ердце узнал после давних  пор...  Бывало,  рубит,  бьет  с  плеча
Мещеряк, жизнь - копейка, грош, - задаром отдам... А  ныне  пожить  больно
охоч я стал... Для тебя ради... Вот  и  мыслю,  перед  ночью  дело  будет,
слышь, судно вражье близехонько, поди, - так того, не больно-то охоч, штоб
убили... Помолись за меня, паренек...  -  неожиданно  заключил  свою  речь
Матвей, опустив свои черные глаза долу.
     Алеша поднял взор на юношу. Смущенное молодое лицо  и  почти  робкие,
точно смежавшиеся глаза, сразу расположили его в свою  пользу.  Точно  что
ущипнуло его за сердце. И невольная мысль толкнулась в мозгу:
     "А може и жизнью своей я обязан юноше этому?" - и,  не  медля  более,
Алеша спросил слабым голосом:
     - Скажи, Христа ради, не ты ли вызволил меня из петли?
     Ниже потупил голову Матвей.
     Жаркий стыд прожег его душу.
     - Тебя-то вызволил, а ближних твоих не сумел, -  казалось,  без  слов
говорило все его смущенное лицо.
     Но Алеше не надо было ответа.
     Худенькая ручонка больного протянулась к разбойнику.
     - Помолюсь за тебя, - произнес он тихо, -  и  дедушку,  и  Терентьича
покойного попрошу помолиться за тебя... Скажи только, как  звать  тебя?  -
еще тише, сквозь набежавшие слезы  при  одной  мысли  о  погибшем  дядьке,
спросил князек.
     - Матвеем, - произнесли негромко губы Мещеряка.
     - Матвеем...  Матюшей...  -  повторил  больной,  -  храни  тебя  Бог,
Матюша... А вот еще... сними с меня гайтан с тельником и себе  надень  его
на грудь, а твой мне передай... Тельник благословенный... дедушка покойный
им меня благословил от беды, во имя Бога... - закончил с трудом Алеша.
     - Побрататься хочешь? - не  веря  ушам,  весь  вспыхнув  от  радости,
произнес Матвей.
     - Ты мне жизнь спас, - было ответом.
     - Дитятко!.. Голубь мой чистый!.. Мученик мой! - прошептал Мещеряк, и
яркою влагою блеснуло что-то в самой глубине его  черных  очей.  Потом  он
осторожно раскрыл кафтан на груди Алеши и отстегнул ворот его рубахи.
     Осыпанный рубинами  и  яхонтами  тельный  крест  на  золотом  гайтане
блеснул в полутьме.
     - Мое имя узнал ты, а свое не охоч сказывать...  -  произнес  Матвей,
осторожно снимая с груди Алеши его крест и надевая свой оловянный  тельник
через голову малютки. - Как звать тебя, родимый?
     - Алексеем звать  меня,  по  отцу  Семенычем,  а  из  роду  я  князей
Серебряных-Оболенских, - тихо проронил тот.
     - Алеша, стало, будешь, Алеша, братик мой  богоданный!..  -  с  тихим
умилением начал Матвей и вдруг разом осекся.
     Месяц,  точно  багрово-красный  шар,  выплыл  из-за  тучи  и  осветил
огромное, черное судно, плывущее прямо на струги, сбившиеся в кучу посреди
реки.
     - Са-а-рынь  на  ки-и-чку!  -  пронеслось  в  тот  же  миг  протяжным
заунывным звуком с первой ладьи и помчалось вверх по реке.
     - На ве-ес-ла! - прогремела новая команда в тишине ночи.
     И, точно встрепенувшиеся птицы, быстрыми лебедями заскользили  струги
по глади вод.
     Месяц алым заревом облил Каму. Багрово-красною стала река...
     Гребцы с  каким-то  тихим  остервенением  налегали  на  весла.  Лодки
неслись теперь  вперед  со  стремительной  быстротой.  Черное  судно  тоже
выдвинулось заметно вперед, приготовляясь, в свою очередь,  к  отпору.  На
палубе его замелькали темные силуэты людей.
     - Са-а-рынь на ки-и-чку! - еще раз прокатилось над Камой.
     Почти одновременно с борта судна грянул выстрел, блеснул огонь,  и  с
грохотом и свистом тяжело плюхнуло свинцовое ядро в воду.
     - Ой, тетка, молода больно!.. Кашу заварила, сала не поклала, сгорела
каша без сала, сама с голодным брюхом осталась! - послышался с  очередного
струга веселый голос есаула.
     Хохот разбойников покрыл его. И тотчас же могучими звуками  прозвучал
в темноте вопрос Ермака:
     - Все ли живы, ребятушки?
     - Все живехоньки, атаман! - весело откликнулись с лодок.
     Черное судно было теперь всего в десяти саженях от передней лодки.
     - Готовься, робя! За честь и свободу  славной  вольницы  казацкой!  -
снова зычным кликом прорезал тишину сильный голос Ермака. - Вперед!
     -  Во  славу  атамана-батьки,  Ермака  Тимофеича!  -  хором  гаркнула
дружина.
     И все разом устремилось по золотой глади вод.
     Точно  стая  исполинских  чаек  окружила  вмиг  целая  фаланга  лодок
неуклюжее, медленно подвигающееся судно.
     - Эй, вы, ночные ратники, сдавайся, што ли, не то в воду, рыбам да  к
ракам на  дно  пойдете!..  Палить  из  ручниц,  робя!  А  тамо  приставляй
лестницы, да с Богом в рукопашный бой! - отчетливо  гремело  над  затихшей
рекою.
     Быстро вскинулись к плечу пищали, щелкнули курки.
     - Стой! Кто в Бога верует, стой, православные! - понеслись испуганные
крики с палубы барки.
     - Никак сама Ермакова дружина? - прозвучал вместе  оттуда  же  чей-то
взволнованный вопрос.
     - Верно, приятель. Атамановы люди к тебе  в  гости  идем.  Плохо  нас
угощаешь, Потчуешь только, хозяинька не тароватый, - отвечал есаул Кольцо.
     - Голубчики! Не  признали!  Палить  было  в  вас  зачали,  -  кричал,
надрываясь, с палубы судна тот же голос. - А не к кому другому, как к  его
милости, Ермаку Тимофеичу который день по Каме плывем.
     - Ой ли? Больно хитро  надумано!  Штой-то  несуразно  будто:  до  нас
плывете, а в  нас  же  из  пушчонки  своей  палить  зачали...  Небось,  не
проведешь... Старый волк шкуру овечью надел - овцой прикинулся...  Пали  в
мою голову, робя! - неожиданно заключил свою речь Ермак.
     - Пожди, ради Христа, малость, атаман, выслушай... Мы из пушки палили
потому, что за других приняли... Мы  не  вояки-стрельцы,  мы  люди  тихие,
купецкие,  именитых  Строгановых  гонцы...  К  твоей  милости,  атаман,  с
грамоткой плыли, - звучало с палубы барки.
     - От Строгановых? Из Сольвычегодска, што ли? От  пермских  гостей?  -
изумленно спрашивал Ермак.
     - Во-во... От их самых... Полну барку гостинцев тебе  везем...  Да  и
грамоту в придачу, Василь Тимофеич, батюшка.
     - Мне грамоту?.. Да ты знаешь ли кто я, купецкий посол? - все более и
более изумлялся Ермак.
     - Как не знать!..  Гроза  ты  Поволжья,  славный  атаман  казацкий...
Гремит про тебя слава по всей Руси...
     - Вольный казак я, разбойничек удалый, человече. Голова  моя  оценена
на вес золота... Плаха испокон времен  дожидает  меня...  Бабы  на  Москве
робят мной пугают... Ведомо ль тебе то, гонец? - ронял Ермак.
     - Ведомо, все ведомо, атаман-батюшка... К твоей милости хозяева Семен
Аникич  Строганов  с  племянниками  Максимом   Яковлевичем,   да   Никитой
Григорьевичем грамоту  шлют...  Челом  тебе  бьют  на  просьбишке,  удалой
атаман!
     - Ничего не разумею! Час от часа не легче... Не на том ли челом бьют,
што я  без  счета  караванов  загубил  купецких  с  моими  робятами?  Може
откупиться от прочих разбоев ладят, штоб не  трогали  впредь  мои  молодцы
Строгановских судов? - шутил атаман.
     - Прочти грамоту - все узнаешь, батюшка...  Не  побрезгай  на  палубу
подняться... Там говорить сподручнее, - предложил гонец.
     - И то... Выкидывай лестницу! - смело крикнул Ермак.
     - Ой, берегись, атаман!.. Не случилось бы лиха! - неожиданно  подплыв
на своем струге к Ермаковой лодке шепотом молвил Никита Пан. - Не обманную
ли речь держит посланец?.. Може заманить ладит, а тамо...
     - Эх, Микитушка, волков бояться -  в  лес  не  ходить,  -  рассмеялся
Ермак. - Любопытно больно на какой такой просьбишке  солевары-купцы  челом
бьют нам.
     - Возьми меня с собой, атаман, - не унимался Никита.
     - Ладно, ты и здеся пригодишься... Коли што случится  со  мной,  Иван
Иваныч, ты с Волком да Мещерей судно вдребезги  и  помилования  никому,  -
приказал Ермак, сверкнув глазами во тьме.
     Затем  в  одну  минуту,  по  спущенной  с  черного  судна  веревочной
лестнице, Ермак ловко взобрался на палубу.
     С низкими поклонами встретили его находившиеся там люди. Их  было  до
пятидесяти человек. Впереди всех стоял  почтенного  вида  старик  с  седой
бородою. Он держал в руке грамоту.
     Мигом высекли огня, и палуба осветилась. При мерцании  лучины  прочел
поданную грамоту Ермак.
     "Могучему атаману Василию [настоящее имя Ермака  -  Василий;  Ермаком
его прозвали в первые годы его молодости, во  время  того,  когда  он  был
кашеваром в артели; Ермак - значит артельный  таган,  на  котором  варится
каша] Тимофеевичу челом бьем. Прослышаны мы про дела твои велии,  от  коих
слава гремит про тебя от моря до моря по всей Руси.  Прослышали  еще  и  о
том, что больно прогневал ты царя-батюшку сими делами молодецкими,  не  во
гнев тебе буди сказано, разбойными. И што присудил тебя великий  государь,
Иван Васильевич, всея Руси, смертью лютой казнити. И  наряжена  погоня  за
тобой. По всему по волжскому берегу стали царские рати, и  на  реке  самой
суда наряжены за тобой. И негде укрыться тебе с дружиной твоей. А  посему,
не погневись, удалый казаче, коли мы,  гости-купцы  Сольвычегодские,  тебя
милостию просим с дружиной твоей на наши места. Положим тебе и людям твоим
жалование, да землицы, да харчи и домы, и живите  на  здравие,  а  за  это
службой нашей не побрезгайте. От остяков, да вогуличей, да от  татарвы  из
земли соседской Югорской житья нам нет. Городишкам нашим и посадам  грозят
югры да самоедь, поселы жгут, людишек полонят да разоряют. Так коли  охота
будет у тебя с дружиной твоей, не побрезгай от тех  югорских  племен  наши
земли, самим государем пожалованные, уберечь и набеги  ихние  отражать.  А
коли  не  противна  тебе  сия   грамота   призывная,   поспешай   к   нам,
батюшка-атаман, с дружиною своей.
     Писал именитый купец Сольвычегодский  и  Угрских  пограничных  землиц
Семен, сын Аникиев Строганов с племянниками Максимом да Никитой".
     Внимательно прочел грамоту Ермак.
     Тысяча мыслей вихрем закружилась в голове атамана-разбойника.
     Это было более нежели выгодное предложение.
     Строгановы писали правду.  Все  Поволжье  кишело  царскими  войсками,
высланными для поимки казаков. Не сегодня-завтра нужно  ждать  непрошенных
гостей и на самую Каму. Не рассчитал он - Ермак. Думал, берегом лишь  идут
государевы дружины, а оказывается и рекою плывут они в погоню за ним. Куда
спастись? Куда скрыться?  А  тут  именитые  купцы,  прославившиеся  своими
богатствами по всей России, предлагают жалование и приют со всею  дружиной
в своей земле.
     Задумался  атаман.  С  одной  стороны,  -  прости-прощай   привольная
разбойничья жизнь; с другой - спасенье от плахи и петли его и всех буйных,
вверенных ему самой судьбой, удальцов.
     Что выбрать? Что предпочесть?
     Недолго боролся Ермак.
     - Спасибо  за  честь  твоим  господам,  старина!  -  обратился  он  к
Строгановскому посланцу. - А только ведомо ль тебе, что по нашим станичным
обычаям должон  я  "круг"  собрать  и  дело  со  своими  молодцами  решить
полюбовно? Пожди малость -  ночь  минует!  На  восходе,  как  пристанем  к
берегу, дело обсудим, тогда тебе и ответ дам, старина.
     - Благодарим покорно, - низко поклонился посол. - На мехах и парче не
побрезгай, удалый казаче!
     - Спасибо на том! Вели людишкам твоим добро в струги наши сложить,  а
покедова прощенья просим.
     И  не  без  достоинства  поклонившись  старому  Елизару  Васильевичу,
дворецкому Строгановых, так же быстро и ловко  спустился  Ермак  с  палубы
судна.
     - Ишь ты, ровно Бова-королевич... И ни алчности в нем, ни душегубства
не видать, собой молодец, -  с  изумлением  рассуждали  люди  Строгановых,
глядя вслед удаляющемуся атаману.
     В ту ночь пристали к берегу разбойничьи струги. Отдохнули  под  тенью
Прикамских дерев молодцы, а с восходом солнца забил рукоятками ножей о дно
артельного котла младший подъесаул, и по этому звуку со всех ног  кинулись
к сборному месту вольные казаки.
     Ермак уже был на кругу. Мощно и сильно зазвучала его горячая речь. Он
разъяснил своей дружине всю  пользу  строгановского  предложения  плыть  в
Сольвычегодск, укрыться там пока гроза минует, отвести душу  победами  над
кочевниками югорскими, а там далее, что Господь подаст, можно и  на  Волгу
опять вернуться, - говорил он вольной дружине своей.
     Внимательно слушала своего атамана дружина  и  когда  замолк  звучный
голос Ермака, громким криком огласились ближайшие Прикамские леса и степи:
     - Веди нас к Строгановым! Всюду пойдем за тобою!.. И  в  огонь,  и  в
воду, батька-атаман!



                   7. ЮГРА И ИМЕНИТЫЕ КУПЦЫ СТРОГАНОВЫ

     В самый рассвет Иоанова царствования было покорено Казанское царство.
Следом за ним, почти без кровопролития, присоединен и Астраханский  юрт  к
короне Московской. За ними  и  многие  Прикавказские  князьки  подчинились
Иоану.
     В 1555 году прибыли в  Москву  послы  от  сибирского  князя  Едигера.
Сибирь, называвшаяся тогда Южной или Югорской землей, лежала по ту сторону
великого каменного пояса Угрских (ныне Уральских) гор,  по  рекам  Тоболу,
Иртышу и Оби. Ее население составляли  мелкие  коренные  племена  вогулов,
остяков, самоедов, бурят  и  позднейших  пришельцев-татар,  киргиз-кайсак,
монголов, перекочевавших сюда из Азии через Алтайские горы.
     Узнав  о  покорении  главнейших  татарских  юртов,  сибирский   князь
испугался за участь своей земли. О могуществе и силе соседа -  московского
царя - уже облетела крылатая весть все ханские владения. Вот почему  послы
Едигера поздравили царя с завоеванием Казани  и  Астрахани  и  били  челом
Иоану, прося его принять  землю  Югорскую  (Сибирскую)  под  свою  могучую
власть, а за это обещали платить ясак (дань) московскому государю  шкурами
белок и соболей. За свою покорность просили только помогать хану в  борьбе
с враждебными ему племенами. Царь принял челобитье  и  назначил  ясак.  Но
дань платилась неаккуратно. Напугавший сначала своим могуществом,  опасный
сосед перестал казаться опасным Едигеру. Да при том Москва отстояла  более
трех тысяч верст от Сибири  и  трудно  было,  в  случае  нападения  врага,
рассчитывать на помощь русского царя. Вскоре постигло  несчастье  Едигера:
на него напал хан Киргиз-Кайсацкой орды, Кучум, происходивший из бухарской
ханской династии Шейбанитов, завоевал его царство, самого Едигера и  брата
его Бекбулата убил и прочно водворил  свою  власть  над  всеми  сибирскими
племенами. Кучуму дружба с русским царем не улыбалась.
     - Москва далеко, - когда-когда  еще  надумают  заглянуть  сюда.  Убью
царского посла, что приедет за данью и не будут мои народы платить русским
ясак, - решил Кучум и, действительно, убил посла  московского,  явившегося
за данью.
     Порвав  мирную  связь  с  русским  царем,  Кучум   не   препятствовал
подчиненным ему диким кочевым племенам остяков, вогуличей и татар нападать
на порубежные владения русских поселенцев.
     Первые поселенцы начали заселять этот Пермский край еще  в  XI  веке.
Это были сыны сильной Новгородской вольницы. Еще в 1472  г.,  при  великом
князе Иоане III, воевода Пермский завоевал Соликамский край, расположенный
по эту сторону Каменного Пояса  и  названный  Великой  Пермью  (теперешняя
Пермская   губерния).   В   середине    XVI    века    здесь    поселились
купцы-промышленники, Строгановы, родом из Ростовской земли.
     Испокон веков Строгановы славились своими богатствами. В XV веке  они
были настолько богаты,  что  выкупили  великого  князя  русского,  Василия
Темного, из татарского плена, за что были пожалованы огромными землями  на
северо-востоке России, в Устюжском уезде и  Вондакурской  волости.  А  при
Иоане IV они перевели свою промышленность дальше на Каму. Старший тогда из
Строгановых, Григорий Аникиевич, бил челом  царю  в  1558  г.,  прося  его
разрешения населять земли по реке Перми и Каме до реки Чусовой.
     В своей  челобитной  грамоте  он  говорил  так  об  этих  местах:  "В
восьмидесяти восьми верстах от Великой Перми, по  реке  Каме,  по  обе  ее
стороны, до реки Чусовой, лежат места пустые, леса черные,  реки  и  озера
дикие и острова и наволоки пустые, а всего пустого леса здесь сорок  шесть
верст. До сих пор на этом месте пашни не паханы, дворы  не  стаивали  и  в
царскую казну пошлина никакая не бывала, и  теперь  эти  земли  не  отданы
никому, в писцовых книгах, в купчих и правежных не записаны  ни  у  кого".
При этом Строганов заявлял, что хочет на  этом  месте  городок  поставить,
снабдить  его  пушками  и  пищалями,  пушкарей,  пищалочников,  воротников
прибрать для береженья от ногайских людей и иных орд; по речкам  до  самых
вершин и по  озерам  лес  рубить,  расчищая  место,  пашню  пахать,  дворы
ставить, людей созывать не письменных и не тяглых, рассолу искать,  а  где
найдется рассол - варницы ставить и соль варить.
     Царь  разрешил  Строгановым  населять  этот  край,  позволил  ставить
соляные варницы, городки, крепости укреплять и торговать беспошлинно ровно
20 лет. Разрешил Строгановым и судить поселившихся там людей, не обращаясь
к наместникам и судьям Пермского края. Таким образом  Строгановы  являлись
своего рода владетельными князьями нового края.
     Они основали  городок,  укрепили  его  и  назвали  Канкором.  За  ним
выстроился и второй городок Керсадан со стенами в 30 сажень в окружности.
     В 1568 г. новой челобитной Строгановы просили разрешить им продолжить
их владения еще на 20 верст, где они обязывались построить  на  свой  счет
новые городки и крепости. И это их прошение было уважено Иоаном IV.
     В 1573 г.  воевода  Пермского  края  писал  царю,  что  возмутившиеся
черемисы с остяками и башкирами сделали набег на  Каму  и  перебили  около
сотни мирных пермяков.
     Тогда Иоан послал грамоту Строгановым, в которой наказывал им собрать
охочих казаков [охотников-добровольцев из вольных людей], выбрать  доброго
голову [начальника]  и  отправить  войною  на  возмутившихся  вогуличей  и
остяков,  а  мирных  дикарей  поселить  у  себя  в  городках  и   острогах
[крепостях]. Строгановы поспешили исполнить царский указ.  Устроившись  по
эту сторону Каменного Пояса, они обратили взоры и на земли, лежащие по  ту
сторону Уральских  гор,  которые  изобиловали  пушными  зверями  в  лесах,
богатой рыбною живностью в реках и  озерах,  а  пуще  всего  металлической
рудою в недрах гор. Сказочные богатства этой страны не могли  не  привлечь
внимания предприимчивых промышленников.
     Между тем набеги дикарей все тревожили Прикамских  поселенцев,  мешая
им заниматься земледелием и соляными промыслами.  В  1573  г.  родственник
салтана Кучума, царевич Шаметькул прокладывал дорогу к  самой  Перми  и  к
Строгановским острогам, чтобы сжечь и уничтожить их. Пяти верст только  не
дошел он до городков, спалил окрестные поселки, а жителей частью  перебил,
частью увел с собою в  плен.  Тогда  братья  Григорий  и  Яков  Строгановы
обратились с новой просьбой к царю разрешить им укрепляться по реке Тоболу
и впадающим в него рекам, строить  там  крепости,  нанимать  стражников  и
держать огненный наряд, то есть пушки и порох, а также искать там железную
руду и пахать землю.
     Иоан  IV  не  только  ответил  полным  согласием   на   Строгановское
челобитье, но и разрешил Строгановым вести войну - посылать наемных охочих
людей на самого салтана Сибирского.
     В это время  умерли  старшие  братья  Строгановы,  Григорий  и  Яков.
Остался младший брат Семен с племянниками:  Максимом,  сыном  Григория,  и
Никитой,  сыном  Якова.   Получив   разрешение   царя,   Семен   Аникиевич
призадумался невольно. Согласие государя воевать  Югорскую  землю  у  него
было, а рати нет. Откуда набрать рать для ведения задуманной войны? И  вот
услышал он,  что  царские  дружины  повсюду  ищут  славного  разбойничьего
атамана, немало погулявшего по всему Поволжью - Ермака Тимофеевича.
     К этому-то атаману,  спасавшемуся  теперь  от  Московских  воевод,  и
отправил грамоту Семен Аникиевич, приглашая его поступить к нему на службу
вместе