н из королей золотых приисков, тот самый, что уверял, будто его соба-
ка свезет семьсот фунтов.
   - Да, сдвинет нарты и пройдет сто ярдов, - спокойно  подтвердил  Джон
Торнтон.
   - Ладно, - сказал Мэттьюсон с расстановкой, внятно,  так,  чтобы  все
его услышали. - Держу пари на тысячу долларов, что ему этого не сделать.
Вот деньги. - И он бросил на прилавок мешочек с золотым песком, толщиной
в болонскую колбасу.
   Никто не откликнулся на этот вызов. Заявление Торнтона все приняли за
пустое хвастовство. Торнтон почувствовал, что кровь бросилась ему в  ли-
цо: он и сам не знал, как это у него сорвалось с языка.  Сможет  ли  Бэк
двинуть нарты с кладью в тысячу фунтов? Ведь полтонны! Чудовищность этой
цифры вдруг ужаснула Торнтона. Он очень верил в силу Бэка и часто думал,
что тот мог бы свезти любой груз. Но ни разу не приходило ему  в  голову
проверить это, а тут глаза целого десятка людей устремлены на него,  все
молчат и ждут! К тому же ни у него, ни у Ганса и  Пита  не  было  тысячи
долларов.
   - У меня тут, на улице, стоят нарты  с  мукой,  двадцать  мешков,  по
пятьдесят фунтов в каждом, - продолжал Мэгтьюсон с бесцеремонной настой-
чивостью. - Так что ни за чем остановки не будет.
   Торнтон не отвечал. Он не знал, что сказать. Он смотрел то на  одною,
то на другого рассеянно, как человек, который не может  собрать  мыслей.
Взгляд его вдруг остановился на лице Джима О'Брайена, местного богача, с
которым они когда-то были товарищами. Это  словно  послужило  толчком  и
подсказало Торнтону решение, которое раньше ему и в голову не приходило.
   - Можешь одолжить мне тысячу? - спросил он почти шепотом.
   - Конечно, -  ответил  О'Брайен;  и  на  прилавок  рядом  с  мешочком
Мэттьюсона тяжело шлепнулся второй увесистый мешочек с золотым песком. -
Хотя не верится мне, Джон, что твой пес сможет проделать такую штуку.
   Все, кто был в "Эльдорадо", высыпали на улицу,  чтобы  не  пропустить
интересное зрелище За карточными столами не осталось никою,  все  игроки
вышли тоже, чтобы посмотреть, кто выиграет пари, да и самим побиться  об
заклад. Несколько сот человек в меховой одежде полукругом обступили нар-
ты на небольшом расстоянии. Нарты Мэттьюсона с грузом  в  тысячу  фунтов
муки стояли здесь уже часа два на сильном  морозе  (термометр  показывал
шестьдесят градусов ниже нуля), и полозья крепко примерзли к плотно ука-
танному снегу. Любители пари предлагали неравные заклады  -  два  против
одного, утверждая, что Бэк нарт не сдвинет. Возник казуистический  спор:
как понимать фразу "двинуть нарты"? О'Брайен полагал, что Торнтон  имеет
право сбить лед с полозьев и освободить их, а Бэк  должен  только  после
этого сдвинуть их с места. Мэттьюсон же настаивал, что по  условию  пари
Бэк должен сам двинуть нарты так, чтобы примерзшие полозья оторвались от
земли. Большинство свидетелей пари решили спор в  пользу  Мэттьюсона,  и
ставки против Бэка повысились до трех против одного.
   Однако желающих принять пари не нашлось: никто не верил, что Бэк  мо-
жет совершить такой подвиг. Было ясно, что Торнтон дал  себя  втянуть  в
весьма рискованное пари. Он и сам, глядя сейчас на эти нарты и их упряж-
ку из десяти собак, свернувшихся на снегу, все более сомневался  в  воз-
можности такого подвига. А Мэттьюсон ликовал.
   - Три против одного! - закричал он. - Ставлю еще тысячу, Торнтон!  По
рукам, что ли?
   На лице Торнтона ясно выражались мучившие его опасения, но в нем  уже
заговорил тот боевой задор, который выше всяких расчетов и глух ко  все-
му, кроме шума битвы, - задор, для которого нет невозможного. Он  подоз-
вал Ганса и Пита. У них кошельки были совсем тощие, и все трое с  трудом
наскребли двести долларов. В последнее время им - не везло,  эти  двести
долларов составляли весь их капитал. Но они без малейшего колебания пос-
тавили эти деньги против шестисот долларов Мэттьюсона.
   Десять собак Мэттьюсона выпрягли и к  нартам  поставили  Бэка  в  его
собственной упряжи. Царившее вокруг возбуждение  передалось  и  ему,  он
чутьем угадывал, что нужно сделать для Джона Торнтона что-то очень  важ-
ное. Шепот восхищения послышался в толпе, когда люди увидели это велико-
лепное животное. Бэк был в прекрасном состоянии - ни единой унции лишне-
го жира, и те сто пятьдесят фунтов, которые он весил, представляли собой
сто пятьдесят фунтов мужественной силы. Его густая шерсть лоснилась, как
шелк. На шее и плечах она напоминала гриву и, даже когда он был спокоен,
топорщилась при малейшем его движении, словно от избытка жизненных  сил.
Казалось, каждый ее волосок заряжен энергией. Широкая грудь и мощные пе-
редние ноги были пропорциональны размерам всего тела, а мускулы выступа-
ли под кожей тугими клубками.  Люди  подходили  и,  щупая  эти  мускулы,
объявляли, что они железные. Ставки против Бэка снизились до двух против
одного.
   - Молодчина он у вас, сэр, молодчина! - пробормотал один из новой ди-
настии королей СкукумБенча. - Даю вам за него восемьсот - до  испытания,
сэр, заметьте! Восемьсот на руки - и беру его такого, как он есть.
   Торнтон отрицательно потряс головой и подошел к Бэку.
   - Нет, отойдите от него! - запротестовал Мэттьюсон. - Дайте ему  сво-
боду, тогда это будет честная игра.
   Толпа притихла, слышались только отдельные голоса, тщетно  предлагав-
шие пари два против одного. Все признавали, что Бэк - великолепная ездо-
вая собака, но двадцать мешков муки, по пятьдесят фунтов каждый, слишком
убедительно громоздились перед глазами, и зрители не решались  развязать
кошельки.
   Торнтон опустился на колени около Бэка, обнял его голову обеими рука-
ми и прижался к нему щекой. Сегодня он не стал его шутливо трясти,  тор-
мошить, как делал обычно, не бормотал любовно всякие ругательные прозви-
ща. Нет, он только шепнул ему что-то на ухо.
   - Если любишь меня, Бэк... Если любишь... - вот что он шепнул ему.  И
Бэк заскулил от едва сдерживаемого нетерпения.
   Окружающие с любопытством наблюдали эту сцену.
   В ней было что-то загадочное -  это  походило  на  заклинание.  Когда
Торнтон поднялся, Бэк схватил зубами его руку, подержал  ее  в  закрытой
пасти и потом медленно, неохотно выпустил.  Это  было  его  ответом  без
слов, так он по-своему выражал любовь к хозяину.
   Торнтон отошел довольно далеко назад.
   - Ну, Бэк! - скомандовал он.
   Бэк натянул постромки, потом отпустил их на несколько дюймов. Это был
его обычный прием.
   - Пошел! - раздался голос Торнтона, как-то  особенно  четко  и  резко
прозвучавший среди напряженного молчания.
   Бэк качнулся вправо, пригнулся, словно  ныряя,  натянул  постромки  и
внезапно, рывком, остановил на ходу стопятидесятифунтовую  массу  своего
тела. Кладь на нартах дрогнула, под полозьями что-то звонко захрустело.
   - Ну! - крикнул опять Торнтон.
   Бэк повторил тот же маневр, на этот раз дернув влево. Хруст перешел в
громкий треск, нарты закачались, и полозья со скрипом  сползли  на  нес-
колько дюймов в сторону. Нарты освободились от льда, приковывавшего их к
месту.
   Люди невольно притаили дыхание.
   - Теперь марш!
   Команда Торнтона грянула, как пистолетный выстрел. Бэк рванулся  впе-
ред, сильно натянув постромки. Все его тело подобралось в страшном  уси-
лии, мускулы выперли узлами и ходили под  шерстью,  как  живые.  Широкой
грудью он почти припал к земле, голову вытянул вперед, а ноги летали как
бешеные, прорезая на крепко укатанном снегу параллельные борозды.  Нарты
качались и дрожали и уже наполовину сдвинулись с места. Вдруг  Бэк  пос-
кользнулся одной лапой, и кто-то в толпе  громко  ахнул.  Но  нарты  уже
стремительно задергались и, больше не застревая на месте, толчками  дви-
нулись вперед - сперва на полдюйма... потом на дюйм... еще на два. Толч-
ки заметно выравнивались, и когда нарты, преодолев наконец инерцию, наб-
рали скорость, Бэк подхватил их и повез.
   Люди тяжело переводили дух, не сознавая, что за минуту перед тем  они
не дышали. А Торнтон бежал за нартами, подгоняя Бэка отрывистыми,  весе-
лыми криками. Расстояние было вымерено заранее, и когда Бэк  подбегал  к
вязанке дров, положенной там, где кончались сто ярдов, раздались востор-
женные крики. Они перешли в рев, когда Бэк, пробежав мимо вязанки, оста-
новился  по  команде  Торнтона.  Все  бесновались  от   восторга,   даже
Мэттьюсон. Полетели в воздух шапки, рукавицы. Люди пожимали  друг  другу
руки, не разбирая, кто перед ними - знакомый или незнакомый, и все воск-
лицания сливались в какой-то бессвязный галдеж.
   А Торнтон стоял на коленях перед Бэком и, припав лбом к его лбу, тряс
и качал его. Те, кто выбежал вперед, слышали, как он ругал Бэка. Он  ру-
гал его долго и с наслаждением, любовно и нежно.
   - Поразительно, сэр! Поразительно! - бормотал король Скукум-Бенча.  -
Даю вам за него тысячу, целую тысячу, сэр. Ну, хотите тысячу двести?
   Торнтон встал. Глаза у него были мокры, и он не пытался скрыть слезы,
которые струились по его щекам.
   - Нет, сэр, - сказал он королю Скукум-Бенча. - Нет, не хочу.  Убирай-
тесь вы к черту, сэр! Это все, что я могу вам посоветовать.
   Бэк схватил зубами руку Торнтона. Торнтон опять стал трясти его. Зри-
тели, движимые одним и тем же чувством, отступили на почтительное  расс-
тояние, и больше не нашлось нескромных людей, которые позволили бы  себе
нарушить этот разговор.


   VII
   ЗОВ УСЛЫШАН

   Когда Бэк за пять минут заработал Джону Торнтону тысячу шестьсот дол-
ларов, тот смог уплатить кое-какие долги и двинуться  вместе  со  своими
компаньонами к востоку на поиски затерянной золотой россыпи,  легенда  о
которой была так же стара, как история этого  края.  Многие  искали  ее,
немногие нашли, а большинство искавших не вернулось из своего  путешест-
вия. Сказочная россыпь была причиной многих трагедий и окружена  тайной.
Никому не было известно, кто первый открыл ее. Даже самые древние леген-
ды об этом не упоминали. Люди знали только, что на том месте стояла ста-
рая, полуразвалившаяся хижина. Некоторые золотоискатели в свой  смертный
час клялись, что видели и хижину и россыпь, и в доказательство показыва-
ли самородки, которым не было равных на всем Севере. Однако среди  живых
не осталось ни одного человека, которому удалось добыть что-либо из этой
сокровищницы, а мертвые были мертвы. И Джон Торнтон, Пит и Ганс, взяв  с
собой Бэка и еще полдюжины собак, двинулись на восток по неисследованной
дороге, надеясь дойти туда, куда не дошли  другие  люди  и  собаки.  Они
прошли семьдесят миль вверх по Юкону, затем повернули  налево,  по  реке
Стюарт, миновали Мэйо и Мак-Квещен и продолжали путь до того места,  где
река Стюарт превращается в ручеек и вьется вокруг высоких  скал  горного
хребта, идущего вдоль всего материка.
   Джон Торнтон немногого требовал от людей и природы. Пустынные,  дикие
места его не страшили С щепоткой соли в кармане и ружьем за  плечами  он
забирался в лесную глушь и бродил, где вздумается и сколько  вздумается.
Он жил, как индеец,  никогда  и  никуда  не  спешил  и  во  время  своих
странствий добывал себе пищу охотой. А если дичи не попадалось, он с тем
же спокойствием индейца продолжал путь в твердой уверенности,  что  рано
или поздно набредет на нее. И во время великого путешествия на восток их
меню состояло из добытого охотой свежего мяса, поклажа на нартах - глав-
ным образом из снаряжения и необходимых орудий, а программа была состав-
лена на неограниченное время.
   Бэк беспредельно наслаждался такой жизнью -  охотой,  рыбной  ловлей,
блужданием по новым, незнакомым местам. Они то по нескольку недель  под-
ряд шли и шли, то целыми неделями отдыхали, разбив где-нибудь лагерь,  и
тогда собаки бездельничали, а люди, взрывая мерзлую  землю  или  породу,
без конца промывали ее в лотках у костра, ища в ней золота.  Иногда  они
голодали, иногда роскошествовали - все зависело от того, много ли по до-
роге попадалось дичи и удачна ли бывала охота Подошло лето, и люди и со-
баки, навьюченные поклажей, переплывали на плоту голубые  горные  озера,
спускались или поднимались по течению незнакомых рек в  утлых  челноках,
выпиленных из стволов деревьев.
   Проходили месяцы, а они все бродили среди диких просторов этой неисс-
ледованной земли, где не было людей, но где когда-то побывали люди, если
верить легенде о покинутой хижине. Переходили горные хребты, разделявшие
реки, и не раз их здесь застигали снежные бураны. Дрожали от холода  под
полуночным солнцем на голых вершинах, между  границей  лесов  и  вечными
снегами. Спускались в теплые долины, где тучами носилась  мошкара,  и  в
тени ледников собирали спелую землянику и цветы, которые могли  соперни-
чать красотой с лучшими цветами Юга. Осенью они  очутились  в  волшебной
стране озер, печальной и безмолвной, где, должно быть, когда-то водилась
дичь, но теперь не было нигде и признака жизни - только  холодный  ветер
свистел, замерзала вода в укрытых местах да меланхолически журчали  вол-
ны, набегая на пустынный берег.
   И вторую зиму проходили они, ища давно исчезнувшие следы людей, кото-
рые побывали здесь до них Однажды они набрели на тропинку, проложенную в
дремучем лесу. Это была очень старая тропинка - и  они  вообразили,  что
заброшенная хижина где-то совсем близко. Но тропинка начиналась неведомо
где и кончалась неведомо где - и оставалось загадкой,  кто  и  для  чего
протоптал ее.
   В другой раз они наткнулись на остатки  разрушенного  временем  охот-
ничьего шалаша, и между клочьями  истлевших  одеял  Джон  Торнтон  нашел
длинноствольное кремневое ружье. Он знал, что ружья этого типа выпускала
Компания Гудзонова залива в первые годы всеобщей тяги  на  северо-запад.
Тогда за одно ружье давали такой же высоты тюк плотно уложенных бобровых
шкурок. Больше среди развалин не нашлось ничего, что напоминало бы о че-
ловеке, который некогда построил этот шалаш  и  оставил  между  одеялами
свое ружье.
   Снова наступила весна, и после долгих странствий они в  конце  концов
нашли не легендарную покинутую хижину, а поверхностную россыпь в широкой
долине, где было столько золота, что оно, как желтое масло,  оседало  на
дне промывочного лотка. Три товарища не стали продолжать  поиски.  Здесь
они за день намывали на тысячи долларов чистого золотого песка  и  само-
родков, а работали каждый день. Золото насыпали в мешки из лосиных шкур,
по пятьдесят фунтов в мешок, и мешки укладывали  штабелями,  как  дрова,
перед шалашом, который они сплели себе из еловых веток. Поглощенные сво-
им тяжелым трудом, они не замечали, как летит время. Дни пролетали,  как
сон, а груды сокровищ все росли и росли.
   Собакам делать было решительно нечего - только время от времени  при-
носить дичь, которую настреляет Торнтон, и Бэк целыми часами лежал в за-
думчивости у огня. В эти часы безделья ему все чаще представлялся корот-
коногий волосатый человек. И, жмурясь на огонь, Бэк в своем  воображении
бродил с этим человеком в другом мире, который смутно вспоминался ему.
   В этом другом мире, видимо, царил страх. Наблюдая за волосатым  чело-
веком, когда тот спал у костра, уткнув голову в колени и обняв ее  рука-
ми, Бэк замечал, что спит он беспокойно, часто  вздрагивает  во  сне,  а
просыпаясь, боязливо вглядывается  в  темноту  и  подбрасывает  сучья  в
огонь. Если они ходили по берегу моря, где волосатый собирал раковины  и
тут же съедал их содержимое, глаза его шныряли по сторонам, ища, не  та-
ится ли где опасность, а ноги готовы были при первом тревожном  признаке
вихрем мчаться прочь. По лесу они пробирались бесшумно - впереди волоса-
тый, за ним Бэк. И оба всегда были настороже, уши у обоих  шевелились  и
ноздри вздрагивали, потому что у человека слух и  чутье  были  такие  же
тонкие, как у Бэка Волосатый умел лазить по деревьям так же быстро,  как
бегать по земле. Хватаясь то за одну ветку, то за другую, он  перепрыги-
вал иногда расстояние в десять - двенадцать футов между одним деревом  и
другим, балансируя в воздухе и  никогда  не  срываясь.  На  деревьях  он
чувствовал себя так же свободно, как на земле. Бэку  вспоминались  ночи,
когда он сторожил под деревом, на котором спал волосатый человек, крепко
уцепившись руками за ветви.
   И сродни этим видениям, в которых являлся Бэку волосатый человек, был
зов, по-прежнему звучавший из глубин темного  леса.  Он  вселял  в  Бэка
сильную тревогу, вызывал  непонятные  желания.  Бэк  испытывал  какую-то
смутную радость, и беспокойство, и буйную тоску неведомо о  чем.  Иногда
он бежал в лес, откуда ему слышался этот зов, искал его там,  как  нечто
осязаемое, и лаял то тихо, то воинственно, смотря по настроению  Он  ты-
кался носом в холодный лесной мох или сырую землю, покрытую высокой тра-
вой, и фыркал от блаженства, вдыхая их запах. Или часами, словно  прита-
ившись в засаде, лежал за поваленными бурей стволами, обросшими  древес-
ной губкой, и, наставив уши, широко раскрыв глаза,  ловил  каждый  звук,
каждое движение вокруг. Быть может, лежа тут, он подстерегал тот неведо-
мый зов, не дававший ему покоя. Он и сам не знал, зачем он все это дела-
ет: он повиновался чему-то, что было сильнее его, и делал все  безотчет-
но.
   Он был теперь весь во власти непобедимых инстинктов. Иногда  лежит  в
лагере и дремлет разнеженный теплом, - и вдруг поднимет голову, насторо-
жит уши, как будто напряженно прислушиваясь, затем вскакивает  и  мчится
все дальше и дальше, часами носится по лесу  или  на  просторе  открытых
равнин. Он любил бегать по дну пересохших речек, следить за жизнью леса.
Целыми днями лежал в кустах, откуда можно было наблюдать за куропатками,
которые важно прохаживались по траве или, хлопая крыльями, перелетали  с
места на место. Но больше всего нравилось Бэку бегать в светлом  сумраке
летних ночей и слушать сонный, глухой шепот леса, читать звуки и  приме-
ты, как человек читает книгу, искать, искать то таинственное, чей зов он
слышал всегда, и наяву и во сне.
   Раз ночью он со сна испуганно вскочил, широко раскрыв глаза, дрожащи-
ми ноздрями втягивая воздух. Вся шерсть на нем встала  дыбом  и  ходила,
как волны под ветром. Из леса доносился зов, такой внятный, как никогда.
Это был протяжный вой, и похожий и непохожий на вой ездовых собак.  Бэку
он показался знакомым - да, он уже  слышал  его  когда-то!  В  несколько
прыжков пробежал он через спящий лагерь, бесшумно и  быстро  помчался  в
лес. Когда вой стал слышен уже где-то близко, Бэк пошел  тише,  соблюдая
величайшую осторожность. Наконец он подошел к открытой поляне и,  выгля-
нув из-за деревьев, увидел большого тощего волка,  который  выл,  задрав
морду кверху.
   Бэк не произвел ни малейшего шума, но  волк  почуял  его  и  перестал
выть. Он нюхал воздух, пытаясь определить, где враг. Весь подобравшись и
вытянув хвост палкой, Бэк, крадучись, вышел на поляну, с  необычной  для
него настороженностью переставляя лапы. В каждом его движении была и уг-
роза и одновременно дружественное предложение мира. Именно так  встреча-
ются хищники лесов. Но волк,  увидев  Бэка,  обратился  в  бегство.  Бэк
большими скачками помчался вслед, охваченный  бешеным  желанием  догнать
его. Он загнал его в ложе высохшего ручья, где выход загораживали сплош-
ные заросли кустарника. Волк заметался, завертелся, приседая  на  задние
лапы, как это делали Джо и другие собаки, когда их загоняли в тупик.  Он
рычал и, ощетинившись, непрерывно щелкал зубами.
   Бэк не нападал, а кружил около волка, всячески доказывая свои  мирные
намерения. Но волк был настроен подозрительно и трусил, так как Бэк  был
втрое крупнее его и на целую голову выше. Улучив момент, серый  бросился
бежать, и опять началась погоня. Порой Бэку удавалось снова загнать  его
куда-нибудь, и все повторялось сначала. Волк был  очень  истощен,  иначе
Бэку не так-то легко было бы догнать его. Он бежал, а когда голова  Бэка
оказывалась уже у его бока, начинал вертеться на  месте,  готовый  защи-
щаться, но при первой же возможности снова бросался бежать.