вторую  аксиому,  столь  же
неоспоримую, как и первая, а именно, что она - вдова, удрученная горем, -  я
дальше не пошел: - я и так достаточно твердо занимал положение, которое  мне
нравилось - так что, пробудь она бок о бок со мной до полуночи, я остался бы
верен своим догадкам и продолжал  рассматривать  ее  единственно  под  углом
этого общего представления.
     Но не отошла она еще от меня и двадцати шагов, как что-то во мне  стало
требовать более подробных сведений - навело на мысль о предстоящей разлуке -
может быть, никогда больше не придется ее увидеть - сердцу хочется  сберечь,
что можно; мне нужен был след, по которому желания мои могли бы найти путь к
ней в случае, если бы мне не довелось больше с ней  встретиться;  словом,  я
желал узнать ее имя - ее фамилию - ее общественное положение;  так  как  мне
известно было, куда она едет, то захотелось узнать, откуда она приехала;  но
не было никакого способа подступиться  к  ней  за  всеми  этими  сведениями:
деликатность воздвигала  на  пути  сотню  маленьких  препятствий.  Я  строил
множество различных планов. - Нечего было и думать о том, чтобы спросить  ее
прямо, - это было невозможно.
     Бойкий французский офицерик, проходивший по улице приплясывая,  показал
мне, что это самое легкое дело на свете; действительно,  проскользнув  между
нами как раз в ту минуту, когда дама возвращалась к дверям сарая, он сам мне
представился и, не успев еще как следует  отрекомендоваться,  попросил  меня
сделать ему честь и представить его даме. - Я  сам  не  был  представлен,  -
тогда, повернувшись к ней, он сделал это самостоятельно, спросив ее,  не  из
Парижа ли она приехала? - Нет; она едет по направлению к Парижу,  -  сказала
дама. - Vous n'etes pas de Londres? {Вы не из Лондона? (франц.).} - Нет,  не
из Лондона, - отвечала она. - В таком случае мадам прибыла  через  Фландрию.
Apparemment vous  etes  Flamande?  {Очевидно,  вы  фламандка?  (франц.).}  -
спросил французский офицер. - Дама ответила утвердительно.  -  Peut-etre  de
Lisle? {Может быть, из Лилля? (франц.).} - продолжал он. - Она сказала,  что
не из Лилля. - Так, может быть, из Арраса? - или из Камбре? - или из  Гента?
- или из Брюсселя? - Дама ответила, что она из Брюсселя.
     Он имел честь, - сказал офицер, - находиться  при  бомбардировке  этого
города в последнюю войну. Брюссель прекрасно расположен pour cela {Для этого
(франц.).} и полон знати, когда имперцы вытеснены из него  французами  (дама
сделала легкий реверанс); рассказав ей об этом деле и о своем участии в нем,
- он попросил о чести узнать ее имя - и откланялся.
     - Et Madame a son  mari?  {Мадам  замужем?  (франц.).}  -  спросил  он,
оглянувшись, когда уже сделал два шага - и, не дожидаясь ответа,  -  понесся
дальше своей танцующей походкой.
     Даже если бы я семь лет обучался хорошим манерам, все  равно  я  бы  не
способен был это проделать.


        ^TСАРАЙ^U

        ^TКАЛЕ^U

     Когда французский офицерик ушел, явился мосье Дессен с ключом от  сарая
в руке и тотчас впустил нас в свой склад повозок.
     Первым предметом, бросившимся мне в глаза, когда мосье  Дессен  отворил
двери, был другой старый ободранный _дезоближан_;  но  хотя  он  был  точной
копией того, что лишь час назад пришелся мне так по вкусу на каретном дворе,
- теперь один его вид вызвал во мне неприятное ощущение; и я подумал,  каким
же скаредом был тот, кому впервые пришла  в  голову  мысль  соорудить  такую
штуку; не больше снисхождения оказал я человеку, у  которого  могла  явиться
мысль этой штукой воспользоваться.
     Я заметил, что дама была столь же мало прельщена _дезоближаном_, как  и
я; поэтому мосье  Дессен  подвел  нас  к  двум  стоявшим  рядом  каретам  и,
рекомендуя их нашему вниманию, сказал, что они куплены были лордами А. и  Б.
для grand tour {Большое путешествие (франц.).}, но дальше Парижа не побывали
и, следовательно, во всех отношениях так же хороши, как и новые. - Они  были
слишком хороши, - почему я перешел к  третьей  карете,  стоявшей  позади,  и
сейчас же начал сговариваться о цене. - Но в ней едва ли поместятся двое,  -
сказал я, отворив дверцу и войдя в карету. - Будьте добры, мадам,  -  сказал
мосье Дессен, предлагая  руку,  -  войдите  и  вы.  -  Дама  поколебалась  с
полсекунды и вошла; в это время слуга кивком подозвал мосье Дессена,  и  тот
захлопнул за нами дверцу кареты и покинул нас.


        ^TСАРАЙ^U

        ^TКАЛЕ^U

     - C'est bien comique, это очень забавно, - сказала дама,  улыбаясь  при
мысли, что уже второй раз мы остались наедине  благодаря  нелепому  стечению
случайностей. - C'est bien comique, - сказала она.
     - Чтобы получилось совсем забавно, - сказал  я,  -  не  хватает  только
комичного употребления, которое сделала бы из этого французская галантность;
сначала объясниться в любви, а затем предложить свою особу.
     - В этом их _сила_, - возразила дама.
     - Так, по крайней мере, принято думать, - а  почему  это  случилось,  -
продолжал я, - не  знаю,  но,  несомненно,  французы  стяжали  славу  людей,
наиболее, понимающих в любви  и  наилучших  волокит  на  свете;  однако  что
касается меня, то я считаю их жалкими пачкунами и, право же, самыми дрянными
стрелками, какие когда-либо испытывали терпение Купидона.
     Надо же такое выдумать: объясняться  в  любви  при  помощи  sentiments!
{Чувств (франц.).}
     - С таким же успехом я бы выдумал сшить изящный костюм из лоскутков.  -
Объясниться - хлоп - с первого же взгляда признанием  -  значит  подвергнуть
свое предложение и самих себя вместе с ним, со всеми pours и contres {"За" и
"против" (франц.).}, суду холодного разума.
     Дама внимательно слушала, словно ожидая, что я скажу еще.
     - Возьмите, далее, во внимание, мадам, -  продолжал  я,  -  кладя  свою
ладонь на ее руку -
     Что серьезные люди ненавидят Любовь из-за самого ее имени -
     Что люди себялюбивые ненавидят ее из уважения к самим себе -
     Лицемеры - ради неба -
     И что, поскольку все мы, и  старые  и  молодые,  в  десять  раз  больше
напуганы, чем задеты, самым _звуком_ этого слова -
     Какую  неосведомленность  в   этой   области   человеческих   отношений
обнаруживает тот, кто дает слову сорваться со своих  губ,  когда  не  прошло
еще, по крайней мере, часа или двух с тех пор,  как  его  молчание  об  этом
предмете  стало  мучительным.  Ряд  маленьких  немых  знаков  внимания,   не
настолько  подчеркнутых,  чтобы  вызвать  тревогу,  -  но  и  не   настолько
неопределенных, чтобы быть неверно понятыми, - да время  от  времени  нежный
взгляд, брошенный без слов или почти без слов,  -  оставляет  Природе  права
хозяйки, и она все обделает по своему вкусу. -
     - В таком случае, - сказала, зардевшись, дама,  -  я  вам  торжественно
объявляю, что все это время вы объяснялись мне в любви.


        ^TСАРАЙ^U

        ^TКАЛЕ^U

     Мосье Дессен, вернувшись, чтобы выпустить нас из кареты, сообщил даме о
прибытии в гостиницу графа Л., ее брата. Несмотря на все свое расположение к
спутнице,  не  могу  сказать,  чтобы  в  глубине  сердца  я  этому   событию
обрадовался - я не выдержал и признался ей в этом: ведь это гибельно, мадам,
- сказал я, - для предложения, которое я собирался вам сделать. -
     - Можете мне не говорить, что это было за предложение, -  прервала  она
меня, кладя свою руку на обе мои. - Когда мужчина, милостивый государь  мой,
готовится сделать женщине любезное предложение, она обыкновенно  заранее  об
этом догадывается. -
     - Оружие это, - сказал я, - природа дала ей для самосохранения. - Но  я
думаю, - продолжала она, глядя мне в лицо, - мне нечего было опасаться -  и,
говоря откровенно, я решила принять  ваше  предложение.  -  Если  бы  я  это
сделала - (она минуточку  помолчала),  -  то,  думаю,  ваши  добрые  чувства
выманили бы у меня рассказ, после  которого  единственной  опасной  вещью  в
нашей поездке была бы жалость.
     Говоря это, она позволила мне дважды поцеловать свою руку,  после  чего
вышла из кареты с растроганным и опечаленным взором - и попрощалась со мной.


        ^TНА УЛИЦЕ^U

        ^TКАЛЕ^U

     Никогда в жизни  не  случалось  мне  так  быстро  заключать  сделку  на
двадцать  гиней.  Когда  я  лишился  дамы,   время   потянулось   для   меня
томительно-медленно; вот  почему,  зная,  что  теперь  каждая  минута  будет
равняться двум, пока я сам не приду  в  движение,  -  я  немедленно  заказал
почтовых лошадей и направился в гостиницу.
     - Господи! - сказал я, услышав, как городские часы  пробили  четыре,  и
вспомнив, что нахожусь в Кале всего лишь час с небольшим -
     - Какой толстый том приключений может выйти из этого ничтожного  клочка
жизни у того, в чьем сердце на все находится отклик и кто,  приглядываясь  к
каждой мелочи, которую помещают на пути его  время  и  случай,  не  упускает
ничего, чем он может _со спокойной совестью завладеть_ -
     - Из одного ничего не выйдет, выйдет - из  другого  -  все  равно  -  я
сделаю пробу человеческой природы. - Вознаграждением мне  служит  самый  мой
труд - с меня довольно. - Удовольствие, доставляемое мне этим экспериментом,
держало в состоянии бодрого напряжения  мои  чувства  и  лучшую  часть  моих
жизненных сил, усыпляя в то же время их более низменную часть.
     Жаль мне человека, который способен пройти  от  _Дана_  до  _Вирсавии_,
восклицая: "Как все бесплодно кругом!" - ведь так оно  и  есть;  таков  весь
свет для того, кто не хочет возделывать приносимых  им  плодов.  Ручаюсь,  -
сказал я, весело хлопая в ладоши, - что, окажись я в пустыне,  я  непременно
отыскал бы там что-нибудь способное пробудить во мне приязненные чувства.  -
Если бы не нашлось ничего лучшего, я бы сосредоточил их  на  душистом  мирте
или отыскал меланхоличный кипарис. чтобы привязаться к нему - я бы вымаливал
у них тень и дружески их благодарил за кров и защиту - я бы вырезал  на  них
мое имя и поклялся, что они  прекраснейшие  деревья  во  всей  пустыне;  при
увядании их листьев я научился бы горевать, и при их  оживлении  ликовал  бы
вместе с ними.
     Ученый _Смельфунгус_ совершил путешествие из Булони в Париж - из Парижа
в Рим - и так далее,  -  но  он  отправился  в  дорогу,  страдая  сплином  и
разлитием  желчи,  отчего  каждый  предмет,  попадавшийся   ему   на   пути,
обесцвечивался или искажался. - Он написал отчет о своей поездке, но то  был
лишь отчет о его дрянном самочувствии.
     Я встретил Смельфунгуса в большом портике Пантеона - он только что  там
побывал. - Да ведь это только огромная площадка для петушиных  боев  {Смотри
"Путешествия С[моллет]а". - Л. Стерн.}, - сказал он, - Хорошо,  если  вы  не
сказали чего-нибудь похуже о Венере  Медицейской,  -  ответил  я,  так  как,
проезжая через Флоренцию,  слышал,  что  он  непристойно  обругал  богиню  и
обошелся с ней хуже, чем с уличной девкой, без малейшего к тому повода.
     Я снова столкнулся со Смельфунгусом в Турине, когда он уже  возвращался
домой; он мог рассказать лишь печальную повесть о  злоключениях,  в  которой
"говорил о бедствиях на суше и на морях, о каннибалах, что едят друг  друга:
антропофагах", - на каждой станции, где он  останавливался,  с  него  живого
сдирали кожу, его терзали и мучили хуже, чем святого Варфоломея. -
     - Я расскажу об этом, - кричал Смельфунгус, - всему свету! -  Лучше  бы
вы рассказали, - сказал я, - вашему врачу.
     Мундунгус, обладатель огромного состояния,  совершил  длинное  круговое
путешествие: он проехал из Рима в Неаполь  -  из  Неаполя  в  Венецию  -  из
Венеции в Вену - в Дрезден, в Берлин, не будучи в состоянии рассказать ни об
одном великодушном поступке, ни об одном приятном приключении; он ехал прямо
вперед, не глядя ни направо, ни налево,  чтобы  ни  Любовь,  ни  Жалость  не
совратили его с пути.
     Мир им! - если они могут его найти; но само небо, хотя бы  туда  открыт
был доступ людям такого душевного склада, не имело бы возможности его  дать,
- пусть даже все блаженные духи прилетели бы на крыльях любви приветствовать
их прибытие, - и ничего не услышали бы души Смельфунгуса и Мундунгуса, кроме
новых гимнов радости, новых восторгов любви и новых поздравлений с общим для
всех их блаженством. - Мне их  сердечно  жаль:  они  не  выработали  никакой
восприимчивости к нему; и хотя бы даже Смельфунгусу  и  Мундунгусу  отведено
было счастливейшее жилище на небесах,  они  чувствовали  бы  себя  настолько
далекими  от  счастья,  что  души  Смельфунгуса  и  Мундунгуса  веки  вечные
предавались бы там сокрушению.


        ^TМОНТРЕЙ^U

     В дороге я потерял с задка кареты чемодан и дважды выходил под  дождем,
один раз увязнув по колена в грязи, чтобы помочь кучеру вновь привязать его,
но все не мог понять, чего мне недостает. - Только  но  приезде  в  Монтрей,
когда хозяин гостиницы спросил, не нужен ли мне слуга,  я  вдруг  сообразил,
что мне недостает именно слуги.
     - Слуга! До зарезу нужен, - сказал я. - Дело в том, мосье, -  продолжал
хозяин, - что здесь есть смышленый парень, который почел бы за большую честь
служить у англичанина. - Но почему у  англичанина  предпочтительнее,  чем  у
кого-нибудь другого? - Англичане так щедры, - сказал хозяин. - Голову  отдам
на отсечение, - сказал я про себя, - если мне не придется поплатиться за это
лишним ливром сегодня же вечером. - Но  они  могут  себе  это  позволить,  -
прибавил он. - За это выкладывай еще один ливр, - подумал я. - Не далее, как
прошедшую ночь, - продолжал хозяин, - un Mylord Anglais presentait un ecu  a
la fille de  chambre.  -  -  Tant  pis  pour  Mademoiselle  Jeanneton  {Один
английский милорд подарил экю горничной. - Тем хуже для мадемуазель Жаннетон
(франц.).}, - сказал я.
     Жаннетон была хозяйской дочерью, и хозяин, подумав, что я не  силен  во
французском, взял на  себя  смелость  осведомить  меня,  что  мне  следовало
сказать не tant pis, a tant mieux. - Tant mieux, toujours, Monsieur {Не "тем
хуже", а "тем лучше". Тем лучше всегда, мосье (франц.).},  -  сказал  он,  -
когда что-нибудь получаешь, tant pis - когда ничего не получаешь. - Да  ведь
это сводится к одному и тому же,  -  сказал  я.  -  Pardonnez-moi  {Извините
(франц.).}, - сказал хозяин.
     Едва ли представится мне более подходящий случай раз-навсегда заметить,
что поскольку tant pis и tant mieux являются  двумя  стержнями  французского
разговора, иностранцам перед приездом в Париж надо  хорошенько  освоиться  с
правильным их употреблением.
     Один шустрый французский  маркиз  за  столом  у  нашего  посла  спросил
мистера Ю., не он ли поэт Ю. - Нет, - мягко ответил Ю. - Tant pis, -  сказал
маркиз.
     - Это историк Ю., - сказал кто-то. - Tant mieux, - отозвался маркиз.  -
Мистер Ю., чудесной души человек, сердечно  поблагодарил  его  за  то  и  за
другое.
     Просветив меня на этот счет, хозяин кликнул  Ла  Флера  (так  назывался
молодой человек, о котором  он  мне  говорил),  -  предварительно,  впрочем,
заметив, что он ничего не смеет сказать о его талантах - мосье  лучше  может
судить, что ему подходит; но за преданность Ла  Флера  он  готов  поручиться
всем своим состоянием.
     Хозяин сказал это  таким  подкупающим  тоном,  что  я  решил  сразу  же
покончить с занимавшим меня делом - и Ла Флер, который поджидал  за  дверью,
затаив дыхание, как это доводилось в свой черед каждому  из  детей  природы,
вошел ко мне.


        ^TMОНТРЕЙ^U

     Я способен с первого же  взгляда  почувствовать  расположение  к  самым
различным людям, в особенности когда какой-нибудь бедняк является предложить
свои услуги такому бедняку, как я; зная за  собой  эту  слабость,  я  всегда
допускаю некоторое ограничение моего  суждения  -  большее  или  меньшее,  в
зависимости от расположения духа и обстоятельств, - а также, могу  добавить,
пола особы, поступающей ко мне на службу.
     Когда Ла Флер вошел в мою комнату и я мысленно выправил все, что  могла
преувеличить моя чувствительность, открытый взор и честное лицо парня  сразу
решили дело в его пользу; поэтому я  сначала  его  понял,  -  а  затем  стал
спрашивать, что он умеет. - Я обнаружу его таланты, - сказал я,  -  когда  в
них встретится надобность, - кроме того, француз - на все руки мастер.
     Оказалось, что бедный Ла Флер единственно только и умеет,  что  бить  в
барабан да дудеть два-три  марша  на  флейте.  Я  решил  положиться  на  его
дарования и должен сказать, что моя слабость никогда не  подвергалась  таким
насмешкам со стороны моей мудрости, как при этой попытке.
     Как  большинство  французов,  Ла  Флер  храбро  начал  свое  "жизненное
поприще, проведя в молодости несколько лет на  _службе_.  По  окончании  ее,
удовлетворив свое тщеславие и найдя, что честь бить в барабан,  по-видимому,
заключает награду в себе  самой,  так  как  она  не  открывала  ему  никаких
дальнейших путей к славе, - он удалился a ses terres {В свои края (франц.).}
и жил comme il plaisait a Dieu - то есть чем бог пошлет.
     - Итак, - сказала Мудрость, -  для  своего  путешествия  по  Франции  и
Италии ты нанял себе в слуги барабанщика! - Так что ж? - отвечал я. -  Разве
половина наших дворян  не  проделывает  этого  самого  пути  с  каким-нибудь
фетюком в качестве compagnon de voyage {Попутчика (франц.).}, платя вдобавок
и за черта, и за дьявола, и за всякую  всячину?  -  когда  человек  способен
выпутаться с помощью _острого словца_ в таком неравном состязании, дела  его
вовсе не так плохи. - Ведь вы умеете  делать  еще  что-нибудь,  Ла  Флер?  -
спросил я. - О qu'oui {О, да (франц.).}, - он умеет  шить  гетры  и  немного
играет на скрипке. - Браво!  -  воскликнула  Мудрость.  -  Я  сам  играю  на
виолончели, - сказал я, - мы отлично поладим. А умеете вы брить и  оправлять
немного парик, Ла Флер? - У него охота ко всему на свете. -  Этого  довольно
для неба, - перебил я его, - а для меня  так  и  подавно.  -  И  вот,  когда
подоспел ужин и по одну сторону моего  стула  поместился  резвый  английский
спаниель, а по другую - француз-слуга со всей той веселостью на лице,  какую
способна изобразить на наших лицах природа, - я от всей души остался доволен
моей державой и думаю, что если бы монархи знали, чего они хотят, то  и  они
были бы так же довольны, как я.


        ^TMОНТРЕЙ^U

     Так как Ла Флер сопровождал меня в течение всего моего  путешествия  по
Франции и Италии и будет не раз еще появляться на сцене, то я должен немного
более расположить читателя  в  его  пользу,  сказав,  что  никогда  движения
сердца, обыкновенно определяющие мои поступки, не давали мне меньше  поводов
к раскаянию, чем в отношении этого парня, - то была самая прямая, любящая  и
простая душа, какой когда-либо приходилось тащиться по пятам  за  философом;
хотя его  выдающиеся  дарования  по  части  барабанного  боя  и  шитья  гетр
оказались  для  меня  довольно   бесполезными,   однако   я   был   ежечасно
вознаграждаем веселостью его нрава - она возмещала  все  его  недостатки.  -
Глаза  его  всегда  давали  мне  поддержку  во  всех   моих   несчастиях   и
затруднениях, я чуть было не добавил - и его тоже; но Ла Флера ничем  нельзя
было пронять; в самом деле, какие бы невзгоды  судьбы  ни  постигали  его  в
наших странствиях: голод ли, жажда, холод или бессонные ночи, - по лицу  его
о них ничего нельзя было прочесть - он всегда был одинаков;  таким  образом,
если я являюсь чуточку философом, как  это  время  от  времени  внушает  мне
лукавый,  -  гордость  моя  этим  званием  бывает  сильно  задета,  когда  я
размышляю, сколь многим обязан  я  жизнерадостной  философии  этого  бедного
парня, посрамившего меня и научившего высшей мудрости. При  всем  том  у  Ла
Флера был легкий налет фатовства, - но  фатовство  это  казалось  с  первого
взгляда скорее природным, чем искусственным; и не прожил я с ним и трех дней
в Париже, как убедился, что он вовсе не фат.


        ^TМОНТРЕЙ^U

     Когда  Ла  Флер  н