ла". Вообще, нам кажется, что
психоаналитическая теория шизофрении склонна недооценивать всю важность и
динамизм темы тела без органов. То же самое было сказано нами раньше в адрес
Панков. Но У Мелани Клейн это представлено более отчетливо (см. Developpements
de la psychoanalyse, где сон о слепоте и платье пациента, наглухо застегнутом до
шеи, интерпретируется просто как знак замкнутости - без внимания к возникающей
здесь теме тела без органов). На деле же, тело без органов и жидкое состояние
взаимосвязаны в том смысле, что жидкое начало обеспечивает склеивание кусков в
единую массу, Даже если это будет "масса-море".
248 ОРАЛЬНОСТЬ
ком, которым он обладает, - регрессирует к такой шизоидной позиции, то нас не
должно удивлять наличие в .шизофреническом языке дуальных взаимодополнительных
слов-страданий - расщепленных экскрементальных частичек; и слов-действий - глыб,
сплавленных вместе по принципу воды или огня. Следовательно, все происходит в
глубине, ниже царства смысла, между двумя нон-сенсами чистого шума: нонсенсом
тела, или расщепленного слова, - и нонсенсом глыбы тел и неартикулированных слов
("то, что не несет смысла", выступающего в качестве позитивного процесса обеих
сторон). Такая же дуальность взаимодополнительных полюсов обнаруживается в
шизофрении между повторами одного и того же иди упорным молчанием - например,
безудержной болтовней и кататонией. Первое заявляет о себе во внутренних
объектах и в телах, которые эти объекты раскалывают на куски, - в тех самых
телах, которые раскалывают на куски самих себя; второе манифестирует тело без
органов.
Нам представляется, что хороший объект не интроецируется как таковой, потому что
с самого начала он принадлежит другому измерению. У хорошего объекта другая
"позиция". Он принадлежит высоте, он держится наверху и не может упасть, не
изменив при этом своей природы. Но не следует понимать высоту как перевернутую
глубину. Скорее, она представляет собой самостоятельное измерение, вычлененное
природой занимающих ее объектов и инстанцией, циркулирующей в ней. Как говорит
Мелани Клейн, суперэго начинается не с первых интроецированных объектов, а,
скорее, с хорошего объекта, который поднимается наверх. Фрейд часто настаивал на
важности этого переноса от глубины к высоте, который указывает - между ид и
суперэго - на полное из-
249 ЛОГИКА СМЫСЛА
менение ориентации и реорганизацию центра психической жизни. Внутреннее
напряжение глубины задается динамическими категориями - содержащее-содержимое,
пустое-полное, весомое-легковесное и так далее - это вертикальность, разница в
размерах, большое и маленькое. В противоположность частичным интроецированным
объектам, - которые выражают агрессивность ребенка, одновременно выражая
агрессивность, направленную против него, и которые, -в этом смысле, суть плохие
и опасные, - хороший объект как таковой - это полный объект. И если он
манифестирует наиболее злобную жестокость наряду с любовью и покровительством,
то не потому, что обладает частичной и дробной природой, а в качестве хорошего
объекта, все манифестации которого исходят с высоты и высшего единства.
Фактически, хороший объект вбирает в себя два шизоидных полюса - полюс частичных
объектов, из которых он черпает свою силу, и полюс тела без органов, из которого
он извлекает свою форму, то есть полноту и целостность. -Таким образом, он
поддерживает сложные отношения с ид - как резервуаром частичных объектов
(интроецированных и проецированных в расчлененное тело) и с эго (как целым
телом'' без органов). Будучи принципом депрессивной позиции, хороший объект не
является преемником шизоидной позиции; скорее, он формируется в ходе этой
позиции посредством заимствований, блокировок и подавлении, свидетельствующих о
постоянстве связи между этими двумя полюсами. В пределе, конечно, ши-зоид может
усилить напряжение своей позиции, чтобы замкнуться в откровениях высоты и
вертикальности. Но в любом событии хороший объект высоты ведет борьбу с
частичными объектами, в которой на карту поставлено главенство в этом жестоком
противостоянии двух измерений. Тело ребенка подобно пещере, полной
интроецированных свирепых чудовищ, которые стараются перехватить хороший объект.
В свою очередь, и хороший объект ведет себя в их присутствии как безжалостный
стервятник. При таких обстоятельствах эго самоотождествляется с хорошим объектом
и деформирует себя по модели любви, направляя свою силу и ненависть на
внутренние объекты. Но эго разделяет также
250 ОРАЛЬНОСТЬ
и раны и страдания, причиняемые плохими объектами4. С другой стороны, эго
отождествляется с этими плохими частичными объектами, стремящимися захватить
хороший объект. Оно предлагает содействие, союз и даже сострадание. Таков
водоворот ид-эго-суперэго, в котором каждое из них получает столько ударов,
сколько ему отмерено, и который характеризует маниакально-депрессивную позицию.
В отношении эго хороший объект выступает как суперэго и направляет на него всю
свою ненависть, когда эго вступает в союз с интроецирован-ными объектами. Но он
же одаривает эго помощью и любовью, когда эго переходит на его сторону и
пытается отождествиться с ним.
Любовь и ненависть не соотносятся с частичными объектами, они выражают единство
хорошего и целого объекта - и это следует понимать в терминах "позиции" этого
объекта - его трансценденции в высоту. За пределами любви и ненависти,
сотрудничества и борьбы существует "бегство" и "уход" в высоту. Хороший объект
по своей природе - это утраченный объект. Он только показывается и сразу
исчезает, становясь утрачивающимся. Его возвышенное единство именно в этом.
Только как утраченный он дарует свою любовь тому, кто способен найти его в
первый раз в качестве "вновь найденного" (эго, отождествляющегося с ним), а свою
ненависть направляет на того, кто воспринимает его агрессивно, как нечто
"раскрытое" и "разоблаченное", и к тому же уже наличное - эго, принимающее
сторону внутренних объектов. Появляясь по ходу шизоидной позиции, хороший объект
держит себя так, будто он всегда предсуществовал в этом другом измерении,
которое теперь пересекается с глубиной. Вот почему выше движения, посредством
которого он дарует лю-
____________
4 Разделение раненое-невредимое нельзя путать с разделением частичное-полное,
поскольку первое само применимо к полному объекту депрессивной позиции: см.
Мелани Клейн, Developpements de la psychanalyse, p.201. Не удивительно, что
суперэго будучи "хорошим", тем не менее, жестоко, ранимо и так далее. Фрейд уже
говорил о хорошем и утешающем суперэго в связи с юмором, добавляя, что здесь нам
еще многое следует узнать о существе суперэго.
251 ЛОГИКА СМЫСЛА
бовь и наносит удары, находится сущность [l'essence], посредством которой и в
которую он удаляется, обманув наши надежды. Он удаляется, покрытый ранами, но
удаляется в свою любовь и ненависть. Он дарует свою любовь только как любовь,
уже дарованную прежде как прощение. Он дарует ненависть только как воспоминание
об угрозах и предупреждениях, которые не были исполнены. Таким образом, то, что
хороший объект как утраченный объект распределяет свои любовь и ненависть, - это
результат фрустрации. Если он ненавидит, то ненавидит как хороший объект и любит
так же. Если он любит эго, которое с ним отождествляется, и ненавидит эго,
которое отождествляется с частичными объектами, то он удаляется еще дальше; этим
он обманывает надежды эго, которое не решается сделать выбор между этими
ненавистью и любовью, подозревая [хороший объект] в двурушничестве.
Разочарование - когда то, что дается впервые, оказывается "второй свежести" -
выступает как общее начало любви и ненависти. Хороший объект жесток (жестокость
суперэго), поскольку он связывает вместе все эти моменты любви и ненависти,
даруемые в высоте инстанцией, которая отворачивает свое лицо и предлагает в дар
[dons] только то, что уже предлагало прежде [redonnes]. Так, за шизофренической
досократической философией следует депрессивный платонизм: Благо достижимо
только как объект воспоминания, скрытую сущность которого надо обнаружить: Благо
дает только то, чем само не обладает, поскольку оно превосходит то, что дает, -
удаленное в своих высотах. Платон сказал об Идее: "Она парит или гибнет" - она
гибнет под ударами внутренних объектов, но она парит над эго, поскольку
предшествует последнему. Идея отдаляется по мере того, как эго продвигается
вперед, оставляя ему лишь немного любви или ненависти. А это', как мы видели,
суть характеристики депрессивного совершенного прошлого.
Маниакально-депрессивная позиция, задаваемая хорошим объектом, вводит все виды
новых характеристик в тот самый момент, когда она вписывается в
параноидаль-но-шизоидную позицию. Больше нет глубинного мира симулякров, а есть
мир идола высоты. Речь теперь
252 ОРАЛЬНОСТЬ
идет не о механизмах интроекции и проекции, но об отождествлении. И больше нет
одного и того же Spalt-ung, или разделения эго. Шизофреническое расщепление -
это расщепление между взрывающимися, интроецируемы-ми и проецируемыми
внутренними объектами, или, вернее, между телом, расчленяемым этими объектами, -
и телом без органов и без механизмов, порывающим с проецированием так же, как и
интроецированием. Депрессивное расщепление проходит между двумя полюсами
самоотождествления - то есть, между отождествлением эго с внутренними объектами
и его отождествлением с объектом высоты. В шизофренической позиции "частичное"
характеризует внутренние объекты и противопоставлено "завершенному", которое
определяет тело без органов, противодействующее этим объектам и расчленению,
которому последние его подвергают. В депрессивной позиции "завершенное"
характеризует объект и относит к нему не только признаки "невредимого" и
"раненого", но также "присутствия" и "отсутствия" в качестве двойного движения,
посредством которого этот объект высоты выходит из себя и уходит в себя. По этой
причине опыт фрустрации, то есть переживание ухода в себя, или сущностной утраты
хорошего объекта, принадлежит депрессивной позиции. Шизоидная позиция вся
исполнена агрессивности, выплескиваемой или претерпеваемой посредством
механизмов интроекции и проекции. В напряженном отношении между расчлененными
частями и телом без органов все является страданием. и действием, все является
коммуникацией тел в глубине - атакой и защитой. Здесь нет места для
обездоленности и фрустрации, которые появляются по ходу шизоидной позиции, хотя
они проистекают из другой позиции. Именно поэтому депрессивная позиция подводит
нас к чему-то, что не является ни действием., ни страданием, а именно - к
бесстрастному удалению или сжатию. И именно по этой причине
маниакально-депрессивная позиция, по-видимому, наделена жестокостью, которая
отличается от параноидально-шизоидной агрессивности. Жестокость включает в себя
все моменты любви и ненависти, даруемые свыше хорошим, но утраченным объектом,
который исчезает и всегда дает лишь то, что давал
253 ЛОГИКА СМЫСЛА
уже прежде. Мазохизм относится к депрессивной позиции не только по тем
страданиям, которым он подвергается, но тем, какие он любит причинять,
отождествляясь с жестокостью хорошего объекта как такового. Садизм, с другой
стороны, зависит от шизоидной позиции не только в отношении страданий, которые
он причиняет другим, но также и в отношении страданий, причиняемых самому себе
посредством проекции и интернализации агрессивности. Мы видели уже с другой
точки зрения, что алкоголизм соответствует депрессивной позиции, играя роль
высшего объекта, его утраты и закона этой утраты в совершенном прошедшем
времени. Мы видели, как он, в конце концов, восстанавливает жидкий принцип
шизофрении в своем трагическом настоящем.
И тогда появляется первая стадия динамического генезиса. В глубине шумно:
хлопки, треск, скрежет, хруст, взрывы, звуки разбиваемых вдребезги внутренних
объектов, а кроме того - нечленораздельные и бессвязные спазмы-дыхания тела без
органов, вторящие им, - все это образует звуковую систему, свидетельствующую об
орально-анальной прожорливости. Эта шизоидная система напоминает об ужасном
предсказании: говорение приобретет форму поедания и испражнения, язык и его
единоголосие будут лепиться из дерьма... (Арто говорит о "какашке бытия и его
языке"). Точнее говоря, первый грубый вариант такой лепнины и первую стадию
формирования ее языка обеспечивает хороший объект изложенной выше депрессивной
позиции. Ибо именно этот объект среди всех звуков глубины выделяет Голос. Если
мы примем во внимание характеристики хорошего объекта (который обнаруживается
только как утраченный, который появляется впервые как уже прежде бывавший и так
далее), то все выглядит так, будто они неизбежно сплетаются в голос, который
говорит и исходит с высоты5. Сам Фрейд подчеркивал акустическое происхождение
суперэго. Для ребенка первое приближение к языку состоит в освоении его как
модели
_____________
5 Используя терминологию Лакана, Ребер Пюжо замечает: "Утраченный объект может
быть только наделен значением, а не переоткрыт..." ("Approche theorique du
fantasme", La Psychanalyse, nе 8, 1964, p.15.)
254 ОРАЛЬНОСТЬ
предсуществующего, как указывание на целый мир всего, что уже есть, как родного
голоса, который посвящает в традицию. Он воздействует на реб¤нка как орудие
именования и требует от него вовлечения даже до того, как ребенок начинает
[по-настоящему] понимать. Этому голосу определенным образом доступны все
отношения организованного языка: он денотирует или хороший объект как таковой,
или, напротив, интроециро-ванные объекты, он кое-что сигнифицирует, а именно,
все понятия и классы, которые структурируют область предсуществования; и
манифестирует эмоциональные вариации целой личности (голос, который любит и
успокаивает, упрекает и бранит, который сам жалуется на раны или исчезает и
хранит молчание). Хотя в этом голосе и представлены отношения организованного
языка, он еще не способен понять организующий принцип, согласно которому сам
стал бы языком. Итак, мы остаемся вне смысла, вдалеке от него, на этот раз в
пред-смысле высоты: голос еще не располагает единоголосием, которое превратило
бы его в язык, и, обладая единством только благодаря своему высокому положению,
.остается вплетенным в равноголосие своих денотаций, в аналогию своих
сигнификаций и амбивалентность своих манифестаций. По правде говоря, поскольку
он денотирует утраченный объект, то неизвестно, что собственно дено-тируется;
неизвестно, что сигнифицируется, когда он сигнифицирует порядок предсуществующих
сущностей; неизвестно, что манифестируется, когда он манифестирует уход в
собственное первоначало, то есть в молчание. Это сразу и объект, и закон его
утраты, и сама эта утрата. В самом деле, в качестве суперэго это голос Бога - то
есть того, кто запрещает, а мы даже не знаем, что именно запрещено, поскольку
узнать об этом можно только с его санкции. В этом парадокс голоса, который в то
же время отмечает недостаточность всех теорий аналогии и равноголосия: голос
располагает отношениями языка, не обладая его условием; он ждет события, которое
превратит его в язык. Это уже не шум, но еще и не язык. Но мы - по крайней мере
- можем оценить прогресс вокального по отношению к оральному и первичность
такого депрессивного голоса по отноше-
255 ЛОГИКА СМЫСЛА
нию к звуковой шизоидной системе. Голос не в меньшей степени противоположен
шумам, когда он заставляет их умолкнуть, чем когда он сам стонет от их агрессии
или хранит молчание. В наших снах мы постоянно переживаем переход от шума к
голосу. Исследователи правильно отмечают, что звуки, достигая спящего,
организуются в голос, готовый разбудить последнего6. Пока мы спим, мы
шизофреники, но становимся маниакально-депрессивными вблизи точки пробуждения.
Когда шизоид пытается защититься от депрессивной позиции, когда шизофреник
регрессирует по ту сторону этой позицию, то это происходит потому, что голос
угрожает всему телу, благодаря которому он действует, точно так же как он
угрожает внутренним объектам, от которых страдает. Это как в случае шизофреника,
изучающего язык, когда материнский голос должен быть незамедлительно разложен на
буквенные фонетические звуки и заново собран в неартикулированные блоки. Кража
тела, мысли и речи, которой подвергается шизофреник в своем противостоянии
депрессивной позиции, - это еще не все. Нет нужцы гадать, первичны ли эхо,
принуждение и кража, или же они только вторичны по отношению к автоматическим
феноменам. Это ложная проблема, поскольку то, что украдено у шизофреника, - это
не голос; а то, что голос украл у высоты, - это, скорее, вся звуковая
пред-голосовая система, которую он сумел превратить в свой "духовный автомат".
_____________
6 Cf. Bergson, L'Energie spirituelle, Paris, P.U.F., pp. 101-102.



Двадцать восьмая серия: сексуальность
У слова "частичное" два смысла. Во-первых, оно обозначает состояние
интроецированных объектов и соответствующее состояние влечений, привязанных к
этим объектам. С другой стороны, оно обозначает избранные телесные зоны и
состояния влечений, для которых первые служат "источником". Есть объекты,
которые сами могут быть частичными: грудь или палец для оральной зоны,
экскременты - для анальной зоны. Не стоит, однако, смешивать эти два смысла.
Часто отмечается, что два психоаналитических понятия - стадии и зоны - не
совпадают. Стадия характеризуется типом деятельности, которая ассимилирует
другие типы деятельности и реализует в определенном виде смесь влечений,
например, на первой - оральной - стадии всасывание, ассимилирующее также и анус,
или испражнение на анальной стадии, следующей за первой и наследующей от нее
рот. Зоны, напротив, представляют собой изоляцию территории и действия, которые
"инвестируются" в эту территорию, а также влечения, которые находят теперь в ней
особый источник. Частичный объект стадии дробится действиями, которым он
подчинен. С другой стороны, частичный объект зоны отделен от своего целого
территорией, которую он занимает и которая ограничивает его. Конечно,
организация зон и организация стадий происходит почти одновременно, поскольку
все упомянутые позиции вырабатываются в течении первого года жизни, причем
каждая из них вторгается в предыдущую и вмешивается в ее течение. Но главное
отличие в том, что зоны - это факты поверхности, а их организация включает
закладку, открытие и вложение третьего измерения, которое уже не является ни
глубиной, ни
257 ЛОГИКА СМЫСЛА
высотой. Можно было бы сказать, что объект зоны "проецируется", но тогда такое
проецирование - уже не глубинный механизм. Оно указывает теперь на поверхностную
операцию - то есть операцию, происходящую на поверхности.
Согласно фрейдовской теории эрогенных зон и их связи с перверсией, можно
выделить третью позицию - сексуально-извращенную. Ее автономия основывается на
соответствующем ей измерении: сексуальное извращение отличается как от
депрессивного подъема или преображения, так и от шизофренического низвержения.
Эрогенные зоны вырезаются на поверхности тела вокруг отверстий, отмеченных
слизистыми оболочками. Когда люди замечают, что внутренние органы тоже могут
стать эрогенными зонами, то это выглядит как следствие спонтанной топологии
тела. Согласно последней, как сказал Симондон по поводу мембран, "все содержимое
внутреннего пространства топологически находится в контакте с содержимым
внешнего пространства на пределах живого"1. Мало сказать, что эрогенные зоны
вырезаны на поверхности, ибо поверхность не предшествует им. Фактически, каждая
зона - это динамическая формация поверхностного пространства вокруг
сингулярности, заданной отверстием. Она может быть продолжена во всех
направлениях, вплоть до окрестности другой зоны, зависящей от другой
сингулярности. Наше сексуальное тело - это изначально клоака Арлекина. Каждая
эрогенная зона неотделима от одной или нескольких сингулярных точек, от
сериального развития, строящегося вокруг сингулярности, и от влечения,
устремляющегося на эту территорию.