уши тебя я полюбил!"
Так как уверен лишь я в настоящем был,
А будущность была окутана сомненьем.

Любовь - дитя, и слов поток моих дает
Лишь полный  рост тому, что все еще растет.

        116

К слиянью честных душ не стану больше вновь
Я воздвигать преград! Любовь - уж не любовь,
Когда меняет цвет в малейшем измененье
И отлетает прочь при первом охлажденье.

Любовь есть крепкий столп, высокий, как мечта,
Глядящий  гордо вдаль на бури и на горе;
Она - звезда в пути для всех плывущих в море;
Измерена же в ней одна лишь высота.

Любовь  верна, хотя уста ее бледнеют,
Когда она парит под времени косой;
Любовь  в теченье лет не меркнет, не тускнеет
И  часто до доски ведет нас гробовой.

Когда ж мои уста неправдой погрешили,
То значит - я не пел, а люди не любили!

        117

Кори мой  слабый дух за то, что расточает
Он то, чем мог тебе достойно бы воздать;
Что я позабывал к любви твоей взывать,
Хоть узы все сильней она мои скрепляет;

Что чуждым  мне не раз я мысли поверял -
И времени дарил злом купленное право;
Что первым  злым ветрам я парус свой вверял,
Который от тебя так влек меня лукаво.

Ошибки  ты мои на сердце запиши,
Добавь к догадкам ряд тяжелых доказательств
И  на меня  обрушь поток  своих ругательств,
Но все же, в гневе, ты не убивай души:

Я только доказать хотел - и был во власти -
Всю  силу чар твоих и постоянство страсти.

        118

Как острой смеси мы спешим  подчас принять,
Чем спящий  аппетит к работе возбуждаем
И горькое затем лекарство принимаем,
Чтоб зол грозящей нам болезни избежать,-

Так, сладостью твоей донельзя подслащенный,
Я  горьких яств искал, чтоб вызвать аппетит,
И рад бывал, своим блаженством пресыщенный,
Когда  хоть что-нибудь во мне вдруг заболит.

В любви предвидеть зло нас учит ум суровый,
Хотя мы  ничего не слышали о нем,
И  нам велит лечить свой организм здоровый,
Пресыщенный  добром, снедающим  нас злом.

Но в яд губительный лекарство превратится
Тому, чья вся болезнь в любви к тебе таится.

        119

Как много выпил я коварных слез сирен,
Эссенции гнусней ключей подземных ада,
Причем  отраду страх теснил, а страх отрада-
И, с мыслью победить, опять сдавался в плен

В какие, сердце, ты ввергалося напасти,
Считая уж  себя достигнувшим всего!
Как яростно блестит луч взора моего
В болезненной борьбе отчаянья и страсти!

Врачующее  зло, я вижу, что тобой
Хорошее  еще становится прекрасней,
И, сделавшись опять владыкой над душой,
Погасшая любовь становится всевластной.

И, пристыженный, вновь я возвращаюсь вспять,
Успевши  больше злом  добыть, чем потерять.

        120

Хоть жесткость, друг, твоя мне служит
оправданьем,
Но, унесясь  душой  к своим  воспоминаньям,
Я  никну в прах главой под бременем  грехов,
Затем что нервы рок мне свил не из оков.

Когда ты сражена жестокостью моею,
Как некогда сражен  я был, мой друг, твоею,
То ты узнала ад, а я не мог вполне
Сознать, как сам страдал лишь по твоей вине.

Когда бы привело на память горе мне,
Что за удары рок таит для назиданья,
Я б - так же как и  ты, когда-то в тишине -
Поднес  тебе бальзам, вручающий   страданья.

Да, грех прошедший  твой и настоящий  мой
Друг другу извинять, сойдясь между собой!

        121

Нет, лучше подлым быть, чем подлым  слыть,
Когда не подл, но терпишь осужденья,
Когда ты должен не как хочешь жить,
Но так, как требует чужое мненье.
Как чуждые, превратные глаза
Могли б хвалить мои переживанья
Иль ветреность мою судить, когда
С их точки зло - добро в моем сознанье?
Я есть - как  есть. Кто стрелы направляет
В мой грех, тот множит лишь свои:
Я, может, прям, кривы ж они, кто знает?
Не их умам  судить дела мои,
Пока не верно, что все люди злы,
Во зле живут и злом порождены.

        122

Мой  друг, подарок твой, та книжка записная,
Исписана вполне, и в памяти моей
Заметки, ни одной из них не забывая,
Я сохраню навек иль лучше  до тех дней,

Когда придет конец,- когда мой ум  затмится.
Когда в груди  моей не будет сердце биться.
Но до тех пор во мне всегда жить будешь ты,-
Я сберегу в душе моей твои черты.

Так долго книжка  та не  может сохраняться.
Я не нуждаюсь в ней, чтобы любовь твою
В ней отмечать,- ее я смело отдаю:
Я сердца памяти вполне могу вверяться.

Заметки ж  о любви мне  при себе хранить-
Не значит ли, что я могу любовь забыть?

        123

Не подглядишь во мне ты, Время, измененья!
Громада праха, вновь взнесенная тобой,
Не будет для меня предметом удивленья:
Все это уж не раз вставало предо мной.

От старины твоей мы все в восторг приходим
И думать про нее за лучшее находим,
Что волей нашей все, что видим, создано,
Чем знать, что это все известно уж давно.

Ни пришлое, ни то, что нас сопровождает
На жизненном  пути, меня не удивляет:
Ведь летопись твоя и все, что мы кругом
Встречаем в жизни, лжет в стремлении своем.

В одном лишь  свой обет исполнить я намерен:
Я буду, вопреки тебе, о Время, верен!

        124

Любовь моя  очей величьем не сразит,
Которое судьба разбить паденьем может,
А Времени  любовь и злоба - уничтожит,
И образ чей то в терн, то в розаны повит.

О  нет, она живет вдали от всех, не жаждет
Величия царей, средь пышности  не страждет,
Не падает во прах под тяжестью потерь,
Что часто так у нас случается теперь!

Политики она нисколько не боится,
Той еретички злой, что лишь на срок трудится.
Но высоко стоит уверенная в том,
Что пламя и вода и все - ей нипочем.

Чтоб боле ясным быть - ссылаюсь на дела
Погибших за добро и живших лишь  для зла.

        125

Скажи, к чему носить мне внешние отличья,
Тем отдавая дань наружному приличыо,
И создавать столпы для вечности слепой,
Клонящиеся  в прах пред тленностию злой?

Я ль не видал, что те, которые искали
Отличий  и чинов, их вслед за тем теряли,
Затем что, век платя недешево за честь,
Не помнили  того, что ведь и счастье есть.

Пусть близ тебя вкушать я буду наслажденье;
А ты прими мое  благое поклоненье,
Которое во мне правдивее всего
И требует взамен лишь сердца одного.

Итак, доносчик,- прочь! Душа, как ни
прекрасна,
Чем  больше  стеснена, тем менее подвластна.

        126

О, мальчик, в власти чьей - как это каждый
знает -
И  зеркало любви, и Времени коса,
Ты  все растешь, тогда как сверстников краса,
Тускнея с каждым   днем, все больше увядает.

Когда природа - царь живущего всего -
Тебя в пути своем удерживает властно,
То делает она все это для того,
Чтоб Время  знало, что спешит оно напрасно.

О, бойся ты ее, способную сгубить
И  задержать в пути, а не с любовью встретить,
Но на призыв ее придется все ж ответить,
Она ж должна  свое подобье сотворить*.

_____________________
* И в подлиннике здесь недостает двух стихов.
- Прим. Н. В. Гербеля.

        127

Кто б черное посмел прекрасным  встарь
считать
А если б и посмел - оно б не заблистало;
Теперь же чернота преемственною стала,
Тогда как красоту всяк стал подозревать.

С поры  той, как рука вошла в права природы
И начали себя подкрашивать уроды,
Волшебной  красоте нет места на земле:
Поруганная злом, она живет во мгле.

Вот почему черны глаза моей прекрасной:
Они скорбят, что те, которые судьбой
С рожденья  снабжены наружностью  ужасной,
Природу  топчут в грязь фальшивой красотой,

Но  в трауре своем они все ж так прекрасны,
Что похвалы в их честь всегда единогласны.

        128

О, музыка моя, бодрящая мой дух,
Когда на клавишах так чудно ты играла
И  из дрожавших струн ряд звуков извлекала,
Будивших  мой восторг и чаровавших слух,-

Как клавишами быть хотелось мне, поэту,
Лобзавшими  в тиши ладони рук твоих
В то время, как устам, снять мнившим жатву
эту,
Лишь  приходилось рдеть огнем за дерзость их.

Как  поменяться б им приятно  было местом
С толкущейся толпой дощечек костяных,
Рабынь твоих перстов, манящих каждым
жестом
И  сделавших ту кость счастливей уст живых,

Но если клавиш хор доволен, торжествуя,
Отдай им  пальцы, мне ж - уста для поцелуя.

        129

Постыдно расточать души могучей силы
На утоленье злых страстей, что нам так милы:
В минуту торжества они бывают злы,
Убийственны, черствы, исполнены хулы,

Неистовы,  хитры, надменны,  дерзновенны -
И вслед, пресытясь всем, становятся презренны:
Стремятся овладеть предметом без труда,
Чтоб после не видать вкушенного плода;

Безумствуют весь век под бременем  желанья,
Не зная уз ни до, ни после обладанья,
Не ведая притом ни горя, ни утех,
И видят впереди лишь омут, полный нег.

Все это знает мир, хотя никто не знает,
Как неба избежать, что в ад нас посылает.

        130

Глаза ее сравнить с небесною звездою
И  пурпур нежных  уст с кораллом - не
дерзну,
Со снегом грудь ее не спорит белизною,
И  с золотом сравнить нельзя кудрей волну,
Пред розой пышною  роскошного Востока
Бледнеет цвет ее пленительных ланит,
И  фимиама смол Аравии далекой
Амброзия ее дыханья не затмит,
Я лепету ее восторженно внимаю,
Хоть песни соловья мне кажутся милей,
И  с поступью богинь никак я не смешаю
Тяжелой  поступи красавицы моей.
Все ж мне она милей всех тех, кого толпою
Льстецы  с богинями равняют красотою.

        131

Такой же  ты тиран, как те, что, возгордясь
Своею красотой, жестоко поступают,
Затем что знаешь ты, что, в душу мне вселясь
Твои черты светлей сокровищ всех сияют.

А вот ведь говорят видавшие тебя,
Что вызвать вздох любви лицо твое не может
Не смею возражать-боюсь,  что не поможет,
Хотя в том пред собой готов поклясться я.

И то, в чем я клянусь, доказывает ясно
Рой вздохов уст моих, при мысли о твоем
Нахмуренном  лице, мне шепчущих о том,
Что в любящей тебе и черное прекрасно.

В поступках лишь черна порой бываешь ты -
И вот в чем вижу я причину клеветы.

        132

Люблю  твои глаза, которые, жалея
Меня  за то, что ты смеешься надо мной,
Оделись в черный флер и с тихою тоской
Глядят на мой позор, все более темнея.

О, никогда таким обилием румян,
Восстав, светило дня Восток не озаряло,
И  звездочка зари вечерней сквозь туман
Таких живых  лучей на Запад не бросала,

Какими  этот взор покрыл лицо твое.
Так пусть же и душа твоя, как эти очи,
Грустит по мне и днем, и в мраке тихой ночи,
Когда твоя печаль так скрасила ее.

Тогда я поклянусь, что красота лишь в черном,
И цвет иной лица начну считать позорным.

        133

Проклятие тебе - проклятие  тому,
Кто раны мне несет и другу моему!
Иль  мало было  сбить с пути меня, подруга
Понадобилось сбить с него тебе и друга.

Я похищен  тобой, красавица моя,
А вместе с тем и он, мое второе "я",
Покинутый  собой, тобой и им, в стремленье,
Я трижды  испытал троякое мученье.

Замкни меня в свою сердечную тюрьму,
Но выйти из нее дай другу моему.
Я буду стражем тех, кто овладеет мною,
Но ты быть не должна тюремщицею злою.

А будешь, потому что узник тот я сам -
И все, что есть во мне, ты приберешь к рукам.

        134

Итак, я признаю, что твой он, жизнь моя,
И что я должен сам тебе повиноваться.
От самого себя готов я отказаться,
Но только возврати мое второе "я".

Ты воли не даешь, а он ее не просит
И жадности  твоей всю горечь переносит -
И подписал тот акт, как поручитель мой,
Который крепко так связал его с тобой.

Итак, вооружись, нам общая подруга,
Законами своей волшебной красоты;
Как ростовщик свой иск на нас предъявишь ты,
И я из-за своей вины лишуся друга.

Я потерял его, над нами - власть твоя:
Заплатит он за все, но несвободен я.

        135

Есть страсти у других, а у тебя есть воля*,
И  Воля есть еще в придачу у тебя,
Что волю, друг, твою теснит порой, любя,
Причем  и не сладка твоя бывает доля.

Ужеяи  воли слить ни разу не могла
С моею  ты своей, чья воля безгранична?
Ужель  пред волей всех уклончивость прилична
А пред моей склонить нельзя тебе чела?

Моря  полны  водой, но дождь  воспринимают
И мощно  тем свои запасы пополняют.
Итак, когда сильна ты волею своей,
Попробуй к  ней подлить хоть капельку моей.

Итак, ты ни добру, ни злу не поддавайся
И верной Воле быть подругой постарайся.

____________________
* Здесь непереводимая игра слов, основанная на оди-
наковости слов Will - воля и  Will - уменьшительное от
Вильям. При  переводе этого места  пришлось  поставить
вместо уменьшительного will уменьшительное же - Воля,
от Владимир.- Прим. Н. В. Гербеля.

        136

Когда тебя гнетет присутствие мое,
Ты поклянись душе, что воля я благая -
И доступ потому свободен мне в нее.
Так просьбу ты мою исполни, дорогая!

И станет Воля вновь сокровищем утех -
И сердце вмиг твое наполнит и осветит.
В большом  пространстве мест достаточно для
всех,
Да одного в толпе никто и не заметит.

Так пусть с другими я пройду хоть и не в счет:
Поверь, мне все равно - мне  только б место
было.
Считай меня за все, что в голову придет,
Лицо тебе мое было бы только мило.

Ты имя полюби; ну, а любовь твоя
Придет ко мне сама, затем что Воля - я.

        137

Слепой и злой Амур, что сделал ты с глазам"
Моими, что они, глядя, не видят сами,
На что глядят? Они толк знают в красоте,
А станут выбирать - блуждают в темноте.

Когда глаза мои, подкупленные взором
Твоим, вошли в залив, куда все мчится хором
Зачем из лживых глаз ты сделала крючок,
На жало  чье попал я, словно червячок?

Зачем я должен то считать необычайным,
Что в бренном мире всем считается случайным,
А бедные глаза, не смея отрицать,
Противное красе красою называть?

И так ошиблись глаз и сердце в достоверном -
И рок их  приковал к достоинствам неверным.

        138

Когда она себя правдивой называет,
Я верю ей, хотя мой ум не доверяет,
Чтоб милая меня считала простаком,
Чей слабый ум с людской неправдой незнаком.

Воображая, что она меня считает
За птенчика, хоть то, что я не молод - знает,
Я верить языку всегда ее готов,
Хотя  и много лжи в потоках наших слов.

Что б ей сознаться, что она несправедлива,
А мне, что я старик, что тоже некрасиво?
Увы, любовь, таясь, не любит доверять,
А старость, полюбя, года твои считать!

Вот почему  я с ней, она со  мной-лукавим
И недостатков рой своих друг в друге славим.

        139

Не требуй, чтобы я оправдывал словами
Тебя в обиде злой, мне сделанной тобой!
Ты грудь мне языком  пронзай, но не глазами
Открыто нападай, но не язви змеей.

Скажи, что страсть тебя к другому привлекает
Но от меня лицо не отвращай свое.
Зачем хитрить, когда могущество твое
Меня  без всяких средств к защите оставляет?

Что мне сказать? Про то, что взгляд ее врагом
Моим  был с ранних лет, она прекрасно знает -
И потому, меча лучи его кругом,
Она от моего лица их отвращает.

Повремени ж! Но  так как я почти убит,
То пусть твой взгляд со мной скорее порешит!

        140

Настолько ж будь умна, насколько ты жестока,
И больше не пытай терпенья моего,-
Иначе  скорбь внушит мне  выразить широко
Всю горечь мук моих, не скрывши ничего.

Хочу я научить тебя, уча благому,
Шептать  мне не любя, что любишь  ты меня,
Как шепчет эскулап опасному больному,
Надеждой  встать с одра несчастного маня.

Ведь, впав в тоску, могу я сделаться безумным
И о тебе подчас недоброе сказать,
А свет  настолько стал лукав и  вольнодумен,
Что сыщется  сейчас два уха, чтоб внимать.

Итак, чтоб вновь не быть оставленною мною,
Ты мне смотри в глаза, хотя бы и с враждою.

        141

Ты  не для глаз моих  пленительно-прекрасна.
Ты представляешь им лишь недостатков тьму;
Но что мертво для них, то сердце любит
страстно,
Готовое любить и вопреки уму.

Ни пламя нежных  чувств, ни вкус, ни обонянье,
Ни слух, что весь восторг при звуках неземных,
Ни сладострастья пыл, ни трепет ожиданья
Не восстают в виду достоинств всех твоих.

А все ж ни все пять чувств, ни разум мой не в
силе
Заставить сердце в прах не падать пред тобой,
Оставив вольной плоть, которая весь свой
Похоронила пыл  в тебе, как бы в могиле.

Одну лишь пользу я в беде моей сознал,
Что поводом  к греху рок грех мой  покарал.

        142

Мой грех - любовь, твое ж достоинство -
презренье
Ко мне  за тяжкий грех, за то, что я любил;
Но ты сравни свое с моим лишь положенье-
И ты поймешь, что я его не заслужил.

Когда же - заслужил, то не из оскверненных
Твоих пурпурных уст, злой ложью клятв твоих,
Подобно мной самим добытым у других,
Так много, много раз в тиши запечатленных.

Да, я люблю тебя, как любишь ты других,
Чьих взглядов жаждешь ты, как жажду я
твоих.
Вскорми ж в груди своей святое снисхожденье,
Чтоб добыло самой тебе оно прощенье.

Когда ты не даешь того, что в силах дать,
То можно  и тебе в просимом отказать.

        143

Как вставшая с зарей хозяйка-хлопотунья,
Увидя, что ее пернатая крикунья
Не возле, позабыв дитя свое, бежит
За той, кого рука ей скоро возвратит,

Тогда как в люльке он - покинутый ребенок -
К ней тянется в слезах из сбившихся пеленок,
К  ней, кто в мгновенье то, забыв о том, что
мать,
Лишь  мыслит, как бы ей беглянку отыскать,-

Ах, так и ты бежишь за тем, кто черств душою,
Тогда как я, твой сын, бегу сам за тобою!
Но  если ты найдешь желанное - вернись,
Роль матери сыграй и вновь ко мне склонись.

Я ж помолюсь, чтоб Бог скрепил твои желанья;
Лишь  возвратись скорей унять мои страданья.

        144

Мне две любви дано для радостей и горя,
Несущие меня подобно духам моря;
Из  них один благой, с пленительным лицом,
Другой же - семя зла и женщина притом.

Чтоб в ад меня  увлечь, злой гений похищает
Благого у меня, в надежде обольстить
И в дьявола его из духа превратить,
В чем искони ему гордыня помогает.

Успел ли ангел мой иль нет злым духом стать-
Могу предполагать,не смея утверждать;
Но так как мрак укрыл  и сделал их друзьями,
То, верно, ангел мой в аду теперь с чертями.

И - сомневаясь - ждать я буду, в свой черед,
Пока мой мрачный  дух благого не пожрет.

        145

"Я ненавижу!" с уст, изваянных любовью
Слетело мне  вослед с губительным "уйди" -
Мне, сердце чье, томясь по ней, сочилось
кровью.
Когда ж она мой пыл  заметила, в груди

Ее вдруг вспыхнул жар - и полились укоры
Из сокровенных недр на трепетный язык,
Который до тех пор был кроток и привык
Лишь  изливать одни благие приговоры.

Смысл слов был изменен: конец прибавлен был,
Слетевший им вослед, как день за ночью
грешной,
Подобно Сатане, вождю подземных сил,
Низвергнутому в ад бездонный и кромешный.

"Я ненавижу!"-  вновь слетает с уст ее:
"Но  не тебя!" - и вновь живу и  счастлив я.

        146

О, бедная душа, игралище страстей
И  мощный  центр моей греховной плоти всей,
К  чему, когда внутри томишься и страдаешь,
Снаружи так себя ты пышно украшаешь?

К  чему желаешь  ты на столь короткий срок
Истратить столько сил ддя бренного жилища?
Ужели  для того, чтоб червь, жилец кладбища,
Твой  выхоленный труп  точить удобней мог?

Нет, лучше ты живи  на счет богатства тела -
И чтоб оно - не  ты -  все более слабело!
По дорогой цене уступки продавай!
Богатой будь  внутри, а внешность - забывай!

Питайся смерти ты  своей лишь достояньем -
И  смерть не устрашит тебя своим стенаньем!

        147

Увы, любовь моя, подобно лихорадке,
Стремится лишь к тому, что гибельно в
припадке,
И кормится лишь тем, что муки наши даит,
В надежде тем унять свой волчий аппетит.

Мой  разум, враг любви и нежных воздыханий,
Неважностью своих рассерженный забот,
Ушел - и вижу я, что рой моих желаний
Мне  не бальзам для ран, а смерть мою несет.

Неисцеленный, сил и разума лишенный
И долгою борьбой до пены доведенный,
Сержусь и говорю как сумасшедший я,
Надолго уклонясь от цели бытия.

Иль я не клялся в том, что ты, как день, ясна,
Когда ты, словно ночь, как темный ад, черна?

        148

Как страсть могла вложить мне в голову глаза,
Не видящие  в тьме житейской ни аза?
Когда ж не лгут они, то где ж гулял мой разум,
Охаявший  все то, что  восхвалялось глазом?

Когда красиво все, что нравится гл