еленевший  от
времени и непогод колокол. Его слабый звон и слышал в  лесу  Черный  Ры-
царь.
   В полумраке сгустившихся сумерек открылась взорам путника эта  мирная
и спокойная картина, внушая ему твердую надежду на пристанище,  так  как
одной из непременных обязанностей отшельников, удалявшихся  на  житье  в
леса, было гостеприимство, оказываемое запоздавшим или сбившимся с доро-
ги путникам.
   Рыцарь не терял времени на то,  чтобы  рассматривать  в  подробностях
описанную нами картину, а, соскочив с коня и поблагодарив святого Юлиана
- покровителя путешественников за  ниспослание  ему  надежного  ночлега,
древком копья постучал в дверь хижины.
   Довольно долго никто не отзывался. И когда он наконец добился ответа,
нельзя сказать, чтобы он был приятным.
   - Проходи мимо, - послышался низкий, сиплый голос, - не мешай  служи-
телю господа и святого Дунстана читать вечерние молитвы.
   - Преподобный отец, - сказал рыцарь, - я бедный  странник,  заблудив-
шийся в этих лесах; воспользуйся случаем проявить милосердие и гостепри-
имство.
   - Добрый брат мой, - отвечал обитатель хижины,  -  пресвятой  деве  и
святому Дунстану угодно было, чтобы я сам нуждался и в  милосердии  и  в
гостеприимстве, где уже тут оказывать их. Моя пища такова, что и  собака
от нее отвернется, а постель такая, что любая лошадь из барской  конюшни
откажется от нее. Проходи своей дорогой, бог тебе поможет.
   - Как же мне искать дорогу, - возразил рыцарь, - в  такой  глуши,  да
еще темной ночью? Прошу тебя, честной отец, если ты  христианин,  отопри
дверь и укажи мне по крайней мере, в какую сторону ехать.
   - А я тебя прошу, брат мой во Христе, не приставай ко мне, сделай ми-
лость! - сказал пустынник. - Ты и так заставил меня пропустить молитвы -
одну pater, две aves и одну credo, которые я, окаянный  грешник,  должен
был, согласно своему обету, прочитать до восхода луны.
   - Дорогу! Укажи мне дорогу! - заорал рыцарь. - Хоть дорогу-то  укажи,
если ничего больше от тебя не дождешься!
   - Дорогу, - отвечал отшельник, - указать  нетрудно.  Как  выйдешь  по
тропинке из лесу, тут тебе будет болото, а за ним - река. Дождей на этих
днях не было, так через нее, пожалуй, можно переправиться. Когда  переп-
равишься через брод, ступай по левому берегу. Только смотри не оборвись,
потому что берег-то крут. Да еще я слыхал, что тропинка в некоторых мес-
тах осыпалась. Оттуда уже все прямо...
   - Что же это - и тропинка осыпалась, и крутизна, и брод, да еще и бо-
лото! - прервал его рыцарь. - Ну, сэр отшельник, будь ты хоть рассвятой,
не заставишь ты меня пуститься ночью по такой дороге. Я тебе толком  го-
ворю... Ты живешь подаянием соседей и не имеешь права отказать в ночлеге
заблудившемуся путнику. Скорей отпирай дверь, не то, клянусь небом, я ее
выломаю!
   - Ах, друг мой, - сказал отшельник, - перестань надоедать  мне!  Если
ты принудишь меня защищаться мирским оружием, тебе же будет хуже.
   В этот момент отдаленное ворчанье и тявканье  собак,  которое  путник
слышал уже давно, превратилось в яростный лай. Рыцарь догадался, что от-
шельник, испуганный его угрозой ворваться насильно,  кликнул  на  помощь
собак, находившихся внутри.  Взбешенный  этими  приготовлениями,  рыцарь
ударил в дверь ногой с такой силой, что стены и столбы хижины дрогнули.
   Пустынник, как видно не желая вторично подвергать дверь такому удару,
громким голосом закричал:
   - Имей же терпение! Подожди, добрый странник,  сейчас  я  сам  отопру
дверь, хотя не ручаюсь, что этим доставлю тебе удовольствие.
   Дверь распахнулась, и перед рыцарем предстал отшельник - человек  вы-
сокого роста, крепкого телосложения, в длинной  власянице,  подпоясанной
соломенным жгутом. В одной руке он держал зажженный факел, а в другой  -
толстую и увесистую дубинку. Две большие мохнатые собаки, помесь  борзой
с дворняжкой, стояли по сторонам, готовые по первому знаку броситься  на
непрошеного гостя. Но когда при свете факела сверкнули  высокий  шлем  и
золотые шпоры рыцаря, стоявшего снаружи, отшельник изменил свое первона-
чальное намерение. Он усмирил разъяренных псов и вежливо пригласил рыца-
ря войти, объяснив свой отказ отпереть дверь боязнью воров  и  разбойни-
ков, которые не почитают ни пресвятую богородицу, ни святого Дунстана, а
потому не щадят и святых отшельников, проводящих жизнь в молитвах.
   - Однако, мой отец, - сказал рыцарь,  рассматривая  жалую  обстановку
хижины, где не было ничего, кроме кучи  сухих  листьев,  служивших  пос-
телью, деревянного распятия, молитвенника, грубо обтесанных стола и двух
скамеек, - вы так бедны, что могли бы, кажется, не бояться грабителей; к
тому же ваши собаки так сильны, что, по-моему, могут свалить и оленя,  а
не то что человека.
   - Это добрый лесной сторож привел мне собак, -  сказал  отшельник,  -
чтобы они охраняли мое одиночество до тех пор, пока  не  наступят  более
спокойные времена.
   Говоря это, он воткнул факел в  согнутую  полосу  железа,  заменявшую
подсвечник, поставил трехногий дубовый стол поближе к  очагу,  подбросил
на угасавшие уголья несколько сухих поленьев, придвинул скамью к столу и
движением руки пригласил рыцаря сесть напротив.
   Они уселись и некоторое время внимательно  смотрели  друг  на  друга.
Каждый из них думал, что редко ему случалось встречать более крепкого  и
атлетически сложенного человека, чем тот, который в эту минуту сидел пе-
ред ним.
   - Преподобный отшельник, - сказал рыцарь, долго и пристально смотрев-
ший на хозяина, - позвольте еще раз прервать ваши благочестивые  размыш-
ления. Мне бы хотелось спросить вашу святость о трех  вещах:  во-первых,
куда мне поставить коня, во-вторых, чем мне поужинать и, в-третьих,  где
я могу отдохнуть?
   - Я тебе отвечу жестом, - сказал пустынник, - потому что я  придержи-
ваюсь правила не употреблять слова, когда можно объясниться  знаками.  -
Сказав это, он указал на два противоположных угла хижины  и  добавил:  -
Вот тебе конюшня, а вот постель, а вот и ужин, -  закончил  он,  сняв  с
полки деревянную тарелку, на которой было горсти две сушеного гороха,  и
поставил ее на стол.
   Рыцарь, пожав плечами, вышел из хижины, ввел свою лошадь, которую пе-
ред тем привязал к дереву, заботливо расседлал ее и  покрыл  собственным
плащом.
   На отшельника, видимо, произвело впечатление то, с  какой  заботой  и
ловкостью незнакомец обращался с конем. Пробормотав что-то насчет корма,
оставшегося после лошади лесничего, он вытащил откуда-то охапку  сена  и
положил ее перед рыцарским конем, потом принес сухого папоротника и бро-
сил его в том углу, где должен был спать рыцарь. Рыцарь учтиво  поблаго-
дарил его за любезность. Сделав все это, оба снова присели к  столу,  на
котором стояла тарелка с горохом. Отшельник произнес длинную молитву, от
латинского языка которой осталось всего лишь несколько слов; по  оконча-
нии молитвы он показал гостю пример, скромно положив себе в рот с белыми
и крепкими зубами, похожими на кабаньи клыки, три или четыре горошины  -
слишком жалкий помол для такой большой и благоустроенной мельницы.
   Желая последовать этому похвальному примеру, гость отложил в  сторону
шлем, снял панцирь и часть доспехов. Перед пустынником предстал  статный
воин с грустными курчавыми светло-русыми волосами, орлиным носом,  голу-
быми глазами, сверкавшими умом и живостью, и  красиво  очерченным  ртом,
оттененным усами более темными, чем волосы; вся  его  осанка  изобличала
смелого и предприимчивого человека.
   Отшельник, как бы желая ответить доверием на доверчивость гостя, тоже
откинул на спину капюшон и обнажил круглую, как шар, голову  человека  в
расцвете лет. Его бритая макушка была окружена венцом жестких черных во-
лос, что придавало ей сходство с приходским загоном для овец, обнесенным
высокой живой изгородью. Черты его лица не обличали ни монашеской  суро-
вости, ни аскетического воздержания. Напротив, у него было открытое све-
жее лицо с густыми черными бровями, черная курчавая борода, хорошо очер-
ченный лоб и такие круглые пунцовые щеки, какие бывают у трубачей.  Лицо
и могучее сложение отшельника говорили скорее о  сочных  кусках  мяса  и
окороках, нежели о горохе и бобах, и это сразу бросилось в глаза рыцарю.
   Рыцарь с большим трудом прожевал горсть сухого гороха и попросил бла-
гочестивого хозяина дать ему запить эту еду.  Тогда  отшельник  поставил
перед ним большую кружку чистейшей родниковой воды.
   - Это из купели святого Дунстана, - сказал он. - В один день, от вос-
хода до заката солнца, он окрестил там пятьсот язычников - датчан и бри-
танцев. Благословенно имя его!
   С этими словами он приник своей черной бородой к кружке и  отпил  ма-
ленький глоточек.
   - Мне кажется, преподобный отче, - сказал рыцарь, - что твоя  скудная
пища и священная, но безвкусная влага, который ты утоляешь  свою  жажду,
отлично идут тебе впрок. Тебе куда больше подходило бы драться на кулач-
ках или дубинках, чем жить в пустыне, читать молитвенник да питаться су-
хим горохом и холодной водой.
   - Ах, сэр рыцарь, - отвечал пустынник, - мысли у вас, как  и  у  всех
невежественных мирян, заняты плотью. Владычице нашей богородице и  моему
святому покровителю угодно было благословить мою скудную пищу, как  изд-
ревле благословенны были стручья и вода, которыми питались  отроки  Сод-
рах, Мисах и Авденаго, не пожелавшие вкушать от вин и яств,  присылаемых
им сарацинским царем.
   - Святой отец, - сказал рыцарь, - поистине бог творит чудеса над  то-
бою, а потому дозволь грешному мирянину узнать твое имя.
   - Можешь звать меня, - отвечал отшельник, -  причетником  из  Копмен-
херста, ибо так меня прозвали в здешнем краю. Правда, прибавляют  еще  к
этому имени прозвище святой, но на этом я не  настаиваю,  ибо  недостоин
такого титула. Ну, а ты, доблестный рыцарь, не скажешь ли, как мне назы-
вать моего почтенного гостя?
   - Видишь ли, святой причетник из Копменхерста, - сказал рыцарь,  -  в
здешнем краю меня зовут Черным Рыцарем; многие прибавляют к этому  титул
Лентяй, но я тоже не гонюсь за таким прозвищем.
   Отшельник едва мог скрыть улыбку, услыхав такой ответ.
   - Вижу, сэр Ленивый Рыцарь, что ты человек осмотрительный и разумный,
- сказал он, - и вижу, кроме того, что моя бедная монашеская  пища  тебе
не по нутру; может, ты привык к роскоши придворной жизни, избалован  го-
родскими излишествами... Помнится мне, сэр  Лентяй,  что  когда  здешний
щедрый лесной сторож привел мне этих собак и сложил у часовни  корм  для
своей лошади, он как будто оставил здесь кое-какие съестные припасы. Так
как они для меня непригодны, то я едва не позабыл  о  них,  обремененный
своими размышлениями.
   - Готов поклясться, что он оставил, - сказал рыцарь. - С той  минуты,
как ты откинул свой капюшон, святой причетник, я убедился, что у тебя  в
келье водится пища получше гороха. Сдается мне, что твой сторож - добрый
малый и весельчак. Да и всякий, кто видел, как твои крепкие зубы  грызут
этот горох, а горло глотает такую пресную жидкость, не мог  бы  оставить
тебя на этом лошадином корме и захотел бы снабдить чем-нибудь  посытнее.
Ну-ка, доставай скорее, что там принес тебе сторож.
   Отшельник внимательно посмотрел на рыцаря. Видно было, что  он  коле-
бался, не зная, благоразумно ли откровенничать с гостем.
   Но у рыцаря было открытое и смелое лицо, а усмехнулся он  так  добро-
душно и забавно, что поневоле внушил хозяину доверие и симпатию.
   Обменявшись с ним молчаливыми взглядами, отшельник  пошел  в  дальний
конец хижины и открыл потайной чулан, доступ к которому скрыт был  очень
тщательно и даже довольно замысловато. Из глубины темного сундука,  сто-
явшего внутри чулана, он вытащил громадный запеченный в оловянном  блюде
пирог. Это кушанье он поставил на стол, и гость, не теряя времени, своим
кинжалом разрезал корку, чтобы познакомиться с начинкой.
   - Как давно приходил сюда добрый сторож? - спросил рыцарь у  хозяина,
проглотив несколько кусков этого блюда.
   - Месяца два назад, - отвечал отшельник, не подумав.
   - Клянусь истинным богом, - сказал рыцарь, - в твоей хижине то и дело
натыкаешься на чудеса! Я готов поклясться, что жирный олень, послуживший
начинкой этому пирогу, еще на днях бегал по лесу.
   Отшельник смутился; он сидел с  довольно  жалким  видом,  глядя,  как
быстро убывает пирог, на который гость набросился с особым рвением. Пос-
ле всего, что он наговорил о своем воздержании, ему было неловко  самому
последовать примеру гостя, хотя он бы тоже с удовольствием отведал пиро-
га.
   - Я был в Палестине, сэр причетник, - сказал рыцарь, вдруг сразу  пе-
рестав есть, - и вспоминаю, что, по  тамошним  обычаям,  каждый  хозяин,
угощая гостя, должен сам принимать участие в трапезе, чтобы не подумали,
что в пище есть отрава. Я, конечно, не дерзаю заподозрить святого  чело-
века в предательстве, однако буду тебе премного благодарен, если ты пос-
ледуешь этому восточному обычаю.
   - Чтобы рассеять ваши неуместные опасения, сэр рыцарь, я согласен  на
этот раз отступить от своих правил, - отвечал отшельник, и так как в  те
времена еще не было в употреблении вилки, он немедленно погрузил  пальцы
во внутренность пирога.
   Когда таким образом лед был сломан и церемонии отброшены  в  сторону,
гость и хозяин начали состязаться в том, кто из них окажется лучшим едо-
ком; но хоть гость, вероятно, постился дольше,  отшельник  съел  гораздо
больше его.
   - Святой причетник, - сказал рыцарь, утолив голод, - я готов  прозак-
ладывать своего коня против цехина, что тот честный малый,  которому  мы
обязаны этой отличной дичью, оставил здесь и бутыль с вином, или бочонок
канарского, или что-нибудь в этом роде, чтобы  запить  этот  чудеснейший
пирог. Конечно, это такой пустяк, что он  не  мог  удержаться  в  памяти
строгого постника. Но я думаю, что если ты хорошенько поищешь в той  но-
ре, то убедишься, что я не ошибаюсь.
   Вместо ответа отшельник только ухмыльнулся и вытащил из своего сунду-
ка кожаную бутыль вместимостью в полведра. Потом он принес  два  больших
кубка из буйволового рога в серебряной оправе; полагая, что  теперь  уже
можно не стесняться, он налил их до краев и, сказав  по  обычаю  саксов:
"Твое здоровье, сэр Ленивый Рыцарь", - разом осушил свой кубок.
   - Твое здоровье, святой причетник из Копменхерста, - ответил рыцарь и
также осушил свой кубок.
   - А знаешь ли, святой причетник, - сказал затем пришелец, -  я  никак
не могу понять, почему это такой здоровенный молодец и мастер  покушать,
как ты, задумал жить один в этой глуши. По-моему, тебе куда  больше  по-
дошло бы жить в замке, есть жирно, пить крепко, а не питаться  стручками
да запивать их водой или хотя бы подачками какого-то сторожа...  Будь  я
на твоем месте, я бы нашел себе и забаву и пропитание, охотясь за  коро-
левской дичью. Мало ли добрых стад в этих лесах,  и  никто  не  подумает
хватиться того оленя, который пойдет на пользу служителю святого Дунста-
на.
   - Сэр Ленивый Рыцарь, - отвечал причетник, - это опасные слова,  про-
шу, не произноси их. Я поистине отшельник перед королем и законом.  Если
бы я вздумал пользоваться  дичью  моего  владыки,  не  миновать  бы  мне
тюрьмы, а может, если не спасет моя ряса, - и виселицы.
   - А все-таки, - сказал рыцарь, - будь я на твоем месте, я бы  выходил
в лунные ночи, когда лесники и сторожа завалятся спать, и,  бормоча  мо-
литвы, нет-нет да и пускал бы стрелу в стадо бурых оленей,  что  пасутся
на зеленых лужайках... Разреши мои сомнения, святой  причетник:  неужели
ты никогда не занимаешься такими делами?
   - Друг Лентяй, - отвечал отшельник, - ты знаешь о моем хозяйстве все,
что тебе нужно, и даже больше того, что  заслуживает  непрошеный  гость,
врывающийся силою. Поверь мне, пользуйся добром, которое  посылает  тебе
Бог, и не допытывайся, откуда что берется. Наливай  свою  чашу  на  здо-
ровье, но, пожалуйста, не задавай мне больше дерзких вопросов. Не  то  я
тебе докажу, что, кабы не моя добрая воля, ты бы не нашел здесь  приста-
нища.
   - Клянусь честью, это еще больше разжигает мое любопытство! -  сказал
рыцарь. - Ты самый таинственный отшельник, какого мне доводилось  встре-
чать. Прежде чем мы расстанемся, я  хочу  хорошенько  с  тобой  познако-
миться. А что до твоих угроз, знай, святой человек, что  мое  ремесло  в
том и состоит, чтобы выискивать опасности всюду, где они водятся.
   - Сэр Ленивый Рыцарь, пью за твое здоровье, - сказал пустынник.  -  Я
высоко ценю твою доблесть, но довольно низкого мнения о твоей  скромнос-
ти. Если хочешь сразиться со мной равным оружием, я тебя поприятельски и
по братской любви так отделаю, что на целых двенадцать месяцев отучу  от
греха излишнего любопытства.
   Рыцарь выпил с ним и попросил назначить род оружия.
   - Да нет такого оружия, начиная от ножниц Далилы и копеечного  гвоздя
Иаили до меча Голиафа, - отвечал отшельник, - с которым я не был бы тебе
под пару... Но раз уж ты предоставляешь мне выбор оружия,  что  ты  ска-
жешь, друг мой, о таких безделках?
   С этими словами он отпер другой чулан и вынул оттуда два палаша и два
щита, какие обычно носили иомены. Рыцарь, следивший за  его  движениями,
заметил в этом втором потайном чулане два или три отличных  лука,  арба-
лет, связку прицелов для него и шесть колчанов со стрелами. Между прочи-
ми предметами, далеко не приличествующими для особ духовного  звания,  в
глубине темного чулана бросилась ему в глаза арфа.
   - Ну, брат причетник, обещаю тебе, что не стану больше  приставать  с
обидными расспросами, - сказал рыцарь. - То, что я вижу  в  этом  шкафу,
разрешает все мои недоумения. Кроме того, я заметил там одну  вещицу,  -
тут он наклонился и сам вытащил арфу, - на которой  буду  состязаться  с
тобой гораздо охотнее, чем на мечах.
   - Думается мне, сэр рыцарь, - сказал отшельник, - что тебя понапрасну
прозвали Лентяем. Признаюсь, ты кажешься мне очень подозрительным молод-
цом. Тем не менее ты у меня в гостях, и я не стану испытывать  твое  му-
жество иначе, как по твоему собственному желанию. Садись,  наполни  свой
кубок, будем пить, петь и веселиться. Коли знаешь хорошую песню,  всегда
будешь приятным гостем в Копменхерсте, пока я состою настоятелем при ча-
совне святого Дунстана, а это, Бог даст,  продлится  до  тех  пор,  пока
вместо серой рясы не покроют меня зеленым  дерном.  Ну,  что  же  ты  не
пьешь? Наливай чашу полнее, потому что эту арфу теперь не скоро  настро-
ишь. А ничто так не прочищает голос и не обостряет слух, как чаша добро-
го вина. Что до меня, я люблю, чтобы винцо  пробрало  меня  до  кончиков
пальцев; вот тогда я могу ловко перебирать струны.
 
 
   Глава XVII
 
   Я вечером в углу своем
   Читаю книгу перед сном,
   Немало в книгах есть моих
   Рассказов о делах святых;
   И, затушив свечу свою,
   Церковный мерный гимн пою.
   Кто не уйдет от всех забав,
   Отшельнический посох взяв,
   И кто не предпочтет покой
   Безумной суете мирской?
   Уортон
 
   Гость исполнил в точности совет гостеприимного отшельника, однако до-
вольно долго возился с арфой, прежде чем ее настроил.
   - Мне кажется, святой отец, - сказал он, - что тут не  хватает  одной
струны, да и остальные в плохом виде.
   - Ага, так ты заметил это? - сказал отшельник. -  Значит,  ты  мастер
своего дела. Вино и яблочная настойка, - прибавил он, с важностью подняв
глаза к небу. - Вся беда от вина и яблочной настойки. Я уж говорил Алле-
ну из Лощины, северному менестрелю, что после седьмой  кружки  лучше  не
трогать арфы. Но уж больно он упрям, с ним не сговоришься...  Друг,  пью
за успех твоего исполнения.
   Сказав это, он с важным видом опорожнил свой кубок, все время покачи-
вая головой при воспоминании о пьяном шотландском певце.
   Тем временем рыцарь кое-как привел струны в порядок и  после  краткой
прелюдии спросил хозяина, что ему больше нравится: спеть ли сервенту  на
языке ок или ле на языке уа, или виреле, или балладу  на