оворите то, что неверно, никогда не говорите то, что неприятно". Вся речь должна быть правдива, приятна и приемлема. О приемлемости речи слишком часто забывается действующими из самых лучших побуждений людьми, которые даже гордятся своей откровенностью, когда на самом деле они являются просто грубыми и безразличными к чувствам тех, к кому обращаются. Но это не соответствует ни хорошему воспитанию, ни религии, ибо грубость чужда религии. Религия сочетает в себе совершенную истину с совершенной учтивостью. Более того, излишнее, бесполезное является вредным; постоянное кипение ненужных эмоций в пустой болтовне и светских разговорах несет в себе немало вреда. Люди, которые не переносят молчания и постоянно болтают, попусту растрачивают свои интеллектуальные и моральные силы и к тому же произносят сотни глупостей, которые лучше было бы оставить невысказанными. Боязнь молчания является признанием умственной слабости, а спокойное молчание лучше, чем глупая речь. В молчании эмоции растут и крепнут, оставаясь под контролем; и таким образом увеличивается побуждающая сила характера, а также приводится в подчинение. Способность оставаться безмолвным имеет большую силу и часто оказывает в высшей степени успокаивающее действие; с другой стороны, тот, кто научился быть молчаливым, должен тщательно следить за тем, что его молчание не было в ущерб его учтивости, чтобы он своим неуместным молчанием не заставил других чувствовать себя неловко и не приводил их в уныние.
      Некоторые могут опасаться, что такое обдумывание перед высказыванием, как описано выше, может довольно сильно затруднить обмен мыслями и чуть ли не парализовать беседу. Но все, кто уже практикует такой контроль подтвердят, что после непродолжительной тренировки никакого заметного интервала перед ответным высказыванием не наблюдается. Действие ума быстрее молнии, и он пробежит по тем моментам, что следует принять во внимание, в одно дыхание. Верно, что сначала будет наблюдаться небольшая заминка, но через несколько недель никакой паузы уже не понадобится, и обзор предполагаемого высказывания будет выполняться достаточно быстро, чтобы не служить какой-либо помехой. Многие ораторы могут засвидетельствовать что во время быстрого потока речи, ум остается спокойным, рассматривая альтернативные сентенции и взвешивая их возможные достоинства до тех пор, пока не будет выбрана одна, а остальные отброшены; в то же время никто из увлеченной аудитории не будет ничего знать или предполагать, что за такой быстрой речью скрывается подобное отборочное действие.
      Третий метод овладения эмоцией заключается в воздержании от действия под влиянием порыва. Поспешность действия характерна для современного ума, а также избыток готовности, что является его положительной чертой. Если мы посмотрим на жизнь спокойно, то поймем, что не существует никакой необходимости в спешке, времени всегда оказывается достаточно; и действие, каким бы быстрым оно ни было, должно быть хорошо обдуманно и неспешно. Когда от какой-либо сильной эмоции приходит импульс, и мы, не раздумывая, тут же ему подчиняемся, то поступаем неразумно. Если мы научимся думать, прежде чем действовать во всех обыденных делах, то если произойдет несчастный случай или что-то иное, требующее незамедлительных действий, быстрый ум взвесит требования момента и тут же отреагирует действием, но при этом не будут никакой спешки, никаких необдуманных неразумных ошибок. 
      Но кто-то может задать вопрос: "А не должен ли я следовать своей интуиции?" Порыв и интуиция очень часто путаются, хотя они радикально отличны по происхождению и своим характеристикам. Порыв берет начало от сущности желания, от сознания, функционирующего в астральном теле, и является энергией, выплескивающейся  наружу, в ответ на раздражитель, энергией, не управляемой разумом, стремительной, опрометчивой, безрассудной. Интуиция же берет начало от духовного "Я" и является энергией, льющейся наружу чтобы удовлетворить требования извне, энергией, направляемой духовным "Я", сильной, спокойной, целенаправленной. До тех пор, пока природа не будет полностью уравновешена для различения порыва и интуиции требуется спокойное обдумывание, и при этом непременным является некоторое промедление; при таком обдумывании и промедлении порыв утихает; интуиция в таких случаях становится отчетливее и сильнее: спокойствие позволяет низшему уму услышать ее и почувствовать ее невозмутимую настоятельность. Более того, если то, что кажется интуицией, в действительности является советом некого высшего Существа, то во время нашей спокойной  медитации  он  прозвучит  громче  о  совершенно  не  потеряет  в  силе  вследствие  такого  спокойного промедления.
      Верно, что уступка безудержному порыву несет в себе определенное удовольствие, и что навязываемое сдерживание является некоторое время болезненным. Но попытка жить высшей жизнью изобилует отказами от удовольствий и принятием боли: постепенно мы начинаем чувствовать, что в неторопливом обдумывании действий больше радости, чем в уступчивости беспокойному порыву, и что мы избавились от постоянного источника сожаления. Ибо такая уступчивость постоянно является источником сожаления, а порыв оказывается ошибкой. Если предполагаемое действие полезное, то тщательное обдумывание сделает намерение совершить его сильнее, а не слабее. А если с обдумыванием намерение ослабеет, тогда можно быть уверенным, что его источником является низшее, а не высшее.
      Ежедневная медитация, тщательное обдумывание высказываний и отказ поддаваться порыву являются основными методами превращения эмоций из опасных хозяев в полезных слуг.
      
       12. Использование эмоции.
      Только тот может использовать эмоцию, кто стал ее господином и знает, что эмоции - это не он сам, а всего лишь игра в оболочках, в которых он обитает, обусловленная взаимодействием между "Я" и "Не-Я". Их постоянно мечущаяся природа говорит о том, что они относятся к оболочкам; они приводятся в действие вещами извне, на которые сознание отвечает изнутри. Отличительной чертой сознания, которая порождает эмоции, является Блаженство, а удовольствие и боль являются движениями в оболочке желания, вызванными контактами с внешним миром и ответом на них через эту оболочку "Я" как Блаженства: точно также как мысли являются движениями, обусловленными сходными контактами и ответом на них "Я" как Знания. Когда "Я" познает себя и отличает себя от своих оболочек, оно становится владыкой эмоций, а удовольствие и боль становится в равной мере формами Блаженства. С продвижением вперед обнаруживается, что под давлением удовольствия и боли достигается большее равновесие, и что эмоции больше уже не нарушают уравновешенность ума. До тех пор, пока удовольствие возвышает, а боль парализует, до тех пор выполнение долга удерживается и затрудняется, до тех пор человек остается рабом, а не хозяином своих эмоций. Когда он научиться управлять ими, то сможет ощущать самую большую волну удовольствия и самые острые муки боли; и все же его ум будет оставаться непоколебимым и спокойно заниматься своим прежним делом. И тогда, что бы ни пришло, все обращается на пользу. Из боли черпается сила, в то время как из удовольствия черпается жизненность и мужество. Все из мешающих препятствий превращается в силы, оказывающие помощь. В качестве примера такого использования эмоции может служить ораторское искусство. Вы слушаете человека, зажженного страстью, его слова спотыкаются друг о друга, его жесты неистовы; он одержим, охвачен эмоцией, но он не оказывает воздействие на свою аудиторию. Оратор, увлекающий аудиторию, является хозяином своих эмоций и использует их для того, чтобы воздействовать на свою аудиторию. Его слова взвешены и хорошо подобраны даже в стремительном потоке речи, его жесты уместны им величественны. Он не чувствует эмоций. Он пережил их раньше, и теперь использует свое прошлое, чтобы творить настоящее. Способность использовать эмоции пропорциональна тому, как сильно ощущал и насколько высоко поднялся оратор над ними. Человек, не обладающий сильными эмоциями, не может быть великим оратором: величие растет с тем, как эмоции подчиняются контролю. При тщательном размещении взрывчатого вещества и неторопливом поднесении спички взрыв получается намного эффективным, чем когда взрывчатка сбрасывается кое-как, а вслед за ней летит спичка в надежде на то, что что-то да загорится.
      Когда кто-нибудь возбужден эмоцией, то четкое видение, необходимое для полезной работы, оказывается смазанным. Ценным помощником является тот человек, который спокоен и уравновешен и в то же самое время полон сочувствия, Каким же доктором может быть тот, кто посреди операции разрыдается? И все же многие люди настолько расстраиваются при виде страдания, что все их существо оказывается потрясено им, и таким образом они лишь усиливают страдание, вместо того, чтобы облегчить его. Все эмоции вызывают сильные колебания, которые передаются от одного человека другому. Действенный помощник должен быть спокойным и уравновешенным, остающимся невозмутимым и излучающим спокойствие. Тот, кто стоит на возвышающейся над бурлящими волнами скале, может скорее помочь другому подняться на безопасное место, чем если бы он сам боролся с волнами.
      Другим использованием эмоций, когда они находятся в полном подчинении, является пробуждение в другом человеке полезной ему эмоции посредством активации и проявления соответствующей эмоции у себя. Если человек разгневан, то естественным ответом на его колебания у человека, с которым он встречается, также является гнев, ибо все колебания имеют тенденцию воспроизводится ответно, так как все мы имеем тела эмоций, то любое тело, колеблющееся рядом с нами, будет склонно определенным образом вызывать сходные колебания и у нас, если в наших телах имеется соответствующая материя. Гнев пробуждает гнев, любовь пробуждает любовь, нежность пробуждает нежность. Когда мы являемся хозяевами своих эмоций и чувствуем, как волна гнева поднимается в ответ на колебания гнева у другого, мы должны сразу же взять подобный ответ под контроль и, оставаясь невозмутимыми, дать волнам гнева разбиться друг о друга. Человек, который может удерживать свое тело эмоции спокойным, в то время, как таковые других, окружающих его людей, сильно колеблются, хорошо усвоил урок самоконтроля. Когда это достигнуто, человек готов предпринять следующий шаг, встретить колебания вредной эмоции с колебаниями соответствующей полезной, и таким образом он не только удерживает себя от гнева, но и посылает колебания, которые имеют свойство гасить колебания гнева другого. На гнев он отвечает любовью, на ярость добротой.
      Поначалу этот ответ должен быть преднамеренным, имеющим определенную цель. Его можно попробовать попрактиковать на разгневанных людях. Когда такой человек встречается на нашем пути, мы пробуем это на нем. Вначале такая попытка, без сомнения, будет сухой и холодной, любить в ней будет только воля, без участия эмоции: но спустя некоторое время волеизъявление любить пробудит небольшое количество эмоции, и наконец, выработается привычка, и доброта станет спонтанным ответом на грубость. Практика такого постоянного, намеренного ответа на колебания вредных эмоций, приходящих к нам извне, выработает в теле эмоции привычку, и оно будет автоматически отвечать должным образом.
      То же самое говорят и все великие учителя этики: "Отвечайте добром на зло". И это учение основано на таком взаимообмене колебаниями, вызванными эмоциями любви и ненависти. Ответ злом усиливает его, тогда как ответ добром нейтрализует его. Пробуждение эмоций любви и других посредством посылки им потока таких эмоций, чтобы усилить все, что в них есть хорошего, и ослабить все, что есть плохого, является высшей целью, на достижение которой мы можем направить наши эмоции в нашем повседневном услужении человеку. Неплохо держать в памяти список соответствующих эмоций и поступать согласно ему, отвечая на гордость смиренностью, на грубость - сочувствием, на заносчивость - покорностью, на резкость - мягкостью, на раздражительность - спокойствием. Таким образом воспитывается характер, который отвечает на все злые эмоции соответствующими добрыми и действует как благословение на всех окружающих, уменьшая в них зло и укрепляя добро.
      
       13. Значение эмоции в эволюции.
      Мы видели, что эмоция является движущей силой человека, и чтобы превратить ее в помощника эволюции, мы должны использовать ее для возвышения и не позволять ей разлагаться. "Я" в своей эволюции нуждается в "точках, которые бы тянули его вверх" - гласит The Voice of the Silence (Голос Безмолвия), - так как путь вверх крут и притягивающие объекты над ними, к которым мы можем стремиться, являются помощью, которую невозможно переоценить. Только мы слишком часто отстаем на своем пути и не чувствуем никакого желания идти дальше; стремление бездействует; желание подняться исчезло. Тогда мы можем призвать на помощь свои эмоции и, обвив ими какой-либо объект приверженности, получить таким образом необходимый импульс, подъемную силу, который мы так желаем.
      Эта форма эмоции является тем, что часто называется преклонением перед героями, способностью восхищаться и сильно любить того, кто благороднее нас самих; быть способным так любить и восхищаться - значить иметь в своем распоряжении одну из самых мощных возвышающих сил в человеческой эволюции. Преклонение перед героями часто осуждается, потому что найти совершенный идеал среди людей, живущих в этом мирке, невозможно; однако неполный идеал, который можно любить и к которому стремиться, также является помощью в ускорении эволюции. Верно, что в таком неполном идеале должны быть недостатки, и поэтому необходимо делать различие между героическими качествами и встречающимися наряду с ними слабостями. Внимание должно концентрироваться на героических качествах, которые стимулируют, а не на недостатках, которые пятнают каждого, кто пока еще не превзошел человечество. Признание того, что слабости относятся к "Не-Я" и преходящи, в то время как благородство относится к "Я", которое остается любовь к тому, что является великим, и способность проходить мимо того, что незначительно - вот что является духом, ведущим к почитанию Великих. Тот, кто поклоняется герою, если он чтит величие и не принимает во внимание слабость, берет от своего идеала только хорошее, а самому герою достанется карма его собственных недостатков.
      Но если мы таким образом видим благородство "Я" среди множества человеческих слабостей, то поступаем только так, как должны поступать в отношении всех людей, и зачем тогда делать героя из кого-то, в ком еще осталась какая-либо человеческая слабость?
      В связи с той помощью, которую наш герой оказывает нам в качестве вдохновения и как мера наших собственных достижений. Никакого обыкновенного человека нельзя сделать героем; влечение к почитанию героя возникает лишь только тогда, когда его "Я" сияет с большим великолепием, чем обычное. Человек является героем, хотя он пока еще не сверхчеловек, а его слабости лишь пятна на солнце. Пословица гласит: "Хозяин не может быть героем для своего лакея". Циник читает это как означающее, что самый героический человек обязан свои наличием отдаленности. А не означает ли это, скорее, то, что душа слуги, занятого чисткой сапог и завязыванием галстука, не может должным образом оценить то, что делает героя героем, та как не имеет в себе ничего такого, что было бы созвучным с тем, что есть у героя? Ибо быть способным восхищаться означает быть способным достичь, а любовь и почтение к великим является признаком того, что человек сам становится таким, как они.
      Когда таким образом пробуждается эмоция, мы должны оценивать самих себя по своему идеалу и стыдиться думать и делать то, что смогло бы вызвать тело печали в глазах того, кого мы почитаем, Его при отсутствие должно нас возвышать до тех пор, пока оценивая себя в свете больших достижений, мы не найдем, что и сами начали приближаться к ним.
      То, что чистый свет "Я" не изливается ни от кого из тех, кто бредет по грязным дорогам земли, верно, но существуют некоторые люди, которые дают достаточно света, чтобы осветить тьму и помочь нам увидеть, куда ставить ноги. Лучше благодарить и почитать их, радоваться им и быть довольными ими, чем умалять их из-за того, что некоторые штрихи человеческих слабостей еле опутывают их ноги. Воистину благословенны те, кто выбрал себе героя, а следовательно, признают свою древнюю родню; их ожидают открытые ворота к высшим целям; чем больше они любят, чем больше они почитают, тем быстрее приблизятся к этим воротам. Нет лучшей кармы для человека, чем найти героя, который стал бы ему спутником до самого входа, нет печальнее кармы, чем, увидев такого спутника в момент озарения, затем отвернуться, будучи ослепленным несовершенством, от которого не избавится.
          
       ПРИЛОЖЕНИЕ 6
       
       Анни Безант
"О  некоторых  затруднениях
     во  внутренней  жизни"
       (Печатается из сборника статей по теософии  "Вопросы
        Теософии"(вып. 1), С.-Петербург, 1907.)
      
      Всякий человек, серьезно стремящийся жить внутренней жизнью, встречает известные препятствия с самого начала своего пути; препятствия эти повторяются в жизни каждого, так как источник их кроется в человеческой природе вообще, но каждому путнику они кажутся новыми и свойственными лишь ему одному, а поэтому вызывают чувство личного уныния и сковывают силу, необходимую для победы над ними же. Если бы люди понимали, что эти препятствия представляют испытание, общее для всех ищущих (aspirants), то, может быть, знакомство с этим фактом дало бы немного утешения вступившему на духовный путь. Пожатие руки, звук дружеского голоса, говорящего: "Товарищ, и я шел там, где ты идешь, и знаю, что этот путь приведет к цели" - вот что может руководить во мраке ночи и вот что может назваться служением миру.
      На одно из таких препятствий указал мне один мой друг и "спутник", говоря о полученных им советах относительно очищения физической силы. Он не вдавался в подробности, но утверждал с большой ясностью и очевидностью, что для большинства из нас препятствие находится скорее во внутреннем человеке, чем в его оболочках, что для большинства из нас наши тела были бы вполне достаточно хороши, если бы мы попытались настроить их на желаемый лад, и требуют разве лишь немного настройки, но что самому-то человеку крайне необходимо усовершенствоваться. Если не достигается гармония, то на музыканта падает большая ответственность, чем на его инструмент, потому что, если усовершенствуется первый, то и инструмент может сделаться сносным и способным звучать более гармонично, так как гармонию эту порождают пальцы,  прикасающиеся к струнам. Мой друг прибавлял энергично и даже с некоторым пафосом: "Я могу сделать из моего тела все, что захочу, препятствие лишь в том, что сам-то я не хочу".
      Вот, действительно, затруднение, которое испытывает каждый серьезно ищущий. Нужнее всего усовершенствование самого человека, так как его слабость, недостаток воли и упорной решимости служат препятствиями более сильными, чем все те, которые может наше тело представить на нашем пути. Известно много методов, благодаря которым мы можем при желании создать себе тела высшего типа, но как раз <желаниях-то этого у нас слишком мало. Мы обладаем знанием, мы соглашаемся с теми преимуществами, которые дает нам это знание, применяемое на практике, но нам не хватает необходимого импульса,  чтобы  начать  действовать. Основное препятствие находится в нашей сокровенной природе; она инертна, в ней отсутствует охота действовать; дело тут совсем не во внешних препятствиях, которые можно преодолеть, но в том, что человек сам остается недеятельным и просто не хочет их преодолевать. Это состояние повторяется у нас беспрестанно, как будто нашему идеалу не хватает привлекательности; он не может привлечь нас; у нас не лежит сердце к его даже тогда, когда мы логически решили, что его осуществление желательно. Он стоит перед нами, будто пища перед сытым человеком; конечно, это превосходная пища