Тем  временем мы подъехали к  дому  ротного,  поднялись и, как водится,
славно  посидели, попили,  покушали,  все  обсудили.  Наутро  ротный  мне  и
говорит:
     -- Слава, ты забираешь куклу у юриста, а я ее отвожу.
     -- А где этот юрист сидит?
     -- А хрен его знает. Спроси у дежурного по связи.
     А я прослужил всего пару недель. Кроме своих связистов, никого не знаю.
Вот с наглой рожей приперся к дежурному по узлу связи и спрашиваю:
     -- Где юрисконсультант Главкома? Где сидит, как пройти?
     -- А зачем тебе?
     Я-то думал, что он, как  нормальный офицер, понимает шутки  и нормально
отреагирует, вот я ему и говорю:
     --  Да  позвонил  он мне. Пригласил к  себе.  Говорит, что у меня  была
какая-то тетка в Канаде. Померла, а все свое наследство мне оставила.
     -- Да брось ты!
     -- Чего брось!  Я сам охренел.  Говорят, полмиллиона долларов. Может, и
ошиблись,  вот сейчас пойду и все  узнаю, --  говорю я совершенно  серьезно,
думая, что он меня понимает, мою хохму. Сказал и забыл.
     Тот мне подробно объяснил, как добраться до этого  юрисконсультанта.  Я
пошел. Тот  меня  уже ждал.  Отдал куклу. Здоровенная коробка, а в ней,  под
стать коробке, и  кукла. Помните, раньше были  гэдээровские такие, шагающие,
что-то говорящие? Вот, короче, такая. Коробка красивая. Где-то метр двадцать
высотой.  Иду  я. Про разговор о долларах уже забыл. А  на  выходе стоит уже
толпа офицеров, и  этот дежурный  по  связи в  центре что-то рассказывает. Я
подошел,  они  замолчали.  Ну,  думаю,  про  меня  говорят, коль  замолчали.
Подошел, поздоровался.
     -- Ну, как, Слава, поговорил с юристом? -- спрашивает дежурный.
     -- Да, нормально, -- серьезно отвечаю  я, а самого от  смеха разрывает,
неужели  на   детскую  шутку   клюнули,  --   разобрались.  Оказалось,   что
действительно я наследник.  Вот и отдали деньги сразу. Правда, двадцать пять
тысяч долларов забрали как подоходный налог, а все  остальное --  мое. Сумки
не было, вот и пришлось  положить в коробку из-под куклы. Вот,  как дурак, и
тащу такую коробищу.
     -- Брось ты!
     -- Покажи доллары, никогда не видел!
     -- Во повезло!
     -- Да врешь ты все, наверное.
     -- Я вру?! Спросите у юриста, я только от него. А доллары  не покажу, я
потом до казармы не дойду, прихлопнут где-нибудь. Вот вы и убьете. А денежки
поделите. Знаю я вас, жуликов. Сам такой.
     Пришел  в казарму,  отдал  куклу  ротному,  рассказал ему  все.  Вместе
посмеялись, да и забыли. Через некоторое время по узлу поползли слухи, что я
миллионер.  Всякий раз история преподносилась по-новому.  Всякий  раз  сумма
моего наследства возрастала. Женщины на узле связи  писали кипятком от того,
что я  уже  женатый,  но строили глазки и заигрывали.  Совершенно незнакомые
офицеры подходили и спрашивали:
     -- Вы Миронов?
     -- Я. А в чем дело?
     -- Это правда?
     -- Правда, -- отвечаю, а сам от смеха угораю, -- а в чем дело-то?
     -- Про наследство, это правда?
     -- А зачем вам это? Вы, может, меня ограбить хотите?!
     Короче,  ни "да", ни "нет" я  не говорил, а отвечал вопросом на вопрос.
Запутывал спрашивающих.  Ко  мне подходили,  предлагали  вложить в  дело.  Я
уклончиво отвечал,  что предложений уже много, я их рассматриваю.  Короче --
дурдом.
     Закончилась  эта  эпопея  следующим  образом.   В   политотделе  ставки
подсчитали  те комсомольские взносы,  которые я должен  заплатить  в валюте.
Сходили  в   "Березку",  --  помните,  такие  валютные  магазины  были,   --
присмотрели мебель, чтобы в свой политотдел купить.
     И вот вызывают  меня  с командиром  части в  особый отдел. И давай меня
профилактировать. Я объясняю, что эта была шутка,  что этот болван  дежурный
по связи шуток не понимает. Вдобавок распускает сплетни.
     А  мы,  говорят  особисты,  на ушах  стоим, всю  работу  бросили,  тебя
проверяем.  Проверили  всех твоих  родственников. У  тебя  допуск по  первой
форме, допущен к ключевой документации. А тут тетка из Канады. Ну и задал ты
нам жару. Ну а эти из политотдела хороши тоже, ха-ха-ха, мебель выбрали уже.
     Короче, все посмеялись, а потом я отписывался прямо там. Не состоял, не
получал, ничего не знаю, ниче