- Господи! -- опять воззвал Егор и, не зная, как справиться с тем, что
пело в сердце и  теснило грудь, ринулся с обрыва. Он замер над рекой -- и, в
новом  порыве  счастья,  медленно, медленно,  медленно  опустился  на  воду,
обернувшись  пышным,  душистым венком. Тоненькая  свечечка ровно горела  меж
цветов, и если бы истинному травознаю попался тот  венок на глаза, узрел  бы
он   и  Плакун-траву,   и  Одолень,  и  Разрыв,   и  даже  зимний-полуночный
Нечуй-ветер.
  Плыл и плыл  венок по глади Обимура, и давно  уж отстали, пошли  ко дну
другие веночки, давно уж  угасли,  догорели все  свечки, лишь одна свеча  --
жизни Егора -- сияла  и не  меркла, суля тому, кто возжег ее, долгую, долгую
жизнь, протяжную, словно песня.
  Уж и что это во поле за цветики,
  Что во чистом за лазоревые?
  По зорям они цветут, в день осеются,
  С шелковой травою совиваются.
  Уж и что это у меня за мил-друг,
  Что за милый друг, за душа моя!
  Он ни день, ни ночь мне с ума нейдет,
  Мне с ума нейдет, с крепка разума...
  Управление космического надзора
  По делу о строительстве завода
  Ар К.Б.О.С. Трупе
  Глубокоуважаемый К-Б.О.С.!
  Вторично обращаю Ваше внимание на чрезмерно затянувшееся мое наказание,
которое самым печальным образом сказывается на  судьбе  Изгнанника   o 1. Не
вдаваясь  в  анализ происходящего  с  ним,  замечу, что  такое  обращение со
ссыльным противоречит гуманным законам Делаварии. Тем более, что Куратор   o
2  регулярно  поддерживает связь с Изгнанником  o 2,  срок ссылки которого и
так  вдвое  короче  срока  моего  подопечного.  Это  противоречит установкам
Верховного   Суда   о   содержании   двух   и   более   ссыльных   в   одном
пространственно-временном отрезке.
  С почтением -- Куратор  o 1
  По делу... и проч.
  Не менее уважаемый Куратор  o 1!
  Похоже, вы забыли, что  это благодаря Вашей невнимательности  Изгнанник
 o  1 угодил на  250 лет  (вр. земное) раньше  периода, назначенного ему для
исчисления срока ссылки.  По приговору  суда он должен был очутиться в  1988
году (вр. земное). А куда  он  попал?!  Так что  Ваши  разговоры  по  поводу
де-лаварского гуманизма просто смешны.
  Думаю,  Вам пошел  бы  на  пользу и  более длительный период наказания.
Однако  учитывая  особые  условия,  в   которых  оказался  Изгнанник   o  1,
приказываю войти с  ним  в контакт и  провести необходимый инструктаж  после
наступления  второго  предвидения.  Советую помнить  при  этом  о соблюдении
строжайшей секретности. Пока только советую...
  С почтением -- ст. инспектор надзора
  Ар.К.Б.О.С. Труга
  * * *
  Плыл бы да плыл блаженный Егор неизвестно сколько,  когда б не выхватил
его кто-то из воды, не нахлобучил на голову.
  Глянул --  да это Леший! Ишь, чудо лесное, красуется в венке,  еще  и в
зеркало вод заглянуть норовит. Не выдержал Егор, засмеялся, тут  и Леший его
признал.
  -- Смотри-ка   Как же это тебя дедушка  Водяной не утащил, русалушки не
заплели, не обтрепали?
  Волшебство  души  кончилось  внезапно,  как  и  началось.  Егор  устало
опустился наземь.
  Леший,  по  обыкновению,  сидел  на  пенечке,  поковыривал  лапоток  да
поглядывал  на  месяц.  Легкое ночное облачко прислонилось было  к луне,  но
Леший сурово прикрикнул: "Свети, свети, светило!" -- и вновь белизна окутала
лес.
  --  Я тут присел, притомившись,-- обернулся он к Егору,-- Послушал, что
водяницы  про Ульянку  тараторят.  Не  видал  еще  ту, что  живет у  истоков
обимурских? Она вроде тебя. Такая же...
  -- Какая?  --  лениво  спросил  Егор, лежа  в траве  и не сводя глаз со
звезд, которые начинали меркнуть в предутреннем тумане.
  -- Да  вот такая! Сам смекай. Взялась неизвестно  откуда, что на душе у
нее -- нипочем  не разберешь. Молчунья... Но нежитью  не назовешь. Русалкам,
лесовуньям  только  бы   на  прохожего-проезжего  морок  навести.  Кикиморы,
полудницы в лес и не сунутся. Лихие  девки, дочери Иродовы, давненько тут не
появлялись,  да и страхолюдины они. Но эта... У истока поселилась, а кто там
живет, все про всех  знает.  У деда  Водяного не спросясь, не  задобрив его,
пришла. Моргуньи-русалки теперь у нее гадают. Скоро, коль дело так пойдет, и
народишко  валом  повалит.  Людей хлебом не корми,  только  расскажи, что их
ждет! Мне так и не надобно знать, чего у  меня впереди. Как триста  лет тому
было, так  и спустя  триста  будет. Наше  дело лесное,  тихое...--  бормотал
Леший, а Егор .вдруг приподнялся:
  -- Давно она здесь поселилась?
  -- Год тому. С прошлого Купалы.
  Егор вскочил. Сам не понимая почему, он  чувствовал: должен увидеть эту
Ульяну! Она такая же, сказал  Леший. Что это значит? Может быть,  ей .что-то
известно о его прошлом, которого он не может вспомнить?
  -- Веди меня к ней! -- велел Егор, но Леший не слушал.
  Темный  ком  упал  с небес, замер  в траве. Это  филин!  Лежит,  крылья
раскинул, словно неживой, глаза пленочной затянуло.
  Леший  встревоженно  гукнул,   по-лесному   вопрошая  приятеля.   Филин
вспорхнул,  сел  на  ветку, залился  жалобным  уханьем, словно причет завел.
[ч]
  Егор содрогнулся неизвестно отчего. А  Леший обхватил косматую голову и
рухнул, завывая да всхлипывая.
  Заря  вставала  мутная  да  смутная,   нерадостным  был  рассвет  после
волшебной Купальской ночи, и догадался Егор, что случилась беда...
  Леший  вскочил,  свистнул пронзительно, и близкий дуб  нагнул  до самой
земли  ветви свои.  Деревья уже не  могли  пуститься бегом--кончились ночные
чары. Но они торопливо передавали, вернее, швыряли Егора и Лешего с ветки на
ветку, будто с рук на руки. Свистел ветер, скрипели деревья, молча летел над
ними филин, неслась в вышине стая огромных, потревоженных туч.
  Егор и  опомниться не успел, как уже стоял  подле  избушки  Михаилы. Да
только избушки не  было на поляне. Груда тлеющих углей -- вот и все,  что от
нее осталось. От колдуна же не осталось ничего, даже ножа в пне осиновом...
  Взревел  Леший дико, а Егор... он  глядел в тусклые перебежки огоньков,
но не видел их.
  Что-то иное, иное...

  Огромное  деревянное  строение  на  холме  над  светлой  рекою.  Кресты
вознеслись  в  небо. А  неподалеку  лихо  разворачивается  упряжка  лошадей,
которая влечет за собою орудие.
  Человек в непонятной, непривычной одежде властно рубит ладонью воздух:
  -- Заряжай! Наводи! Целься...
  О, да ведь  его  уже видел  Егор!  Подвал. Каменная  крошка  с потолка.
Старик,  похожий на  Михаилу...  Видение,  которое  посетило его  в  избушке
колдуна!
  Засуетился  вокруг оружия  другой незнакомец,  то хватаясь за ствол, то
торопливо крестясь, но его подбодрил... Ерема -- да, преображенный Ерема.
  --. По оплоту поповщины  и контрреволюции... Невнятные слова плыли мимо
разума. И не успели  еще они отзвучать, как грянуло громом и молнией. И еще!
И еще!
  Раскололась земля, дрогнуло небо. Рассыпались деревянные стены.  Крест,
взмывая, рассек облака.  И почудилось Егору, что  мелькнуло в дыму и пламени
скорбное лицо Михаилы.
  Померкло видение, рухнул Егор наземь в беспамятстве.
  * * *
  Спешил навстречу августу июль. Июль --  макушка  лета! Водица в Обимуре
но   ночам   холодала,   дни   хоть   на   крупицу,   а    начали   убывать.
Гремели-перекликались  громы: не  зря  июль  прозывают грозником. От  ударов
стрел,  коими  норовил  Илья-пророк поразить  всю  силу злую,  раскалывались
.каменные  горы, струились из них  родники и быстрые  речки -- те,  что и  в
самую студеную пору  не  замерзают,  льду не  сдаются:  не  простые  они,  а
гремячие, сила в них заключена чародейная! Бежали ручьи к Обимуру, вливались
в светлые воды его.

  Нескоро пришел в  себя  Егор после  гибели колдуна.  Где теперь  искать
приюта? У кого спрашивать совета? Как учиться отличать доброе от злого?..
  Леший  тоже  извелся. Не  шатался по  лесу, не путал  дороги  проезжему
человеку, не плясал по ночам в обнимку с деревьями. Все больше лежал, уткнув
в траву кудлатую голову. Да поскуливал жутко  --  тосковал. Разве что иногда
щекотун  из  соседнего леса вызывал  его на забаву:  в  загадалки  поиграть.
Соседа того Егор и не видел никогда. Просто вдруг, с порывом ветра, прилетал
издалека трубный глас, словно зов бури:
  -- На что сыграем? На белок или зайцев?
  -- На  что хошь...-- вяло  поднимался Леший,  протирая  опухшие  глаза,
силясь хоть как-то размыкать тоску.
  -- Так на белок!
  -- Ну давай...
  И летели от леса к лесу клики, невнятные людскому слуху,  подобные шуму
разгулявшегося ветра,  треску сломанных сучьев, стону  вывороченных из земли
деревьев:
  -- Нехожена дорожка посыпана горошком?
  -- Звезды на небе!
  -- Угадал. Теперь твой черед.
  -- Зелена, а не луг, бела, а не снег?
  -- Чего-о? А, береза!
  -- Угадал. Теперь ты.
  -- Молодой был -- молодцем глядел, под старость устал -- меркнуть стал,
новый народился -- опять развеселился?
  Молчит  соседний  лес. Не шелохнется ветка, не  шумнет травинка, словно
тоже разгадку ищут. Наконец несется неохотное:
  -- Не ведаю!..
  -- Месяц это!
  Лешенька  малость  оживлялся,   когда  сосед  промашку  давал.  Загадки
сыпались из него, как горох из мешка:
  -- Два  раза родится, один  умирает  -- что  такое? Опять тишина, опять
угрюмый вой:
  -- Не ведаю-у-у!
  -- Эх ты!  Птица это. Первый  раз родится -- яйцо,  второй  --  птенец.
Слушай еще: что без умолку? Словно волки завывают:
  --  Не ведаю-у!..  У-у,  чертова сила!  Твоя  взяла!  Довольно  хлопает
Лешенька в мохнатые ладоши:
  -- Река это!
  Играли  до  трех раз.  И  вот  вслед  за последним  проигрышем  шел  из
соседнего  леса   сильный-пресильный  ветер:  неслась   по   зеленым  веткам
рыже-серая  пушистая метель.  Это перелетала к  новому  хозяину  проигранная
беличья  стая.  Чудилось, осень  настала  посреди  лета, когда рассаживались
белки над  Лешенькой,  с  надеждой сверкая  бусинками глаз: не приведется ли
обратно?..
  А что, и приводилось, если приятель Егора  проигрывал. Надоедало  белок
гонять  -- играли на зайцев,  лисиц, сорок. Катились  из леса в  лес десятки
сердитых клубков -- выигранных ежей... А сквозь ветви прорывалось:
  -- За лесом жеребята ржут, а домой не идут?
  -- Волки-и!..

  Слушал, слушал Егор переклички леших и как-то раз почуял, что, коль еще
поживет здесь, шерстью или мохом порастет и тоже начнет орать во  весь голос
загадки, которых запомнил изрядно. Но  что  делать, как быть, куда податься?
Ломал,  ломал Егор голову, и вновь  пришла ему на память  Ульяна,  живущая у
истока  Обимура...  Только дорогу  к ней спросить  у  Лешего  отчего-то было
боязно. Но  однажды Егор сообразил: а  зачем  спрашивать?! Известно ведь:  у
истока она живет. Ступай против течения Обимура -- и отыщешь!
  Наутро,  едва забрезжило  меж сосен,  он выбрался из-под выворотня, где
прикорнул рядом с Лешим, и, таясь, шагнул было туда, где тихо дышал туманный
Обимур, как вдруг...
  Слабый предрассветный  луч, коснувшись его лица, сделался ярок  и жгуч.
Ослепительная синева заволокла поляну. И голос... голос на неземном наречии,
которое, однако же, сразу узнал Егор, коснулся его слуха:
  -- Привет тебе, Изгнанник!

  Егор  молчал, боясь поднять глаза. Он разом  все вспомнил, и эта память
обессилила его. Радость? Нет, ярость: почему, ну почему  к нему не приходили
столько времени! Он невольно издал короткое рычание, и луч сгустился:
  -- Советую тебе быть почтительнее с Куратором!
  -- Привет тебе, Куратор, -- ответил Егор, унимая дрожь голоса.
  -- Ну,  так-то  лучше! -- послышался добродушный смешок.-- В отличие от
наших соплеменников, в особенности -- от глубокоуважаемого К.Б.О.С. Труги, я
жалею  тебя, Изгнанник. Пятьсот  лет...  это,  конечно,  чересчур.  Жестокий
приговор!  Ведь  ты  не покушался на жизнь делаварца,  ты не выступал против
правительства, не нарушал супружеского долга, ты всего лишь...
  -- Я помню о  своем  преступлении,-- перебил Изгнанник.--  Но, ей-богу,
как здесь принято выражаться, что за варварское  место  вы для меня избрали!
Какая косность: в первом же межпланетном корабле, вошедшем в зону видимости,
воображать врага! Меня просто-напросто сбили с курса, обстреляли!
  -- Эти земные штучки!.. А вот К.Б.О.С. во  всем винит меня. Ты угодил в
растревоженные их  ракетами провалы во  времени и пространстве,  я попытался
это втолковать в  Управлении,  но  ведь Труга только себя слышит, --  ворчал
Куратор,
  -- Эх, -- вздохнул Изгнанник,-- но ведь  теперь мне придется пережить с
этой землей  огромный  период дикого, смутного времени... Дата" 7  июля 1988
года  будет для меня как  свет  далекой  звезды: ведь в  этот день  я  стану
свободен, минет пятьсот лет моей ссылки!
  -- Где? -- спросил Куратор.
  -- Что где?
  -- Где минет пятьсот лет?
  -- На Делаварии, где еще?
  -- Погоди, -- засуетился Куратор.-- Пятьсот... по-нашему, по-земному...
учесть провал во  времени... плюс-минус... Подожди, я запутался. Да еще этот
 o 2... За пятьсот лет произойдет такое множество  событий, сеансов связи...
Проклятая работа.  Все уйдут, только управленцы... Кураторы, Изгнанники, все
эти К.Б.О.С... Превращения, так... Я должен справиться с графиком!
  -- Справляйся с  чем хочешь, но раньше  ответь,  какими  правами я  тут
обладаю?
  -- Охотно!  --  Голос Куратора  стал  важным.-- Право  первое: связь со
мной. Правда, у тебя нет возможности вызвать меня --  на связь выхожу я сам,
всегда днем. Постараюсь быть повнимательнее к тебе, но за телом своим  следи
уж ты сам.  Оно постареет вдвое,  в  таком состоянии и будешь отбывать срок.
Тело крепкое, но береги  от  внешних факторов. Способно под их  воздействием
деформироваться, может вообще разрушиться.
  Погибнуть на Земле -- что  может  быть нелепее! Мы, конечно,  этого  не
должны допустить, но...  Старайся держаться  этой местности:  твой  организм
сбалансирован для такой климатической и природной зоны.
  Второе право. Предвидение! Правда,  в отличие от делаварцев, пользы для
себя ты извлекать не сможешь. Ссылка, пойми!
  --  Тогда зачем оставили этот  дар?  -- пожал плечами Изгнанник.--  Я и
дома не умел  обращаться с  предвидениями, потому и попал сюда... И  вообще,
это  напоминает  мне  участь  Михаилы: не делать добра,  если  оно  причинит
кому-то  зло.  Может,  и  удалось бы ему  жизнь  свою  спасти, но не в силах
оказался запрет преступить.
  -- Да это так,-- шепнул Куратор задумчиво.
  -- Ты знаешь, кто его сгубил?! -- вскинулся Изгнанник.
  -- Тише! -- задрожал луч.-- Я не  имею права вмешиваться в земные дела.
Труга, знаешь,  не дремлет! Однако быстро же  ты адаптировался! Твой  способ
проникновения на место ссылки оказался весьма эффективен, в отличие от... ну
ладно. Сознаюсь, мы  недоучли уровень  эмоциональности  аборигенов.  Он куда
выше, чем  у делаварцев. Сколько приобретаешь в развитии, столько, видимо, и
теряешь,--  вздохнул  Куратор,  и  на поляне зашуршала  трава. -- Согласись,
Изгнанник!  Если бы  ты  на  Земле  совершил  свое  преступление,  уничтожил
гигантскую  плантацию лекарственных  растений, дарующих  здоровье  населению
целой планеты,  а на этом  месте в одну ночь воздвиг бы новое предприятие по
производсту шестинол-фола-вадмиевой кислоты, причем неизвестно еще, будут ли
из нее  получаться новомодные синтез-строительные материалы, ткани и бумага,
или это,  говоря по-земному,  ерунда,-- так  вот, земляне  бы тебя за  такую
проделку не  то что изгнали на пятьсот  лет с  родной планеты, но  лишили бы
самой жизни! Потому и обречен ты, Изгнанник, все  свое земное  существование
иметь дело  с лекарственными травами.  Конечно, они отличны  от делаварских,
но,  полагаю, информация  во  время  первого  периода  адаптации  тебе  дана
немалая. Далее.  Здесь тебе не  выжить среди таких, как твой новый друг, или
одному. Ты обречен быть среди людей -- к ним иди. Будь осторожен... но знай:
в случае крайней опасности на помощь приду я или твой товарищ по несчастью.
  -- Товарищ! -- с тоской повторил Изгнанник. -- Нет у меня здесь никого.
Один я. Был только Михаила, да и тот...
  -- Ты ошибаешься! -- Голос Куратора упал до шепота. -- Есть и другой!
  --  Что?!  --  Изгнанник  вытянулся, словно  собираясь взлететь.--  Еще
кто-то сослан сюда?!
  -- Да. Тише, тише. Почти одновременно  с тобой. На тех же  правах, но с
ночным каналом связи.
  Внезапное  воспоминание захватило Изгнанника.  Ерема-знахарь  в избушке
колдуна  рассказывает, как едва  не номер со страху год назад,  в купальскую
очарованную ночь:
  "Гляжу, из неба луч  синь ударил.  Все  блестит, все  гремит,  громовой
голос вещает на чужом языке..."
  Да, Ерема, сам того не зная, видел высадку на Землю Другого! Значит, он
где-то близко?
  -- Скажи скорее, кто он, Другой? За что сослан? Как его найти?
  --  Это  строжайшая  тайна. За ее разглашение...  если  узнают, что  мы
вообще говорили о Другом... К тому же, его ведет  второй  Куратор, во вторую
смену. У нас  общий  только  график  сеансов  связи  и  эллипсоид  возврата,
и-должен тебе сказать, я в жизни не видывал такой  путаницы, какую наворотил
в этом графике мой коллега! А вот К.Б.О.С. к нему благоволит...
  --  Да  оставь ты в  покое  этого  несчастного  К.Б.О.С.!  --  вскричал
Изгнанник.-- Ты должен сказать мне, где найти Другого!
  --  За  разглашение  секретной информации...--  начал  было Куратор, но
внезапно луч побледнел  и  втянулся в  солнце: -- Конец связи!  Твой спутник
просыпается. Слушай  последнее: тебе дарована способность трех  превращений,
ситуации  по твоему выбору. Одно ты уже необдуманно использовал, обернувшись
венком. Осталось  два. Береги их! Помни: последнее превращение  необратимое.
Все! Он открывает глаза! До связи!
  -- До связи,-- машинально ответил Изгнанник, с трудом вспоминая, что он
Егор, Егор, Егор...
  Управление космического надзора.
  По делу о строительстве... и проч.
  Приказ
  За  разглашение секретной информации и нелояльные отзывы о  руководстве
Управления Куратор  o  1  лишается права связи с  подопечным ему Изгнанником
вплоть до обстоятельств, угрожающих жизни и здоровью ссыльного.
  Ст. инсп. надзора Ар К.Б.О.С. Труга
  * * *
  Леший уже  пробудился,  но  еще лежал,  печально  поглядывая на  Егора,
словно заранее знал, что тот скажет. Он первым и вымолвил:
  -- Уходить надумал? К людям?
  Егор кивнул. Леший вздохнул печально, протяжно:
  --  Пора. Одичаешь в лесу.  Не на то, поди, ты в наши  края попал чтобы
пням  молиться! Вот и Михаила тебе  наказывал к  людям идти. Может, говорил,
тогда поймет Егорушка, что в жизни почем.
  --. Михаила так говорил? Когда?
  -- Еще до пожара.
  -- А что ж ты молчал об этом, шут лесной?
  --  Молчал  до поры, а теперь,  вишь, пора  пришла,-  загадочно ответил
Леший.  -  Еще  наказывал  тебе  Михаила  учиться  людей  различать,  к  тем
прибиваться,  кто  молчит,  когда  весь  народ шумит, кто  плачет, когда люд
хохочет.
  -- Это как же?
  -- А так.  Крича,  голосу  чужого не услышишь,  хохоча, чужой слезы  не
увидишь. И  еще: не  спеши бежать,  куда все  побегут,  прежде  погляди, что
впереди, не сшибешь ли кого с ног.
  -- Так и сказывал? -- недоумевал Егор.
  -- Так  и сказывал.  Помни это. Наши-то, "вторые",  тебя  не  оставят в
случае чего.  Пока  еще научишься по-людски  жить Как придешь в Семижоновку,
нанимайся в  пастухи. Дело нехитрое.  Я помогу тебе со скАиной управиться, с
места на место перегоню или глазами попасу, когда усталь тебя возьмет.  Ну а
если волк-волчок, шерстяной  бочок, коровку  или  овечку  попятит,  шибко не
горюй:  что  у волка  в зубах, то Егорий дал, говорит народ. Святому, знать,
видней, не  зря  покровителем  всякой животины  слывет. Скот гони на пастьбу
раним-ранешенько, когда еще луга  росою дымятся. Она коровушкам богатый удой
дает, на диво тучными и здоровыми их делает. Запомни премудрость пастушью: у
всякой животины  перво-наперво  промеж  ушей  состриги клок,  в  свежий хлеб
закатай и перед выгоном  накорми скотинку этим хлебом,  чтоб  всегда вместе,
дружным стадом  ходила!.. Ну  а теперь ступай, Егорушка.