аждут простого человеческого общения. Вновь и вновь она ловила себя на поразительной мысли: эти люди ничем не отличаются от простых смертных. Они также страдают от мозолей и от расстройства желудка, ломают ногти и переживают из-за растущих животов. Разумеется, нашлись несколько особей - в основном это были дамы неопределенного возраста, - которые относились к Рэйчел с нескрываемым высокомерием, но с подобным снобизмом она сталкивалась нечасто. Как правило, ее встречали приветливо и доброжелательно. Не раз ей доводилось слышать, что она - именно та женщина, которую так долго искал Митчелл, и все радовались, что его поиски наконец увенчались успехом.
     Поначалу она не слишком много рассказывала о себе. Если кто-то интересовался ее прошлым, Рэйчел старалась напустить побольше туману. Но постепенно она прониклась к своим новым знакомым доверием и стала откровеннее рассказывать о своей семье и о детстве, проведенном в Дански. Само собой, среди ее собеседников находились такие, чьи глаза недоуменно стекленели при упоминании о том, что западнее Гудзона тоже идет жизнь, но в большинстве своем люди жаждали узнать хоть что-то о мире менее замкнутом и менее тесном, чем их собственный.
     - Скоро ты убедишься - куда бы ты ни пошла, встретишь одни и те же старые кислые рожи, - как-то заметила жена Гаррисона, Марджи, известная своей язвительностью и бесцеремонностью. - Знаешь почему? В Нью-Йорке осталось всего двадцать важных персон. С твоим появлением - двадцать одна. Вот мы и шляемся по одним и тем же вечеринкам, заседаем в одних и тех же комитетах и все такое прочее. И, откровенно говоря, мы до чертиков надоели друг другу.
     Они с Рэйчел стояли на балконе, разглядывая сверху блистательную нарядную толпу, которая насчитывала никак не двадцать, а несколько сотен человек.
     - Понимаю, какой вопрос вертится у тебя на языке, - усмехнулась Марджи. - Но знай, это все игра зеркал.
     Порой случалось, что чье-нибудь замечание приводило Рэйчел в растерянность. Как правило, такие замечания были обращены не к ней, а к Митчеллу, но в ее присутствии.
     - Где ты ее отыскал? - спросил у Митчелла один из приятелей; вряд ли он хотел обидеть Рэйчел, но она почувствовала себя вещью. Приятель Митчелла словно желал знать, где продаются такие, чтобы при случае сделать подобную покупку.
     - Они просто завидуют, что мне так повезло, - улыбнулся Митчелл, когда она призналась, что ей неприятна подобная бестактность. - Никто и не думал тебя оскорблять.
     - Я знаю.
     - Если тебе наскучили подобные сборища, мы можем послать их ко всем чертям.
     - Нет, почему же. Я хочу лучше узнать всех твоих знакомых.
     - В большинстве своем они нагоняют тоску.
     - То же самое говорит Марджи.
     - Я смотрю, вы с ней подружились?
     - О да. Она мне нравится. Она ни на кого не похожа.
     - Тебе стоит знать, что у нее серьезные проблемы с алкоголем, - сухо заметил Митчелл. - Последние два месяца она держится, но в любой момент может сорваться.
     - И давно она...
     - Стала алкоголичкой? Да, давно.
     - Может, я сумею ей помочь, - сказала Рэйчел.
     Митчелл коснулся губами ее щеки.
     - Моя добрая самаритянка. - Он снова поцеловал ее. - Попробуй, конечно, но не будь слишком самонадеянна. И не обольщайся насчет Марджи. У нее за пазухой слишком много камней. Она ненавидит Лоретту. И не думаю, что ко мне она питает добрые чувства.
     Настал черед Рэйчел вернуть поцелуй.
     - Разве тебя можно не любить? - спросила она.
     - Это чертовски трудно, но Марджи как-то ухитряется, - усмехнулся Митчелл.
     - А ты, я смотрю, сам от себя без ума.
     - Я? Ничуть. Как тебе такое взбрело в голову? В нашей семье я - самый скромный.
     - Вот уж не думала, что такое бывает.
     - Скромный Гири?
     - Именно.
     - Хм. - Митчелл задумался на несколько мгновений. - Знаешь, бабушка Китти, пожалуй, заслуживала подобного определения.
     - Ты любил ее?
     - Да, - кивнул головой Митчелл, и в его голосе зазвучала теплота. - Она всегда была такой доброй, такой ласковой. К концу жизни немного свихнулась, но я все равно ее любил.
     - А Лоретта тебе нравится?
     - Ну, она никогда не свихнется, это точно. Она самый здравомыслящий член нашей семьи.
     - Ты не ответил. Как ты к ней относишься?
     Митчелл пожал плечами.
     - Лоретта есть Лоретта. Ее надо принимать как дурную погоду. Как бурю или град.
     К тому времени Рэйчел встречалась с Лореттой всего два или три раза, и впечатление, которое произвела на нее жена Кадма, было прямо противоположным. Лоретта показалась ей очень спокойной и сдержанной, это впечатление усиливалось тем, что все ее туалеты были выдержаны в неброской бело-серебристой гамме. Несколько вызывающе смотрелись лишь головные уборы в форме тюрбанов, к которым Лоретта явно питала пристрастие, да яркий, хотя и безупречный макияж, подчеркивающий изумительный фиалковый оттенок ее глаз. С Рэйчел она держалась приветливо и любезно, и в ее мягких манерах не было ничего настораживающего.
     - Знаю, о чем ты думаешь, - сказал Митчелл. - Ты думаешь, Лоретта просто несколько старомодная пожилая дама, и мой жених возводит на нее напраслину. И верно, Лоретта - это всего лишь старомодная пожилая дама. Но попробуй только задень ее.
     - И что будет?
     - То, что я тебе сказал. Поднимется буря. Особенно ревниво она относится ко всему, что связано с Кадмом. Не дай бог, она услышит, как кто-то осмелится задеть его хоть словом. Перегрызет обидчику глотку без всякого сожаления. "Если бы не Кадм, у вас бы сейчас и двух центов не было", - вечно твердит она. И она права. Без него мы бы все пропали.
     - Что же будет, когда он умрет?
     - По-моему, смерть не входит в его намерения, - абсолютно без иронии произнес Митчелл. - Он будет жить, пока кто-нибудь из нас не завезет его на Лонг-Айленд и не придушит. Извини. Неудачная шутка.
     - Ты часто об этом думаешь?
     - О том, что случилось с отцом? Нет. Я вообще об этом не думаю. Вспоминаю, только когда выходит очередная книжонка, утверждающая, что его убийство было делом рук мафии или ЦРУ. Меня уже тошнит от всех этих идиотских выдумок. Наверное, мы никогда не узнаем, что произошло на самом деле, так что толку ломать себе голову? - Митчелл провел рукой по волосам Рэйчел. - Тебе не о чем волноваться, - продолжал он. - Если завтра старик умрет, мы разделим его пирог, только и всего. Кусок Гаррисону, кусок Лоретте, кусок нам. А потом мы с тобой... Мы просто исчезнем. Сядем на самолет и улетим отсюда прочь.
     - Если хочешь, мы можем улететь прямо сейчас, - улыбнулась Рэйчел. - Мне не нужна твоя семья, и я вовсе не любительница светской жизни. Мне нужен только ты.
     Он тяжело вздохнул.
     - Уверен, так оно и есть. Но весь вопрос в том, где кончается семья и где начинаюсь я.
     - Я знаю где, - прошептала Рэйчел, прижимаясь к нему. - И я знаю, кто ты на самом деле. Ты человек, которого я люблю. Все очень просто.

2

     Но на самом деле все было не так просто.
     Рэйчел вступила в очень узкий круг: жизнь его членов считалась достоянием общественности, хотели они того или нет. Америка желала знать все о женщине, которой удалось похитить сердце Митчелла Гири, и то, что совсем недавно эта счастливица была ничем не примечательным созданием, лишь подогревало интерес. Люди не желали упустить ни единой подробности ее волшебного преображения. На глянцевых обложках красовались ее фотографии, а авторы колонок светской хроники захлебывались желчью: взгляните, вот Рэйчел Палленберг в платье, которое совсем недавно она не смогла бы купить, даже выложив всю свою годовую зарплату; вы видите, это улыбка женщины, получившей то, о чем она не смела и мечтать. Подобное счастье не может длиться долго, оно быстро приедается. Те же самые читатели, что в феврале и марте приходили в восторг от истории современной Золушки, в апреле и мае радовались счастью молодой продавщицы, ставшей принцессой, в июне опечалились, узнав о назначенной на осень свадьбе, а в июле уже мечтали вывалять новоиспеченную принцессу в грязи.
     Кто она такая, эта воровка, лишившая тысячи женщин заветной мечты? Вряд ли в реальной жизни она так мила, как на фотографиях, таких людей просто не бывает. У нее есть свои темные секреты, в этом нет ни малейших сомнений. Как только было объявлено о готовящейся свадьбе, репортеры принялись землю носами рыть, пытаясь извлечь эти секреты на свет. Они считали своей священной обязанностью сообщить миру какую-нибудь скандальную подробность из прошлого Рэйчел Палленберг прежде, чем она облачится в белое платье и станет Рэйчел Гири.
     Любители покопаться в чужом грязном белье не оставляли в покое и Митчелла. Журналы изобиловали историями о его прошлых романах, приправленными откровенным вымыслом. Газетчики наперебой вспоминали о дочери некоего конгрессмена, безнадежной наркоманке, которую Митчелл бросил без всякого сожаления, о его пристрастии к морским путешествиям в сопровождении небольшого гарема парижских фотомоделей, о его пылкой привязанности к Наташе Марли, модели, которая совсем недавно вышла замуж за монарха какой-то крошечной европейской страны, тем самым - согласно достоверным источникам - вдребезги разбив сердце Митчелла. Одному из наиболее прытких журналистов удалось отыскать даже однокурсника Митчелла по Гарварду, сообщившего, что тот был любителем едва оформившихся девочек-подростков. "Если на поле выросла трава, значит, можно играть в футбол", - якобы частенько повторял юный сластолюбец.
     Чтобы убедить Рэйчел в том, что все это не стоит принимать близко к сердцу, Марджи как-то притащила ей целую кипу старых журналов - ее домоправительница, Магдалена, хранила их с той поры, когда Марджи только вышла замуж за Гаррисона. Все они были полны столь же язвительными, столь же бесцеремонными и столь же далекими от действительности статьями. И хотя хрупкая, изящная, сдержанная Рэйчел была полной противоположностью крупной, громогласной, обожавшей яркие крикливые наряды Марджи, обе женщины ощущали себя сестрами по несчастью.
     - Да, тогда они здорово попортили мне нервы, - призналась Марджи. - Но знаешь, сейчас я уже жалею о том, что все написанное о Гаррисоне - наглая ложь. В больном воображении этих идиотов он предстает в сто раз интереснее, чем на самом деле.
     - Но если все это ложь, почему никто не подаст на них в суд? - спросила Рэйчел.
     - Бесполезно, - пожала плечами Марджи. - С этим народом не справиться. Им необходимо поливать кого-то дерьмом - или нас, или кого-нибудь другого. Пусть развлекаются. К тому же, если они бросят свой промысел, я перестану читать газеты и, чего доброго, вновь примусь читать книги, - с гримасой комического ужаса добавила она.
     - Ты хочешь сказать, что читаешь весь этот хлам?
     Марджи выгнула безупречно выщипанную бровь.
     - А ты разве нет?
     - Ну...
     - Детка, в этом нет ничего зазорного. Все мы хотим знать, кто с кем спит. Но не желаем, чтобы другие знали, с кем спим мы. Но придется потерпеть. Одно могу сказать в утешение - скоро ты набьешь у всех оскомину. И газетчики найдут себе свеженькую жертву.
 Марджи, да хранит ее Господь, очень вовремя поговорила с Рэйчел. Не более чем через неделю неутомимые папарацци добрались до Дански. Нет, в очередной статье не было ничего откровенно оскорбительного, только намеренно мрачное описание беспросветной жизни родного города Рэйчел, несколько фотографий дома ее матери, на которых он выглядел удручающе убогим: облупившиеся двери, высохшая трава на лужайке. Также автор вкратце поведал о том, как Хэнк Палленберг, отец Рэйчел, жил и работал в Дански. Возможно, именно эта небрежная краткость так задела Рэйчел. Ее отец заслуживал большего, чем несколько пренебрежительных слов, брошенных вскользь. Но худшее было впереди. Один из наиболее ушлых репортеров, мастер по части раздувания скандалов, встретился с девицей, когда-то учившейся вместе с Рэйчел на зубного техника. В воспоминаниях этой особы, не желавшей привлекать к себе внимания прессы и посему скрывшейся за именем Брэнди, Рэйчел представала совсем не привлекательно.
     - Рэйчел всегда только и думала, как бы поймать богатенького, - поведала Брэнди. - Ни о чем другом она и не мечтала. Представляете, она даже фотографии подходящих претендентов из газет вырезала. Вся стена над ее кроватью была увешана этими фотографиями. Она на них любовалась перед сном.
     Репортер, разумеется, не преминул осведомиться у Брэнди, висело ли над кроватью Рэйчел изображение Митчелла Гири.
     - О да, - подтвердила Бренди и призналась, что сердце у нее защемило от недоброго предчувствия, когда она узнала об осуществлении заветного плана Рэйчел. - Я из религиозной семьи, воспитана в строгих правилах, и в этой возне с фотографиями мне всегда чудилось что-то нечистое. Словно она ведьма и занимается ворожбой.
     При всем своем идиотизме этот материал произвел нужное впечатление. На первой странице газеты была помещена фотография Рэйчел на заседании одного из благотворительных фондов; фотограф постарался, чтобы в глазах ее от вспышки загорелись зловещие красные огоньки. Заголовок гласил: "Невеста Гири: шокирующие секреты сексуальной магии". Тираж разошелся мгновенно.

3

     Рэйчел старалась держать себя в руках, но это ей плохо удавалось, хотя сама она всю жизнь с удовольствием читала подобные сплетни. Теперь, когда именно она стала их героиней, где бы Рэйчел ни появилась, люди провожали ее любопытными, нахальными, а порой и злобными взглядами. И сколь бы независимый и отчужденный вид она ни принимала, взгляды эти ранили ее.
     - Какого черта ты вообще читаешь эти бредни? - напустился на нее Митчелл, когда она решила ему пожаловаться. Разговор происходил вечером за обедом в небольшом уютном ресторане, который находился недалеко от квартиры Митчелла.
     - Но они не щадят никого, - с трудом сдерживая слезы, пробормотала Рэйчел. - Не только меня, но и мою мать, мою сестру. И тебя тоже.
     - Не волнуйся, наши адвокаты контролируют ситуацию. И если Сесил сочтет, что эти типы зашли слишком далеко...
     - Слишком далеко? И когда, по-твоему, этот момент наступит?
     - Когда они затронут наши жизненные интересы.
     Митчелл наклонился и накрыл руку Рэйчел своей.
     - Вся эта чушь не стоит твоих слез, детка, - проворковал он. - Не надо обращать внимание на придурков, у которых нет другого дела, кроме как плевать в тех, кто стоит выше их. Запомни, им до нас не доплюнуть. Как бы они ни пыжились, им не досадить Гири. Мы слишком сильны.
     - Я знаю, - сквозь слезы вздохнула Рэйчел. - Я тоже хочу быть сильной, но...
     - Никаких но, детка, - произнес он по-прежнему мягким, хотя и непререкаемым тоном. - Ты должна стать сильной, потому что люди теперь всегда будут на тебя смотреть. Ты ведь принцесса.
     - Но сейчас я совсем не чувствую себя принцессой, - призналась она.
     Видимо, слова ее всерьез расстроили Митчелла. С озабоченным видом он отодвинул тарелку с недоеденным десертом и потер лоб.
     - Значит, я плохо справляюсь со своей задачей, - заявил он.
     Сбитая с толку Рэйчел озадаченно посмотрела на него.
     - Моя главная задача - сделать тебя принцессой. Моей принцессой. Скажи, что мне для этого сделать?
     Он пристально взглянул на нее, и на лице его появилось выражение шутливого отчаяния.
     - Так что мне для этого сделать? - повторил он.
     - Просто люби меня.
     - Я люблю тебя, ты же знаешь.
     - Да. Знаю.
     - И мне больно, что вся эта пустая шумиха так тебя огорчает. Они могут брызгать слюной и кричать, но тебя это не должно трогать. - Он сжал ее руку. - Трогать тебя - моя привилегия. Никто не должен трогать тебя, кроме меня.
     Она ощутила, как сладкая дрожь пробежала по ее телу, словно его рука оказалась у нее между ног. Он знал, как подействовало на нее его прикосновение. Кончиком языка он легко провел по нижней губе.
     - Хочешь, открою тебе тайну? - прошептал он, наклоняясь к ней еще ближе.
     - Конечно.
     - Они нас боятся.
     - Кто они?
     - Все, - ответил он, неотрывно глядя ей в глаза. - Мы на них не похожи, и они это знают. Мы Гири. А они нет. У нас есть власть. А у них нет. И поэтому они боятся. Нам приходится время от времени давать им возможность выпустить пар. Иначе они сойдут с ума от страха.
     Рэйчел кивнула, она понимала, о чем он говорит. Еще пару месяцев назад слова Митчелла привели бы ее в недоумение, но не сейчас.
     - Я больше не буду обращать внимание на газетную возню, - твердо произнесла она. - А если им все же удастся задеть меня за живое, я сумею это скрыть.
     - Знаешь, ты еще совсем девчонка, - улыбнулся Митчелл. - Именно так сказал Кадм после того, как мы с тобой побывали на его дне рождения.
     - Да он едва словом со мной перемолвился.
     - Ему не надо слов. Он видит всех насквозь. И он сказал: "Она еще совсем девчонка. Но из нее выйдет настоящая Гири". А старик Кадм никогда не ошибается. И теперь, когда ты член нашей семьи, ничто не может причинить тебе боль. Ничто и никто. Ты стала неприкосновенной. Ты поднялась над людьми. Вот что значит быть Гири. Через девять недель ты войдешь в нашу семью. Навсегда.

Глава V

     Только что у меня побывала Мариетта, она прочла все, что я успел написать. Сегодня она не в лучшем настроении, и мне следовало держать ухо востро, но когда она попросила разрешения ознакомиться с плодами моего труда, я не смог ей отказать и дал несколько страниц. Она отправилась на веранду, закурила одну из моих сигар и погрузилась в чтение. Я сделал вид, что полностью поглощен работой и что ее мнение меня совершенно не волнует, но время от времени я невольно поглядывал в ее сторону, пытаясь по выражению липа угадать, какое впечатление производит на нее прочитанное. Похоже, некоторые фрагменты моей книги казались ей занятными, но лишь некоторые. По большей части она равнодушно водила глазами по строчкам (слишком быстро, подумал я, чтобы наслаждаться мастерством автора). Чем дольше это продолжалось, тем больше это меня раздражало. Я уже собирался встать и отправиться на веранду, когда Мариетта, тяжко вздохнув, поднялась с кресла, вошла в кабинет и протянула мне стопку бумажных листков.
     - Ты злоупотребляешь длинными предложениями, - сказала она.
     - Это все, что ты можешь сказать?
     Мариетта неспешно извлекла из кармана спичечный коробок и чиркнула спичкой, пытаясь вновь раскурить сигару.
     - А что бы ты хотел от меня услышать? - пожала она плечами. - Думаю, ты сам чувствуешь, что все это слишком затянуто. - Мариетта смотрела не на меня, а на спичечную коробку. - И за событиями трудно уследить. Слишком много имен. Слишком много Гири. Неудивительно, что ты так мало продвинулся. Спрашивается, кому это все надо?
     - Это необходимый фон. Предыстория. Без этого нельзя.
     - Интересно, чей это телефон я здесь записала, - заметила она, по-прежнему сосредоточенно изучая коробку. - Совершенно не помню.
     - Знаешь, если ты способна лишь на мелкие придирки и не желаешь оценить общий замысел...
     Мариетта подняла глаза, и во взгляде ее мелькнуло нечто вроде сострадания.
     - О, Эдди, - протянула она, и губы ее неожиданно тронула улыбка. - Не смотри так обиженно. По-моему, все, что ты написал, просто замечательно.
     - Не пытайся меня обмануть. Ты вовсе так не думаешь.
     - Клянусь, я говорю правду. Просто ты слишком много пишешь про свадьбы и все такое, - состроила она пренебрежительную гримаску. - Ты же знаешь, я терпеть этого не могу.
     - Ты по собственной воле избрала другой путь, - напомнил я.
     - Я так понимаю, ты и об этом намерен написать?
     - Намерен.
     Она снисходительно потрепала меня по щеке.
     - Надеюсь, это немного оживит твою тягомотину. Кстати, как твои ноги?
     - Прекрасно.
     - Неужели ты совершенно здоров?
     - Кажется, да.
     - Странно, что она не вылечила тебя раньше.
     - Ничего. Я все равно благодарен.
     - Забрина видела, как ты разгуливал по саду.
     - Я каждые два дня хожу повидаться с Люменом. Он вбил себе в голову, что после того, как я