лереями и оградой было пре-
доставлено мелкопоместным фермерам, так называемым иоменам, так что  эти
места можно приравнять к партеру наших театров. Что же касается  просто-
народья, то оно должно было размещаться на дерновых скамьях,  устроенных
на склонах ближайших холмов, что давало зрителям  возможность  созерцать
желанное зрелище поверх галерей и отлично видеть все, что совершалось на
арене.
   Кроме того, несколько сот человек уселось на ветвях деревьев,  окайм-
лявших поляну; даже колокольня ближайшей сельской  церкви  была  унизана
зрителями.
   По самой середине восточной галереи, как раз против центра арены, бы-
ло устроено возвышение, где под балдахином с королевским  гербом  стояло
высокое кресло вроде трона. Вокруг этой почетной  ложи  толпились  пажи,
оруженосцы, стража в богатой одежде, и по  всему  было  видно,  что  она
предназначалась для принца Джона и его свиты. Напротив королевской ложи,
в центре западной галереи,  возвышался  другой  помост,  украшенный  еще
пестрее, хотя не так роскошно. Там также был трон, обитый алой и зеленой
тканью, он был окружен множеством пажей и молодых девушек, самых  краси-
вых, каких могли подобрать, все они были  нарядно  одеты  в  причудливые
костюмы, тоже зеленого и алого цветов. Ложа была убрана флагами и знаме-
нами, на которых были изображены пронзенные сердца, пылающие сердца, ис-
текающие кровью сердца, луки, колчаны со стрелами и тому подобные эмбле-
мы торжества Купидона. Тут же красовалась пышная надпись, гласившая, что
этот почетный трон предназначен для королевы любви и красоты. Но кто бу-
дет этой королевой, было неизвестно.
   А тем временем зрители разных званий толпами  направлялись  к  арене.
Уже немало ссорились из-за того, что многие пытались занять неподобающие
им места. В большинстве случаев споры довольно бесцеремонно  разрешались
стражей, которая для убеждения наиболее упорных спорщиков пускала в  ход
рукояти своих мечей и древки секир. Когда же препирательства из-за  мест
происходили между более важными лицами, их претензии решались двумя мар-
шалами ратного поля: Уильямом де Вивилем и Стивеном де  Мартивалем.  Эти
маршалы, вооруженные с головы до ног, разъезжали взад и вперед по арене,
поддерживая среди публики строгий порядок.
   Мало-помалу галереи наполнились рыцарями и дворянами; их длинные ман-
тии темных цветов составляли приятный контраст с более светлыми и  весе-
лыми нарядами дам, которых здесь было еще больше, чем мужчин, хотя каза-
лось бы, что такие кровавые и  жестокие  забавы  малопривлекательны  для
прекрасного пола. Нижние галереи и проходы вскоре оказались битком наби-
ты зажиточными иоменами и мелкими дворянами,  которые  по  бедности  или
незначительному положению в свете не решались занять более почетные мес-
та. Само собою разумеется, что именно в этой части  публики  чаще  всего
происходили недоразумения из-за прав на первенство.
   - Нечестивый пес! - восклицал пожилой человек, потертая одежда  кото-
рого свидетельствовала о бедности, а меч на боку, кинжал за поясом и зо-
лотая цепь на шее говорили о претензиях на знатность. - Сын волчицы, уб-
людок! Как ты смеешь толкать христианина, да еще и норманна из благород-
ной дворянской фамилии Мондидье!
   Эти резкие слова были обращены не к кому другому, как к нашему знако-
мому, Исааку, который, на этот раз богато разодетый, в великолепном пла-
ще, протискивался сквозь толпу, стараясь найти  место  в  переднем  ряду
нижней галереи для своей дочери, красавицы Ревекки. Она приехала к  нему
в Ашби и теперь, уцепившись за его руку, тревожно  оглядывалась  кругом,
испуганная общим недовольством, вызванным,  по-видимому,  поведением  ее
отца. Мы видели, что Исаак бывал труслив в некоторых случаях,  но  здесь
он знал, что ему бояться нечего. При таком стечении народа  ни  один  из
самых корыстных и злобных его притеснителей не решился бы  его  обидеть.
На подобных сборищах евреи находились под защитой общих законов, а  если
этого было недостаточно, в толпе  дворян  всегда  оказывалось  несколько
знатных баронов, которые из личных выгод были готовы за них  вступиться.
Кроме того, Исааку было хорошо известно, что принц Джон хлопочет о  том,
чтобы занять у богатых евреев в Йорке крупную сумму денег под залог дра-
гоценностей и земельных угодий. Исаак сам имел близкое отношение к этому
и отлично знал, как хотелось принцу поскорее его уладить.  А  потому  он
был уверен, что в случае неприятных столкновений принц непременно засту-
пится за него.
   Исаак смело протискивался вперед и  неосторожно  толкнул  норманского
дворянина. Однако жалобы старика возбудили негодование окружающих.  Рос-
лый иомен в зеленом суконном платье, с дюжиной стрел за поясом, с сереб-
ряным значком на груди и огромным луком в руке, резко  повернулся,  лицо
его, потемневшее от загара и ветров как каленый орех, вспыхнуло  гневом,
и он посоветовал еврею запомнить, что хоть он и надулся, как паук, выса-
сывая кровь своих несчастных жертв, но что пауков терпят, пока они смир-
но сидят по углам, а как только они вылезут на свет - их давят. Его  уг-
розы, резкий голос и суровый взгляд заставили  еврея  попятиться.  Очень
вероятно, что Исаак и убрался бы подальше от столь  опасного  соседства,
если бы в эту минуту общее внимание не было отвлечено появлением на аре-
не принца Джона и его многочисленной и веселой свиты. Свита эта состояла
частью из светских, частью из духовных лиц, столь же  нарядно  одетых  и
державших себя не менее развязно, чем их сотоварищи-миряне. В числе  ду-
ховных был и приор из Жорво, в самом изящном костюме,  какой  по  своему
сану он мог себе позволить. Мех и золото обильно украшали его одежду,  а
носки его сапог были загнуты так высоко, что перещеголяли и без того не-
лепую тогдашнюю моду. Они были такой величины, что  подвязывались  не  к
коленям, а к поясу, мешая всаднику вставить ногу в стремя. Впрочем,  это
не смущало галантного аббата. Быть может, он даже рад был  случаю  выка-
зать в присутствии такой многочисленной публики и в особенности дам свое
искусство держаться на коне, обходясь без стремян. Остальная свита прин-
ца Джона состояла из его любимцев - начальников  наемного  войска,  нес-
кольких баронов, распутной шайки придворных и рыцарей ордена Храма и ио-
аннитов.
   Здесь не лишним будет заметить, что рыцари этих двух  орденов  счита-
лись врагами Ричарда: во время бесконечных распрей в Палестине между Фи-
липпом Французским и английским королем  они  приняли  сторону  Филиппа.
Всем было известно, что именно благодаря этим распрям все победы Ричарда
над сарацинами оказались бесплодными, а его попытки взять Иерусалим  за-
кончились неудачей; плодом же завоеванной славы было  только  ненадежное
перемирие, заключенное с султаном Саладином. По тем же политическим  со-
ображениям, которые руководили их собратьями в Святой Земле,  храмовники
и иоанниты, жившие в Англии и Нормандии, присоединились к партии  принца
Джона, не имея причин желать ни возвращения Ричарда в Англию, ни воцаре-
ния его законного наследника, принца Артура.
   Со своей стороны, принц Джон ненавидел и презирал уцелевшую  саксонс-
кую знать и старался при любом случае всячески ее унизить.  Он  понимал,
что саксонские феодалы вместе с остальным саксонским  населением  Англии
враждебно относятся к его  проискам,  опасаясь  дальнейшего  ограничения
своих старинных прав, чего они могли ожидать от такого необузданного ти-
рана, каким был принц Джон.
   Окруженный своими приближенными, принц Джон выехал на арену верхом на
резвом коне серой масти и с соколом на руке.  На  нем  был  великолепный
пурпурный с золотом костюм, а на голове - роскошная меховая шапочка, ук-
рашенная драгоценными каменьями, из-под которой падали на плечи  длинные
локоны. Он ехал впереди, громко разговаривая и  пересмеиваясь  со  своей
свитой и дерзко, как это свойственно членам королевской  фамилии,  расс-
матривал красавиц, украшавших своим присутствием верхние галереи.
   Даже те, кто замечал в наружности принца выражение разнузданной  дер-
зости, крайнего высокомерия и полного равнодушия к чувствам  других  лю-
дей, не могли отрицать того, что он не лишен некоторой  привлекательнос-
ти, свойственной открытым чертам лица, правильным от природы и  приучен-
ным воспитанием к выражению приветливости и  любезности,  которые  легко
принять за естественное простодушие и честность.  Такое  выражение  лица
часто и совершенно напрасно также принимают за признак мужественности  и
чистосердечия, тогда как под ними обычно скрываются беспечное равнодушие
и распущенность человека, сознающего себя, независимо от своих  душевных
качеств, стоящим выше других благодаря знатности происхождения, или  бо-
гатства, или каким-нибудь иным случайным преимуществам.
   Однако большинство зрителей не вдавалось в такие  глубокие  размышле-
ния. Для них достаточно было увидеть великолепную меховую шапочку принца
Джона, его пышную мантию, отороченную дорогими соболями, его  сафьяновые
сапожки с золотыми шпорами и, наконец, ту грацию, с  какой  он  управлял
своим конем, чтобы прийти в восторг и приветствовать его громкими клика-
ми.
   Принц весело гарцевал вокруг арены. Внезапно внимание его было  прив-
лечено продолжавшейся суматохой, вызванной притязаниями Исаака на лучшее
место. Зоркий взгляд Джона мигом разглядел еврея, но гораздо более  при-
ятное впечатление  произвела  на  него  красивая  дочь  Сиона,  боязливо
прильнувшая к руке своего старого отца.
   И в самом деле, даже на взгляд такого строгого  ценителя,  каким  был
Джон, прекрасная Ревекка могла с честью  выдержать  сравнение  с  самыми
знаменитыми английскими красавицами. Она была удивительно хорошо  сложе-
на, и восточный наряд не скрывал ее фигуры. Желтый шелковый тюрбан шел к
смуглому оттенку ее кожи; глаза блестели, тонкие брови выгибались горде-
ливой дугой, белые зубы сверкали, как жемчуг, а густые черные косы  рас-
сыпались по груди и плечам, прикрытым  длинной  симаррой  из  пурпурного
персидского шелка с вытканными по нему  цветами  всевозможных  оттенков,
спереди прикрепленной множеством золотых застежек, украшенных  жемчугом,
- все вместе создавало такое чарующее впечатление, что Ревекка могла со-
перничать с любой из прелестнейших девушек, сидевших вокруг.  Ее  платье
было застегнуто жемчужными запонками; три верхние запонки были  расстег-
нуты, так как день был жаркий, и на открытой шее было хорошо видно брил-
лиантовое ожерелье с  подвесками  огромной  ценности;  страусовое  перо,
прикрепленное к тюрбану алмазным аграфом, также сразу бросалось в глаза,
и хотя горделивые дамы, сидевшие на верхней галерее, презрительно погля-
дывали на прелестную еврейку, втайне они завидовали  ее  красоте  и  бо-
гатству.
   - Клянусь лысиной Авраама, - сказал принц Джон, - эта еврейка - обра-
зец тех чар и совершенств, что сводили с ума мудрейшего из царей. Как ты
думаешь, приор Эймер? Клянусь тем храмом мудрого Соломона, которого  наш
еще более мудрый братец Ричард никак не может взять, она хороша, как са-
ма возлюбленная в Песни Песней.
   - Роза Сарона и Лилия Долин, - отвечал приор. -  Однако,  ваша  свет-
лость, вы не должны забывать, что она не более как еврейка.
   - Эге! - молвил принц, не обратив никакого внимания на его слова. - А
вот и мой нечестивый толстосум... Маркиз червонцев и  барон  сребреников
препирается изза почетного места с оборванцами, у  которых  в  карманах,
наверно, не водится ни одного пенни. Клянусь святым Марком, мой денежный
вельможа и его хорошенькая еврейка сейчас получат места на верхней гале-
рее. Эй, Исаак, это кто такая? Кто она тебе, жена или дочь? Что  это  за
восточная гурия, которую ты держишь под мышкой,  точно  это  шкатулка  с
твоей казной?
   - Это дочь моя Ревекка, ваша светлость, - отвечал Исаак с низким пок-
лоном, нимало не смутившись приветствием принца,  в  котором  сочетались
насмешка и любезность.
   - Ну, ты, мудрец! - сказал принц с громким хохотом,  которому  тотчас
начали подобострастно вторить его спутники. - Но все равно, дочь ли  она
тебе или жена, ее следует чествовать, как то подобает ее красоте и твоим
заслугам... Эй, кто там сидит наверху? - продолжал Он,  окинув  взглядом
галерею. - Саксонские мужланы... Ишь как развалились. Выгнать их вон от-
сюда! Пускай потеснятся и дадут место  моему  князю  ростовщиков  и  его
прекрасной дочери. Я покажу этим неучам, что лучшие места в синагоге они
обязаны делить с теми, кому синагога принадлежит по праву!
   Зрители, к которым была обращена эта грубая  и  оскорбительная  речь,
были Седрик Сакс  со  своими  домашними  и  его  союзник  и  родственник
Ательстан Конингсбургский, который, как потомок последнего  короля  сак-
сонской династии, пользовался величайшим почетом со стороны всех саксов,
уроженцев северной Англии. Но вместе с царственной кровью своих  предков
Ательстан унаследовал и многие из их слабостей. Он был  высокого  роста,
крепкого телосложения, в цвете лет, но его красивое лицо было так  вяло,
глаза смотрели так тупо и сонно, движения были так ленивы и он  был  так
медлителен в своих решениях, что его прозвали  Ательстаном  Неповоротли-
вым. Его друзья, а их было немало, и все они, так же как Седрик, были  к
нему страстно привязаны, утверждали, что эта вялость объяснялась не  не-
достатком  мужества,  а  только  нерешительностью.  По  мнению   других,
пьянство, бывшее его наследственным пороком, ослабило его волю,  а  дли-
тельные периоды запоя были причиной того, что он утратил все свои лучшие
качества, за исключением храбрости и вялого добродушия.
   И вот именно к нему обратился принц Джон с приказанием  посторониться
и очистить место для Исаака и  Ревекки.  Ательстан,  ошеломленный  таким
требованием, которое, по тогдашнему времени и понятиям, было  неслыханно
оскорбительным, не был расположен  повиноваться  принцу.  Однако  он  не
знал, как ему ответить на подобный приказ. Он  ограничился  полным  без-
действием. Не сделав ни малейшего движения для  исполнения  приказа,  он
широко открыл свои огромные серые глаза и  смотрел  на  принца  с  таким
изумлением, которое могло бы вызвать смех. Но нетерпеливому  Джону  было
не до смеха.
   - Этот саксонский свинопас или спит, или не понимает меня!  -  сказал
он. - Де Браси, пощекочи его копьем, -  продолжал  Джон,  обратившись  к
ехавшему рядом с ним рыцарю, предводителю отряда  вольных  стрелков-кон-
дотьеров, то есть наемников, не принадлежавших ни к  какой  определенной
нации и готовых служить любому принцу, который платил им жалованье.
   Даже в свите принца послышался ропот. Но де Браси,  чуждый  по  своей
профессии всякой щепетильности, протянул длинное копье и, вероятно,  ис-
полнил бы приказание принца прежде, чем Ательстан  Неповоротливый  успел
подумать, что надо увернуться от оружия, если бы Седрик с быстротою мол-
нии не выхватил свой короткий меч и одним ударом не отсек стальной нако-
нечник копья.
   Кровь бросилась в лицо принцу Джону. Он злобно выругался и хотел было
разразиться не менее сильной угрозой, но замолчал, отчасти  потому,  что
свита принялась всячески его уговаривать и успокаивать, отчасти  потому,
что толпа приветствовала поступок Седрика громкими возгласами одобрения.
   Принц с негодованием обвел глазами зрителей,  как  бы  выбирая  более
беззащитную жертву для своего гнева. Взгляд его случайно  упал  на  того
самого стрелка в зеленом кафтане, который только что грозил Исааку. Уви-
дев, что этот человек громко и вызывающе выражает свое одобрение  Седри-
ку, принц спросил его, почему он так кричит.
   - А я всегда кричу ура, - отвечал иомен, - когда вижу удачный  прицел
или смелый удар.
   - Вот как! - молвил принц. - Пожалуй, ты  и  сам  ловко  попадаешь  в
цель?
   - Да не хуже любого лесничего, - сказал иомен.
   - Он и за сто шагов не промахнется по мишени Уота Тиррела, - произнес
чей-то голос из задних рядов, но чей именно - разобрать было нельзя.
   Этот намек на судьбу его деда, Вильгельма Рыжего,  одновременно  рас-
сердил и испугал принца Джона.
   Однако он ограничился тем, что приказал страже присматривать за  этим
хвастуном иоменом.
   - Клянусь святой Гризельдой, - прибавил он, - мы  испытаем  искусство
этого поклонника чужих подвигов.
   - Я не против такого испытания, - сказал иомен  со  свойственным  ему
хладнокровием.
   - Что же вы не встаете, саксонские мужланы? -  воскликнул  раздосадо-
ванный принц. - Клянусь небом, раз я сказал - еврей будет сидеть рядом с
вами!
   - Как же можно? С позволения вашей светлости, нам совсем не  подобает
сидеть рядом с важными господами, - сказал Исаак;  хотя  он  и  поспорил
из-за места с захудалым и разоренным представителем фамилии Мондидье, но
отнюдь не собирался нарушать привилегии зажиточных саксонцев.
   - Полезай, нечестивый пес, я приказываю тебе! - крикнул принц Джон. -
Не то я велю содрать с тебя кожу и выдубить ее на конскую сбрую.
   Услышав такое приглашение, Исаак начал взбираться по узкой  и  крутой
лесенке на верхнюю галерею.
   - Посмотрим, кто осмелится его остановить, - сказал принц, пристально
глядя на Седрика, который явно намеревался сбросить еврея вниз головой.
   Но шут Вамба предотвратил несчастье  неожиданным  вмешательством:  он
выскочил вперед и, став между своим хозяином и Исааком, воскликнул:
   - А ну-ка, я попробую! - С этими словами он выхватил из-под полы пла-
ща большой кусок свинины и поднес его к самому носу Исаака.
   Без сомнения, он захватил с собой этот запас продовольствия  на  слу-
чай, если турнир затянется дольше, чем в состоянии выдержать  его  аппе-
тит. Увидав перед собой этот омерзительный для него предмет  и  заметив,
что шут занес над его головой свою деревянную шпагу, Исаак  резко  попя-
тился назад, оступился и покатился вниз по лестнице. Отличная шутка  для
зрителей, вызвавшая взрывы смеха, да и сам принц Джон и  вся  его  свита
расхохотались от души.
   - Ну-ка, брат принц, давай мне приз, - сказал Вамба. - Я победил вра-
га в честном бою: мечом и щитом, - прибавил он, размахивая шпагой в  од-
ной руке и куском свинины - в другой.
   - Кто ты такой и откуда взялся,  благородный  боец?  -  сказал  принц
Джон, продолжая смеяться.
   - Я дурак по праву рождения, - отвечал шут, - зовут меня Вамба, я сын
Безмозглого, который был сыном Безголового, а тот, в свой черед,  проис-
ходил от олдермена.
   - Ну, очистите место еврею в переднем ряду нижней галереи,  -  сказал
принц Джон, быть может радуясь случаю отменить свое первоначальное  рас-
поряжение. - Нельзя же сажать побежденного с победителем? Это противоре-
чит правилам рыцарства.
   - Все лучше, чем сажать мошенника рядом с дураком, а еврея - рядом со
свиньей.
   - Спасибо, приятель, - воскликнул принц Джон, - ты меня потешил!  Эй,
Исаак, дай-ка мне взаймы пригоршню червонцев!
   Озадаченный этой просьбой, Исаак долго шарил рукой в  меховой  сумке,
висевшей у его пояса, пытаясь выяснить, сколько монет может  поместиться
в руке, но принц сам разрешил его сомнения: он, наклонясь с седла,  выр-
вал из рук еврея сумку, вынул оттуда пару золотых монет, бросил их Вамбе
и поскакал дальше вдоль края ристалища. Зрители начали осыпать насмешка-
ми еврея, а принца наградили такими одобрительными возгласами, как будто
он совершил честный и благородный поступок.
 
 
   Глава VIII
 
   Труба зачинщика надменный вызов шлет,
   И рыцаря труба в ответ поет,
   Поляна вторит им и небосвод,
   Забрала опустили седоки,
   И к панцирям прикреплены древки;
   Вот кони понеслись, и наконец
   С бойцом вплотную съехался боец.
   "Паламон и Арсит"
 
   Во время дальнейшего объезда арены принц Джон внезапно остановил коня
и, обращаясь к аббату Эймеру, заявил, что совсем было позабыл о  главной
заботе этого дня.
   - Святые угодники, - сказал он, - знаете ли, сэр приор, что мы  поза-
были назначить королеву любви и красоты, которая своей белой рукой будет
раздавать награды! Что касается