захватили меня.
     Трудно было  удержаться,  чтобы  не  задать врачу вопрос о  миниатюре
Суворова.  Выяснилось, что он действительно слышал о медальоне с портретом
Суворова, но, к сожалению, не мог подсказать, где его следует искать.
     На этом мы и расстались.

                                __________

     Через несколько дней поезд увозил меня в Москву.
     Москва!  На нее я возлагал большие надежды.  Почему-то казалось,  что
только теперь,  после долгих и  напрасных поисков,  мне удастся напасть на
след медальона.
     Прямо  с  вокзала  я  направился  к  известному искусствоведу,  Савве
Евграфовичу.
     Мне  повезло:   Савва  Евграфович  оказался  дома.   Он  принял  меня
приветливо и проводил в свой рабочий кабинет.  Здесь, поудобнее усевшись в
креслах  у  большого письменного стола,  я  рассказал ему  о  цели  своего
приезда.
     Внимательно  выслушав  меня,  Савва  Евграфович  на  некоторое  время
задумался,   видимо  что-то  припоминая,  а  потом  с  загадочной  улыбкой
проговорил:
     - Зачем вы сюда приезжали?  У  вас в  Ленинграде,  у одного любителя,
хранится  медальон  из  нескольких  миниатюр  о  Суворове.  Эти  миниатюры
обрамлены ореховой оправой,  композиционно составляющей одно  целое.  Это,
видимо, то, что вам нужно.
     - Как, неужели и вы знаете о медальоне? - спросил я с удивлением.
     - Почему же  мне не знать того,  что является моею специальностью,  -
последовал ответ.
     - Уважаемый Савва Евграфович,  скажите,  пожалуйста,  -  видели ли вы
медальон?
     - К сожалению, не видел.
     - Знаете ли вы адрес, где он находится?
     - Приблизительно.
     - Какой же?
     - Ленинград, улица Рубинштейна, бывший дом Толстого.
     - Фамилия владельца медальона?
     - Не знаю.
     - Савва Евграфович, - взмолился я, - как же так?
     - Пусть  вас  это  не  пугает.  Улица знакома,  дом  стоит на  месте.
Остальное - пустяки. Разыщете.
     И вот снова в дороге.  По правде сказать, я не очень-то верил в успех
дела.  Хотя сообщение искусствоведа и  окрылило меня,  но все это еще было
каким-то далеким и неизвестным.
     В  Ленинграде меня  ожидал сюрприз.  На  столе в  моей комнате лежала
записка.  Аполлинария Сергеевна  приглашала к  себе.  "Нужны  по  срочному
делу", - писала она.
     Немедленно отправляюсь к ней.
     Старушка, видимо, ждала.
     - Садитесь! - приветливо проговорила она. - Слушайте радостную весть.
Найден адрес владельца медальона.
     Не выдержав, я вскакиваю со стула, подбегаю к Аполлинарии Сергеевне.
     - Какой же адрес?
     - Да недалекий - здесь, в Ленинграде.
     - Какой? Не томите!
     - Улица Рубинштейна, бывший дом Толстого.
     - Ну, а дальше?
     - Что дальше?
     - Квартира? Фамилия?
     - Этого-то мне не сказали.
     Вот уже второй человек называл улицу, дом - и только.
     Аполлинария Сергеевна смеется.
     - Бывший  дом  Толстого  -   это  не  Ленинград.   Пораскиньте  умом.
Денек-другой поищете и найдете медальон.
     Вечером следующего дня я  уже беседовал с  управляющим домом на улице
Рубинштейна.
     Из  его  слов  я  понял,  что  разыскать владельца медальона в  доме,
который имеет двенадцать корпусов,  а  каждый корпус -  по  пять или шесть
этажей, будет не совсем-то легким делом.
     По  моей просьбе управляющий домом созвал в  конторе всех дворников и
объяснил, что от них требуется.
     - Назовите квартиры,  в  которых есть старинные картины,  большие или
маленькие, - попросил их управляющий домом.
     Старший  дворник,   работавший  в  этом  доме  больше  двадцати  лет,
посоветовался со своими товарищами и довольно уверенно сказал:
     - Идите  в  квартиру  триста  одиннадцатую.  Там  проживает  Вавилов.
Квартира у него богатейшая,  картинами все стены увешаны.  Видно,  большой
любитель картин Вавилов.
     Не скоро удалось дозвониться в триста одиннадцатую квартиру.  Наконец
послышались шаги, чуть-чуть приоткрылась дверь, и чей-то голос произнес:
     - Кто здесь?
     Я назвал себя.
     - Без дворника пустить вас не могу, - сказал человек за дверью.
     - Хорошо, - согласился я, - сейчас его приведу.
     Не успел я еще со старшим дворником подойти к двери,  как  ее  кто-то
быстро  распахнул,  и  мы  очутились  в полутемном коридоре,  заставленном
разными вещами.  В квартире было  несколько  комнат.  В  одной,  куда  нас
пригласил хозяин, стены были сплошь увешаны картинами в тяжелых рамах...
     - Вы  не  из  художественного фонда?  -  спросил  меня  владелец этих
богатств.  -  Хотите приобрести для музея картины? Пожалуйста! У меня, как
видите, выбор имеется.
     Он  достал из  письменного стола какой-то  список,  очевидно перечень
принадлежащих ему картин, и попросил с ним ознакомиться.
     Пришлось ему объяснить, что Артиллерийский исторический музей поручил
мне  отыскать один старинный портрет и  что посещение его квартиры вызвано
этой причиной.
     - Поэтому разрешите посмотреть ваши картины.  Может быть, среди них я
найду ту, которую разыскиваю.
     - Прошу вас,  прошу! - любезно проговорил коллекционер и повел нас по
своей "картинной галерее",  давая на  ходу объяснения.  Все  эти  полотна,
вделанные в дорогие рамы,  были всего лишь копиями известнейших картин.  И
самым  ценным среди  этого  собрания произведений живописи были  массивные
рамы с позолотой.
     - Неужели у вас нет ни одного портрета? - задал я ему вопрос.
     - Не люблю портретов, - сказал, морщась, коллекционер картин, - то ли
дело - море или восход солнца в горах!
     - А нет ли у вас миниатюр с военными сюжетами? - отважился я спросить
любителя восходов солнца.
     - Нет!   Я  гражданский  человек,  и  военные  темы  меня  совсем  не
привлекают.
     Было очевидно,  что мы  попали в  квартиру перепродавца картин и  что
искать здесь старинный портрет Суворова - значит напрасно терять время.
     Мы  поспешно вышли  из  триста  одиннадцатой квартиры и  на  площадке
второго этажа устроили новое совещание.
     - Значит,  не  то?  -  спросил  старший  дворник и  досадливо покачал
головой.
     - Не то!  - с сожалением ответил я и обратился к нему:  - Скажите,  а
нет ли картин у кого-нибудь из военных, проживающих в этом доме?
     - Военных?  -  задумался дворник.  -  Припоминаю... Совершенно верно,
есть. Идемте в триста сорок седьмую квартиру.
     - А кто там живет?
     - Полковник в отставке. Правда, картин у него не в пример меньше, чем
в  триста одиннадцатой,  но посмотреть есть на что.  Все больше из военной
жизни. Не один раз приходилось бывать в этой квартире.
     Нам  открыл дверь пожилой мужчина лет  за  шестьдесят,  атлетического
сложения.  Из-под его суровых бровей мягко смотрели голубые глаза.  На нем
был костюм военного покроя и короткие кавалерийские сапоги.
     - Полковник в  отставке,  Василий  Петрович Коротаев!  -  произнес он
четким голосом и пожал мою руку. - Чем могу служить?
     Я рассказал о цели своего прихода.
     Выслушав меня,  Василий Петрович вышел  в  соседнюю комнату и  быстро
вернулся обратно.
     - Вот,  любуйтесь!  -  сказал  он,  бережно положив на  стол  большой
сверток.
     - Простите, а что в свертке? - задал я ему вопрос.
     - Видите ли,  я приготовил эту вещь,  чтобы отнести в ваш музей, а вы
вот взяли и сами пожаловали. Давайте посмотрим, - предложил полковник.
     С этими словами он снял со свертка веревки и развернул его.
     Передо  мной  лежала резная,  персидского ореха,  рама  замечательной
ручной  работы.  В  раму  были  вделаны  пять  миниатюр и  герб  Суворова,
поддерживаемый двумя львами. Миниатюры составляли одно целое с их оправой.
     Замысел  художника заключался в  прославлении русского оружия.  Слава
русскому оружию!
     В центре оправы,  под гербом,  находился портрет Суворова: худощавое,
энергичное лицо,  задорное выражение глаз  и  хохолок седых  волос,  смело
взбитый над выпуклым лбом.
     Портрет полководца окружали резные гирлянды из листьев дуба и  лавра,
перевитых лентой.
     По   левую   сторону  от   портрета  Суворова  помещалась  миниатюра,
изображающая переход русских войск через Ч„ртов мост в Швейцарских Альпах.
По  правую  сторону -  миниатюра,  на  которой было  изображено вступление
Суворова в Милан в 1799 году, после победного шествия по северной Италии.
     Союзники разбили французов на берегу реки Адды.  Русские полки шли по
цветущим просторам Ломбардии. Города сдавались один за другим. И вот полки
в Милане.  Народ забрасывает русских солдат цветами. Суворову при въезде в
город устраивают триумфальную встречу.
     Портрет  Суворова был  несколько крупнее  других  рисунков.  Над  ним
развевалась георгиевская лента с большим бантом посредине.  И лента и бант
были искусно вырезаны из  персидского ореха так же,  как и  весь медальон.
Лента  располагалась  над  продолговатой,  чуть-чуть  изогнутой  в  концах
миниатюрой "Штурм Измаила".
     Миниатюра  "Штурм  Измаила"  -  единственная в  своем  роде.  На  ней
запечатлен момент подготовки русских войск к  штурму сильнейшей крепости в
Европе.  На переднем плане Суворов на коне. Рядом с ним-его любимый ученик
и друг Кутузов.  Я не знаю другой картины,  где изображались бы вместе два
великих русских полководца.
     Под миниатюрой "Штурм Измаила" была помещена еще одна - "Сражение  на
реке Треббии 7 июня 1799 года".
     Вопреки приказу Суворова, австрийский генерал Мелас задержал при себе
резерв, оголив центр русского расположения во время боя. Русские батальоны
под натиском противника стали отходить.
     Узнав об  этом,  Суворов вскочил на  коня  и  бросился к  месту,  где
французы прорвали линию русских войск.
     Навстречу  ему  бежали  отступавшие  батальоны.   Суворов,  подскакав
поближе к бегущим в панике солдатам,  повернул коня и помчался впереди них
с криком:
     - Заманивай! Заманивай шибче француза!
     Отступавшие опешили.  Суворов смотрел на  них через плечо и,  смеясь,
продолжал кричать:
     - Ребята! Заманивай! Бегом, бегом за мной!
     Старый солдат с лицом, покрытым шрамами, крикнул вслед за Суворовым:
     - Заманивай, заманивай, ребята!
     Другой солдат засмеялся. Наступил перелом.
     Суворов остановил коня и властно крикнул:
     - Стой! Кругом! Скорым шагом марш!..
     Он повернул коня и поскакал вперед.
     Солдаты с громкими криками "ура!" побежали за ним.
     Французы дрогнули и стали отходить.
     Суворов помчался вдоль русских батальонов.  Там,  где  он  появлялся,
люди  забывали страх  и  усталость и  с  утроенной энергией шли  в  атаку.
Неприятель отступал по всему фронту.
     Три  дня  шло  сражение на  берегах Треббии.  Закончилось оно  полным
поражением французов.
     В  эти три дня Суворов почти не слезал с коня,  появляясь всюду,  где
сражение принимало особенно жаркий характер.
     Над   портретом  генералиссимуса  художник  расположил  родовой  герб
Суворова.  Полководец получил  его  за  большие заслуги перед  Родиной.  В
верхней части герба широким сапожком протянулись контуры Италии. Здесь, на
реках  Адде  и  Треббии  и  у  городка Нови,  Суворов разгромил три  армии
французов, которыми командовали генералы Макдональд, Моро и Жубер.
     В  нижней части  герба подле двух  скрещенных шпаг  художник поместил
сердце.  Оно осталось в гербе как символ любви Суворова к своей Родине,  к
русскому народу.
     Осмотр медальона закончился.
     Василий Петрович рассказал, как много лет назад он получил медальон в
подарок от потомков полководца.
     - Историческая ценность медальона и миниатюр очень высока,  -  сказал
он.  -  Я долго хранил у себя этот медальон, мало кому показывал его, но в
конце концов задумался над тем,  а хорошо ли это? Правильно ли я поступаю?
И  решил:  нет,  неправильно!  За эти годы медальон могли осмотреть тысячи
людей,  почитающих Суворова.  Значит,  он должен находиться в  Суворовском
музее. Возьмите его, прошу вас.
     Так медальон в ореховой оправе попал в музей А. В. Суворова.


                    СїОїЛїДїАїТїСїКїИїЙї ПїОїДїАїРїОїК

     Совсем недавно в Ленинградском музее  А.  В.  Суворова  у  меня  была
интересная встреча.
     Около гипсовой скульптурной  группы,  изображающей  подвиг  гренадера
Степана Новикова, стояло человек двадцать ребят из ремесленного училища, в
форменных тужурках, со значками "Р. У." в петлицах.
     Экскурсовод рассказывал им  о  победе  русских войск  на  Кинбурнской
косе.


     - На высоком берегу,  - говорил он, - на высоте тридцати шести метров
над  уровнем моря,  там,  где Буг и  Днепр образуют лиман,  стояла сильная
турецкая крепость -  Очаков. Это был главный опорный пункт турок на Черном
море.
     Напротив Очакова,  в  пяти -  шести километрах от  него,  протянулась
длинная песчаная коса.  На косе,  подальше от оконечности, русские возвели
свою, правда небольшую, но довольно грозную Кинбурнскую крепость.
     Этим же именем они называли и песчаную косу.
     Русская  крепость была  бельмом на  глазу  у  турок.  Она  срывала их
замыслы захвата Крымского полуострова - Тавриды.
     Суворов разбил у Козлуджи турецкую армию.  Турки, бросив свои орудия,
бежали. Русские победили.
     В  июле  1774  года в  деревушке Кучук-Кайнарджи был  подписан мирный
договор. Исконные русские города - Керчь, Кинбурн, Азов, земли между Бугом
и  Днестром,  плодородные долины рек Кубани и  Терека,  -  все это перешло
обратно к России. Русские получили право свободно плавать по Черному морю,
которое издревле называлось "Русским". Султан признал независимость Крыма.
     Прошло  тринадцать  лет.   Турки   нарушили  договор  и   потребовали
возвратить им Крым.
     Началась новая война.
     Суворову поручили самый опасный район - Херсоно-Кинбурнский. Потемкин
ожидал,  что  турки нанесут первый удар здесь.  Он  знал:  ни  Херсон,  ни
Кинбурн не подготовлены, чтобы отразить его.
     Война началась для русских неудачно. Сильный шквал захватил на походе
русский флот и  разметал все  корабли.  Флот вышел из  строя.  Турки стали
безраздельными владыками Черного  моря.  Они  решили  высадить  десант  на
Кинбурнской косе, на Кылбуруне, что по-русски означает: "волосяной мыс".
     И  верно,  если посмотришь на эту косу с  восемнадцатисаженной высоты
обрыва, на которой стоят укрепления Очакова, то далеко внизу увидишь узкую
песчаную полоску,  похожую на  волос великана.  Этот  волосок почти совсем
запирал выход  из  Днестра в  Черное море.  Полоса воды  в  три  -  четыре
километра шириной отделяла его от турецкой крепости Очаков.
     Узнав  о  замысле турок,  Суворов начал  поспешно укреплять косу.  Он
понимал -  крепость слаба,  удержать ее трудно, нужно придумать такое, что
расстроит планы турецких генералов.  А  что  придумаешь на  этом  песчаном
волоске, окруженном с трех сторон водою.
     Суворов готовился в  случае нужды уйти с  войсками в степи и ринуться
оттуда на неприятеля с удвоенной силой. Он решил сначала измотать турецкие
войска тяжелыми боями,  а  когда  они  устанут и  растеряют своих  солдат,
обрушиться на  них  резервными частями.  Сначала,  сражаясь,  обороняться,
потом генеральный бой. Так задумал Суворов.
     1  октября 1787  года  турецкий флот приблизился к  Кинбурнской косе,
открыл огонь из всех пушек и высадил десант в пять тысяч человек.
     Суворов запретил стрелять по  туркам,  сходившим на  берег.  Он решил
покончить с ними одним ударом.
     Сойдя с кораблей,  турки пошли вперед,  возводя на своем пути одну за
другой траншеи поперек узкой косы.  Закончив пятнадцатую по счету траншею,
турки  бросились  на   штурм  крепости.   Навстречу  им  выбежали  русские
пехотинцы, а вслед поскакали казаки. Завязалось сражение.
     Русские заняли десять траншей,  но  идти дальше не  смогли.  Шестьсот
орудий  с  турецких  кораблей  открыли  губительный огонь.  Суворов  решил
отвести свои войска к  крепости.  В  этот момент конь под  ним  был ранен.
Командующий упал  на  землю.  Пороховой дым,  пыль,  тучи  песка  застлали
солнце.  Суворов сквозь мутную пелену увидел,  как  несколько человек вели
коня.
     - Братцы! Сюда! - крикнул он, поднимаясь на ноги.
     Люди остановились и вдруг с возгласом:  "Топал-паша! Хромой генерал!"
- бросились на Суворова.
     Это были турки.
     В турецкой армии знали, что страшный для них русский генерал когда-то
наколол ногу и  с тех пор прихрамывал.  Они называли его "Топал-паша",  то
есть хромой генерал.
     Спаг -  турецкий кавалерист -  с черной,  курчавой бородой, в широкой
белой одежде,  покрывавшей складками его могучее тело,  поднял над головой
Суворова кривую саблю. Еще мгновение, и... смерть.
     В  это время поблизости оказался гренадер Шлиссельбургского пехотного
полка  Степан  Новиков,  который только  что  в  поединке ударом  приклада
повалил дервиша - странствующего монаха, призывавшего турецких солдат идти
на русских. Он заметил, как турки бросились на Суворова.
     Со  страшной быстротой Новиков  сделал  выпад  штыком  вперед.  Спаг,
уронив саблю,  ткнулся лицом  в  песок.  Степан ударил прикладом.  Рядом с
первым турецким солдатом лег второй.  Третий, бросив коня, кинулся бежать.
Гренадер пустил ему вслед пулю.
     На помощь Степану Новикову спешили солдаты, прискакали казаки.
     - Спасибо, братец, выручил! - воскликнул генерал и, расцеловав героя,
вскочил на оставленного янычарами коня.
     Турки отступали...
     Весть  о  Кинбурнской победе  пронеслась  по  всем  городам  и  селам
русского государства. Праздничный колокольный звон разливался над лугами и
полями, над лесами, озерами и реками.
     Императрица  Екатерина  писала  главнокомандующему  войсками,   князю
Григорию Потемкину:
     "Важность Кинбурнской победы в настоящее время понятна; но думаю, что
с той стороны не можно почитать за обеспеченную, дондеже Очаков не будет в
наших руках".
     Закончив свой рассказ,  экскурсовод повел ребят по музею, а я остался
около  скульптурной группы.  Я думал,  почему экскурсоводы не рассказывают
посетителям того,  что является самым интересным в их работе.  Они никогда
не говорят,  как попала в музей та или иная вещь,  как отыскивали ее,  как
она стала "экспонатом" - предметом,  выставленным для  обозрения.  Пока  я
раздумывал,  к  скульптуре  подошли  три ремесленника и стали зарисовывать
Новикова.  Один  из  них  вглядывался  в  скульптуру  так,  словно   хотел
запечатлеть  ее в своем сердце.  Он прошел мимо меня и спросил,  не мешает
ли.  Потом вдруг заинтересовался,  почему я так долго рассматриваю статую.
Он так и сказал: "статую".
     - Вы,  наверное,  знаете о ней что-нибудь? - спросил юноша и сообщил,
что книги,  которые он  читает,  а  читать он любит,  все больше и  больше
раскрывают перед ним прошлое нашей страны. Ему часто приходится слышать от
мастеров и  преподавателей училища,  что всякая вещь имеет свою интересную
историю.
     - Мне  кажется,  что статуя о  подвиге гренадера Новикова также имеет
свою историю. Так хотелось бы узнать ее! - мечтательно произнес юноша.
     Остальные  ребята  оставили  зарисовки  и   прислушивались  к  нашему
разговору.
     Когда они  узнали что мне известно,  как создавалась эта скульптура и
как она попала в музей, от них невозможно было отбиться.
     К их просьбам присоединилось еще несколько экскурсантов,  оказавшихся
в это время у скульптурной группы.
     Что же мне оставалось делать?


     - Приближалась сто двадцатая годовщина,  -  начал я свой рассказ, - с
того дня,  когда суворовские войска разбили турецкий десант на Кинбурнской
косе. В 1907 году в городе Очакове был установлен памятник А. В. Суворову.
     Вы спросите: почему в Очакове? Отвечу.
     В  1854 году,  во время Крымской войны,  когда англичане,  французы и
турки  осадили  Севастополь,  английские  корабли  подошли  к  Кинбурнской
крепости. Она к этому времени сильно обветшала, имела маленький гарнизон и
не могла, конечно, оказать должного сопротивления врагу.
     Англичане