Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
го спугнул? -- недоуменно спросил напарник.
-- Чего-чего, -- передразнил я его, -- хмель, гад, спугнул ты мне. Я
сижу и чувствую, как начинаю пьянеть, а тут ты лезешь со своими вопросами.
-- Я смотрю, что ты сидишь и как кот, который гадит, в одну точку
уставился, а потом и вовсе закрыл глаза. Ну, думаю, может, поперхнулся.
Извини, что кайф тебе сломал. Может, еще догонишь?
-- Хрен его догонишь, -- досада меня разбирала, -- но можно
попробовать, наливай.
Я взял бутылку водки, которую Пашка вначале поставил на стол, и разлил
по стаканам. Мы с Юркой не закусывали. Может, после смешения водки с
коньяком удастся немного опьянеть. Я встал, держа стакан с водкой.
-- Третий тост.
-- Третий, -- подхватил Юрка.
-- Третий, -- эхом отозвался Пашка.
Немного постояв молча, мы почти одновременно выпили и, не закусывая и
не запивая, сели на свои места. Молча, не торопясь начали закусывать.
-- Это правда, что в лоб будем Минутку брать? -- спросил Пашка с
набитым ртом.
-- Правда, сынок, правда, -- ответил я. Я знал, что он терпеть не мог,
когда его называли "сынком". Пашка взвился:
-- Какой я вам сынок! У меня у самого вот будет сынок.
Подумал и добавил:
-- А может, дочка. А вы -- "сынок, сынок".
-- Так, Паша, сынка сделать большого ума не надо -- это десятиминутное
дело, а потом всю жизнь мучайся. Вот из тебя, как ни старались, а так
человека и не сделали.
-- Почему не сделали? -- Пашка уже весь ощерился.
-- Пьешь много, нам хамишь. А мы к тебе как к родному. Надо
воспитывать. Как думаешь, Слава?
-- Да, -- я подхватил, -- пора переходить к радикальным средствам. Ты
какого хрена в эшелоне караул напоил? Пьяный часовой, да еще с оружием --
преступник. Значит, ты пособник.
-- Какой пособник?
-- Обыкновенный, в тридцать седьмом приписали бы тебе диверсию и к
стенке по законам военного времени. И пломбу свинцовую в затылок, -- я
коснулся пальцем его затылка, куда обычно стреляли при расстреле. Тот
дернулся.
-- Шутки, Вячеслав Николаевич, дурацкие.
Я закурил. Юрка и Пашка последовали моему примеру.
-- Значит, так, Паша, -- начал я, -- пока нас не будет...
-- А куда вы денетесь? -- перебил меня Павел.
-- В подвале будем сидеть, -- огрызнулся я. -- Не перебивай старших. С
войсками, скорее всего, пойдем. Ты, сукин сын, отвечаешь головой за машину.
И за все, что в ней находится. Если что, то... -- я остановил жестом Пашку,
который пытался меня перебить, -- если что, то передашь вещи семьям. Ты
понял? А за машину голову сниму и скажу, что так было. Ты все понял?
-- Да понял, понял. Вы мне уже это в сотый раз говорите. У вас-то и
вещей, кроме грязных носок, ничего и нет.
-- Вот ты их и постираешь.
-- Еще чего, -- Пашка фыркнул.
-- Постираешь, постираешь, будешь нас вспоминать и, обливаясь слезами,
постираешь.
-- Если и буду обливаться слезами, то только потому, что вонь от ваших
носков будет глаза есть.
-- Паша, -- вмешался Юра, -- у нас уже своеобразный ритуал -- когда
предстоит серьезное дело, то мы тебе наказываем, что сделать с нашим вонючим
бельем. Но так как тебе с ним неохота возиться, то ты усиленно молишься за
нас, и Бог, услышав твои молитвы, охраняет нас, тем самым спасая тебя от
неблагодарной работы стирать наши носки. Кстати, а ты не забыл, как пахнут
наши носки?
-- Вот еще! Я когда "молодым" был, дембелям носки не стирал, а вам и
подавно не буду, -- Пашка уже буквально кипел.
Его злость нас раззадоривала.
-- Паша, ты же знаешь, что когда человек умирает, то последняя воля --
закон. Слышал?
-- Ну?
-- Так вот, -- голос мой стал торжественный, -- наша последняя воля с
Юрием Николаевичем, что когда помрем, чтобы ты постирал наши носки, погладил
их и передал семье. По паре от каждого можешь оставить себе. На память.
Можешь повесить на ковер над кроватью.
-- Так вы еще не помираете.
-- А вдруг...
-- Ничего я не буду вам стирать! -- Пашка стал угрюмым и насупился.
-- Ладно, Паша, мы пошутили. Не обижайся. Лучше разлей остатки, --
сказал Юра.
Пашка повиновался и аккуратно разлил оставшуюся водку по всем трем
стаканам. Все долго ждали, пока он не перестанет капать последние капли в
свой стакан. Все про себя считали.
-- Двадцать две, -- сказал Юра, нарушив тишину.
-- Я слышал, что можно из любой бутылки тридцать три капли выжать, --
вмешался я.
Взяли нашу пластмассовую тару.
-- Что день грядущий нам готовит? -- спросил Юра, обращаясь к нам.
-- Хрен его знает, -- ответил за всех Пашка.
-- Пусть будет то, что должно произойти. И давайте выпьем за это. За
Судьбу и за Его Величество Случай! -- сказал я.
-- Правильно! -- поддержал меня Юра. -- За Судьбу и Случай.
Потом тихо добавил, как бы про себя, но мы отчетливо слышали:
-- К смерти надо быть готовым. Да минует меня чаша сия, -- и выпил.
-- Это ты правильно сказал, Юра, что к смерти надо быть готовым. Чтобы
она тебя не застала врасплох. Дела надо завершать и долгов больших не
делать, а то семье придется за твою опрометчивость расплачиваться. Да минует
меня чаша сия, -- повторил я слова из Евангелия и тоже выпил.
Пашка тоже выпил. Закусили молча. Подчистили то, что лежало на тарелках
и в банках. Снова закурили, но уже сытые, довольные. Предстоящий день уже не
рисовался таким мрачным.
-- Про какую вы чашу говорили? -- спросил, с наслаждением затягиваясь,
Пашка.
-- Это, Павел, сказал Иисус накануне своей смерти, обращаясь к своему
Богу-Отцу. Он знал, что его казнят, ему было страшно, вот он на всякий
случай и просил папашу, чтобы тот не делал этого, -- пояснил я. -- Когда
будет время, Пашка, почитай Евангелие. Очень занимательная и поучительная
книга. Очень много полезного там обнаружишь.
-- А, книги... -- протянул Пашка.
Сразу стало ясно, что Пашка не является любителем чтения.
-- Читай, Паша, читай. В книгах сосредоточена вековая мудрость
поколений. На одном своем опыте не проживешь. И чему ты будешь своего
ребенка воспитывать? Какие примеры будешь приводить из жизни? Из чьей жизни?
Из своей? Так, кроме как пьянки, ты ничего не видел. Вот и будешь
рассказывать, как нужно пить. Или как ты в эшелоне караул напоил? -- Юрку
явно тянуло пофилософствовать.
-- Не компостируй, Юра, парню мозги, -- я вмешался. -- По крайней мере,
ему не грозит шизофрения.
-- Это почему же?
-- Когда был курсантом, была у меня подружка из медицинского. Так вот
она рассказывала, что им на курсе по психиатрии говорили, что если человек
не читает книг, то он не склонен к шизофрении. Потому что, читая книгу,
человек сопереживает с героями и пропускает через себя. Тем самым на его
личность накладывается отпечаток личности книжного героя и происходит
смещение личности читателя. Что-то еще. Но это было пересыпано так
медицинскими терминами, что из ее объяснения я запомнил только вот это.
-- М-да, ты прав. Пашке шизофрения не грозит. А вот белая горячка --
точно! -- вынес резюме Юра.
-- Если в наше отсутствие будут раздавать гуманитарную помощь, то
подойдешь к замполиту бригады подполковнику Казарцеву, скажешь, что от нас.
Заберешь у него на себя и нас помощь. Если ты, гад, выпьешь наше пиво, то
вешайся. Размеры одежды и обуви знаешь. На всякий случай запишем. И самое
главное, он должен дать побольше сигарет. Если забудет, то напомнишь, что он
де обещал сигареты. Понял?
-- Понял. А много сигарет будет?
-- Не знаю. Но надеемся, что много. Не бойся -- поделимся. Мы
когда-нибудь тебя обходили?
-- Нет. Не было. Это другие штабные офицеры прячут свое добро, а вы --
нет.
-- Вот видишь. Мы думаем, как тебя накормить, напоить, накурить. А ты,
засранец, носки постирать нам не хочешь! -- опять начал гнуть свое Юрка.
-- Не буду я стирать вам носки! -- взорвался Пашка.
-- Не ори на офицеров, а то можно и в глаз схлопотать. -- сказал Юрка.
-- Мы пойдем отольем, а ты пока прибери и подумай насчет носков. Кунг
проветри, а то спать невозможно. Хоть топор вешай.
-- Не буду я носки стирать! -- уже сквозь зубы тихо и упрямо процедил
Пашка.
-- Ты что его заводишь? -- спросил я, закуривая и пристраиваясь рядом с
Юркой, когда отошли от машины.
-- Скучно, -- просто ответил Юра.
-- Такое впечатление, что тебя что-то гложет.
-- Ничего не гложет, просто весь вечер голову ломал над твоими
дурацкими вопросами. Что такое Родина?
-- А, тоже проняло? Так что же такое Родина?
-- На хрен!
-- Нет, ты меня на хрен не посылай. Ты ответь на вопрос о Родине.
-- Ты бы еще о смысле жизни у меня спросил бы.
-- Нет, Юра, этого точно никто не знает, а вот по поводу Родины ты
ответь!
-- В одном ты, Слава, прав. Родина и правительство -- два понятия
несовместимые.
-- Родина и государство, -- поправил я Юру.
-- Хорошо, когда страна твоего проживания с одной культурой, например,
как Израиль.
-- Так в Штатах вон сколько, как в Вавилоне. И понимают друг друга. И
не собирается штат Техас выходить из состава США. А почему? А потому что там
хватает работы. Если ты не лодырь, то живешь как человек.
-- Правильно, а у нас все с ног на голову поставлено.
-- Ладно, хватит философствовать. Один черт, ничего не узнаем и не
добьемся. А настроение Пашке своими носками мы надолго испортили.
-- Это точно. Постреляем? -- Юра достал из кармана захваченные
осветительные ракеты.
-- Давай! -- я взял у него несколько штук.
Разойдясь в стороны, мы подняли вверх на вытянутых руках эти ракетницы
и дернули за запальные шнуры. Раздались почти одновременно два громких
хлопка, и с громким шипением ракеты устремились в темную высь. Там, на
высоте, они с треском зажгли свои огни и устремились к земле. Часовые тоже
периодически запускали осветительные ракеты, и поэтому все вокруг почти
постоянно было залито неживым, мертвым огнем. Предметы отбрасывали
неестественные, причудливо изломанные тени. Когда запускаешь ракеты, то
кажется, что Новый год дома. Я постоянно на каждый Новый год приносил из
части осветительные ракеты, и после полуночи всей семьей выходили на улицу и
запускали их. Я радовался вместе с сыном. Сейчас такое же чувство охватило
меня. Выбросил пустую гильзу, взял следующую ракету и, не дожидаясь
напарника, запустил ее. В воздухе кисло запахло сгоревшим порохом. Юра тоже
не отставал от меня.
-- Пойдем спать? -- спросил я, когда последняя наша ракета погасла.
-- Давай по последней покурим и пойдем, -- отозвался напарник.
Закурили. Помолчали.
-- Как думаешь, вместе пошлют? -- нарушил молчание Юра.
-- Не знаю. Может, вместе, а может, и нет.
-- Могут и во второй батальон засунуть, пока нового начальника штаба не
назначат.
-- Там ротных толковых полно. У нас что, в бригаде мало желающих
начальником штаба стать?
-- Желающих много, а вот с опытом штабной работы -- мало.
-- Думаешь, тебе предложат покомандовать пока штабом?
-- Может. Тебя-то не отправят. Ты офицер по взаимодействию.
-- Поживем -- увидим.
-- Представь, сейчас мужикам в батальонах готовить технику, людей,
уточнять порядок колонны. Боеприпасы, люди. Какое счастье, что удалось
вырваться с командных должностей. Хуже нет в войсках должности ротного. Как
собака бегаешь.
-- Это точно. На эту тему есть хороший анекдот, только с военно-морским
уклоном. Вызывают в штаб флота старого командира подводной лодки и говорят:
"Мы хотим ввести новые льготы для плавсостава. Как вы на это смотрите?"
Командир, старый, прожженный морской волк: "Хорошо смотрю". Кадровик: "Мы
хотим увеличить оклад, квартиры вне очереди, путевки давать в дом отдыха. Мы
думаем, что когда об этом на берегу узнают, то их от зависти разорвет. Вы
как считаете?" Командир: "Это точно. Но когда первого разорвет, вы меня на
его место поставьте, пожалуйста!" Вот и у нас. Какие бы льготы не обещали
ротным, взводным, какие бы дифирамбы не пели, один хрен, надо держаться
подальше от этих командных должностей.
-- Пошли спать. День трудный будет.
-- Да. Неизвестно, когда еще предстоит выспаться толком. Слава, а ты
знаешь, ты паразит знатный.
-- С какой это стати?
-- Да со своими глупыми вопросами. Родина, не Родина. Государство,
страна. Тьфу. Голова разламывается.
-- Зато мне хорошо. Выговорился, и вроде лучше. Пусть другие мучаются.
-- Вот и я говорю -- паразит.
-- Не мучай себя. Самокопание никому пользу не приносило. Пока забудь.
Выйдем живыми -- поговорим. В ближайшие дни нам некогда будет думать. Пусть
рефлексы работают.
-- Это правда, пусть нервная система поработает. Пацанов только жалко.
Много их тут останется.
-- "Навеки девятнадцатилетние", как у Бакланова.
-- Хватит, опять завелся. Пошли спать.
Мы подошли к нашей машине, выбросили окурки и зашли внутрь. Пашка за
время нашего отсутствия успел прибрать и уже лежал в постели.
-- Ты сегодня не в карауле?
-- Нет. Завтра моя очередь, и то днем.
-- Шланг да и только. А кто мой сон оберегать будет?
-- Ваш сон, сами и сторожите.
-- Опять хамит. Надо будет тебя заставить копать окоп для стрельбы с
коня стоя.
-- Для стрельбы с коня стоя?
-- Именно, а то уж больно языкастый стал.
-- А высота коня?
-- Три метра.
-- Таких коней не бывает.
-- Бывает. В Москве памятник Юрию Долгорукому видел? Вот для его коня и
его самого и будешь копать, если еще хоть раз будешь дерзить. Понял, балбес?
-- Понял, понял, -- проворчал Пашка, отворачиваясь от нас. Он знал, что
если нас "достать", то мы можем многое сотворить.
Мы в который раз сняли только ботинки, носки, ослабили ремни на брюках.
Автомат у меня у подножия топчана, у Юрки -- на гвозде над головой. Пару
гранат в изголовье под матрас. Трофейный ПБС -- под матрас на уровне бедер,
патрон в патронник и на предохранитель. Теперь можно забыться в коротком
сне. Жаль, что не удалось опьянеть. Юрка, гад, помешал. Завтра я ему
напомню. Лампочка, освещающая наше помещение, висела у меня над постелью. Я
выкрутил ее наполовину, все погрузилось в темноту. На прощание объявил:
-- Отбой в войсках связи.
Закончился еще один долгий день очередной войны. Богу, Судьбе, Случаю
было угодно, чтобы я остался жив. Помогите и дальше. Вся прожитая жизнь мало
что значила, впереди был самоубийственный штурм Минутки. Господи, помоги!
После этого мысленного обращения к Богу я уснул.
8
В семь часов прозвенел будильник. Ночь была спокойная. На нас никто не
нападал. Спал сном младенца. Снов не было. Во рту, казалось, только что
опорожнилась сотня-другая пионеров. В горле пересохло. Все-таки алкоголь
подействовал на организм, жаль, что мозги остались ясными. Выпить бы сейчас
рассольчику огуречного. Эх, мечты, мечты. Я встал, оделся. С Юркой вышли на
улицу. Опять туман. Погода, значит, будет хорошая. Я несколько раз энергично
взмахнул руками, кровь по венам и артериям побежала веселее. Умылись,
перекурили. Пашка тем временем, встав немного раньше нас, приготовил
завтрак.
-- Что приготовил, сынок, своим отцам? -- спросил Юра, когда мы вошли в
кунг.
-- Кофе, бутерброды с сыром и "братская могила" -- килька в томатном
соусе, чеснок, лук, -- ответил Паша.
-- Может, по стопочке опрокинем? -- спросил Юра.
-- Давай грамм по пятьдесят, -- я был не против, хотя по утрам пил
крайне редко.
-- Водку, коньяк?
-- Давай "конины", водка по утрам -- это пошло.
-- Пашка, доставай "конину". Предпочтительней французский, марочный,
двадцатилетней выдержки, с юга Франции. У нас есть такой?
-- Есть из Дагестана, сэр, -- в тон Юре ответил Паша.
-- Дерьмо, конечно. Но за неимением гербовой пишут на обычной бумаге.
Придется давиться дагестанским, настоянным на клопах. Пашка, достанешь
французского -- все прощу. Можешь даже Родину продать. Я все прощу! -- у
Юрки было приподнятое настроение.
Пашка тем временем полез в ящик, где хранились продукты и выпивка,
достал бутылку коньяка, открыл ее и разлил по стаканчикам. Только мы хотели
выпить, как в дверь раздался стук, и она открылась. На пороге стоял наш
сосед -- замполит бригады Казарцев Серега. Он с порога начал в шутку орать:
-- Вы, что, черти, охренели? С утра коньяк стаканами жрать. И этого
малолетнего преступника спаивать! Подвинься! Ого, какую ты себе задницу
отожрал. У подполковника и то меньше. Гонять тебя надо. А еще лучше --
отправить в какой-нибудь батальон, там людей не хватает. Враз похудеешь, --
Серега примостился рядом с Пашкой и взял у него стакан, понюхал.
-- Во гады, пьют, а замполита не приглашают. Свинство это. Придется
комбригу доложить, пьют штабные с утра. И, главное, что пьют -- коньяк. А с
меня еще вчера сигареты вымогали. Совести ни на грош.
-- Будешь пить-то? Или ты хочешь нам настроение с утра пораньше
испортить? -- мне хотелось опрокинуть стакан, а замполит под руку трещал.
-- Какой нюх у тебя, Серега! -- Юрка не скрывал своего восхищения. --
Не раньше, не позже, а только как налили, и нате вам.
-- Он за дверью стоял, подслушивал, наверное.
-- Пить будешь?
-- А то! -- Серега еще раз посмотрел в стакан, который забрал у Пашки.
-- Мал еще, алкоголик. За, что пьем, мужики?
-- За удачу. Нам она всем понадобится в ближайшее время, -- Юрка был
серьезен.
-- За удачу, так за удачу, -- Серега тоже стал серьезен.
Выпили. Коньяка было налито у всех немного. Пашка остался без своей
порции спиртного и поэтому с завистью смотрел на нас. Начали закусывать.
-- Ночью было принято решение отправить часть руководства и штабных
офицеров в батальоны, -- сказал Серега, жуя бутерброд.
-- На хрена?! -- моя реакция была мгновенна и неподдельна. -- Мы же
будем только мешать работать. Командир роты и батальона не сможет полноценно
руководить, командовать. Мы же как балласт будем у него на КП болтаться. Как
не пришей к голове рукав.
-- Действительно, Сергей, на какой ляд мы там нужны? -- Юрка тоже был
удивлен.
-- Хрен его знает, мужики, что они там планируют, приказ пришел из
"Северного". Кстати, сегодня ночью наши взяли Ханкалу, и поэтому штаб
переезжает туда.
-- А смысл? Самолеты там все равно не сядут, так? Только "вертушки".
Перепахать все на "Северном", самолеты, которые там есть, либо перегнать на
Большую землю, либо уничтожить, и головной боли меньше. Это целый полк будет
охранять аэропорт, а еще полк снимай с боевых позиций и кидай на охрану
Ханкалы! Маразм! -- я искренне не понимал смысл всех этих перемещений.
-- А что такое Ханкала? -- в разговор вклинился Пашка. -- Много слышал,
а что это?
-- Ханкала -- это, -- начал Серега, по замполитовской привычке отвечать
на все солдатские вопросы, -- бывший аэродром ДОСААФа, там сосредоточены
учебные самолеты чешского производства. Дуда пытался переоборудовать их в
боевые, но не успел. По слухам и данным разведки...
-- Что одно и то же, -- встрял Юрка.
-- Точно, -- продолжал Серега, -- несколько самолетов ему все-таки
удалось переоборудовать под боевые и перегнать куда-то. А так там около
двухсот самолетов. Недалеко от Ханкалы находятся ракетные пусковые
установки. Раньше тут