м он позвал своего начальника штаба, и они  что-то начали  чертить,
обсуждать. Время перерыва закончилось,  и все  пошли на заседание. Расселись
на свои прежние места. Командир начал:
     -- Товарищи офицеры, нам всем ясна  сложившаяся ситуация.  И штурмовать
нельзя, и не штурмовать тоже нельзя, мы позвонили во время перерыва Ролину и
нашим  соседям,  с  кем  предстоит  брать  Минутку.  Все  предоставляют  нам
карт-бланш.  Мы  должны  взять,  а  какой  ценой,  это   наше   дело.  Прошу
высказываться.
     Повисла тишина. Слово взял "главный танкист":
     -- Я  понимаю так,  что в  связи  с нахождением наших пленных  в здании
правительства артиллерию и авиацию применять нельзя, так?
     -- Так, -- подтвердил комбриг.
     -- Тонкое жизненное наблюдение, -- кто-то хихикнул из-за спины.
     -- У БМП  слишком  малый  калибр и  слишком тонкая броня, поэтому вести
более-менее эффективный огонь с дальнего расстояния не получится, так?
     --  Так,  --  вновь  подтвердил комбриг, еще  не  понимая, куда  клонит
комбат.
     -- У  танков  больше броня, больше  калибр,  но  меньше  боекомплект, и
поэтому  ведение огня также будет неэффективно из-за быстро заканчивающегося
боекомплекта. Весь  вопрос в скорости подвоза боеприпасов. Но загружать танк
под  огнем противника  -- это самоубийство, поэтому я предлагаю, чтобы танки
сами  ездили за боеприпасами.  А чтобы огонь велся непрерывно,  то предлагаю
устроить танковую карусель.
     -- Какую карусель?
     -- А в этом что-то есть!
     -- Башка! Молодец.
     Почти все поняли суть идеи, предлагаемую танкистом. Он подошел  к карте
и начал рассказывать и показывать:
     --  Вот  здесь первоначально по  мосту выкатываются  на противоположный
берег два танка, один ведет интенсивный огонь,  второй вяло поддерживает, но
больше  молчит, третий танк стоит посередине моста  и ждет своей очереди.  У
въезда на мост, на нашем берегу,  стоит четвертый танк, пятый под загрузкой.
Первый ведет  интенсивный огонь по цели,  расстреляв  свой  боекомплект,  он
возвращается на наш берег  для погрузки  боезапаса. Танк, стоящий посередине
моста,  занимает положение  для  стрельбы и открывает  огонь. Третий, что  в
начале  моста,  выезжает на середину. Во  время всех этих перемещений  танк,
стоявший и не стрелявший, открывает огонь и  не дает  противнику  уничтожить
передвигающиеся танки. Тем самым мы обеспечиваем плотность  огня,  точность,
поддержку пехоты. Работаем за артиллерию. Артиллерия может бить по площадям,
а  мы   можем   и   по   форточкам,  --  закончил  под  одобрительный   смех
присутствующих.
     -- Вот это здорово!
     -- Молодцы танкисты!
     -- Спасибо за идею, -- комбриг пожал руку танкисту.
     -- У  меня  тоже  идея  есть,  --  вперед  выступил  командир  третьего
батальона. -- Я предлагаю воспользоваться  канализационным  коллектором  для
проникновения внутрь здания.
     -- А что, мудро.
     -- И людей сохраним, и, может, пленных освободим.
     -- А если засада? Перебьют как куропаток.
     -- Это здорово, но стремное дело.
     -- Идея  хороша, но мы не знаем,  куда и как  он может вывести нас. Это
первое, второе -- чечены и так уже активно используют  канализацию  как пути
подхода и отхода при совершении диверсионных вылазок против нас. Так что там
можем  нарваться  на  засаду. Поэтому  за  идею  спасибо,  но надо  взорвать
коллектор, завалить его, чтобы духи к нам в тыл не зашли. Согласен?
     --  Да, согласен, -- со  вздохом разочарования сказал комбат  и  сел на
место.
     -- Еще предложения?
     Многие высказывали предложения, но более радикального, чем танкисты, не
смогли придумать. Гостиницу "Кавказ" не смогли взять сегодня, и поэтому,  по
согласованию  с   "Северным",  ее  передали  для  осады  и  штурма   морским
пехотинцам. Людей отвели поближе к КП. Было принято решение максимально дать
людям отдохнуть, подготовить их и  технику к предстоящим боям. В  заключение
совещания слово взял заместитель командира бригады по воспитательной работе,
по-старому "замполит", подполковник Казарцев Сергей Николаевич.
     Роста он был где-то  метр шестьдесят  пять,  сам был не худой,  а,  как
многие  пехотинцы, жилистый. Воевал в  Афганистане.  Его выгодно отличало от
многих  его  соплеменников по прежней политработе то, что он не  делал людям
гадостей,  не  бегал  по мелочам  к командирам и своим  кураторам, а  просто
выполнял свою работу.  Умел находить  общий  язык  с  людьми, ладить с ними.
Среди  как офицеров, так и солдат он пользовался авторитетом.  Уважали его и
за Афганистан, и за способность работать спокойно с окружающими.
     -- Товарищи  офицеры,  позвонили с  "Северного" -- два московских банка
готовятся праздновать свой  юбилей и  отложенные  "бабки" решили  пустить на
"гуманитарку"  для войск  в  Чечне.  Поэтому  завтра  надо  будет  отправить
транспорт на "Северный"  за посылками. В каждой находится спортивный костюм,
кроссовки, туалетные принадлежности, блок сигарет, для офицеров по две банки
пива, а для бойцов -- две банки "колы" или еще чего-то.
     -- Хорошо!
     -- Пиво!
     -- Вот это халява!
     -- Повезло тем, кто распределяет гуманитарку.
     -- Бери больше -- и на раненых и на погибших!
     -- Да, да, берите больше.
     -- Помощь нужна?
     -- А что за банки?
     -- "Менатеп", "Инком", -- перекрывая шум, ответил Казарцев.
     -- Значит, "менатеповские и инкомовские пайки".
     -- "Менатеповские" звучит лучше, почти как "натовские".
     -- Сигареты!
     -- Кто не курит? Покупаю его сигареты.
     -- Подожди, там, может, "Астра" или "Нищий в горах" будет.
     -- Правильно, на "Северном" могут подменить.
     -- Да, те могут закрысить.
     -- Не замылят, мы же на Минутку идем.
     -- А им какая разница. Для них было бы лучше выдавать гуманитарку после
штурма, себе больше можно оставить.
     -- Тихо! -- перекрыл шум баритон комбрига.
     Шум почти сразу стих, люди были рады отвлечься от мысли о предстоящем.
     -- Тихо!  -- вновь повторил командир.  -- Работы у каждого много,  и не
тратьте время попусту. Вопросы?
     Вопросов у всех было много, но большинство из них были риторическими, и
поэтому, зная,  что не получишь  вразумительного ответа, кроме как на "пошел
на хрен"  и  "не  умничай" охотников  не  нашлось. Все  разошлись,  обсуждая
предстоящую халяву. Это сладкое слово "халява"!
     С Юркой мы подошли к Казарцеву:
     --  Серега, ты про нас  не забудь, когда посылки  будешь  делить. Самое
главное -- это сигареты. Может, кто курить не будет.
     --  Мужики,  вы уже  не  первые. И  еще много  ко  мне подойдет. Имейте
совесть!
     -- Юра! Это он о чем?
     -- О совести.
     -- А что это?
     -- Не знаю. Почки знаю, печень знаю,  желудок тоже знаю, а вот совесть?
Нет, не знаю. А ты, Слава?
     -- Не слышал.
     -- Серега, у нас есть почти абсолютная монополия на спирт, и неужели ты
своих соседей отфутболишь? Нехорошо все это.
     -- Ты представляешь, как мы будем в отместку мочиться на  колеса твоего
автомобиля, да какать нам тоже придется под твоей дверью. Ты представляешь?
     -- И так всю оставшуюся войну.
     -- А это  дурная  привычка  и  может перейти и  на мирное  время. Будем
гадить перед дверями твоей квартиры.
     --  Ты только представь себе,  выходишь ты утром  на службу  и падаешь,
поскользнувшись на дерьме. Весь такой красивый -- и в дерьме. Обидно, да?
     -- И все это из-за каких-то сигарет.
     -- Придурки.
     -- Слава, по-моему, мы недавно это уже слышали.
     -- Кстати  о птичках,  когда  будешь  на "Северном",  передавай  привет
коменданту Сашке, пусть положит нам побольше сигарет и чего-нибудь от себя.
     -- Он вас и не вспомнит.
     -- Вспомнит, куда он денется.
     -- Так насчет твоего выбора?
     -- Какого выбора?
     -- Или до окончания службы ты будешь  скользить на дерьме, или дашь нам
сигарет. С пенсионерами мы не воюем.
     -- Да пошли вы...
     -- Юра, он выбрал дерьмо.
     -- Определенно. Начнем сегодня вечером. Пашка нам поможет.
     -- Вас что, специально по всему СибВО искали и поселили в одном кунге?
     -- Не  только по СибВО.  Я  из ставки ЮЗН приехал, а Юрка  -- со  СКВО.
Поэтому  -- это судьба, Сергей Николаевич.  И придется  тебе постоянно нести
свой крест.
     -- Поскальзываясь на дерьме. Но этого можно избежать...
     -- Если подбросить нам сигарет.
     -- И тогда мы будем всегда тебя рады видеть.
     -- И детям своим будем рассказывать, какой ты замечательный и сердечный
человек. А если нет, то тоже расскажем. Что ты дерьмо.
     -- Идиоты.
     -- Клиент еще не созрел.
     -- Ничего, как пару раз упадет -- созреет.
     -- Так как?
     -- Завтра поговорим.
     -- Так бы сразу. Спасибо.
     -- Клиент созрел. Спокойной ночи.
     Мы пошли спать в свой кунг. Постепенно  навалилась  усталость,  страшно
хотелось спать. Придя  "домой", мы застали Пашку за накрытым столом. Он сиял
словно новогодний пряник на  елке,  завернутый в фольгу. Счистив налипшую на
ботинки  грязь, сделавшую их похожими  на огромные  бахилы, мы  ввалились  в
кунг.
     -- Ты что сияешь, как приз выиграл? -- спросил  Юрка у Пашки. Я молчал,
в голове крутилась  какая-то мысль, не  оформившаяся  до конца, но казалось,
что очень важная.
     -- Так, я наслышан, что вы сотворили в "Северном"...
     -- Молчи. Молчи и никогда никому об этом не говори. Ничего  не было. Ты
понял? -- жестко я оборвал его. Не было желания даже вспоминать, а обсуждать
это -- тем более.  -- Доставай, что есть у нас в  заначке. А мы  пойдем руки
вымоем.
     Оставив  оружие  и  раздевшись,  мы вышли  с Юркой на  улицу с чайником
теплой воды.  Поливая друг друга  и  отфыркиваясь, мылись долго и тщательно.
Кожа  вновь задышала. Вытерлись жесткими армейскими вафельными  полотенцами.
Присели на  лесенку, закурили,  подставив  лица  не очень  холодному ночному
зимнему ветерку. Было желание вот так долго сидеть. Просто сидеть и ни о чем
не  думать. Сидеть и курить. В кулаке разгорается от затяжек огонь сигареты,
обжигая ладонь. Благодать. Юрка вмешался в мое мажорное настроение:
     -- Ты что на Пашку напустился?
     -- Нечего  попусту языком трепать. Что было, то прошло, а обсуждать, из
пустого в порожнее переливать, тем  более солдату,  ни  к чему. Сейчас будет
ходить, трепать по КП то, что мы ему расскажем.  Пусть обижается, но молчит.
Я думаю, что  если выберемся, тьфу,  тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, то у нас
еще  на дыбе спросят, что это  вы,  сукины дети,  замышляли. Просто в бой не
идти,  или  хотели  мятеж  поднять. Поэтому и  тебе советую  заткнуться и не
вспоминать об этом.
     -- Испугали ежа голой задницей.
     -- Мы с тобой, родной ты мой, не на Великой Отечественной, а в войне за
чью-то собственность. И  вот хозяин  этой  собственности и спросит  нас,  не
против него ли мы собирались  повернуть  вверенное оружие. Технику и  людей.
Юра, мы с тобой  участники такого дешевого водевиля, что если бы не было так
страшно, то можно было  бы просто посмеяться. Вот  ты, знаешь, для чего  ВСЕ
это?
     -- Брось, Слава, крыша поедет.
     --  Она у меня  уже съехала,  что я начал задавать такие вопросы,  -- я
достал  новую сигарету  и от окурка прикурил,  потом  бросил его под  ноги и
затушил каблуком.
     -- Вот  так и  нас с  тобой, придет время, а оно  придет раньше, чем мы
предполагаем, выбросят. Вытрут ноги  и  выбросят. И как ты, когда  покуришь,
сплевываешь,  так и  нам вслед плюнут. Попомни  мои  слова.  Если  мы сейчас
посмели Командующему показать  свои зубы, так и не побоимся  показать,  -- а
если надо, то и перегрызть  глотку,  -- начальнику, командиру. Мы привыкли к
крови,  к  смерти.  Я  не  могу  спать,  если  ночью  тихо.  Когда  работает
артиллерия, то сплю как младенец, а когда авиация, еще лучше.
     -- Я тоже, -- тихо заметил Юрка.
     --  Вот  ты  ответь  на  один  простой  и  глупый   вопрос,  что  такое
национальность?
     -- Как что?  --  не понял  Юрка. -- Ты с ней  родился. Если  хочешь, то
Богом она дана тебе.
     -- А если, допустим, чеченца  в младенчестве  вывезли во  Францию.  Всю
жизнь скрывали от него,  кто он. Дали  свою фамилию, воспитывался он  в  той
среде. Обучался в  нормальной  французской школе,  потом в ихнем  институте,
постиг их культуру.  Кто  ОН?  Если тебе  легче, то не  чеченца, а  русского
вывезли во Францию. Жаль, что не меня. Так, Юра, КТО ОН?
     -- Получается, что француз, -- неуверенно произнес Юра.
     --  Так  вот и  получается, что  национальность -- это не биологическая
категория, а социальная. То есть люди сами создали  себе проблему, придумали
национальный критерий и, прикрываясь им, стравливают  нас. Древние придумали
аксиому, которая действует: "Разделяй  и властвуй".  Ты вспомни, что даже  в
советские  времена,  когда  был  провозглашен  лозунг  о  равенстве наций  и
народов, русские служили на национальных окраинах, а "чурки" -- в Прибалтике
или в России, прибалты -- на Украине, в Молдавии. Тем самым получалось,  что
стрелять, в случае бунта стрелять в соплеменников тяжелее, чем в аборигенов.
А отцы-замполиты искусственно подогревали национализм.
     -- А как же патриотизм? Любовь к Родине?
     -- К Родине?
     -- Да, именно, к Родине, -- Юрка торжествовал. Вопрос был трудный.
     -- А что  такое Родина, Юра? -- тихо спросил я. -- Я не цыган, не еврей
и не какой-нибудь кочевник. Но ты мне объясни, что такое Родина. Какой смысл
ТЫ  вкладываешь  в  это  понятие. Раньше  солдаты  кричали  "За  Бога, Царя,
Отечество!",  потом  "За  Родину,  за  Сталина!"  А  сейчас?  "За  Родину  и
Президента!",  "За Родину и Грачина".  -- Я сплюнул, -- лет через  двадцать,
может,  в каком-нибудь фильме и  покажут, как идут цепью на пулеметы с таким
идиотским криком.  И как говорил  Грачин, что мальчики умирали с  улыбкой на
устах, всадил бы я  ему грамм тридцать свинца в брюхо и посмотрел, как он бы
умирал с  улыбкой  на устах. Так  что такое Родина?  Это Президент,  который
развалил Союз, а потом бросил  нас с тобой в одно пекло, в другое, третье. А
в  личном деле даже отметки забыли  поставить.  Разве Родина, которая  любит
своих  сыновей,  пошлет   их  на  смерть?  Разве  нельзя  было  хирургически
уничтожить опухоль -- Дудаева? Молчишь. Можно, все можно. И мы,  и  весь мир
хлопали бы в ладоши, что так аккуратно все провели. Все можно, если ты не  в
сговоре с Дудаевым. Патриотизм? Оскар Уайльд, был такой толковый англичанин,
сказал, что патриотизм --  это последнее прибежище  негодяев. Самый  главный
парадокс заключается в том, что я люблю Россию, люблю эту территорию,  но не
люблю правительство. А данный парадокс рождает ненависть к понятию "Родина".
Трудно жить в стране, которую ненавидишь.
     -- А зачем ты воюешь? И, на мой взгляд, неплохо воюешь.
     --  Не  подлизывайся.  Сам не знаю.  Родину  защищаю. Парадокс. Дурдом.
Здесь все просто. Черные  и белые. Индейцы  и бледнолицые.  Мы защищаем свою
Родину, которую они пытаются разорвать. Крыша  едет от  таких мыслей. Знаешь
такой  анекдот: приезжает в  часть генерал и ходит, проверяет. Потом говорит
командиру: "Мрачно  у  тебя  здесь,  покрась  забор  во  все цвета  радуги".
Командир под  козырек:  "Есть!"  Идут  дальше.  Генерал: "Поставь  кровати в
шахматном  порядке,  все веселей  будет".  Командир  опять:  "Есть,  товарищ
генерал!"  Генерал: "Ты, что, командир, личного мнения не имеешь? Под всякую
чушь, ерунду отвечаешь "Есть"?" Командир: "Мнение-то я имею, а вот выслуги у
меня нет,  а  то бы я  тебя, генерал, с твоей чушью  на хрен  послал". Нет у
меня, Юра, выслуги. А то бы не было раздвоения личности у меня.
     -- Так, может, тебе к психиатру сходить?
     -- И  он мне объяснит, что такое Родина и чьи интересы я здесь защищаю?
И почему нефтеперегонный завод  мы не можем  взорвать? А руки так и чешутся.
Устроить кому-нибудь большое западло.  Вот  только  если  бы восстанавливали
потом  только они  из своего кармана, то  было  бы хорошо, а то ведь за счет
бюджета. Кстати,  Юра, ты  ведь знаешь,  что  авиация в первую очередь дотла
разнесла местное министерство финансов?
     -- Знаю, ну и что?
     -- Давай спорить, что сейчас авиация не дворец Дудаева в темноте долбит
и не склады с боеприпасами и казармы духов, а чеченский Госбанк.
     -- Да ну, вряд ли, -- протянул  Юрка, -- хотя  если эти  уроды  сначала
Минфин, а затем,  по логике, накануне  штурма... Вполне могут. Тем самым они
предупреждают, что скоро штурм. Во гады!
     -- А я о чем. Так что такое Родина, Юра?
     -- Пошел на хрен. Софист несчастный. Тебе в замполиты надо было идти.
     -- У меня папа  бывший военный, так я от него перенял стойкую антипатию
к  замполитам,  хотя и там  иногда  попадаются  порядочные люди.  Редко,  но
бывают.
     -- Пошли жрать, а то околеем. Напьемся?
     --  С радостью,  но не получится.  Тем более что и  день  был  тяжелый.
Вспомни, мы с тобой выкушали по полкилограмма водки на нос, закусывая только
"курятиной", и хоть бы хны.
     --  Было  дело,  -- Юрка  мрачно сплюнул. -- Бля,  во  жизнь!  Захочешь
напиться и не можешь. Приеду домой --  нажрусь до зеленых соплей  и мордой в
салат.
     --  Точно.  В  салат.  В "зимний". По самые уши. Вот  только  как бы не
захлебнуться.
     Мы  засмеялись, когда задаешь глупые  вопросы, на которые  у  тебя  нет
ответов, и ты  ничего  не можешь изменить, остается только плыть по течению,
держаться  за  напарника.  Мы вошли  в кунг. Пашка накрыл стол  и поставил в
центре открытую бутылку водки.
     -- Коньяк остался?
     -- Остался.
     -- Так ставь его на стол. Радуйся жизни.
     Юрка  укоризненно  посмотрел  на  меня.  Было  понятно  --  неизвестно,
доведется  ли  нам  выпить коньяк этот  позже,  но  взгляд  его красноречиво
говорил, мол,  зачем я свои  гнилые мысли на бойце вымещаю. Пашка, не убирая
водку, поставил коньяк.  Я взял, открыл  и почти полные налил стаканы.  Было
дикое желание напиться.
     -- Поехали! -- я поднял свой пластмассовый стаканчик.
     Остальные  последовали  моему  примеру.   Сдвинули  свои  "кубки",  они
прошелестели,  темная  жидкость   коньяка   в  них  заколыхалась,  когда  мы
чокнулись. Опрокинул. Тяжелая, вязкая жидкость потекла вниз. Я зажмурился от
удовольствия.  Вот она дошла до желудка  и  начала там  растекаться  теплом.
Принялись закусывать. Молча, без слов. Нечего говорить. Все  уже определено,
решено без нас. Можно написать рапорт и уехать домой, но такой мысли даже не
возникало.
     Мы быстро жевали, как только тепло начало в желудке проходить, я разлил
остатки коньяка. Юрка быстро взял свой стаканчик:
     -- У нас что, просто пьянка? Пьем без тостов.
     -- Нет, мы просто ужинаем, но если хочешь что-то сказать, то говори, но
покороче, а то коньяк горячий, а тем более водку, я не пью.
     -- Я предлагаю  выпить, -- начал  Юра, --  за то, что  Бог нам  помогал
раньше.  Я  хочу выразить  общую надежду,  что удача  нас  не  оставит, и мы
выберемся из этого пекла...
     -- Чтобы через пару лет попасть в новое... -- перебил и продолжил я.
     --  Может, и попадем,  но сейчас, а может, и  через день, нам предстоит
идти на Минутку, и поэтому, Господи, пошли нам удачу. За удачу!
     -- Юра, ты служишь в армии?
     -- Ну, и что?
     --  А  то,  что  в  армии  единоначалие  и  субординация,  а ты,  минуя
командира, напрямую обращаешься к Богу. За это можно получить взыскание.
     -- Пошел на хрен, идиот! -- Юрка выдохнул и опрокинул, выпил коньяк.
     Я с  Пашкой  тоже опрокинул.  В  голове что-то зашумело.  Неужели хмель
появился?!  Это  здорово.  Я  боялся  спугнуть  это   чувство  и  сидел,  не
шелохнувшись. Наступило легкое опьянение, оно нарастало и нарастало.
     -- Слава, ты что? -- испуганно спросил Юра.
     -- Ничего, -- я нехотя открыл глаза, -- гад, ты мне хмель спугнул.
     Голова стала абсолютно ясной и чистой:
     -- Тьфу на тебя. Тьфу на тебя три раза.
     -- Че