на голове, не сыщется и одного на пятьдесят, который  не  рисковал
бы двумя с половиной ливрами, составляющими красную цену шляпы.
     Бедный нотариус инстинктивно прижал ее  сбоку  палкой,  как  раз  когда
проходил мимо часового; однако, поднимая палку,  он  зацепил  концом  ее  за
позумент на шляпе часового и перекинул ее через перила моста прямо в Сену -
     - _Плох тот ветер_, - сказал поймавший ее лодочник, - _что никому добра
не надует_.
     Часовой-гасконец мигом подкрутил усы и навел свою аркебузу.
     В те дни из аркебуз стреляли при помощи фитилей; тут случилось,  что  у
одной старухи на конце моста задуло бумажный фонарь, и она заняла у часового
фитиль, чтобы его засветить, - это дало  время  остынуть  крови  гасконца  и
позволило ему обратить происшествие в свою пользу. -  _Плох  тот  ветер_,  -
сказал он, срывая с нотариуса касторовую шляпу и  узаконивая  ее  присвоение
пословицей лодочника.
     Бедный  нотариус  перешел  мост  и  направился  по   улице   Дофина   в
Сен-Жерменское предместье, изливая по дороге такие жалобы:
     - Незадачливый я человек! - говорил нотариус, -  всю  свою  жизнь  быть
игрушкой ураганов - родиться для того, чтобы везде, где бы  я  ни  появился,
против меня и моей профессии поднималась буря  ругани,  -  быть  вынужденным
громами церкви к браку с женщиной-вихрем - быть  выгнанным  из  собственного
дома семейными ветрами и лишиться касторовой шляпы от порыва ветров мостовых
- находиться с непокрытой головой в ненастную ночь, в полной зависимости  от
игры случайности - где приклоню я главу мою? - Несчастный человек! Какой  же
ветер из обозначенных на тридцати двух румбах компаса  навеет  тебе  наконец
что-нибудь хорошее, как прочим твоим ближним?
     Когда нотариус, жалуясь таким образом на  свою  судьбу,  проходил  мимо
одного темного переулка, чей-то голос подозвал девушку и велел ей бежать  за
ближайшим  нотариусом  -  и  так  как  наш  нотариус  был   ближайший,   то,
воспользовавшись своим положением, он отправился по переулку к дверям, и его
ввели через старомодную приемную в большую комнату  без  всякого  убранства,
кроме длинной боевой пики - нагрудных лат -  старого  заржавленного  меча  и
перевязи, висевших на стене на равных расстояниях друг от друга.
     Пожилой  человек,  который  когда-то  был  дворянином  и,  если  упадок
благосостояния не сопровождается порчей крови, оставался им и по сие  время,
лежал в постели, подперев голову рукой; к постели  придвинут  был  столик  с
горящей свечой, а возле столика стоял стул - нотариус сел на него и,  достав
из кармана чернильницу и несколько листов бумаги, положил  их  перед  собой,
после чего обмакнул перо  в  чернила,  прислонился  грудью  к  столу  и  все
приготовил, чтобы составить последнюю волю  и  завещание  пригласившего  его
дворянина.
     - Увы! Господин нотариус, - сказал дворянин, немного  приподнявшись  на
постели, - я не могу завещать  ничего,  что  покрыло  хотя  бы  издержки  по
составлению завещания, за исключением истории моей жизни, которую непременно
должен оставить в наследство миру, иначе я  не  в  состоянии  буду  спокойно
умереть; доходы от нее я завещаю вам  в  награду  за  взятый  на  себя  труд
записать ее - это такая необыкновенная история, что  ее  обязательно  должен
прочитать весь человеческий род: - она  принесет  богатство  вашему  дому  -
нотариус обмакнул перо в чернильницу. - Всемогущий распорядитель  всей  моей
жизни! - сказал старый дворянин, с горячим убеждением возведя взор и  подняв
руки к небу, - ты, чья рука привела  меня  по  такому  лабиринту  извилистых
переходов на это безрадостное поприще,  приди  на  помощь  слабеющей  памяти
убитого горем немощного старика - да направляет  языком  моим  дух  извечной
твоей правды, чтоб  этот  незнакомец  запечатлел  на  бумаге  лишь  то,  что
написано в _Книге_, согласно показаниям которой, - сказал он, стиснув  руки,
- я буду осужден или оправдан! - Нотариус держал кончик пера между свечой  и
своими глазами -
     - История эта, господин нотариус, - сказал  дворянин,  -  окажет  живое
действие  на  чувство  каждого  -  она  убьет  мягкосердечного  и   пробудит
сострадание в сердце самой жестокости -
     - Нотариус горел желанием начать,  и  в  третий  раз  погрузил  перо  в
чернильницу  -  тогда  старый  дворянин,  повернувшись  к  нотариусу,  начал
диктовать свою историю следующим образом -
     - А где же остальное, Ла Флер? - спросил я, так как  слуга  мой  в  эту
минуту вошел в комнату.


        ^TОТРЫВОК И БУКЕТ^U

        ^TПАРИЖ^U

     Когда Ла Флер подошел ближе к столу и я ему растолковал,  чего  мне  не
хватает, он мне сказал, что было еще только два таких листа, но он  завернул
в  них,  чтобы  цветы  крепче  держались,  букет,  который  преподнес  своей
demoiselle на _бульварах_. - Так, пожалуйста, Ла Флер, - сказал я, -  ступай
к ней сейчас же в дом графа де Б*** и _посмотри,  нельзя  ли  раздобыть  эти
листы_. - Разумеется, можно, - сказал Ла Флер - и выбежал вон.
     Через  самое  короткое   время   бедняга   прибежал   обратно,   совсем
запыхавшись, с выражением более глубокого разочарования на лице, чем то, что
могло быть вызвано непоправимой утратой отрывка  -  Juste  ciel!  {Праведное
небо! (франц.).} Не прошло и двух минут после того, как бедняга самым нежным
образом с ней распростился, - неверная  его  возлюбленная  отдала  его  gage
d'amour {Залог любви  (франц.).}  одному  из  лакеев  графа  -  лакей  отдал
молоденькой швее, - а швея скрипачу  с  моим  отрывком,  в  который  он  был
завернут. - Неудачи наши переплелись между собой - я вздохнул - и  вздох  Ла
Флера эхом раздался в моих ушах -
     - Какое вероломство! - воскликнул Ла Флер. - Какое несчастье! -  сказал
я -
     - Я бы не сокрушался, мосье, - проговорил Ла Флер, - если  бы  она  его
потеряла. - Я тоже, Ла Флер, - сказал я, - если бы я его нашел.
     Нашел я его или нет, это будет видно дальше.


        ^TАКТ МИЛОСЕРДИЯ^U

        ^TПАРИЖ^U

     Человек, который гнушается или боится заходить в темные закоулки, может
обладать превосходнейшими качествами и быть способным к сотне вещей;  но  из
него никогда не получится хорошего  чувствительного  путешественника.  Я  не
придаю большого значения многому из того, что вижу среди бела дня на больших
открытых улицах. - Природа стыдлива и не любит играть перед зрителями; но  в
укромном уголке вы  иногда  увидите  исполненную  ею  отдельную  коротенькую
сцену, стоящую всех sentiments дюжины французских  пьес,  взятых  вместе,  -
хотя они _безусловно_ изящны; - и каждый  раз,  когда  мне  предстоит  более
торжественное выступление, чем обыкновенно, я не  задумываясь  беру  из  них
тему для моей проповеди, ведь они годятся для проповедника не хуже, чем  для
героя - а что касается текста, то -  "Каппадокия,  Понт  и  Азия,  Фригия  и
Памфилия" - подойдет к ней с таким же успехом, как и всякий другой текст  из
Библии.
     Есть длинный темный проход, ведущий  от  Opera  comique  в  одну  узкую
улицу; им пользуются  немногие  посетители  театра,  терпеливо  дожидающиеся
fiacre'a {Извозчичья карета. - Л. Стерн.} или желающие спокойно пойти пешком
по окончании оперы.  Ближайший  к  театру  конец  этого  прохода  освещается
тоненькой свечкой, но свет ее пропадает еще раньше, чем вы  прошли  половину
пути,  а  возле  дверей  свеча  служит  скорее  для   украшения,   чем   для
практического применения: вам она представляется неподвижной  звездой  самой
последней величины; она горит - но, насколько нам известно, миру от нее мало
пользы.
     Возвращаясь домой по этому проходу, я различил в пяти или  шести  шагах
от дверей двух дам, стоявших рука об руку спиной к  стене,  должно  быть,  в
ожидании фиакра, - так как они были ближе к  дверям,  то  я  решил,  что  им
принадлежит право первенства, и, потихоньку подойдя на расстояние  ярда  или
немного более, стал спокойно ждать - благодаря черному костюму я  был  почти
незаметен в темноте.
     Дама, стоявшая  ближе  ко  мне,  была  высокая  худощавая  женщина  лет
тридцати шести; другой, такого же  роста  и  сложения,  было  лет  сорок;  в
наружности их не заключалось ни одной черты, которая говорила  бы,  что  они
женщины  замужние  или  вдовы  -  с  виду  это   были   две   добродетельные
сестры-весталки, не истощенные ласками, не надломленные нежными объятиями: у
меня могло бы возникнуть желание их осчастливить  -  в  этот  вечер  счастью
суждено было прийти к ним с другой стороны.
     Тихий голос в  изящно  построенных  и  приятных  для  слуха  выражениях
обращался к обеим дамам с просьбой подать, ради Христа, монету в  двенадцать
су. Мне показалось странным, что нищий  назначает  размер  милостыни  и  что
просимая им сумма в двенадцать раз превосходит то, что обыкновенно подают  в
темноте. Обе дамы были, по-видимому, удивлены не меньше моего. -  Двенадцать
су! - сказала одна. - Монету в двенадцать су! - сказала другая, - и  ни  та,
ни другая ничего не ответили нищему.
     Бедный человек сказал, что у  него  язык  не  поворачивается  попросить
меньше у дам такого высокого звания, и поклонился им до самой земли.
     - Гм! - сказали они, - у нас нет денег.
     Нищий хранил молчание минуту или две, а потом возобновил свои просьбы.
     - Не затыкайте передо мной ваших благосклонных ушей, прекрасные молодые
дамы, - сказал он. - Честное слово, почтенный, - отвечала младшая, -  у  нас
нет мелочи. - Да благословит вас бог, - сказал бедняк, -  и  да  умножит  те
радости, которые вы можете доставить другим,  не  прибегая  к  мелочи!  -  Я
заметил, что старшая сестра опустила руку в карман. -  Посмотрю,  -  сказала
она, - не найдется ли у меня одного су. - Одного  су!  Дайте  двенадцать,  -
сказал проситель. - Природа была к вам так щедра, будьте же  и  вы  щедры  к
бедняку.
     - Я бы, дала от всего сердца, мой друг, - сказала младшая, - если бы  у
меня было что дать.
     - Милосердная красавица! - сказал нищий, обращаясь к старшей. - Что же,
как не доброта и человеколюбие, придает ясным вашим очам ласковый блеск,  от
которого даже в этом темном проходе  они  сияют  ярче  утра?  И  что  сейчас
побудило маркиза де Сантерра и его брата так много  говорить  о  вас  обеих,
когда они проходили мимо?
     Обе дамы  были,  по-видимому,  очень  растроганы;  повинуясь  какому-то
внутреннему побуждению, они обе одновременно опустили руку в карман и вынули
каждая по монете в двенадцать су.
     Пререкания между  ними  и  бедным  просителем  больше  не  было  -  оно
продолжалось только между сестрами, которой из них следует подать  монету  в
двенадцать су - и, чтобы положить конец спору,  обе  они  подали  вместе,  и
нищий удалился.


        ^TРАЗРЕШЕНИЕ ЗАГАДКИ^U

        ^TПАРИЖ^U

     Я поспешно зашагал вслед за ним: это был  тот  самый  человек,  который
просил милостыню у женщин возле подъезда гостиницы и поставил меня  в  тупик
своим успехом. - Я сразу открыл его секрет  или,  по  крайней  мере,  основу
этого секрета - то была лесть.
     Восхитительная эссенция! Как освежающе действуешь ты  на  природу!  Как
могущественно склоняешь на свою сторону все ее силы и все ее  слабости!  Как
сладко проникновение твое в кровь и как ты облегчаешь движение ее  к  сердцу
по самым трудным и извилистым протокам!
     Бедняк, не будучи стеснен недостатком времени, отпустил  более  крупную
дозу этим женщинам; разумеется, он владел искусством  давать  ее  в  меньшем
количестве при  многочисленных  неожиданных  встречах  на  улице;  но  каким
образом ухитрялся  он  приспособлять  ее  к  обстоятельствам,  подслащивать,
сгущать и разбавлять, - я  не  стану  утруждать  свой  ум  этим  вопросом  -
довольно того, что нищий получил две монеты по двенадцати су -  а  остальное
лучше всего могут рассказать те, кому удалось добыть этим  способом  гораздо
больше.


        ^TПАРИЖ^U

     Мы преуспеваем в свете, не столько оказывая услуги, сколько получая их:
вы берете увядшую веточку и втыкаете в землю, а потом поливаете, потому  что
сами ее посадили.
     Господин граф де Б***, потому только, что  он  оказал  мне  услугу  при
получении паспорта, пожелал пойти дальше и в несколько дней, проведенных  им
в Париже, оказал  мне  другую  услугу,  познакомив  с  несколькими  знатными
особами, которым пришлось представить меня другим, и так далее.
     Я овладел моим _секретом_ как раз вовремя, чтобы извлечь из  оказанного
мне внимания кое-какую пользу;  в  противном  случае,  как  это  обыкновенно
бывает, новые мои знакомые пригласили бы  меня  раз-другой  к  обеду  или  к
ужину, а затем, _переводя_ французские взгляды и жесты на простой английский
язык,  я  бы  очень  скоро  _заметил_,  что  завладел  couvert'oм  {Тарелка,
салфетка, нож, вилка и ложка. - Л. Стерн.} какого-нибудь  более  интересного
гостя; и мне, конечно, пришлось бы уступить одно за  другим  все  мои  места
просто  потому,  что  я  бы  не  мог  их  удержать.  -  Но  при  сложившихся
обстоятельствах дела мои пошли не так уж плохо.
     Я имел честь быть представленным старому маркизу де Б****: в былые  дни
он отличился кой-какими рыцарскими подвигами на  Cour  d'amour  {Поле  любви
(франц.).} и с тех пор всегда рядился соответственно своему представлению  о
поединках и турнирах - маркизу де Б**** хотелось, чтобы другие  думали,  что
они разыгрываются не только в его  фантазии.  "Он  был  бы  очень  не  прочь
прокатиться  в  Англию"  и  много  расспрашивал  об  английских   дамах.   -
Оставайтесь во Франции, умоляю вас, господин  маркиз,  -  сказал  я.  -  Les
messieurs Anglais и без того едва могут добиться от  своих  дам  милостивого
взгляда. - Маркиз пригласил меня ужинать.
     Мосье П***, откупщик податей,  проявил  такую  же  любознательность  по
части наших налогов. - Они у нас, как он слышал, очень внушительны.  -  Если
бы мы только знали, как их собирать, - сказал я, низко ему поклонившись.
     На других условиях я бы ни за что не получил  приглашения  на  концерты
мосье П***.
     Меня ложно отрекомендовали мадам де К***  в  качестве  esprit  {Остряка
(франц.).}. - Мадам де К*** сама была  esprit;  она  сгорала  от  нетерпения
увидеть меня и послушать, как я говорю. - Еще не успел я сесть, как заметил,
что ее ни капельки не интересует, есть у  меня  остроумие  или  нет.  Я  был
принят, чтобы убедиться в том, что оно есть  у  нее.  -  Призываю  небеса  в
свидетели, что я ни разу не открыл рта у нее в доме.
     Мадам де К*** клялась каждому встречному, что "никогда в жизни она ни с
кем не вела более поучительного разговора".
     Владычество французской дамы распадается на три эпохи,  -  Сначала  она
кокетка - потом деистка - потом  devote  {Богомолка  (франц.).}.  В  течение
всего этого времени она ни на минуту не выпускает власти из рук - она только
меняет подданных: когда к тридцати пяти годам в ее  владениях  редеют  толпы
рабов любви, она вновь их населяет рабами неверия - а потом рабами церкви.
     Мадам де В*** колебалась между первыми двумя эпохами: румянец ее быстро
блекнул - ей бы следовало сделаться деисткой за пять лет до того, как я имел
честь сделать ей мой первый визит.
     Она посадила меня рядом с собой на диван, чтобы таким образом  вплотную
обсудить вопрос о религии. - Словом, мадам де В*** призналась мне,  что  она
ни во что не верит.
     Я сказал мадам де В***, что пусть таковы ее убеждения, но я считаю, что
не  в  ее  интересах  срывать  форпосты,  без  которых  для  меня  непонятна
возможность защиты такой крепости, как та, которой владеет она,  -  что  для
красавицы нет более опасной вещи на свете, чем быть деисткой, - что мой долг
человека верующего запрещает мне скрывать это от нее - что не просидел  я  и
пяти минут на диване рядом с ней, как уже начал строить замыслы, - и что же,
как не религиозные чувства и убеждение, что они теплятся и в ее груди, могло
задушить эти нечистые мысли в самом их зародыше?
     - Мы не каменные, - сказал я, беря ее за руку,  -  и  мы  нуждаемся  во
всевозможных средствах обуздания, пока к нам  не  подкрадется  в  положенное
время возраст и не наденет на нас своей узды,  -  однако,  дорогая  леди,  -
сказал я, целуя ей руку, - вам еще слишком, - слишком рано -
     Могу смело утверждать, что по всему Парижу про меня пошла слава,  будто
я вернул мадам де В*** в лоно церкви. - Она уверяла  мосье  Д****  и  аббата
М***, что я за полчаса больше сказал в пользу религии  откровения,  чем  вся
Энциклопедия сказала против нее. - Я был немедленно принят в  Coterie  {Круг
близких знакомых (франц.).} мадам де В***, и она отсрочила эпоху деизма  еще
на два года.
     Помню, в этой Coterie среди речи, в которой я  доказывал  необходимость
_первой причины_, молодой граф де Faineant {Бездельник (франц.).} взял  меня
за руку и отвел в дальний угол комнаты, чтобы сказать мне, что мой _солитер_
приколот слишком плотно у шеи. - Он должен  быть  plus  badinant  {Свободнее
(франц.).}, - сказал граф, взглядывая на свой, - однако одного слова,  мосье
Йорик, мудрому -
     - И от мудрого, господин граф, - отвечая я, делая ему поклон,  -  будет
достаточно.
     Граф де Faineant обнял меня с таким жаром, как не обнимал меня  еще  ни
один из смертных.
     Три недели сряду я разделял мнения каждого, с кем встречался. -  Pardi!
ce Mons. Yorick a autant d'esprit que nous autres. -  Il  raisonne  bien,  -
говорил другой. C'est un bon enfant  {Ей-ей,  этот  господин  Йорик  так  же
остроумен, как и мы. - Он здраво рассуждает. - Славный малый  (франц.).},  -
говорил третий. - И такой ценой я мог есть, пить и веселиться  в  Париже  до
скончания дней моих; но то был позорный счет - я стал его  стыдиться.  -  То
был заработок раба - мое чувство чести возмутилось против него - чем выше  я
поднимался, тем больше попадал в _положение нищего_ - чем избранное  Coterie
- тем больше детей Искусственности - я затосковал по детям  Природы.  И  вот
однажды вечером, после того как я гнуснейшим образом  продавался  полудюжине
различный людей, мне стало тошно - я лег  в  постель  -  и  велел  Ла  Флеру
заказать наутро лошадей, чтобы ехать в Италию.


        ^TМАРИЯ^U

        ^TMУЛЕH^U

     До сих пор никогда и ни в каком виде не испытывал я, что такое горе  от
изобилия - проезжать через Бурбонне, прелестнейшую часть Франции - в  разгар
сбора винограда, когда Природа сыплет свое богатство в подол каждому и глаза
каждого смотрят  вверх,  -  путешествие,  на  каждом  шагу  которого  музыка
отбивает такт _Труду_, и все дети  его  с  ликованием  собирают  гроздья,  -
проезжать через все это, когда твои чувства переливаются через край и  когда
их воспламеняет каждая стоящая впереди группа -  и  каждая  из  них  чревата
приключениями.
     Праведное небо! - этим можно было бы наполнить двадцать томов  -  тогда
как, увы! у меня в настоящем осталось лишь несколько страничек,  на  которые
все это надо втиснуть, - причем половина  их  должна  быть  отведена  бедной
Марии, которую мой друг, мистер Шенди, встретил вблизи Мулена.
     Рассказанная им история этой помешавшейся  девушки  немало  взволновала
меня при чтении; но когда я прибыл в места, где она жила, все с такой  силой
снова встало в моей памяти,  что  я  не  в  силах  был  противиться  порыву,
увлекшему меня в сторону от дороги к деревне, где жили  ее  родители,  чтобы
расспросить о ней.
     Отправляясь к ним,  я,  признаться,  похож  был  на  Рыцаря  Печального
Образа, пускающегося в свои мрачные приключения, -  но  не  знаю  почему,  а
только я никогда с такой ясностью не сознаю существования в себе души, как в
тех случаях, когда сам пускаюсь в такие приключения.
     Старушка мать вышла к дверям, лицо ее рассказало мне  грустную  повесть
еще прежде, чем она открыла рот. - Она потеряла мужа; он умер, по ее словам,
месяц тому назад от горя, вызванного помешательством Марии.  -  Сначала  она
боялась, добавила старушка, что это отнимет у ее  бедной  дев