чтобы я вернул им свои долги, уже давно протухшие от старости!
  Людовик хлопнул его по плечу:
  - Я расплачусь за вас, мой славный шевалье.
  И король вывел де Еона на балкон - явил его толпе:
  - Французы! Вот человек, который привез нам мир...
  - Урра-а.., мир, мир, мир!
  Людовик захлопнул за собой балконные двери, и сразу в комнатах
Версаля наступила тишина, словно в пустой банке.
  - Я благодарен вам за мир, - сумрачно произнес король. - Теперь как
раз пришло время, чтобы подумать о войне...
  Де Еон, приложив ладонь к сердцу, склонился в поклоне:
  - С рвением еще большим я готов трудиться на благо военных подвигов
вашего королевского величества!

  НА КОНЕ - В КАПИТОЛИЙ

  Нивернуа недаром прозвали "сильфом" - он никак не мог усидеть на
месте. Лондон уже осточертел ему, и герцог засыпал друзей и министров с
просьбами об отозвании его. В этих просьбах смешалось все в одну кучу:
зайцы и подагра, туманы Лондона и любовь к графине Рошфор, басни и
капуста, политика и пудинги, которых Нивернуа органически не переваривал.
  Надо было подыскать замену, и Прален вспомнил графа Герши - того
самого Герши, который получил пощечину от де Еона на берегу Везера.
  Прален не замедлил с отозванием Нивернуа.
  - Ваше величество, - доложил он Людовику, - с вашего соизволения на
место Нивернуа я назначаю графа Герши.
  - Выскажитесь в пользу Герши, - произнес король.
  - Имею к тому три довода. Вот первый: Герши в стесненных
обстоятельствах - и службою поправит свои дела...
  - Второй!
  - Маркиза Помпадур, - напевал Прален, - будет недовольна, если
Нивернуа заменят кем-либо из банды графов Брольи.
  - Хм.., из банды? Ну, ладно. А третий довод каков? Прален помялся, но
король одобрил его вялой улыбкой:
  - Смелее, Прален! Мы же старые друзья.
  - Вашему величеству уже известно о той упоительной связи, которую я
пылко поддерживаю с женою графа Герши.
  - Вы настоящий мужчина, Прален! - похвалил его король. - Но последний
ваш довод мы переставим на первое место, ибо он самый существенный, и граф
Герши да будет послом в Лондоне.
  Назначение было заверено, и только тогда Прален сознался:
  - Правда, сир, нас ожидает с Герши маленькое неудобство.
  - Что такое?
  - Дело в том, что этот старый осел Герши совсем не умеет писать
грамотно. Право же, нет глупее человека во Франции!
  - Это уже не столь важно, - вслух подумал Людовик. - Герши не
виноват, что у него были плохие родители. А писать за него станет кавалер
де Еон... Кстати, - добавил король, - этот шевалье как раз из "банды
Брольи".

  ***

  Лучше бы король не говорил этих слов. Прален люто ненавидел семейство
Брольи - соперников Шуазелей, и тут же министр решил выбить из седла и
самого де Еона. Этот шевалье, по мнению Пралена, и без того получил немало
славы. Париж ласкал его как дипломата, дуэлянта, шахматиста и писателя.
"Налоги в древности и во Франции" - эта книга де Еона теперь имела еще
больший успех, нежели раньше; ее читали повсюду.
  - Говорят, он пишет что-то о России, которую любит и куда его тянет,
словно задорного петуха на мусорную свалку... - так негодовал Прален.
  Однажды де Еону случилось быть в обществе у писателя Сен-Фуа; шевалье
подвыпил и разошелся вовсю. Здесь же присутствовал и министр Прален,
который подлил масла в огонь.
  - Говорят, - сказал он, - вы имеете какое-то особое мнение об этой
ужасной баталии, когда герцог Субиз...
  - Это подлец известный! - прервал министра де Еон. - Мнение же мое
совсем не особое, а лишь честное, ибо я свидетель мужества графов Брольи...
  Этого было вполне достаточно, и Сен-Фуа шепнул ему:
  - Как вы неосторожны! Мой совет вам: скорей уезжайте в Англию.
  - Опять секретарем посольства? Сен-Фуа подошел к Пралену и намекнул
ему на желание де Бона быть послом в Лондоне, а не секретарем миссии.
  - Сорванец не помрет от скромности, - хмыкнул Прален...
  Но тут де Еону помогло нетерпение "сильфа" Нивернуа, который усиленно
рвался из Лондона в объятия графини Рошфор и к тарелкам с соусами
парижской кухни.
  Нивернуа предложил Пралену:
  - Чтобы спасти меня, сделайте де Еона до приезда сюда Герши хотя бы
министром-резидентом. Честолюбие этой бестии будет удовлетворено, а потом
отправляйте его хоть курьером в Россию, где шевалье наверняка сопьется на
еловых ликерах.
  Герши согласился на присвоение де Еону дипломатического ранга
поверенного в делах. Но тут же мстительно добавил:
  - России он тоже не увидит. Свои пороки он может развивать до предела
в колониях Вест-Индии, куда я упеку его на съедение кобрам и тиграм...
  Нивернуа, едва нога де Еона коснулась берега Англии, сразу же
упорхнул на родину. Начинался самый счастливый период в жизни молодого
дипломата де Еона. Облеченный личным доверием Людовика, шевалье был
отлично принимаем Георгом III; в обществе поговаривали, что де Еон имеет
какие-то таинственные шашни с самой королевой Англии - Шарлоттой из дома
Мекленбург-Стрелицкого.
  - Это все глупости, - отвечал де Еон, когда ему намекали на
интимность. - Лучше считайте меня уродом, но только не человеком,
способным тратить время на бесполезные любезности...
  И он был прав: шла крупная подпольная игра в два банка сразу. Одной
рукой де Еон проводил политику наступившего мира, а другой - готовил
войну. Две перчатки: бархат и железо! Людовик считал себя униженным
срытием редутов Дюнкерка и желал отомстить британцам высадкой десанта в
Шотландии (старая его идея).
  Перед отъездом в Лондон де Еон имел аудиенцию с королем - строго
секретную.
  - Вы получите приказания через графа Брольи, который, будучи сослан
мною в деревни, продолжает руководить моим "секретом". Сразу же начинайте
рекогносцировки вдоль побережья Англии. Глубокая тайна! - подчеркнул
король в своем напутствии. - А чтобы тайну легче было сохранить, я
назначаю вашего храброго родственника - маркиза ла Розьера исследовать
берега Англии...
  "Аминь - король - Бастилия!" - эти слова преследовали де Еона даже во
сне.
  Теперь в руках де Еона оказались все отмычки военного заговора короля
против Англии. По вечерам, запыленный и усталый, возвращался в посольство
шпион ла Розьер, из своих сапог выгребал кроки укреплений побережья
Англии; все планы войны хранились у де Еона в спальне.
  - Тайна слишком велика, чтобы доверять ее подушке, - сказал он
однажды. - Мы, конечно, не выдадим секрета короля, но... Вы же знаете,
Розьер, какие остолопы у нас министры. Король правильно делает, не
посвящая их в свои планы.
  Был срочно вызван из Парижа еще один родственник де Еона - молодой
красивый забулдыга Шарль де Еон де Мулуаз. Зарядив пистолеты и выставив
перед собой длинный ряд бутылок, он теперь, как собака, сторожил документы
новой авантюры Людовика.
  А де Еон, по примеру своего "сильфа", продолжал швыряться деньгами.
  Он так привык широко жить, что реально перестал представлять для себя
ценность денег. Он просто замусорил Англию деньгами. Нивернуа давным-давно
растратил кассу посольства, н теперь де Еон черпал золото из банков
Лондона, не брезгуя и частными карманами. Долги сказочно росли - как
лавина над пропастью.
  - Но это же не мои долги, - утверждал де Еон. - И я не скрываюсь от
кредиторов. Вот мой домашний адрес - пожалуйста, можете записать: Франция,
Версаль, король!
  Зато де Еон был великолепен, блистая в Сент-Джемском дворце. Он делил
свои досуги между болтовней с умной принцессой Бовэ и разговорами с
академиком Кондамином, недавно вернувшимся из джунглей Бразилии; он крупно
играл с адмиралом Феррерсом и беседовал с ученым Лаландом о тайнах
небосвода. Но никто не должен был догадываться, что в его напудренной
голове зреют черные замыслы войны.
  Людовик был весьма доволен работой своего тайного агента:
  - Де Еон всегда приносит мне удачу. Смотрите, он так очаровал
англичан, что мы уже пять месяцев не бросили ни одной лопаты земли, чтобы
срыть Дюнкерк! А это чего-либо да стоит...
  Лондон прислал в Париж нового английского министра-резидента сэра
Нэвиля, но Людовик решительно его не принял.
  - По существующим нормам этикета, - заявил Прален, - король Франции
может принять аккредитивные грамоты только от дипломата, который рангом
никак не ниже ранга посланника...
  Вот тут-то Англия и встала на дыбы! Снова поднялся шум вокруг
продажности парламента. Англичане ведь - не зрители, а постоянно
действующие лица в делах своего государства. И они своего Бьюта только что
на улице не били, но бить уже собирались. Нивернуа упорхнул вовремя: в
Лондоне прямо называли ту сумму, за которую были куплены статьи мирного
Парижского трактата.
  Но особенно возмущало англичан то, что Людовик не принял их Нэвиля;
как он смел это сделать?
  - Наш король, - кричали ораторы на улицах, - ведь принял де Еона,
который тоже не имеет ранга посланника! Так пусть же и король Франции
примет нашего Нэвиля...
  Положение надо было как-то спасать, и дворы Сент-Джемский с
Версальским сошлись на компромиссе:
  - Сэр Нэвиль да станет полномочным министром Англии!
  Прален, скрепя сердце, был вынужден повысить в ранге де Еона:
  - Де Еон и де Бомон да станет полномочным министром при дворе короля
Англии...
  Получив грамоты, шевалье подпрыгнул до потолка:
  - Ура! Жизнь прекрасна... Мне всего тридцать лет, я знатен и не знаю
счета деньгам. И я - посол... Трепещи же, гордая Англия, скоро мы тебя
покараем!

  ***

  Ото всех этих неприятностей жизни де Еон даже похорошел. В Лондоне
скоро привыкли к его девичьей фигуре, к его бойкому звенящему голосу, к
маленьким рукам, упрятанным в пышную муфту.
  "Наша парижанка де Бомон", - говорили англичане, словно не замечая,
что "парижанка" пьет крепкое вино, а выражается порою еще крепче, как и
положено драгунскому капитану.
  - Я въехал на своем коне в Капитолий, - сказал однажды де Еон своим
братьям, и ответили ему братья - скептически:
  - Помни, однако, что от Капитолия совсем недалеко до Тарпейской
скалы, под которой бушует гневное море, и немало людей нашло свою гибель
на виду Капитолия - под этой скалой...

  ЕКАТЕРИНИАНСТВО

  До Петербурга докатилась весть о быстром взлете карьеры де Еона, и
Воронцов поздравил его письменно.
  "Примите мои поздравления, - сообщал ему русский канцлер, - по случаю
того, что ваше министерство отдает в различных случаях справедливость
вашим талантам, в чем я, - заканчивал Воронцов, - также искренно
участвовал..."
Положение же самого канцлера было сейчас шатким. Русская помпадурша
Лизка Воронцова приходилась ему сродни, и оттого канцлер имел немалые
выгоды в Петровом правлении. А потому, когда взошла на престол Екатерина,
присягнуть ей отказался.
  - Государь ишо жив, - вещал Воронцов, тряся париком, - как же я
преступлю клятве прежней?
  И только когда зарыли Петра, словно пса смердящего, в глухом конце
Невской першпективы, лишь тогда присягнул канцлер и стал поджидать опалы.
Тихий и смирный. Ко всем почтительный...
  Достойно удивления, но Людовику очень нравился Петр III.

  "Сумасбродное поведение царя и его преданность нашим врагам не имели
ничего опасного для нас, - писал тогда граф Брольи. - Они разрывали
согласие между нашими дворами, предоставляя Франции полную свободу, чтобы
снова восстанавливать турок и поляков против русских..."

  А вот как выразился однажды сам Людовик.
  - Вы уже знаете, - сказал король, - и я повторяю это теперь
совершенно ясно: моя политика по отношению к России клонится лишь к
удалению ее, насколько это возможно, ото всех европейских дел! Ввергнуть
Россию обратно - во мрак хаоса, анархии и невежества, вот чего бы я хотел
лично как король Франции!
  И когда взошла на престол Екатерина, Людовик замыслил против России
авантюру: Бретелю было поручено отыскать связи с царем Иоанном
Антоновичем, намертво запертым в Шлиссельбурге... Легко сказать - отыщи
связи, но как? Кучера об этом не спросишь. Шлиссельбург охранялся пушками.
А, по слухам, сам Иоанн Антонович был таков, что и слова произнести внятно
не умел. Бретель, абсолютно беспомощный, толкался в передних Зимнего
дворца, и Екатерина предупредила своих придворных и канцлера:
  - Удвойте внимание к послу Франции, будьте с ним любезны и вежливы,
но не более того... Подозреваю я!
  Бретель сам понял, что бесполезен в России, и отпросился в
Стокгольм... Прощаясь с ним, Екатерина сказала жестко:
  - Не говорите мне высоких слов о дружбе! Если ваше правительство
такое чистосердечное, каким вы мне его изображаете, то откровенность
Версаля является еще одной фальшью... И однако, - добавила Екатерина, -
России печально не быть с Францией!
  А канцлер Воронцов, тихий и покорный, сидел дома и поджидал опалы. Но
опалы все не было и не было... Почему?
  На это у Екатерины были свои причины, и здесь она показала себя как
очень хитрый и тонкий политик. Екатерина сознательно не трогала Воронцова.
Ведь он был другом Франции, и она подчеркнуто, оставляла его на высоком
посту канцлера, давая этим понять всей Европе, что Россия верна заветам
Петра Великого, который так страстно добивался дружбы именно с Францией!
  Это было, конечно, умно придумано Екатериной, но Версаль и здесь не
захотел ее понять. Воронцов до 1763 года болтался на виду Версаля, вроде
жирной и вкусной наживки, но Людовик - сонной рыбиной - проплыл мимо
России, боясь крючка под наживкой или просто не разглядев Воронцова...
  Два больших корабля - и Россия и Франция! - после совместной баталии
теперь медленно расходились бортами в разные стороны и уплывали своим
курсом.., в беспределье, в безвременье.
  Печально это, читатель. Очень печально!
  Франко-русский союз оказался недолгим, непрочным, он не выдержал
испытания огнем и временем. Русский историк К. Гринвальд, живущий и
работающий во Франции, пишет:

  "...союз, заключенный Людовиком XV и Елизаветой, возник, очевидно,
преждевременно. Потребовалось еще сто лет, чтобы правящие круги Франции
осознали размеры германо-прусской опасности и значение России для
поддержания европейского равновесия..."

  Сначала мы воевали с Францией - в 1812 и в 1854 годах.
  Потом мы стали дружить с Францией, и в двух колоссальных мировых
битвах кровь русская перемешана была с кровью французской. Наши маршалы
носили ордена Франции, наши ордена носят летчики Франции... Отделенная от
нас Польшей и Германией, эта страна близка нам, русским. Может быть,
причиной тому искусство - музыка, литература, живопись. Искусство - оно
сближает народы!

  ***

  Корабль Франции уплыл от России, и Воронцов дождался опалы. На его
место - управлять всей внешней политикой - явился деловитый Никита Панин с
докладами точными - как алгебра:
  - Англия! Особый интерес в нас имеет, паче того - негоциацию: хлеб,
пенька, смола, лес. Но в земли восточные проникнуть через наши же просторы
желает, и вредила и вредить еще будет.
  - Австрия! На наших же штыках желает с турками совладать, но поблажки
не жди, матушка: славян, нам кровных, содержит в рабстве своем не слабее
турок. И на Дунай пойдет Русь наша с боями великими через венскую
хитрость, через козни венские.
  - Пруссия! Фридрих спит и видит, умаявшись в борьбе с нами, как бы
ему Польшу разодрать, благо страна сия ныне самая безобидная стала, и до
союза с нами, матушка, Фридрих весьма охоч будет. Держать же короля станем
на привязи; иной раз пруссаков и подкормить не грех, дабы не
закочевряжились...
  Никита Иванович с достоинством поклонился:
  - Вот каково тебе досталось, матушка, наследство от прошлого: прими и
владычествуй нам в радость.
  И в ответ Панину поклонилась Екатерина - с иронией:
  - Хороший же узелок завязала покойница Елизавета! Однако не из
пужливых я, сам ведаешь. И мыслю наперед тако: первое есть и наиглавнейшее
- воссоединить с Великой Русью народы украинский и белорусский. Турцию,
дабы не алкала более крови славянской, усмирить войною! И на веки веков
стоять от Черного до Балтийского моря крепко. Во всю ступню! России быть в
первом ранге, говорила не раз покойница Елизавета, и в том я с нею
полностью согласуюсь...
  Примчался из ссылки опальный Бестужев-Рюмин, "Меня-то, меня забыли!"
- так и было написано на его лице. Но императрица андреевскую ленту на
грудь ему повесила, и - от ворот поворот.
  - Немыслимо, - призналась Екатерина Орлову, - быть ему при моей
особе: тетушку продавал, и меня продаст, ворон!
  Старый карьерист не хотел сдаваться так просто. Бестужев выдвинул в
сенате подхалимский проект: сразу же (!) присвоить Екатерине титул "матери
Отечества" и немедля окрутить ее с Григорием Орловым.
  Бестужев действовал активно. Заручился поддержкой духовенства,
собирал под своим проектом подписи вельможные. Гришка обрадовался, что
царем станет, но Екатерина повелела проекты Бестужева бросить в печку и
забыть о них, как о бессовестных.
  - Я и сама, как женщина вдовая, вольна собой располагать. А ты,
Петрович, - сказала она бывшему канцлеру, - не суетись шибко, коли
кавалером андреевским стал, и езжай куда-нибудь к водам теплым. Пора тебе
о здоровье своем поразмыслить...
  Вельмож века Елизаветы, что поседели в кознях и хитростях, она
осыпала милостями, но разогнала их умирать своей смертью по задворкам
империи. Теперь, в канун решающего часа жестокой битвы с Турцией, России
требовались новые дипломаты и молодые полководцы - не чета старым.

  ***

  Мы не прощаемся с Россией, как это сделал де Еон. Мы, читатель, еще
вернемся к России.

  ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

  ПРЕВРАЩЕНИЯ

  ЗАНАВЕС

  Просматривая однажды "Опыт российской библиографии" известного
Сопикова, я под ј 4007 обнаружил наличие на Руси книги с таким
сногсшибательным заглавием:

  "Жизнь, достойная примечания прежде бывшего Кавалера д'Эона, а
нынешней Г-жи д'Эоны де Бомонтъ. Переводъ с немецкого С. В."

  Книга была выпущена в Москве "с указного дозволения" в 1787 году,
всего в 56 страниц серой шероховатой бумаги, на какой вообще печатались
тогда книги. Ко времени выхода в свет каталога Сопикова (1815 год) книжица
стоила ерунду - 25 копеек.
  Но через семь лет, включенная в смирдинский каталог под ј 3402, она
уже обозначилась, как редкость, в цене двух рублей. Сумма немалая! Значит,
почему-то в русском обществе возрос интерес к личности де Еона.
  Но тогда совсем не это меня поразило. А.., сама суть.
  "Как же так? - недоумевал я. - Был кавалер, а стал дамой... Может,
ошибка издателя на титуле или курьез природы?"
С этого времени я внимательно следил за каждым упоминанием имени де
Еона в нашей богатой исторической литературе. Не ленился собирать о нем
сведения везде, где только можно. Мне повезло: в моей библиотеке собрано,
вероятно, все, что касается де Еона.
  И постепенно - не сразу! - у меня в душе сложилось убеждение:
поведать любопытному читателю необыкновенную историю жизни этого странного
и незаурядного человека.
  Из предыдущего читатель знает, что король Франции составил заговор
против своих министров. Но "секрет короля" переживал тяжелый кризис:
абсолютизм Франции входил в полосу климактерии, после чего последуют
бессилие и бесплодие.
  На авантюрах и вранье прожить трудно. Даже королям!
  Именно в личной судьбе де Еона полнее всего и отразилась вся
никчемность личной дипломатии королей. А точнее сказать - вообще
европейской дипломатии XVIII века...
  Как следует отточим шпагу и заострим перо, - в этой части книги нам
предстоит особенно часто ими пользоваться!
  Итак, пусть взовьется занавес перед последним актом человеческого
ничтожества, и на том багровом занавесе да будут начертаны слова из
"Торжествующего хамелеона":
  "Сие поистине одне токмо французы производить способны!"

  ***

  Людовик был удручен, и это заметили многие.
  - Терсье, - сказал король поверенному своих тайн, - наш де Еон
прислал несколько писем из Лондона, и очень странных писем. Вы не
находите? Или назначение послом вскружило ему голову?
  - Если так, - отвечал Терсье, - то наша дорога дальше опасна, ибо
вожжи сейчас в руках этого молодца!
  - Вот именно. Я уже говорил с Праленом, и министр советует отозват