Валентин ПИКУЛЬ


                           ПЕРОМ И ШПАГОЙ


  ONLINE БИБЛИОТЕКА

  http://www.bestlibrary.ru


  Анонс

  Из истории секретной дипломатии в период той войны, которая получила
название войны Семилетней; о подвигах и славе российских войск, дошедших в
битвах до Берлина, столицы курфюршества Бранденбургского; а также
достоверная повесть о днях и делах знатного шевалье де Еона, который 48
лет прожил мужчиной, а 34 года считался женщиной, и в мундире и в кружевах
сумел прославить себя, одинаково доблестно владея пером и шпагой

  Плох тот народ, который не помнит, не ценит и не любит своей истории!
  В. М. Васнецов

  НАЧНЕМ С КОНЦА

  В ночь на 21 марта 1810 года французскому консулу при Сент-Джемском
дворе, барону Сегье, крупно везло. Он играл в доме леди
Пэмброк-Монтгомери, урожденной графини Воронцовой, лихорадочно делая
ставки на удвоение.
  Время было уже далеко за полночь, когда лакей, обнося игроков крепким
чаем, протянул Сегье поднос, на котором лежало письмо:
  - Курьер из посольства. Извольте, барон. Поглощенный выигрышем,
консул наспех рванул конверт:
  - Извините, господа. Я не задержу вас... И вдруг вскочил, отбросив
карты (и все заметили, что удачливый Сегье играл совсем без козырей).
  - Война? - переглянулись русские. - Опять война?
  - Нет, нет, - утешил их Сегье, чем-то взволнованный. Легкомысленная
красавица Екатерина Багратион, которая, колеся всю жизнь по Европе, давно
уже забыла и мужа и отечество, вдруг раскапризничалась:
  - Барон, вы меня интригуете, и я не смогу отыграться... Консул глянул
на рассыпанные перед ним карты:
  - Прошу прощения, я вынужден срочно покинуть вас. Семен Романович
Воронцов (отец хозяйки дома) спросил француза небрежно, с равнодушием
старого прожженного дипломата:
  - Что случилось, дорогой Сегье?.. - Воронцов сделал паузу. - Ежели
это не секрет?.. - Опять пауза. - Секрет вашего строптивого императора?
  - Господа! - объявил консул. - Секрета никакого нет... Только что
отошла в лучший мир девица и кавалер Женевьева де Еон, которая в молодости
была послом Версаля при таких высоких дворах, как Санкт-Петербургский и
Сент-Джемский!
  Лица игроков вытянулись.
  - Я уже забыл про эту кляузную старуху, - удивился лорд Пэмброк,
фыркнув. - Ах, сколько было шуму из-за этой женщины!..
  Посольский кеб, стуча колесами по камням, довез Сегье до пустынной
улочки Нью-Уилмен; дежурный констебль поднял фонарь, присматриваясь:
  - Кто идет? Отзовитесь...
  Сегье захлопнул за собой лакированную дверцу кеба:
  - Идет консул Наполеона - императора всех французов!
  Полицейский услужливо осветил фонарем подъезд дома - черный, как
провал рудничного штрека, давно заброшенного. В пролете лестницы из-под
ног Сегье шарахнулась бездомная кошка. Шаткие перила колебались над темью
колодца.
  На площадке верхнего этажа вдруг брызнуло светом из раскрытых дверей.
  - Прибыл консул, - возвестил констебль. Королевский хирург, сэр Томас
Кампеланд, раскрыл саквояж и, засучив рукава, натянул длинные шелковые
перчатки.
  - Великолепно, - сказал он. - Во имя закона и справедливости
приступим к осмотру, пока бренное тело покойницы еще хранит тепло прошлой
жизни...
  Барон Сегье осмотрелся. Бог мой! Он даже не знал, что девица де Еон,
этот таинственный дипломат и забытая писательница Франции, жила в такой
отвратительной бедности. Почти голые стены, холодный камин, заброшенное
рукоделие на пяльцах.
  И всюду - шпаги, шпаги, шпаги!..
  К нему подошла мадам Колль - приживалка покойницы.
  - Когда это случилось? - шепотом спросил ее консул.
  - Около полуночи, месье.
  - Бумаги, - намекнул Сегье. - Бумаги.., где? Мадам Колль кивнула в
угол. Там лежал большой узел, завернутый в шкуру медведя, до полу свисали
печати короля и пахло сургучом. Англичане - опередили. "Как всегда..."
Впрочем, в этой поспешной описи имущества ничего не было удивительного,
ибо полиция Лондона давно подозревала покойницу в чеканке фальшивых
денег...
  - Внимание! - провозгласил Кампеланд. - Понятых, прокурора и консула
прошу сюда подойти... Ближе, ближе.
  Сегье шагнул к неряшливой постели, на которой лежала маленькая, но
величавая покойница с желтым личиком. Тонкие губы старухи еще хранили
предсмертную улыбку, и один глаз ее тускло взирал на любопытных гостей.
  - Начинаем, - сказал хирург.
  - Постойте, сэр! - остановил его прокурор и повернулся к понятым. -
Джентльмены, - произнес он, взмахнув шляпой, - надеюсь, вам известно то
высокое официальное положение, какое прежде занимала в этом мире
покойница. А потому прошу отнестись к процедуре осмотра со всем
вниманием... Начинайте, сэр!
  - Извольте, - ответил Кампеланд, и с покойницы слетело тряпье одеял,
пошитых из цветных лоскутьев; затем нищенские юбки взлетели кверху,
обнажая стройные мускулистые ноги. - Смотрите!..
  И барон Сегье подхватил мадам Колль, которая вдруг рухнула в обморок.
  - Все ясно, - сказал врач, сбрасывая перчатки, - покойница никогда и
не была женщиной... Можете убедиться сами: великий пересмешник Бомарше был
одурачен, и он (ха-ха!) напрасно предлагал ей руку и сердце.
  Мадам Колль с трудом обрела сознание:
  - Но я-то, господа.., я ничего не знала. Клянусь! Барон Сегье был
растерян более других:
  - Что же мне отписать в Париж императору?
  И, захлопнув саквояж, грустно усмехнулся Кампеланд:
  - Что видели, то и опишите, господин консул...
  На рассвете к смертному ложу де Еона подсел с мольбертом художник, и
через несколько дней книготорговцы Лондона выбросили на прилавки свежие
оттиски гравюр. Эти гравюры были не совсем приличны с точки зрения моего
современника, но тогда, в самом начале прошлого столетия, они красноречиво
убеждали всякого, что кавалерша де Еон была мужчиной. "И без всякой
примеси иного пола!" - как гласило официальное заключение, заверенное
понятыми и нотариусом Тайна мистификации секретной дипломатии XVIII века,
казалось, была разрешена навсегда.
  Но это только казалось.
  И когда отгремели наполеоновские войны, человечество вдруг снова
вспомнило о "девице де Еон".
  Горячился и Дюма-отец (еще молодой, еще не отец). - Англичане плуты!
- вещал Дюма. - Кой черт - мужчина? И здесь нас провели... Конечно -
женщина, да еще невинная, будь я проклят! Неужели же автор "Фигаро", сам
великий прохвост, мог так ошибаться? И девица де Еон, этот бесстрашный
драгун в юбке, ведь дала же согласие на брак с ним. Хороша была бы их
первая ночка, если бы Бомарше напоролся на мужчину! Нет, друзья, англичане
- плуты известные, но мы, французы, не дадим себя одурачить. Так о чем
разговор?

  ***

  В основном разговор пойдет о секретной дипломатии. Пусть грохочет
оружие и стучат котурны женских туфель; пусть трещат, заглушая пальбу
мушкетов, старомодные равбы статс-дам, а пудра столбом летит с дурацких
париков. Пусть...
  Дорогой друг и читатель, наберемся мужества: кареты уже поданы, и нас
давно ждут в Версале.

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ПОДСТУПЫ

  ЗАНАВЕС

  Это было время войн, еретичества и философии...
  Когда границы Европы, такие путаные, определяли свои контуры,
едва-едва схожие с современными.
  Германии еще не было как единого государства, но Пруссия
существовала, тревожа мир замыслами своих агрессий.
  Это была сильная держава, и ее - боялись.
  Колониальные войны уже начались.
  Англия, разбогатев на торговле, укрепляла традиции своей политики; в
ней хозяйничал Питт-старший, сколачивая, как корабль, громоздкую
Британскую империю.
  Читались научные трактаты, смаковался разврат и громыхали пушки.
Сотни людей обогащались на торговле неграми, а потом, меценатствуя,
умирали в нищете, всеми забытые.
  В дворцах и хижинах свирепствовала оспа, одинаково уродуя лица
принцесс и базарных торговок. Не верьте воздушным прелестям портретов
былого - их оригиналы были корявыми!
  Пираты делались адмиралами и пэрами Англии, а нелюдимые рыцари
Мальтийского ордена вели затяжную войну с алжирскими корсарами.
  Инквизиция еще не была уничтожена; площади городов украшали распятия
и виселицы; людей клеймили каленым железом.
  А на Москве поймали как раз Ваньку Каина, и он пел свои озорные
песни, позже ставшие "народными".
  Крепости уже не имели тогда прежнего значения - их научились
обходить. Но считалось за честь взять крепость штурмом. Города же имели
ключи, и сдавали их победителю на атласной подушке.
  Мужчины носили треуголки под локтем, а головы пудрили. Пудра была
разных оттенков (даже голубая). Держалась мода на фижмы - и поголовье
гренландского кита беспощадно выбивалось ради идеальной стройности женских
талий. Корсеты вздыбливали груди тогдашних красавиц, слегка и небрежно
прикрытые цветами.
  А в горах Вогеза доживали свой век последние медведи.
  Бедняки Европы уже ели картофель, но в России им лакомились пока
вельможи. Свиньи служили гурманам, натасканные выискивать гнезда трюфелей.
Люди садились за стол с осторожностью, ибо искусство отравления было
доведено до совершенства.
  Вольтер успел себя прославить, а в России парил пламенный и честный
Сумароков. Рокотов и Левицкий начинали пробовать свои кисти, но Антропов
уже казался устарелым.
  Герцог Бирон находился в ссылке, и корона герцогства Курляндского
считалась - якобы! - свободной.
  Воинственная Польша носила патриотический кунтуш, но имела на троне
саксонского курфюрста Августа III.
  Крым - под пятою ханов - был подвластен Порте, и в Бахчисарае источал
слезы фонтан (еще никем не воспетый).
  А в Запорожской Сечи буянили чубатые "лыцари".
  Самым сильным флотом все признавали флот английский.
  Русская артиллерия и тогда была передовой в мире.
  Париж диктовал свои вкусы, и моды часто менялись.
  Макиавелли был настольной книгой политиков; и был разгар секретной
дипломатии - королей и канцлеров, интриг и подкупов.
  Плащ и кинжал! Раскрытое письмо и замочная скважина...

  БЛЕСТЯЩЕЕ НАЧАЛО

  Полное имя этого человека звучало так:
"Шарль-Женевьева-Луи-Огюст-Андрэ-Тимотэ де Еон и де Бомон". Мы будем
называть его короче: "де Еон" (иногда же назовем и "де Бомон", пусть это
не смущает нашего читателя). Среди набора католических имен только одно
имя - Женевьева! - имя чисто девичье, благоуханное.
  Но оно, это имя, как раз и не играет никакой роли в судьбе человека,
который оставил след в истории нашего государства.
  Говорят, что отец де Еона был не совсем нормальным, и в детстве де
Еона наряжали как девочку. Ходили слухи, что он был девочкой, но отцу
хотелось иметь сына, и вот его потом переодели в мужское одеяние.
Существует свидетельство, что маскарад этот продолжался долго - в прямой
зависимости от споров о наследстве: для получения наследства то был нужен
мальчик, то вдруг требовалась девочка. Потому-то, говорят, де Еон отлично
и чувствовал себя - когда в юбках, когда в мундире. Говорят еще хуже...
  Но не будем повторять всех слухов: спор об этом человеке не
прекращается вот уже два столетия. Постараемся издалека, через хаос
времени и событий, разглядеть не легенду, а - человека!
  Вот он, с широко раскрытыми глазами, вступает в мир, полный цветения
и волшебных очарований... Как же все это начиналось?

  ***

  Добрый друг семейства, аббат Марсене, в последний раз высек мальчика,
и на этом домашнее воспитание сочли законченным.
  - Мы дали тебе имя!
  - гордо выпрямившись, сказала стройная мать, урожденная де Шарантон.
  Итак, прощайте сады Тоннера, звоны колоколов по утрам и нежные
розы... Громыхающий мальпост, украшенный краснорожей вывеской святого
Фиакра, покатил де Еона в Париж, отчаянно пыля и распугивая по дороге
откормленных индюков...
  В коллегии кардинала Мазарини секли не так любвеобильно. И платил за
сечение уже не родитель, а сам король. Практика - суровая вещь, и она
доказала, что еще никому из дворян розги не мешали расти и развиваться
сообразно природным наклонностям. Не ручаюсь здесь за простых французов,
но зато документально заверено, что короли Людовики с детства каждый день
просто объедались розгами!
  Маленький де Еон был резв и даровит, прекрасно воспринимая все, что
давали аббаты по строгому расписанию: анекдоты и молитвы, супы и горчицу,
розги и вокабулы.
  Незаметно для наставников он вырос в бесшабашную бестию. Последний
раз его выпороли, когда он носил в ухе крохотную сережку - признак
мужества. Иезуит отбросил прут и помог де Еону застегнуть панталоны.
  - Мы свое дело сделали, - заявил падре, ласковый. - А далее, мой
профан, пусть заботится о вас хоть сама Бастилия!
  Грудь этого сорванца уже была истыкана уколами шпаг в поединках. Зато
не было де Еону и двадцати лет, когда его - как виртуоза шпаги - признали
почетным кавалером в лучшем фехтовальном павильоне столицы. Он любил
читать Мольера, а у того сказано: "Фехтование есть искусство наносить
удары, не получая их..." И де Еону хотелось прожить всю жизнь только
нанося удары другим, не получая взамен ни одного обратного...
  Быстрыми и легкими туше, победно крича, де Еон загонял противника в
угол. Дразнил острием. Сильными батманами отбивал оружие противника.
Издевался в стремительных фланконадах.
  Разум его был изощрен и в шахматах. Королевский паж Франсуа Филидор
(тогда он был скрипачом при Марии Лещинской) приезжал из Версаля в кафе
"Режанс" - это давнее прибежище шахматистов всего мира, длинными пальцами
торопливо ставил фигуры.
  - Шевалье, - просил он де Еона, - я жду от вас гармонии ума и
бойкости фантазии... Садитесь!..
  Из коллегии Мазарини юнец выпорхнул в свет со званием "доктора
гражданского и канонического права". Гордый этим званием, как петух,
отыскавший в земле червяка, адвокат поскакал на душистую родину, где в
подвале каждого дома, в тесноте старых бочек, бродило приятное и
легкомысленное шабли.
  Постаревший отец подозрительно ковырял пальцем печати на королевском
дипломе.
  - Ну что ж, - сказал он, - пинок в жизнь ты получил, но... Куда
полетишь, сын мой? На всякий случай запомни: лучше сказать десять приятных
слов фаворитке короля, чем написать десять томов. Живи! Но я тебя.., знать
не знаю.
  Впрочем, отец вскоре умер, и де Еон получил в наследство 15000 ливров
дохода. Этого бы вполне хватило, чтобы отсылать белье для стирки если не в
колонии Сан-Доминго, то хотя бы в Голландию. Однако де Еон мог смело
заверить родню при свидетелях, что ни единого су не истратил на
"полубобров" (как назывались тогда - еще задолго до Мопассана - красавицы
полусвета).
  Высокую нравственность шевалье обстреляли картечью эпиграмм и
насмешек. Таково было время: мужья стыдились любить своих жен, а жены,
чтобы не потерять доступа ко двору, были вынуждены заводить себе
любовников.
  Вино - да, это совсем другое дело! Наш юный адвокат обожал повальное
рыцарское пьянство. Как хороши высокие прохладные бутыли, что тревожным
сном покоятся в его погребе.
  Книги - о да, конечно! Без них жизнь немыслима и пуста, словно
монашеская келья на закате солнца.
  Возвысить дух свой над страстями тела - этому он уделял немало забот
и даже посетил однажды анатомический театр.
  - Я вижу кости, груды мяса, жил и сала, - удивился де Еон. - Но я
души не вижу здесь... Нет, это не по мне!
  В 1753 году он выпустил свою книгу - "Финансовое положение Франции
при Людовике XIV и в период Регенства". Первые же похвалы пришлись кстати.
Парижский интендант, Бертье де Савиньи, как раз подыскивал секретаря из
хорошей фамилии - и де Еон заступил его место. Время для интендантов было
неспокойное. Совсем недавно толпа голодных матерей окружила коляску дофина
и кричала сыну короля прямо в лицо:
  - Пусть уберут эту потаскуху Помпадур, которая лишает нас хлеба!
Пусть только она покажется перед нами...
  Парижская голытьба не знала, что не Помпадур, а сам король
спекулировал хлебом. Франция голодала, съежившись возле промерзлых очагов.
Даже знатные дамы, чтобы протопить свои наследственные замки, дарили
любовь по странной таксе: одна ночь любви стоила десять телег с дровами.
Франция заселяла колонии каторжниками и шлюхами, которых хватали на
улицах. Иногда - хватали детей и нищих. По пять гребцов на одно весло, со
звоном и стоном, выгребали в океан тяжкие королевские галеры, и на
знаменах кораблей струились нежные бурбонские лилии.
  От Гавра до Ньюфаундленда моря сотрясались от пушек - Англия отнимала
у Франции ее американские колонии. Война между странами объявлена не была.
Но если в море встречались французы с британцами, то салютовали так: всем
бортом - залп из ядер раскаленных, и - саблю в зубы - вперед! на абордаж!
  Франция для французов казалась тогда серым обыденным хлебом, а
далекая Канада - сладким сказочным пирогом, и Англия уже вцепилась в этот
"пирог" зубами абордажных крючьев...

  ***

  - Бастилия, - говорил де Еон друзьям, - пока мне не угрожает.
Заметьте, как осмотрительна моя некрополическая муза! Живых она не
тревожит, паря лишь над свежими могилами.
  На смерть известного физика графа Пажо д'Онсан-Брэй (у которого Петр
I учился механике) он сочинил надгробную эпитафию. А вскоре умерла
молоденькая герцогиня Пантьевр, и адвокат в стихах - опять-таки на
божественной латыни - воспел ее "благоуханную" кончину.
  Де Еон ничего не потерял, до небес превознося заслуги верноподданных
покойников. В салонах Парижа вдруг разом заговорили о даровитом адвокате.
Шанфор, Бель-Иль, Мармонтель, Лагарп, Дюкло и герцог Нивернуа - вот круг
его знакомств. Ослепшая маркиза Дюдефан целовала де Еона в надушенную
голову, говоря ему при всех:
  - О-о, моя дорогая тряпица!.. - Это был верх утонченной ласковости,
ибо даже сам король называл своих дочерей воронами, какашками и швабрами...
  Вскоре, поднаторев в салонной болтовне, де Еон выпустил в двух томах
свои "Политические рассуждения об администрации древних и новых народов".
И - не прогадал: к должности секретаря прибавилась еще должность цензора
книг по истории и беллетристике. Вольтер в эти дни называл де Еона
"светлым разумом", он просил знакомых:
  - Познакомьте же меня с этим чудовищем... Но история не сохранила
свидетельства - состоялась ли их встреча. Скорее - нет. Они встретились,
правда, но значительно позже, когда слава кавалера де Еона уже щеголяла в
пышном ворохе кружевных юбок.
  Зато нам точно известно, что де Еон проник в дом аббата Берни. Это
был очень скверный стихотворец и еще худший министр Франции, ведавший
делами иностранными. Но, как утверждали женщины, Берни был весьма
"галантерейным" любовником. Вот оно! Отсюда, из дома Берни, тропинка вела
прямо в отель Бельвю, к ногам маркизы Помпадур, бойко стрекотавшей
красными каблуками туфель.

  ***

  Ну, а что еще можно требовать от лихого бургундца с серьгою в ухе, со
шпагою на боку, болтуна, пьяницы и бретера?
  Ей-ей, сам король Франции вел себя в его годы гораздо скромнее. И уж
конечно король ничего не писал (и не читал) об администрации и финансах у
народов древности!

  ЛЮДОВИК ПРОСНУЛСЯ

  Не хочется, а - придется. Сам замысел вещи и ход истории к тому нас
обязывают.
  Сядем же, по завету Шекспира, на землю, покрытую нежной травою,
пустим по кругу чашу с вином и будем рассказывать странные истории про
королей...
  О короли, короли! Простите, но ваши тени мы потревожим.

  ***

  В этот день Людовик XV проснулся поздно и, не вставая с постели,
привычно и вяло расставил руки. Вечно унылый дофин помог отцу натянуть
рубашку. Тряскими пальцами король нащупал горошины пуговок. Принц Луи
Конти, на правах сюзерена, продел ногу короля в скользкий сиреневый чулок.
  - Шевалье де Вержен, - шепнул он, - наверное, уже прибыл в
Константинополь; барон де Тотт поднимет татар, а наши эмиссары взбунтуют,
когда надо, Сечь Запорожскую.
  - Да, Порту надо пробудить, чтобы крымский хан опять тревожил русские
пределы... Не давать России покоя!
  Конти, присев на корточки, взялся за туфлю короля. Когда Людовика
обули, в спальню к нему были допущены иностранные дипломаты, состоявшие
при дворе Версаля.
  Среди них не было русского, и это наводило Версаль на грустные
размышления.