ньгах она завела неспроста: Россия просто изнывала от
хронического безденежья. Казалось бы - чего уж проще? Серебро есть.
Монетный двор под боком - только успевай чеканить. И - чеканили, а денег
все равно не было. Начиная с 1712 года в России было отчеканено 35
миллионов рублей, а в обращении к 1756 году оставалось только 3 миллиона
(32 миллиона куда-то пропало). Чиновникам от этого годами не платили
жалованья. Дипломаты того времени писали, что безденежье России можно
объяснить только страстью русского человека к зарыванию денег в землю:
никому не доверяя своих копеек, русский человек прячет их в матерь-землю.
  Отчасти дипломаты были правы. Петр Шувалов, ведавший внутренними
делами империи, тоже горячился из-за денег:
  - Матушка, что б тебе дозволить авантюру одну? Всю медь переплавить
заново... Монетки отлить вполовину менее прежних, а цену проставить в два
раза больше. А? В четыре раза выгода!
  Не соглашалась - мямлила.
  - Не хошь? Ну, тогда давай лотерею объявим, - настаивал Шувалов. -
Шут с ними, со всеми! Кто не станет билеты брать, силком выдадим заместо
жалованья. А там крутись сам, как знаешь... Опять не хошь? Да что с тобой,
матушка? Тогда сама разберись "Впоследствии, когда встала угроза
переливать пушки в монеты, эти два проекта - перечеканка денег и лотерея -
были проведены П. И. Шуваловым в жизнь.".

  ***

  А вдали от придворной бестолочи, в суровых тяготах воинских будней
разворачивалась армия России, дабы победить и удивить!
  В конце мая Фермор повел наступление в Померании, вдоль побережий.
Затем русская армия круто развернулась на юг - пошла, змеясь по дорогам,
прямо в глубину Европы. Надолго оторванная от своих баз, лишенная помощи
флота, начинала она героический рейд по немецким землям. Париж и Вена
могли ликовать: русские "медведи" согласны принять на себя главные удары
ловкого полководца Фридриха!
  Австрийцы настойчиво домогались от России, чтобы русская армия была
лишь "помощной" (придатком их армии). Но Россия пожелала остаться
самостоятельной. Шли сами. Своим путем. В желтой пыли пропадали хвосты
обозов. Гремела полковая музыка. Визжали калмыки в седлах...
  Фридрих осадил крепость Ольмюца - ключ к столице Австрийской империи.
Здесь он и застрял. Ядра кончились, а обоз с припасами не пришел, разбитый
в горах. Король понял, что попался в ловушку: имперская армия отсекла ему
пути в Богемию и Силезию. Оставалось одно - сложить знамена. И как раз в
это же время до Фридриха дошло известие, что русские уже под Кюстрином...
Смятение короля не имело теперь предела:
  - Как? Они уже под Кюстрином? Боже, но ведь Кюстрин - это дверь,
открыв которую, русские сразу попадают в Берлин...
  А он сидит здесь, у Ольмюца. Ни туда, ни сюда. Ни ядер, ни денег.
Небрит. Оборвался. Похудел. Озлоблен. Устал.
  - Вот что, милый, - сказал король курьеру, протягивая ему пакет, -
седлай коня и скачи в Силезию; с тобой письмо мое коменданту крепости
Нейсе, чтобы он готовил для меня хлеб и фураж...
  Расчет был точным: курьера сбили с лошади, а письмо короля оказалось
в руках австрийцев. Из письма им стало ясно: Фридрих решил прорваться на
Силезию. И тут же венские войска очистили Богемию, всей своей мощью встали
на путях к Нейсе, куда Фридрих, конечно же, и не собирался.
  - Мешок разорван! - сказал он. - Австрийцам кажется, что я думаю то,
что пишу, и пишу то, что думаю... Нет! Вена подождет. Сейчас важнее
русские...
  Он нанял окрестных крестьян, чтобы они поддерживали огонь в кострах
его лагеря. Потихоньку убрал свои пушки от Ольмюца, глубокой ночью отвел
свои войска. Костры горели всю ночь и потухли утром. Австрийцам остались
на память зола от костров лагеря прусского и документ за подписью короля,
подтверждавший, что он идет именно на Силезию.
  Но Фридрих уже прошел через Богемию, и - вот он, стратегический
простор Европы! Король сразу взбодрился, погнал свою армию форсированным
маршем. Палкой, палкой, палкой! Сейчас не время уговаривать... Не
отставать, скоты, или не знаете, что русские уже под Кюстрином?.. Этот
Кюстрин был дорог королю по воспоминаниям юности. В застенке Кюстрина есть
камера, где он сидел, как узник, еще кронпринцем. "Боже! - думал Фридрих.
- Сколько я тогда пережил, наивный и тщедушный юнец. Но мог ли я
предполагать тогда, что мне предстоит воевать под Кюстрином?.."
С каждой милей, пройденной в марше, нетерпение короля усиливалось, и
он говорил свите:
  - Теперь для меня главное - разрушить авторитет русской армии. Если
сейчас Россия не выдержит моего удара, тогда вся коалиция против меня
полетит вверх тормашками... Франция с Австрией - уже не вояки, в этом я
убедился!
  Комендант Кюстрина, старый матерый воин, получил от короля приказ
держаться "под страхом смерти и величайшего наказания".
  На самом разбеге своих эшелонов, когда вдали уже полыхало зарево,
короля Пруссии вдруг нежданно остановили известием:
  - Ваше величество, дальше к Кюстрину не пройти: прямо перед нами
стоит мощная армия австрийцев под командой самого Дауна...

  ПОД КЮСТРИНОМ

  Кюстрин был таков: вокруг - болота, кустарник, реки. Сама цитадель -
бастионы и равелины, верки выложены булыжником, на валгангах (по верху
вала) артиллерийские казематы. Крепость старая, еще итальянцы строили, но
очень крепкая. Вокруг нее копаны рвы с водою, и вода течет уже из Одера, -
водичка мутная, почти коричневая, пить ее не захочешь...
  Казаки с ходу, проскочив через кладбище, захватили кюстринские
предместья. Русские гренадеры - метальщики ручных бомб - вломились на
форштадты. Пруссаки укрылись за бастионами, и началась осада. Русские
мортиры открыли огонь сразу же, без промедления. Первое ядро - пошло..,
второе - пошло.., третье...
  - Давай четвертое! - кричат канониры. Четвертое - в костре, лежит на
груде раскаленных углей.
  - Сейчас поджарим и подадим, - смеются у костра. Корнцангом зацепили
его из огня, сунули в пасть мортиры.
  Шарах! - было видно, как стелется красный хвост. Вот ядро уже за
стенами города. Вот оно резко пошло на снижение. Пропало.
  - Кудыть же оно засобачилось? - почесался канонир у пушки.
  Это четвертое ядро (честь ему и слава!) угодило прямо в сарай с
сеном, и сено сразу вспыхнуло. Огонь перекинулся дальше. Начались пожары,
заполыхало... А в Кюстрине размещались главные магазины прусской армии:
зерно, пороха, обмундирование.. Вот все эти запасы теперь и горели с
треском!
  Жители города стали разбегаться по окрестностям, по лесам и деревням;
русские не препятствовали их выходу из Кюстрина, но обратно в Кюстрин
никого уже не пускали.
  Под стены осажденной крепости прибыл и сам Фермер... Сначала двигался
багаж генерала на верблюдах, потом скакали две тысячи калмыков; за
калмыками ехали трубачи и литаврщики, непрерывно играя, за оркестром
гарцевали адъютанты, оповещая о близости главнокомандующего; за
адъютантами провозили курятники; за курами, сладостно квохчущими в
клетках, показался и сам Виллим Виллимович.
  - Горит? - присмотрелся он к Кюстрину. - Калите все ядра на огне.
Пошлите парламентера с предложением о сдаче...
  Но комендант Кюстрина встретил русского парламентера залпом из пушек.
Далеко по воде Одера плыли лошади, вздернув головы с навостренными ушами,
- это чугуевцы уходили на другой берег в разведку по прусским тылам. На
виду горящего Кюстрина Фермер решил добиться такой победы, чтобы все лавры
достались только ему, и никому больше. Сейчас ему мешал боевой Румянцев, и
он вызвал его к себе:
  - Петр Ляксандрыч, бери конницу и уходи с нею к Шведту, под Кюстрином
делать твоей дивизии нечего.
  Румянцев понял: опять его затычкой в дырку, из которой живым не
выбраться. Но.., армия? Что будет с армией?
  - Разумно ли, - сказал он, - ныне корпус раздваивать и меня под
Шведтом содержать? А ежели король придет под Кюстрин? Ведь я из-под Шведта
на подмогу не доскачу - не поспею!
  - Фридрих не придет, - успокоил его Фермор, валяясь на диване,
обтянутом шелками и бархатом. - Между королем и мною стоит имперский
маршал Даун с войсками отборными, под Кюстрином же я сам справлюсь...
Пускай горит жарче - скорее выскочат из пекла.
  15 эскадронов кавалерии и 16 батальонов инфантерии - вся дивизия
Румянцева! - были отосланы к черту на кулички, на помощь шведам, и Фридрих
прослышал об этом.
  - Теперь, - сказал король, - я не сомневаюсь в успехе. Фермор,
отослав Румянцева, обессилил себя, и я его не страшусь. Сейчас мне мешает
только этот старый ночной колпак Дауна, который торчит перед моей армией...
  Но обходить армию Дауна - долгая история. Медлить тоже нельзя. Все с
интересом наблюдали за Фридрихом: как он вывернется из этого положения?
  - Идем на Дауна! - сказал король. И повел солдат напролом - прямо на
австрийцев, никуда не сворачивая. Лоб в лоб! На что надеялся король?..
Дауну доложили немедленно:
  - Король быстро движется прямо на нас.
  - Он идет не на нас! - отвечал Даун, явно злорадствуя. - Мы королю
сейчас не нужны; он идет вздуть только русских... Санкт-Петербург
утверждает, что мы плохо воюем. Но русские еще не сталкивались с самим
Фридрихом. После чего Даун распорядился:
  - Пропустить короля, и пусть он устроит русским кровавую баню, чтобы
впредь они были скромнее в своем бахвальстве...
  Австрийская армия раздвинулась, образуя во фронте брешь, и в эту
брешь австрийцы - без единого выстрела! - пропустили на русских войска
Пруссии.
  Все удивились, кроме Фридриха, - он был отлично извещен о раздорах в
союзном лагере. Король только сказал:
  - Какой отличный был забор. И какая великолепная оказалась в нем
дырка!
  Но его мучило страшное нетерпение, он оставил коляску и перескочил в
боевое седло. Напрасно его удерживали:
  - Ваше величество, вдоль дороги - кусты, а в них - пандуры!
  - Нет! Я больше не в силах ждать...
  В окружении гусар он мчался по пустынной дороге - на Кюстрин, к
Одеру, и лошади передалось волнение всадника. Длинным телом стелилась она
в галопе, гусары с трудом догоняли своего короля. В одном одичалом месте
ему крикнули:
  - Король, спасайтесь.., вы на прицеле!
  Фридрих вздыбил коня. За деревом стоял пандур и метил из ружья в
грудь ему. Король погрозил ему сухоньким кулачком:
  - Долой шляпу, мерзавец! Шляпа отлетела в кусты.
  - Опусти ружье, олух... В кого ты целишься? Мимо обалдевшего пандура
проскакали король и его гусары. Пожалуй, за все семь лет войны еще никто
не имел такой превосходной цели, как этот пандур... За лесом открылся
горящий Кюстрин; король долго смотрел на его пожары.
  - Мы опоздали, - сказал он. - Кюстрин надо отстраивать заново. Но кто
вернет мне мои магазины? Кто возвратит моей армии сто тысяч виспелей
превосходной саксонской ржи?
  Здесь, невдалеке от Кюстрина, Фридрих сомкнул свою армию с
Померанским корпусом. Образовался могучий кулак, способный протаранить
любого врага. Померанцами командовал опытный вождь Пруссии - граф
Христофор Дона, уже немало воевавший с русскими на балтийских побережьях.
  - Ну, - попросил его король, - расскажи, приятель, каково держатся
русские, когда их бьют?
  - Они стоят, как стены из камня, король!
  - Мы эти стены на днях развалим... Я привел к тебе в Померанию
силезских дьяволов. Построй же своих ребят.
  Померанцы были рослые, сильные. Прекрасно обучены, отлично
обмундированы - прямо с иголочки. Они прошли перед королем, как железные
истуканы, только ветер сдувал с париков мучнистую дешевую пудру.
  - Пух и прах, прах и пепел! - воскликнул Фридрих. - А теперь
полюбуйся, Дона, на моих силезских дьяволов...
  Ветераны Фридриха, грязные, оборванные, но злые и упрямые, прошли с
королем всю Европу, и теперь они были здесь, чтобы разбить русских... Дона
не скрыл своего восхищения силезцами.
  - Это же не люди! - засмеялся король. - Это - саранча, которая грызет
врагов Пруссии... Хруст костей стоит по всей Европе, его слышат даже в
Канаде, даже в Бразилии!
  И ушел в палатку, велел раскинуть карты:
  - Оставьте меня. Я должен помудрить наедине...

  ***

  Мудрил он недолго. Все и так было уже отчетливо видно. Фермер
отступил от Кюстрина сразу, как только король появился: он увел русскую
армию к деревне Цорндорф, где выискивал место для боевой позиции -
поудобнее и посуше...
  Фридрих распорядился:
  - Сгоняйте крестьян. Пусть строят мосты через Одер! Застучали топоры.
А в это время медные понтоны Фридрих быстро сплавил по течению, и его
армия форсировала Одер совсем не там, где их ждали русские (мост строился
лишь для отвода глаз).
  - Вот мы опять на просторе, - сказал король. - Кстати, сейчас мы
убили двух зайцев сразу: вышли за Одер и отрезали Румянцева от Фермера...
Вперед, напудренные красавцы! - обратился он к померанцам. - Вперед и вы,
мои верные голодранцы! - обратился он к силезцам. - Завтра нас ждет
бессмертие в веках... Теперь не надо мудрить: только шагать и шагать!
  Фридрих слез с коня и задал войску ритм марша. То, что он делал
сейчас, определяло исход завтрашнего сражения. Он сейчас обходил армию
России со стороны ее тылов, чтобы появиться оттуда, где никто не готовился
к встрече с ним. Пруссаки случайно нарвались в лесу на гигантский русский
вагенбург, окруженный рвами и палисадами. Здесь хранились припасы и
снаряжение для всей армии Фермера. Уже чесались у них руки, но...
  - Не останавливаться, - велел король. - Вагенбург от нас не уйдет.
Завтра он будет нашим, а сейчас - вперед, дальше...
  И этот вагенбург они тоже отрезали от армии Фермера. Румянцев
издалека уже понял, в какой капкан попались - и он сам, и армия Фермера.
Со своей дивизией он хотел пробиться обратно к Кюстрину, но было уже
поздно.., не пройти!
  - С каждым шагом, - говорил король, - я чувствую, как фортуна
поворачивается ко мне благородным мужским лицом.
  Весь день он провел на ногах, трудясь. Фридрих старательно выковывал
каркас той битвы, которая случится завтра.
  Он спалил все мосты, нужные для русской армии. Он навел мосты, нужные
для своей армии. Во все окрестности Кюстрина разослал лазутчиков. Присев к
столу, начал писать завещание.
  - Писать завещание, - сказал он де Катту, - это печальное занятие. К
сожалению, - засмеялся невольно, - это у меня уже вошло в дурную привычку.
Напишем и сейчас. Заодно, пока перо не высохло, набросаем и приказ о
предстоящей баталии...
  Лазутчики доносили ему о перестроениях в русском лагере: войска
Фермера выстраивались в боевое каре.
  - Зейдлиц, ты слышал? - живо обернулся король к своему любимцу. - Я
так и думал, не иначе... Ведь этот Фермер служил при Минихе, и сейчас он
строит у Цорндорфа "миниховское каре". Оно пригодно для войны с татарами,
но... Мы же не татары, и Фермеру не мешало бы знать это... Впрочем, -
закончил король спокойно, - пусть этот новоявленный Филидор ставит пешки,
как ему угодно. Мы же сделаем ход конем и спасем короля!..
  Весь день Фридрих следил за расстановкой фигур в предстоявшей игре.
Фермер, укрепясь при Цорндорфе, выбрал позицию для боя неудачную. Удачной
же позиции он выбрать уже не мог. Этому мешал обходной маневр прусской
армии. Король заставил Фермера встать там, где осталось свободное место.
Из двух бед Фермор выбрал меньшую. С тыла он оградил свой лагерь
болотистой речушкой Митцель, а на крутых оврагах расположил артиллерию.
Фланги же русского каре были едва прикрыты...
  - Вы видите? - сказал король. - Фермер трудится для моей славы
бесплатно. Но с таким старанием, будто я ему заплатил!
  В ночь перед боем король был весел и читал стихи. Свои стихи и стихи
любимого им Расина. Прощаясь перед сном с секретарем де Каттом, король
дружески поднес ему тарелку, доверху наполненную прозрачным и чистым
виноградом.
  - Такая ночь.., такая волшебная ночь! - вздохнул король, посмотрев на
звезды. - Ешьте, мой друг, виноград... Кто знает, придется ли нам есть его
завтра?

  ***

  В русском лагере уже спали, только возле одной офицерской палатки еще
долго трещал костер. Шла игра в карты. А поодаль, вдрызг проигравшийся,
сидел Григорий Орлов. Было ему скучно, и нехотя жевал он краюху черствого
хлеба.
  - Черти! - просил иногда. - Дайте и мне метнуть.
  - Икрой, что ли, метать будешь? - отвечали ему игроки.
  Денег и впрямь не было. Аргамаков сдуру предложил:
  - Гришка, приволоки нам сюда адъютанта Фридрихова! Мы тебе за это,
ей-ей, все долги скостим и еще вина поставим...
  Орлов молча отошел от костра. Вскоре послышался мягкий топот копыт -
по краю дороги легкой тенью пролетел всадник.
  Игроки, побросав карты, вскочили на ноги:
  - Гришка! Ты что, рехнулся?.. Мы пошутковали, Гришка!..

  ***

  Фермер был разбужен матерной бранью часовых. Кто-то барахтался в
приделе шатра, отыскивая заполог. Шпоры разрывали голубую парчу. В
курятниках забеспокоились куры. Фермер прижег одну свечу от другой, взвел
тугие курки пистолета.
  - Ну-ну, - сказал. - Кого там нечистая сила несет? Ввалился к нему
Орлов и скинул с плеча своего, будто мешок, прусского офицера. Вырвал кляп
ему изо рта - представил:
  - Адъютант королевуса прусского.., граф Шверин!
  - Хорошо, голубчик, - зевнул Фермор. - Но что же вы, не спросясь,
меня перед баталией будите? Идите, не мешайте...
  Граф Шверин был очень удивлен, когда его похититель сказал на
добротном немецком языке:
  - Любезный граф, вы ложитесь на спину, а я преклоню вам голову на
живот... Что поделаешь, - говорил Орлов, устраиваясь поудобнее, - я не
привык спать без подушки...
  Фермера скоро опять разбудили. Был всего пятый час утра. За пологом
шатра проснулся и принц Карл Саксонский, который страстно желал "проявить"
себя в баталии, дабы заполучить от щедрот России корону герцогов
Курляндских.
  - Разбудите и барона Сент-Андре, - сказал Фермор. Подняли с постели
представителя Вены при русской ставке. Сент-Андре срочно явился, позевывая
сладчайше, в роскошном халате и атласных туфлях. Над ланкартами трепетно
дымили свечи.
  - Что случилось? - спросил Сент-Андре.
  - Нас окружили, - сообщил Фермор. - Король отрезал нас поначалу от
Румянцева, отсек и от связи с вагенбургами. Фридрих стоит так близко, что
я затылком чувствую его дыхание.
  - Надо менять весь фронт, - посоветовал Сент-Андре. - И старайтесь
поскорее разломать каре, построенное нами. Войска следует выводить в
обычную линию...
  - Вы так находите, барон? - нахмурился Фермор.
  - А иначе.., сложить знамена! - подсказал принц Саксонский.
  Лагерь ожил. Перестроение, столь спешное, вызвало замешательство.
Вторые линии войск становились теперь первыми. Первые - вторыми. Каре с
треском разламывалось. Левый фланг становился правым флангом. Офицерам,
особенно полковникам, спросонья предстояло быстро переубедить себя в
правилах диспозиции. Разом все оказалось наоборот. Великая неразбериха в
обозах уже началась. Артиллерия путалась среди повозок...
  Перестроение продолжалось до утра, но так и не закончилось. Король
ждать не стал и открыл сражение - решающее сражение Семилетней войны,
которое вошло в историю народов под названием - Цорндорф!

  ЦОРНДОРФ

  Рано-рано утром, еще не рассвело, Фридрих проехал через свой
компанент, говоря солдатам:
  - Враг жесток и опасен. Будьте же беспощадны и вы! Сегодня мы должны
забыть о жалости к побежденным...
  Теперь, когда все было решено, он не спешил, и баталия! началась лишь
в девять часов утра. Никто из генералов Пруссии никогда не знал - как
откроет Фридрих сражение.
  Но у короля был давний излюбленный прием, проверенный в викториях.
  - Косая атака! - провозгласил он...
  Русские священники еще проезжали вдоль рядов своих войск - верхами на
лошадях, с хоругвями, кропили воинов водицей с рыжих метелочек. Солдаты
вынимали кожаные манерки, наспех делали глоток-другой водки и кричали
согласно:
  - Виват Россия-а!..
  Цорндорф уже горел, разделяя противников. Гусарские эскадроны
Фридриха обходили русский лагерь во флангах. Неторопливо переползая через
холмы и балки, неумолимо двигался классически четкий прусский строй.
Медленно развернулся он в линию боевого порядка.
  Над соседним лесом, за которым п